Nina Brock
Я сделал тебе больно
Передо мной красовался скромно сервированный стол, на котором гордо возвышалась горячая тарелка с аппетитным ароматом. Первое блюдо – брюквенный айнтопф, любимое блюдо Саши. Поэтому мой друг сейчас ликовал всей своей душой, что отражалось на его лице. Этот суп сочетает в себе сладость брюквы, нежность картофеля и моркови с пикантностью лука. Густой соус, насыщенный специями, придаёт особенный глубокий вкус, характерный исключительно этому супу. И, по словам Саши, он удовлетворяет как желудок, так и душу. Но в этот раз меня поразило блюдо из картофельного пюре, приготовленного с добавлением сливочного масла и свежих трав. Картофель был таким нежным и воздушным, казалось, он растворяется прямо на моём языке. В качестве гарнира к пюре подавались томлёные овощи, которые оставляли приятное послевкусие и мастерски сочетались с основным блюдом. Да, мясо в рационе их семьи присутствовало нечасто, но при этом другие блюда ничуть не уступали тем, что готовил наш повар, Эвальд, используя самые дорогие и редкие продукты.
На протяжении всего ужина мы занимательно беседовали на разные темы. Саша и дядюшка Йозеф рассказывали мне о своих приключениях из жизни, забавных случайностях и частично о жизненных трудностях, о которых отзывались крайне позитивано. Они адекватно принимали любые проблемы, возникающие в их судьбах. Поэтому я восхищался их страстью к жизни, и способностью находить в простых вещах что-то исключительное. И, когда ужин подошёл к концу, Саша неохотно прощался со мной. Он сначала долго молчал, а потом резко обратился ко мне.
– Робин, я надеюсь, ты услышал мою сегодняшнюю просьбу касательно тех двоих? – его лицо резко переменилось.
Я не понимаю, что именно оно означало. Это не были привычные для его лица чувства злости или огорчения, хотя они имели сейчас явную схожесть с неизвестной мне эмоцией Саши. Однако, я четко понимал одно: говорил он требовательно и без послаблений.
Мне нечего было ему ответить, поэтому я попросту молчал, пристально исследуя каждую деталь его внешности: немного отросшие каштановые волосы, густые хмурые брови и светло-карие глаза, настойчиво смотрящие в самый глубинный уголок моей души. Он был выше меня, этак головы на полторы, как и Фрауке. Мы с ней примерно одного роста, она лишь на немножко выше, чем регулярно мне потыкает. Чтобы отвязаться от его настойчивости, я лишь кивнул и в знак согласия что-то промычал. Он совсем не глупый парень, поэтому его выражение лица не переменилось. Нблюдая за мной и своим отцом вслед, он был, вроде, расстроен или огорчён.
Прости, Саша, но я лишь пешка, которая не способна противостоять более влиятельным людям.
Дядя Йозеф отвёз меня домой к моим опекунам. Я был по-прежнему полон благодарности к семье Шмитт за их гостеприимство и угощением вкуснейшей еды. Каждый момент, проведённый с ними, был сплошным удовольствием.
Нас встретила тётушка Марта, дружелюбно улыбаясь Herr Шмитту и благодаря за то, что он подвёз меня, полостью обеспечив безопасностью. Стоило дядюшке Йозефу уйти, как лицо её резко переменилось, выражая очевидное недовольство.
Поместье семьи Фабьян уже давно погрузилось в пучину тишины: дядя Фридрих, как обычно, работал в своём кабинете, а Фрауке, я уверен, где-то в тени наблюдает за тем, как меня сейчас будут чихвостить. Мы прошли в гостиную – это просторное и уютное помещение, воплощающее в себе роскошь и элегантность. Сейчас здесь темно, лишь пара свечей слабо освещают область с креслом, где моя тётушка предпочитает по вечерам, как сегодня, читать различную литературу, и возвышается изразцовый камин, являющийся основным источником света. Именно на него я всегда смотрю, когда Марта проводит профилактические беседы, основанные на промывке моих мозгов.
На самом деле, Германия с незапамятных времён славилась искусным мастерством отечественных ремесленников. В конце прошлого учебного года нам на уроке истории рассказывали про это, а я с удивительной заинтересованностью внимал всему, что излагал нам Herr Франц-Сигурд фон Циммер. История о старинных изразцовых печах так понравилась мне, что я решил подготовить доклад на эту тему. Тогда я впервые провел совместную работу с тётушкой Мартой, а дядя Фридрих по-возможности помогал нам, находя полезную информацию и давние исторические фотографии печей и каминов. Это одно из немногих воспоминаний, вызывающих во мне отрадное ощущение тепла и спокойствия. Во время работы меня никто не ругал без причины, а наоборот, поддерживали идею моего проекта. Вся эта атмосфера создавала удивительную и душевную гармонию в нашей семье. Именно поэтому я так люблю смотреть на старый, но прекрасный камин, который по сей день греет меня не только пламенем, но и редкостными воспоминаниями о беззаботных мгновениях, проведенных с семьей Фабьян.
К слову сказать, на счет Германии. Наше государство пережило ряд событий, которые многие называют «тяжким бременем». Именно они являются причиной случайной смерти моей дорогой матушки. Совсем недавно Германия именовалась Третьим Рейхом, но почему-то теперь она была переименована на Великогерманский Рейх. Сделано это по приказу Фюрера, которого мой дядя, Фридрих, кротко слушает, и которому безропотно подчиняется. Глава семьи Фабьян всегда дотошно призывает меня к аналогичному поведению, а я только делаю вид, что всё прекрасно осознаю, как взрослый мужчина. А на самом деле осознаю только то, что я обязан так мыслить и действовать, однако не понимаю более глубинного, всего этого взрослого.
Мне не очень понятно, почему так часто меняют название нашего государства, вместо того чтобы остановиться на одном варианте или же оставить как было.
Почему все в Великогерманском Рейхе стали такими злобными, недовольными и, очевидно, несчастными? И ради чего так страстно возвышать Фюрера?
Но я знаю одно: спросить об этом мне не у кого. К моему дяде подходить очень страшно – он яро старается заполнить мой мозг всей этой сложной информацией явне не для того, чтобы я в последствии распрашивал о значении всех его сказанных мне слов и моих обязанностях. Думаю, Herr Фридрих выбранит меня по полной за возникшие нелепые вопросы. Как однажды мне прилетело так, что я ещё долгое время не мог сидеть ни на стуле, ни на мягком кресле. В ту пору ме удавалось не более чем лежать, да и то, желательно не на спине. Это был первый и последний раз, когда меня отлупили, но я чётко усвоил, что дядя Фридрих на мою глупость реагирует неблагосклонно.
Что касается женщин в нашей семье, на деле они толком ничего не способны объяснить, лишь делают умный вид, словно действительно разбираются в этих заумных понятиях, которые для меня оказались непостижимыми. Даже с учётом того, что мой мозг быстро усваивает информацию из научных статей за короткий промежуток времени – не зря в школе я незыблемо держу за собой звание лучшего ученика и одорённого ребёнка города В.
Однажды я попытался обратиться к Саше с этими вопросами, да только испортил настроение своему другу. Он на дух не переносит разговоры относительно этой темы, поэтому его особенно не хочу докучать. Мне даже бессмысленно читать в какой-либо книге или статье из газеты сложные темы про Фюрера и его действия, которые сейчас активно распространяют среди подрастающего поколения. Я совсем уж ничегошеньки не понимаю в политике… Обратиться не к кому, оттого с этим вопросом мне предстоит мучиться ещё очень долго.
Пока я блуждал по своим думам, тётушка уже молча сидела на своём месте и с укором смотрела на меня, как и в большинстве подобных случаев. Я понимал, что её негативное отношение ко мне не исчезло, да и сомневаюсь, что исчезнет в будущем.
– Как ты посмел вновь ослушаться меня, маленький негодник? – классическое начало её заученной последовательности фраз.
Она постоянно выставляет меня ужасным и непослушным ребёнком, который позорит их высокое положение в обществе. Ведь я общаюсь со столь низким человеком, явно несоответствующего мне по статусу.
Эх, знали бы Вы, тётушка Марта, что Ваша прилежная дочь влюблена в столь низкого и недостойного человека…
Как и прежде, я решил не обращать внимание на эту обыденную ситуацию. Погрузившись в себя, я наслаждался прекрасными воспоминаниями прошедшего ужина.
Часть IV: Измученный человек склонен совершать роковые ошибки.
На следующее утро всё происходило по привычному сценарию. Фрауке, как обычно, медлила и затягивала процесс подготовки, а вместе с тем не упускала момента съязвить мне. Это не удивительно, ведь она всегда находила возможность оскорбить меня и, конечно же, подшутить надо мной. Дядя Фридрих, сидя за столом, завтракал и читал мне правила о том, как настоящий мужчина должен вести себя, цитируя Фюрера. Он демонстрировал строгость и требовал от меня соответствующего поведения, а так же соблюдения безупречных правил надлежащего воспитания. Тётушка Марта, в свою очередь, появлялась лишь в тот момент, когда мы с Фрауке готовились выходить в дорогу к школе. По своей стандартной манере, она прощалась с Фрауке ласковыми объятиями, в придачу сопровождая тисканья слюнявыми поцелуями. В отличие от женщин, дядя Фридрих был не из тех, кто проявляет нежность. Он прощался со мной, каждый раз приподнимая бровь, и смотря на меня, будто я о чём-то забыл. И в ответ на его недовольный взгляд, я выпрямлялся в струнку, вскидывал правую руку, щёлкал каблуком и выговаривал так чётко, насколько мог:
– Хайль Гитлер!
Эти слова были обычным прощальным жестом, которым дядя всегда провожал военных. Как объяснял мне дядя, этот приветственный жест и фраза свидетельствовали о его приверженности к нацистскому режиму и личной поддержке Гитлера.
В школе время текло незаметно, полностью поглощая меня уроками, дружескими посиделками в столовой и прогулками по школьному парку. Всё было идеально, пока не появились Фрауке и Гунтрам. Единственное, что способно затормозить время, и заставить его неприятно тянуться – присутствие этих двоих.
Гунтрам выглядел так, будто съел всех своих друзей и медленно переваривает их одного за другим. И теперь единственным его другом стала моя кузина, которая совмещала в себе причудливую смесь привлекательности и раздражающей нахальности. Она всегда принимала роль подстрекателя, шепча свои идеи Гунтраму в уши, и подсовывая всем финты, а затем искусно играла с натянутыми нервами своих жертв. Моя назойливая кузина с блаженством наслаждалась пакостями, во время которых она питалась чужой болью и раздражением. Фрауке несомненно является родственницей короткохвостой землеройки, которая впрыскивает яд в тело своей жертвы, парализуя её. А затем много дней подряд она отъедает от своей добычи по кусочку. Дичь остаётся живой ещё около недели, неподвижно умирая очень долгое и мучительное время.
Стоило им прийти, как атмосфера в воздухе пропиталась неприязнью.
– Мой дорогой Роби, ты ведь не забыл? – я повернулся и увидел, как ехидная ухмылка красуется на этом, казалось бы, невинном лице.
Рядом стоит её толстый, нелепый страж, олицетворяющий неудачное подобие цербера, и держит в руках вёдра с алой краской. Что ж, такие встречи случались не в первый раз. Но на тот момент я ещё не осознавал, что этот раз окажется особенным. Именно он перевернёт мою жизнь с ног на голову.