Ева Север
Трасса Ноль
Моему другу, который говорил: «Не ебатись».
Моему другу, который верил, что одиночества нет.
Моему другу, который однажды отказался взрослеть.
Всем, у кого есть escape-план
Глава 1
День, когда не пришло лето
Яна
Ночью умерла кошка.
Яна не поняла, в какой момент это произошло. В последнее время вообще все ночи для нее слились в единый кошмар с вечно-серыми сумерками за окном, коктейлем из тревоги и недосыпа, дергаными пробуждениями по будильнику раз в полтора часа – время уколов.
И вот теперь Яна сидит на полу, хмурое утро заглядывает в окно, беспощадно высвечивает грязный линолеум, мятый плед и растянувшееся на нем неподвижное тельце.
А ведь ветеринар предупреждал, что так будет. Говорил: усыпите лучше сразу…
– Прости меня. Моя хорошая.
Пальцы бережно гладят потускневшую шерстку, слезы бегут по щекам, капают на рыжую клетку пледа.
«Она умирала одна, пока ты спала рядом!»
Яна ощущает приближение паники, закрывает глаза, пытается удержать истерику. Спазмы сдавливают горло, мешают вздохнуть, руки дрожат, в груди что-то рвется.
В комнате за стеной хлопает дверь, Яна слышит шаги по коридору и вопли с кухни:
– Ну елки, кто опять мой завтрак съел?!
Это общага – здесь все друг у друга воруют.
Кажется, будет скандал: на кухне раздаются недовольные крики, с грохотом падает кастрюля, звенит стекло.
Яна втягивает голову в плечи. Ума лежит неподвижно. А ведь всегда боялась громких звуков…
Дверь с грохотом распахивается, с порога раздается:
– Яныч, а ты не видела…
Яна молчит, сидит на полу, чуть покачиваясь: «Не оборачивайся – все это только сон, пока не заговоришь ни с кем».
– Яночка, ты чего? Ой! Кошка все же издохла?
Кошка. Издохла.
Это выше Яниных сил. То, что сидело в груди, теперь вырывается наружу с диким криком:
– Вон пошли! Вон!!!
Подхватив с тумбочки стеклянный стакан, она запускает его в поспешно закрывающуюся дверь. Стакан попадает в косяк, осыпается вниз сотней осколков.
Крик переходит в рыдание, но не затихает. Яна кричит, захлебываясь слезами, бьет кулаками по полу.
«Теперь можно кричать – Умочка уже не боится…»
Яна ощущает подступающую дурноту, вскакивает. Ванная в конце коридора, последняя дверь направо. Она несется по коридору босиком, как была, в пижаме.
Еле успевает добежать, сгибается над раковиной.
Яну рвет, желудок словно взяли в тиски. Во рту вкус горькой желчи. Глотая слезы, поскуливая, Яна оседает на холодный кафель, бессмысленно разглядывает разбитые костяшки пальцев и бормочет:
– Умы нет. Нету больше Умы…
Ума никогда не была просто кошкой. Она была другом, членом семьи, ангелом-хранителем. С того момента, как семилетней Ясеньке положили на колени серый пищащий комок, утекло много воды.
Вяло и смазанно ползли годы в родном городке под Ростовом. Районная школа, безвкусная овсянка в столовой по утрам. Располневшая и подурневшая раньше времени мать, вечно глядящая исподлобья и словно ждущая от Яси чего-то большего. Веющая тоской пластмассовая реальность жизнерадостно рвется из старенького телевизора на кухне, надежно упрятанный в рюкзак дневник с четверками («Так и останешься на всю жизнь хорошисткой?!»)
Ветки яблони, скребущие в окно, подружки, зовущие покурить за гаражи, – летом, кусачие рейтузы под юбку – зимой. Позже были еще дискотеки с одноклассниками, провонявшими паленой водкой и потом, но все это прошло как-то стороной.
Ярче запомнились старые книги из местной библиотеки. Вот они пахли как нужно: героизмом, отвагой, приключениями и неведомыми странами, в которые из Ростова точно не идет ни один поезд.
Со временем ушла в прошлое Яся, осталась Яна. По-прежнему хорошистка: русая коса, веснушки да сгрызенные ногти. Три подруги, больше на день рождения позвать некого. Книги под подушкой и мечты о большом городе. В общем-то, ничего особенного.
И все это время рядом была Ума Турман. Гладкая серая шерстка, зеленые глазища, откушенный кончик левого уха (соседский пес постарался). Выбирая ей имя, девочка Яся всего лишь отдавала дань моде: той зимой в их классе все были влюблены в Уму. Но серый попискивающий комочек воспринял все всерьез – кошка выросла отчаянной гордой красавицей.
Засыпая, Яна прижимала Уму к груди, слушала незатихающее мурлыканье. Это ей она девчонкой доверяла секреты, с ней мечтала сбежать из дома. Ума грела колени долгими зимними вечерами, с ней было не страшно идти в кладовку за картошкой.
Уехав в Питер поступать в институт, Яна думала оставить кошку дома – чтобы мама не скучала.
Осенью пришлось заселяться в общежитие вдвоем – без хозяйки Ума отказывалась от еды, чахла на глазах, не давалась в руки.
Яна усмехнулась сквозь слезы. Одному Богу ведомо, чего ей в свое время стоило уломать комендантшу.
«С животными в общежитие вход воспрещен!» – и никаких, попробуй поспорить.
Ничего, преодолели и это. В конечном итоге бутылка коньяка и коробка конфет все же решили исход дела.
Правда, подношение основательно подорвало бюджет. Яна с Умой тогда до конца месяца питались макаронами с килькой – и, кажется, были самыми счастливыми обитателями общаги.
Обнимая пушистое тельце перед сном, Яна шептала:
– Мы с тобой банда, слышишь? Никому тебя не отдам!
Ума мурлыкала.
Это были хорошие пять лет.
А теперь она совсем одна. Сидит на грязном полу в пижаме. Сколько времени прошло – полчаса или весь день? Пусто в гулкой душевой, пусто в Яниной голове. Только вяло всплывает одна и та же холодная липкая мысль: «Ты должна похоронить Уму».
Как поступают в таких случаях, Яна не знала.
Когда она наконец поднялась с пола и пошла, шаркая, по длинному коридору, кругом было пусто и тихо. Середина дня, все разошлись по делам. Зайдя в комнату, Яна торопливо оделась: натянула джинсы и свитер, стоя спиной к углу, в котором лежал плед.
На улице было пасмурно, в лицо ударил пронзительный ветер пополам с моросью. Не беда, до магазина недалеко.
«Продукты 24», в дверях, как обычно, пялится в телефон охранник, Тигран. Яна растянула губы в дежурной улыбке.
«Надо же – все как всегда. И я, как всегда, улыбаюсь, будто и не случилось ничего».
– Здравствуйте! А у вас коробки не найдется?
– Переезжаете? – охранник цыкнул, награждая Яну ответной широкой улыбкой.
– Угу, – она сглотнула. – Небольшая, вот такого размера где-то.
Показав руками примерный размер коробки, Яна заметила, что ладони дрожат. Она поспешно опустила руки.
– Ща, посмотреть надо…
Парень махнул рукой и скрылся в недрах магазинчика. Вернулся через пару минут, гордо неся слегка помятый картонный ящик из-под фруктов.
– Сойдет?
– Спасибо! – Яна перевела дух и продолжила ровным голосом: – А лопаты не найдется?
Охранник недоуменно уставился на Яну и вопрошающе всплеснул руками.
– Спасибо, – повторила она и побрела обратно, зажав под мышкой коробку.
Лопата нашлась в кладовке общежития, у комендантши. Та не стала задавать вопросов: видно, уже была наслышана.
Полчаса спустя, держа на вытянутых руках коробку и неловко зажав под мышкой лопату, Яна поджидала электричку на продуваемом перроне – благо, от общаги до станции недалеко.
Она уже знала, куда повезет Уму.
Сид
Все же лето в Питере – дурацкая пора. Вроде июнь по календарю, а погода не шепчет.
Сид недовольно покосился на открытую форточку, сморщил нос и спрятался с головой под одеялом.
Рядом посапывала Дашка. Ощутив под боком тепло женского обнаженного тела, Сид блаженно улыбнулся и прижался к ее спине, закопался лицом в копну каштановых кудряшек.
– М-м, доброе утро, – мурлыкнула Дашка, завозившись под одеялом.
– Доброе, – Сид поцеловал девушку в ухо, чуть прикусив мочку. – Как спалось на новом месте?
Хихикнув, Дашка чмокнула Сида в нос и широко улыбнулась:
– Как дома! Еще бы кофе кто угостил…
– Сделаем! Может, только чуть позже, – довольно хмыкнул Сид.
Приподнявшись на локте, он обнял девушку и настойчиво поцеловал ее в губы.
Полчаса спустя Сид стоял на пустой кухне, гипнотизируя кофейную турку на походной горелке.
Вообще-то, кухней это можно было назвать только с большой натяжкой. Белые стены, бетонный пол, грубо сколоченный стол-верстак да колченогий табурет скорее подошли бы студии-мастерской. В деревянном ящике на столе хранились продукты: банки с макаронами и крупами, мешочки со специями, жестянки с консервами. На подоконнике разместилась нехитрая утварь: закопченный котелок, сковородка, пара чашек и мисок.
Женщины при виде такого быта приходили в ужас или умилялись. Сиду это льстило. «Живу по-походному, как Джек Лондон на Аляске» – так он пояснял.
Бросив взгляд в полутемный коридор, Сид несколько секунд задумчиво разглядывал себя в пыльном зеркале. Голый, с бритым черепом и рыжей щетиной на подбородке, поджарый, как ирландский сеттер, и такой же заводной. Татуировка на ребрах, шрамы на животе и под лопаткой – как вехи прожитых лет.
Обычно Сид себе безусловно нравился. Но этим хмурым утром в зеркале ему померещилось что-то, неприятно цепляющее. Раздражающее, как трещина на любимой чашке.
– Эй, парень, веселей! – привычно подмигнув собственному отражению, Сид отвернулся к окну.
Небо хмурилось, тополя под окном сгибались на ветру. Легкое раздражение и не думало уходить, наоборот, сменилось меланхолией и, кажется, пустило корни, грозя испортить и без того серое утро.
Что-то вертелось в голове и смутно беспокоило, мешало расслабиться. В памяти всплывали обрывки сна. Снилась какая-то гадость: гулкий пустой коридор, скучная комната, чувство безысходности, притаившееся в углу. Потом были еще хмурое северное море, мертвая сосна с побелевшими корнями, торчавшими из песка, и пронзительный ветер. Нет, не вспомнить.
Кофейная пенка зашипела, переливаясь через край турки. Крошечный огонек горелки погас, запахло газом.
– Твою мать, – зашипел Сид и кинулся спасать остатки кофе.
Дашка не спала. Сидела на краю постели, подобрав под себя ноги и укутавшись в плед. Каштановая прядь выбилась из-за уха и падала на обнаженную грудь.
– Блин, как ты так вообще живешь? – она недоуменно обвела рукой комнату.
– А, ерунда, – Сид привычно улыбнулся. – Раньше здесь и кровати не было – только палатка прямо посреди комнаты. В ней и спал.
– Ну, если матрас на полу можно назвать кроватью, то прогресс налицо! – девушка хихикнула и потянулась к Сиду. – Кофе принес? Иди сюда…
Сид поставил две дымящиеся чашки на старомодную колонку от магнитофона, служившую прикроватной тумбочкой.
Помедлил секунду и пододвинул к постели плетеное кресло. Устроился в нем, потянулся за кофе и подмигнул Дашке. Та тут же с готовностью улыбнулась в ответ. Молодая, сильная и почти красивая. Сид даже залюбовался ею.
Кофе ощутимо горчил. Отставив чашку, Сид поднял с пола пачку сигарет и закурил.
– Ну так что? Как ты дошел до жизни такой, приятель? – Дашка растянулась на кровати, грея руки о кружку.
Сид неожиданно разозлился. Формулировка показалась ему оскорбительной. Но, бросив взгляд на подругу, все же сделал над собой усилие и расслабился – слишком уж весело и тепло смотрела девушка.
– Даже не знаю, что сказать, бэби, – излюбленное его начало для этой байки. – Мама у меня была из первых хиппи.
– М-м, что ты говоришь?
Дашка тряхнула головой, отбрасывая с глаз пушистую челку.
– Помню, как-то пришел к ней, – Сид затянулся и сделал паузу, – и спрашиваю: «Мам, я дитя любви?»
– Ну? – подогнала Дашка.
– А она отвечает, – Сид улыбнулся, выдерживая паузу и наслаждаясь вниманием. – «Нет, ты дитя очень хорошего секса!»
В комнате повисло молчание, затем Дашка неуверенно прыснула.
– Н-да… – протянула она. – Истории у тебя… И что, это все из-за твоей мамы?
– Что «это все»? – не понял Сид.
Он привычно обвел взглядом комнату. Голые стены, изначально выкрашенные в белый цвет, теперь пестрели рисунками и надписями. Пол в теплых тонах удачно перекликался с резным деревянным жирафом на подоконнике. В углу громоздился мольберт.
В этой квартире прошло детство Сида. Когда-то, очень давно, стены комнаты были оклеены обоями – впрочем, их тоже было не разглядеть из-за рисунков и плакатов рок-звезд, которых так любила его мать.
А в соседней комнате жили дедушка, военный врач на пенсии, и остроносый рыжий мальчик. Мальчик тоже, как и его мать, любил рисовать и слушать трофейные пластинки. Только вот в эту комнату его почти никогда не пускали.
Сигарета догорела до фильтра и обожгла пальцы. Сид вздрогнул и торопливым движением отправил бычок в пепельницу.
– Знаешь, – проговорил он безмятежным тоном. – А ведь ты права. Да, это все именно из-за той истории.
Помолчав, он встряхнулся и бодро хлопнул себя по коленям.
– Ну, Дашик, спасибо, что зашла! Думаю, тебе пора.
– Чего? – девушка вытаращила глаза. – То есть как «пора»? Я же еще даже не…
– Извини, бэби! – Сид уже поднялся и принялся деловито сновать по комнате, подбирая с пола ее одежду. – На работу опаздываю.
– Но… То есть, конечно, как скажешь.
Дашка начала одеваться в недоуменном молчании. Сид едва сдерживался, чтобы не начать подгонять ее.
Через десять минут, закрыв за подругой дверь, он облегченно выдохнул и прислонился спиной к стене. На тумбочке в коридоре валялся мобильный.
Сид взял его и задумчиво нашел в телефонной книжке номер. Помедлил и стер его.
Тишина в квартире давила, словно принуждая к чему-то. За окном пошел дождь.
– Соберись, парень, come on!
Сид провел рукой по лицу, заметив, что пальцы слегка дрожат. Нет, утро явно не задалось.
Если бы еще не этот дурацкий сон…
Сид неожиданно почувствовал, как накатило одиночество. Дернув щекой, он направился на кухню сооружать завтрак. До его смены оставался еще весь день.
Яна
Яна не была в этом месте почти два года, но здесь мало что изменилось. Те же безразличные ко всему волны залива, тот же ледяной ветер, сосны да песчаный пляж.
Вдалеке прогуливалась пожилая супружеская пара, других людей видно не было. Да уж, погода сегодня не летная.
Яна без труда отыскала нужное дерево. Прекрасная раскидистая сосна, росшая немного наособицу от других деревьев, на самой границе песчаного пляжа.
Положив коробку и лопату на песок, Яна выпрямилась во весь рост и постояла с минуту без движения.
Да, без сомнения, место то же. И все же в одну реку невозможно войти дважды. Сосна за каких-то два года одряхлела и почти вся засохла, теперь толстый ствол подставлял ветру безжизненный белый бок.
И лето тоже не то. Тогда светило солнце, стояла жара, на пляже играли в волейбол и жарили шашлыки. А сейчас больше похоже на сентябрь.
Яна потянула носом соленый морской воздух, всхлипнула и не удержалась – положила ладонь на ствол сосны. Она гладила мертвое дерево, нежно и аккуратно обводя пальцами узоры древесины.
Два года. Казалось, с тех пор прошла целая жизнь.
– По большому счету, все женщины – дуры.
Он слегка заикался. Не сильно, иногда почти незаметно. Но, видимо, ему самому это мешало. Яна была хорошо знакома с его привычкой компенсировать заикание уверенным категоричным тоном.
Вот и сейчас вид у него был такой независимый и холодный, что Яне показалось – ее друг где-то очень, очень далеко. Даром что они сидят в обнимку, привалившись к стволу сосны, и Яна чувствует тепло его тела.
Она в тот раз обиделась и моментально завелась:
– Дуры, говоришь? А напомни-ка, кто сессию позавчера закрыл, а у кого два хвоста на осень остались?
Несмотря на разницу в возрасте, они были одногруппниками, и он частенько списывал у Яны. Что, впрочем, не мешало ему считать себя умнее.
– Это не в счет. Диффуры, например, ты благодаря декольте и мини-юбке закрыла.
– Неправда! Я в тот день вообще в штанах пришла!
Яна почувствовала, что краснеет от обиды. Отстранившись, она запальчиво заглянула приятелю в лицо и собралась было окончательно обидеться.
Он сидел неподвижно и искоса глядел на девушку. В его глазах плескался смех, он явно забавлялся ее злостью.
Яне расхотелось спорить. Фыркнув, она ограничилась тычком под ребра:
– Дурак!
Он чуть сильнее прижал ее к себе.
– Может, и дурак. Зато я тебя… Ну, ты знаешь.
На этой фразе он всегда запинался сильнее обычного и еще ни разу не смог договорить до конца. Яна уже привыкла.
Она улыбнулась и спросила очень просто:
– Навсегда?
– А как же…
Потеревшись подбородком о ее макушку, он довольно прищурился. На душе сразу стало легко и тепло. Яна с улыбкой шепнула:
– Спасибо!
Она снова всхлипнула. Руки покраснели на ветру, из носа текло. Пора было браться за дело.
Подобрав с земли лопату, Яна принялась быстро, с остервенением копать яму. Хоть одно хорошо – почва тут мягкая и рассыпчатая.
Дождь все капал и капал, ветер усиливался. Изо рта пошел пар. Яна скосила глаза на коробку, лежавшую неподалеку. Картон промок, посерел и выглядел теперь совсем неопрятно.
Мотнув головой, Яна сосредоточилась на работе.
Их «всегда» закончилось спустя полгода, как-то очень внезапно и буднично. Просто после очередной ссоры Яна собрала вещи и вернулась из их крохотной квартирки в общагу, а он так и не позвонил.
Он перестал ходить в универ, друзья говорили, что запил, но Яна не верила. В конце семестра она нашла его фамилию в списках на отчисление. Больше они не виделись. Яна почти не плакала после их разрыва, только крепче обнимала Уму по ночам во сне.
Два года, а кажется, что двадцать.
Могилка была готова. Стиснув зубы, Яна подошла к коробке, бережно подняла ее на руки и осторожно опустила в яму. Коробка почти ничего не весила.
Не глядя по сторонам, не давая себе времени задуматься, Яна быстро забросала яму землей вперемешку с песком. Поверх насыпала холмик. Чего-то не хватало.
«Какое сделать надгробие?»
У линии прибоя было полным-полно камней, в основном – выглаженная морем галька. Яна бродила по пляжу, внимательно глядя под ноги.
Полчаса спустя над холмиком земли выросла пирамидка из камней, сложенная на манер языческого кургана. Яна аккуратно выровняла последний слой, провела по нему ладонью.
Дождь наконец утих. Небо прояснилось.
Делать здесь больше было нечего, но Яна не могла просто так уйти. К тому же она все равно уже промокла до нитки, да и идти было особо некуда.
Одиночество давило, от него хотелось заскулить, завыть на небо.
Достав из кармана телефон, Яна открыла мессенджер и набрала сообщение: «Ума умерла. Я у нашего дерева. Тут холодно».
Вводя в поиске имя адресата, Яна с удивлением поняла, что до сих пор помнит наизусть все цифры. Она даже не подумала, что он мог сменить номер.
Отправив сообщение, она неуклюже поднялась с земли. Все же пора было идти.
Яна не ждала, что он ответит.
Но через минуту экран телефона ободряюще моргнул.
«Хочешь, приезжай?»
«Ты уверен?»
«Адрес не забыла?»
Конечно, она помнила адрес.
Сид
Сид задумчиво провел рукой по затылку, проверяя, отросла ли щетина. Колючий. Пора бы побриться.
Раньше он носил длинные волосы, подбривая только виски. Рыжеватые пряди слегка вились вокруг худого лица. Девушкам нравилось. Прямо как Иисус, говорили они.
Когда он побрился наголо, никто не оценил.
«У меня такая красивая форма черепа, что я больше не мог это скрывать!» – отшучивался Сид.
На самом деле он обнаружил, что волосы на макушке начали редеть, и решил не дожидаться момента, когда это заметит кто-нибудь еще. Взрослеть, а тем более стареть, казалось обидно и позорно.
Сид зевнул. По-прежнему голый, он сидел по-турецки среди вороха пледов в хаосе не заправленной постели. В руке была книга, бедро слегка холодила прислоненная к нему бутылка. До финала оставалось восемь страниц и еще вина на самом донышке.
Сигареты уже закончились. Скоро все же придется выйти на улицу, ничего не поделаешь.
Где-то в складках простыней ожил телефон. Сид напрягся. Ему показалось, что обычный сигнал оповещения прозвучал как-то особо пронзительно.
Не глядя, он протянул руку и зашарил в поисках телефона. Судорожным движением нащупал и зажал его в ладони.
Сердце глухо стукнуло.
Мертвое дерево, серые волны… Одиночество, царапающее коготками по длинному коридору.
Сид тряхнул головой в попытке отогнать тягостную картинку.
Неожиданно разозлившись на себя, он бросил взгляд на экран телефона. Прочитал сообщение и раздраженно хмыкнул. Начал быстро набирать ответ:
«Ты кто?»
Нет, так не пойдет. Он стер короткий текст, не отправив его.
Сид прекрасно знал, кто это.
«Хочешь, приезжай?»
Помедлив, Сид снова стер сообщение. Не хотел он, чтобы она приезжала. Хотелось сидеть в одиночестве, слушать дождь и читать. Только вот до финала восемь страниц, и дождь перестал.
Зато одиночество осталось. Без него сегодня, похоже, никуда.
Сид бегло набрал третью версию и наконец-то отослал сообщение:
«Привет, солнце! Как раз о тебе думал, фантастика».
Ответ пришел незамедлительно.
«Это магия! Так что, ты в городе? Я в Питере до завтра!»
Сиду показалось, что сегодня всему миру от него что-то нужно. Мир толкал в спину, не позволял остаться дома, под защитой изрисованных стен и резного жирафа. Досада с оттенком обреченности давила, мешая сосредоточиться и путая все карты.
«Для тебя я всегда в городе, бэби!»
Он старался отвечать быстро, не задумываясь. Сид всегда презирал самоанализ, считая его уделом слабаков. Вот и сейчас ему меньше всего хотелось копаться в себе и разбираться, откуда росли ноги у подспудного раздражения и почему так отчаянно хотелось молча выключить телефон.
– Живи, как живешь, и наслаждайся моментом. Ведь так, приятель? – он хмыкнул, привычно надевая фирменную кривоватую усмешку.
Брякнуло новое входящее сообщение:
«Куда пойдем?»
Сид кинул взгляд на стол. Там неопрятной стопкой лежали скомканные сотни, придавленные несколькими монетками. Негусто, а до зарплаты еще неделя.
Он перевел задумчивый взгляд на окно. Дождь и правда перестал, в тучах появился намек на просвет.
«У меня идея на миллион. Только это сюрприз. Одевайся теплее!»
Подумал и добавил:
«Через час на Сенной. Буду ждать тебя, малыш!»
– О’кей, погнали…
Без особого энтузиазма он выпутался из пледа и поплелся в душ. Чтобы разогнать угрюмую тишину, Сид начал насвистывать несложный мотивчик. Он старался не думать о том, как жалко это выглядит.
Они молча стояли на пустынном пляже. За спиной громоздились панельные девятиэтажки, в лицо дул свирепый ветер, на грязный песок набегали бурые волны. По линии прибоя сиротливо валялись несколько бутылок да мотался туда-сюда белый полиэтиленовый пакет.
– Пикник на пляже? Ты серьезно?
Лиза изогнула бровь. Похоже, еще не решила, нравится ей эта идея или нет. Сид решил ей помочь:
– Come on, бэби! Это же круто, в стиле шотландского лета! Я прихватил вино, сыр и еще кое-что.
– За твое «кое-что» тебя рано или поздно посадят, псих! – недовольно бросила Лиза.
Сид саркастически усмехнулся, прищурившись против ветра и разглядывая подругу. Выдержал паузу, отвел глаза и покачал головой.
– Лиза, Лиза… Плоско ты мыслишь. А вот во мне, между прочим, еще не до конца умер романтик!
Девушка молчала.
Сид прямо-таки всей шкурой ощущал на себе взгляд ее настороженных зеленоватых глаз за стеклами очков в строгой черной оправе. Тяжелее свинцового пресса, неотступнее подписки о невыезде.
«А все равно хороша, зараза!»
– Да расслабься уже! Садись лучше, я плед прихватил. Как там Москва? Мы же сто лет с тобой не виделись!
Продолжая болтать, Сид шустро расстелил флисовый плед небесного цвета, небрежно выложил на его середину упаковку сыра с базиликом, складной нож и пакет черешни. Сел сам и приглашающе похлопал ладонью рядом. Покопался в рюкзаке и извлек бутылку розового игристого.
– Это же вроде твое любимое, бэби? Да садись, чего стоишь!
Лиза сдалась. Аккуратно подобрав ноги, она опустилась на краешек пледа.
Новый порыв ветра взъерошил ее черные волосы, нарушил безукоризненную геометрию укладки, швырнул пряди прямо в лицо. Лиза подняла воротник кожаной куртки и недовольно наморщила нос:
– Да уж, с тобой не соскучишься!
Сид развел руками и скромно улыбнулся:
– Какой есть…
Ловко открыв вино, он протянул его подруге. Лиза взяла бутылку и покрутила ее в руках. Нехотя глотнула, но тут же отставила на песок и потянулась в карман – за сигаретами.
Сид наблюдал за ней краешком глаза.
Хорошая девчонка, только слишком уж замороченная. Ему всегда нравились такие, с которыми можно было дурачиться и играть. Такие, которые не носят горькие морщинки у краешка губ. Которые не будут нервно закуривать, готовясь к неприятному разговору.
– Эх, погода-а-а! Майами отдыхает! – Сид расплылся в подчеркнуто шутовской ухмылке и потянулся размашистым жестом.
Сложив руки рупором, он прокричал:
– Э-эй, м-и-и-ир! Я! Тебя! Люблю-ю-ю-ю!!!
Ветер подхватил его вопль и понес дальше, к наглухо задраенным по такой погоде окнам девятиэтажек.
Лиза раздраженно поджала губы, но, встретившись с Сидом взглядом, не удержалась и фыркнула. Затем глубоко затянулась и сощурилась, всматриваясь в линию горизонта.
– Сид.
Она явно решилась. Ее голос был ровным и лишенным эмоций. Плохо, очень плохо. Значит, сильно нервничает. А значит, разговор будет из той же серии, что и всегда.
– Я не просто так тебе написала. Нам надо поговорить.
«Блин. Снова „поговорить“, сколько раз уже…»
Сид потянулся за бутылкой, глотнул. Поймал Лизин взгляд и обезоруживающе улыбнулся:
– Давай поговорим, бэби. О чем?
Лиза отвела глаза и снова уставилась на серые волны. Губа прикушена, руки на коленях сцеплены так, что костяшки побелели.
– О нас поговорить, Сид. О будущем.
Сид приглушил раздражение усилием воли – уж в который раз за сегодня! – и с готовностью кивнул:
– Мы – это прекрасно. Я люблю наше «мы».
– А оно вообще есть?
Лиза резко повернулась к Сиду и уставилась на него с тем же выжидательным настороженным выражением глаз.
Сиду стало смешно и в то же время досадно. Она так старалась следить за лицом и сохранить свою фирменную непроницаемо-ироничную маску, но вот голос – голос подвел. В нем слышались бессонная ночь в поезде, вокзальный кофе вместо завтрака, выкуренные второпях сигареты, горечь, подступающая паника и что-то еще, неизмеримо большее. Бьющее наотмашь. Голос женщины, готовой идти до конца.
Сид заставил себя не отвести взгляда.
– Ну вот он я. А вот ты. Разве мы не вместе сейчас?
Лиза невесело усмехнулась, утопила сигарету в песке, но тут же потянулась за следующей.
– Мне этого мало, ты же знаешь. Мне нужно знать: у нас могло бы что-то получиться? По-настоящему?
Сид чуть не закатил глаза. Но вместо этого он только провел ладонью по бритой макушке. Заговорил негромко, расчетливо добавляя в голос горечи и обреченности:
– Лиз, ну о каком «по-настоящему» ты говоришь? Мы в разных городах. У тебя вся жизнь в Москве, карьера… И ты вообще-то замужем!
Запрещенный прием. Они оба прекрасно знали, что все это вовсе не главное.
– Не увиливай, – Лиза только дернула плечом, – речь не о том. У тебя есть какие-нибудь планы насчет нас?
С планами у Сида всегда было не очень.
Лиза подалась вперед. Она ждала ответа, затаив дыхание и уже не следя за выражением лица.
Сид почувствовал, как защемило под ложечкой.
Она смотрела на него так ищуще. На секунду ему показалось, будто она тонет в бездонном болоте, среди серого тумана, и отчаянно рвется наверх, к воздуху, пытается ухватить его за руку. И, конечно, раз за разом промахивается.
– Как-нибудь займемся любовью в туалете самолета, летящего над Атлантикой. Как тебе такой план? – Сид говорил легко и улыбался так тепло.
Ну вот, он снова сделал шаг назад, спрятал руку за спину. Совсем не трудно, особенно если привыкнуть.
«Ты все сделал правильно, приятель».
Лиза коротко, нервно рассмеялась. Отвернувшись, она порывистым жестом подхватила сумочку.
Однако Сид оказался быстрее. Он цепко ухватил ее за руку, помешал встать.
– А помнишь, я тебе сюрприз обещал?
Потянувшись к рюкзаку, он достал оттуда шуршащий сверток.
– Смотри, бэби!
Лиза обернулась. Глаза жесткие и сухие, спина прямая. А ладонь такая узкая и совсем холодная, безвольная.
– Что это?
Сид развернул сверток, расправил на коленях тонкую, чуть выцветшую бумагу. Покосился на подругу хитро, с прищуром.
– Летающий фонарик? – Лиза фыркнула. – Их же не продают уже лет сто…
– Специально хранил, – Сид гордо улыбнулся. – Для особого случая.
Легко поднявшись на ноги, он протянул Лизе руку:
– Ну что, сделаем это вместе?
Через пять минут они стояли, обнявшись и задрав головы. В небе над ними медленно поднимался, подрагивая на ветру, красный фонарик в форме сердца. Текли секунды. Сердце теряло очертания и постепенно превращалось в одинокую яркую точку на фоне серого неба.
Лиза всхлипнула.
Сид обнял ее крепче, прижался носом к холодной щеке.
– Кстати, насчет планов. Не хочешь через три недели сгонять на Север?
Яна
Она торопливо шла по набережной, глотая слезы. Справа тянулись унылые девятиэтажки, слева… Влево Яна старалась не смотреть. Во-первых, в памяти еще слишком остро топорщилось горбом утро на заливе, те же волны, монотонно набегающие на песок, силящиеся дотянуться до высохшей сосны, но умирающие задолго до нее. Во-вторых, слева дул свирепый северный ветер. Он пробирал до самых костей, терзал душу, оголтело трепал Янины волосы и срывал с глаз слезинки.
В этом районе всегда собачий холод, а до остановки еще полтора квартала. Яна упрямо мотнула головой и вытерла мокрые глаза рукавом куртки.
В ушах безжалостно звенела прощальная фраза, брошенная вдогонку, уже на лестничной площадке. Хлесткие слова отскочили от перил и грязных стен упругими комочками злобы, метнулись вниз по зассанным ступеням, чтобы кинуться Яне под ноги, загнать в вонючий угол, заклевать и добить.
«Дура! Думаешь, я на вагиньем языке понимаю?!»
Голос резкий и холодный, бьет наотмашь. Яна тогда только коротко и оскорбительно рассмеялась в ответ:
«Пошел ты!»
Разве бывают такие голоса у тех, кто только что занимался любовью? Невозможно!
Яна почувствовала, как рот некрасиво кривится, как резко вырывается из него горячий сиплый выдох. Слезы снова побежали из глаз. Яна их уже не вытирала.
Она свернула за угол как раз вовремя, чтобы увидеть хвост отъезжающей маршрутки.
– Подождите! Стойте! – Яна припустила следом, размахивая руками.
Желтая «газель» тряско вильнула грязным задом и скрылась за углом.
– Козел!..
Яна остановилась и потянула воздух носом, восстанавливая дыхание. Бесполезно. Ком в горле не пропускал воздух. Выдохи вырывались вперемешку с всхлипами.
Снова заморосил дождь. Яна понуро побрела обратно к остановке. Там уже, устало вытянув ноги, сидела женщина с парой пухлых хозяйственных сумок. Яна тоже нацелилась было присесть на длинную холодную металлическую скамью. Подойдя ближе, она хлюпнула носом и робко улыбнулась соседке. Женщина ответила осуждающим взглядом и сдвинула сумки поближе к себе.
У Яны вырвался издевательский смешок.
«Ну да, вот только твоих баулов мне и не хватало!»
А потом скользнула взглядом по своему отражению в стекле остановки и испытала болезненный укол стыда. Растрепанная, зареванная, глаза дикие.
