Ева А. Гара
За границей цветочного поля
12
Чёрт знает сколько километров мы протащились по парку, но так и не встретили других людей. Рассматривали деревья, ягоды и всё такое. Залезли на невысокие скалы – даже Белка умудрилась забраться! – оттуда видом полюбовались. Красиво было, аж звездец. Мы потом губной помадой свои инициалы написали на самой вершине, будто на хрен пик Фарелла покорили! А Машка всё ныла, что помаду теперь придётся выбросить.
Короче, наслаждались мы красотами, издыхали потихоньку, но пока не жаловались. Пухлый перестал бегать и собирать всякую ерунду, Кларк наконец заткнулся, а Белка не могла больше гарцевать и начала спотыкаться. Мы уже полчаса тащились в горку и еле дышали, притворяясь, как грёбаные мазохисты, что всё ладно. Нинка даже изредка улыбалась. Но все мы прекрасно осознавали, что сдохнем примерно через пару километров. Или раньше, если клятая горка не кончится.
Тут Белка заныла, что идти больше не может. Да мы все уже взмокли как мыши, кроме, наверно, Макса, который с невероятным упорством тащил нас вперёд. Он ещё попутно рассказывал всякую нудятину, легенды, там, и всё такое. Видать, его мать и по этим местам экскурсии писали, либо же к походу он подготовился основательно.
Он, кажись, единственный был тут подготовленный. Мы же вздыхали, матерились и еле волочили ноги. Потом дорога наконец выровнялась, идти стало чуточку легче. Но обрадоваться никто не успел: за очередным поворотом нас встречал грёбаный подъём, да такой крутой, что нервы наши сдали.
– Всё, хватит, давайте остановимся! – не выдержала Машка и уселась на землю.
Я тоже сел.
– Ещё чуть-чуть, – подбодрил Макс.
– Чуть-чуть было полчаса назад, – возмутился Кларк.
– Я есть хочу, – заканючил пухлый.
– Ещё ведь и обратно идти! – ужаснулась Белка. – Я и так все каблуки стоптала! У меня все ноги в синяках!
Это был провал. Но то, что ныл пухлый, никого не удивило. А вот Белка могла бы и догадаться, что тащиться на каблуках к чёрту на рога – говно затея! Так ведь нет, с энтузиазмом ринулась в бой, ещё и сестру убедила поехать. А теперь у неё типа каблуки стёрты, а у Машки помада испорчена. Хорош итог! Хотя итог подводить было рано.
– Мы почти на месте, – уговаривал Макс.
Он поднял Машку, подтолкнул Кларка в спину и вручил пухлому злаковый батончик. Нинку он взял за локоть и аккуратно подтащил в начало нашей нестройной колонны. Потом вернулся ко мне, сел на корточки и усмехнулся.
– Что, Люций, устал?
– Ты нас чё, на убой ведёшь?
– Ты же спрашивал, где я отдыхаю, куда езжу. Вот, хочу показать одно из любимых мест. Поднимайся.
Он встал и без тени усталости догнал остальных. Они там из последних сил забирались на почти вертикальный подъём, рассыпая мат. Белка ползла на четвереньках, сверкая жёлтыми трусами, а Кларк одной рукой подталкивал её прямо за задницу, другой – тянул Машку. Нинка карабкалась самая первая, а пухлый знатно так от всех отставал. Макс быстро его догнал, взял за плечо и потащил вверх.
Я нехотя двинул за ними.
Макс привёл нас на утёс, откуда открывался аховый вид. Розовые кроны аланских клёнов были похожи на утреннее зарево. Вперемешку с ними пестрели красно-золотые листья берёз и других деревьев. Ещё там речушка бежала, прозрачная, аж рыбу было видно – или что там плавало? И всё это внизу на расстоянии полсотни метров.
Машка с Белкой подойти побоялись, Кларк не впечатлился – он развалился на широком бревне и обмахивался обеими руками. Брата Нинка не подпустила, сама осторожно глянула вниз, удивлённо присвистнула и села рядом с Кларком, скинув его ноги с бревна. А я смотрел. Запоминал. Типа вдруг эта картинка станет новым успокоительным, а то старые методы ни хрена не работали.
– Зде́сь я люблю отдыхать, – сказал Макс, оглядывая деревья.
– Далеко и утомительно.
– Разве оно того не стоит?
Он улыбнулся. И мне показалось, что я вижу его насквозь и что он целиком состоит из цветочков и бабочек; что он добрее сказочного пони и чище горного льда. По крайней мере, глаза у него лучились искренним восторгом. А мама говорила: тот, кто способен видеть прекрасное, не может быть плохим. Неужто он тоже вляпался?
– И всё-таки как ты в шайке оказался?
Макс посмотрел с подозрением.
– Чего ты выспрашиваешь?
– Хочу понять, можно ли тебе доверять.
– То, что не касается безопасности, можешь говорить смело. Я не болтливый.
Делиться тайнами он явно не хотел, но мне было важно узнать, можно ли ему доверять. Пришлось открыться первым.
– Мама ненавидела Кланпас. Никогда не говорила почему. Видать, воспоминания были хреновые, как думаешь?
Макс пожал плечами, жестом предложил сесть – и мы уселись на самом краю. Помолчали. Ребята тихо переговаривались и шуршали упаковками. Белка ныла о туфлях.
– Когда мама умерла, у меня мир рухнул. Ещё накрыло так знатно, типа нервный срыв или… В общем, херня какая-то. Знакомый паладин еле устроил так, что мне отметку в медлист не поставили. А соцслужба к папаше отправила. Отношения у нас не сложились. Да там и складывать-то нечего, мы ж восемь лет не общались. Короче, говно случай.
Солнце выползло из-за туч и залило всё яркими лучами. Пригрело чуток.
Я же, решив, что уже по хрену, продолжил:
– Я вообще сюда возвращаться не хотел. До последнего надеялся, типа всё как-то само устроится. А оно ни хрена не устроилось. Только хуже стало. Я уже сто раз пожалел, что Нинку встретил, попёрся на этот стадион и Грика увидел. На кой хрен я его позвал? Он, кажись, сразу сообразил, чё к чему, в оборот взял. Клуб не клуб – говно всякое. Смотрины эти грёбаные, типа вакансия офени. А мне это на хрен не надо.
Макс долго молчал, потом вздохнул.
– Ты, Люций, зря так доверяешь людям, понял, даже если когда-то их знал. Не надо за них цепляться: они не лодка, а ты не тонешь.
Он поднялся и свалил к остальным.
А я понятия не имел, типа неужто взболтнул лишнее? Но о секретах вроде не вещал. Или он сам выводы сделал? Костолому ещё по-любому доложит. Хотя вряд ли. Там и докладывать-то нечего. И о себе он так ни хрена и не рассказал.
Обедали мы долго, хоть еды было мало. Иногда кто-нибудь лениво, но с явным удовольствием подмечал, типа сэндвич вкусный, или яблоко сладкое. Белка вот сказала, что мучное не ест, а сама уже третий пирожок трескала и, мурлыкая, фарш нахваливала. Фарш реально был вкусный, сочный, с остринкой. Или нам просто так казалось после клятого подъёма в гору.
Когда мы съели всё – совершенно всё, – что купили, настроение улучшилось. Пухлый снова убежал разглядывать цветочки и ловить всякую живность. Белка с юмором отнеслась к испорченным туфлям, хотя, будь я девчонкой, наверняка бы дико расстроился, – туфли-то были реально красивые. Ещё и по-любому дорогущие. Машка вот тоже её беспечности не оценила и напомнила, что туфлям только две недели и мама таких звездюлей навешает, что можно будет новую вселенную открывать. Белка отмахнулась и начала флиртовать с Максом.
– Слушай, Максик, давай ещё сюда приедем? – щебетала она. – Я оденусь как надо, можем хоть целый день гулять.
– Ты, вон, у Люция спроси, это он уговорил поехать. Я походы вообще терпеть не могу, – нагнал он, ещё и поморщился.
Я опешил и мелко покивал. Белка скривила морду и надула губы.
– Я бы лучше в Ля́нское съездил, – сказал Кларк. – Тут недалеко. Были там? У меня сестра туда уехала в прошлом году, говорит: красотища! Там и по скалам можно полазить. А в самом поселении есть аренда великов, в лесу покатаемся. Поехали в следующие выходные?
– Можно, – внезапно поддержала Нинка.
– Ой, давайте съездим! – повеселела Белка. – Максик, ну поехали! Лерочку с собой возьмём. Сколько человек в машину поместится?
– Восемь, – ответил Кларк. – Если с водителем. А пассажиров семь.
Мы ещё этот клятый поход не закончили, они уже в следующий собрались. Да с таким энтузиазмом, будто не они полчаса назад ныли и матерились, карабкаясь в горку.
– Ну вот! – радовалась Белка. – Как раз Лерочке места хватит. А если мелкий не поедет, можем ещё кого-нибудь взять.
– А если я не поеду? – спросил Макс.
На роже у него нарисовалось явное недовольство. Он впервые за весь день выразил несогласие, а то всю дорогу строил из себя до ужаса воспитанного. Белка по-любому уже в мужья его себе записала, он же носился с ней как с котёнком из-за этих клятых каблуков: на горку взобраться помогал, на скалы затащил, под руку держал и безропотно слушал её бестолковое щебетание. А тут вдруг – нет. Не категоричное, конечно, но с жирным таким намёком.
– Да ладно тебе, – даже удивилась Машка. – Хорошо же всё.
– Хорошо вам было… – Макс посмотрел время. – Сорок минут назад, когда вы на карачках заползали на утёс. С вами я на скалы не полезу.
Было дико интересно глянуть на его рожу, если бы я тоже решил поехать. Ну типа ж ему надо за мной приглядывать, безопасность, там, и всё такое. Но лезть на скалы из-за секундного порыва было дерьмовой затеей. Какой из меня на хрен скалолаз?
Все молчали. Никто и не подумал его упрашивать.
– Долго ещё тут будем? – спросила Машка. – А то обратно так идти не охота. Давайте посидим-поболтаем.
– Скоро в школу, – заныла Белка, без интереса рассматривая жука, которого ей под нос сунул пухлый.
– Я тоже в школу не хочу, – проворчал тот. – Все каникулы учил сраную математику!
– Эй! – прикрикнула Нинка. – Выражения выбирай.
– Сраная она, сраная! – назло ей дразнился пухлый. – Мне уже снятся эти дурацкие задачи! Лучше бы на второй год остался!
– Закрой-ка свой рот, Лёня, иначе никуда тебя больше не возьму. И мы уже об этом говорили: в том, что ты завалил математику, только твоя вина. Умей отвечать за последствия.
Пухлый насупился, но дерзить не посмел. Щелбаном отправил жука в полёт и потопал искать приключения.
– А ты, Лютек, куда поступил? – спросил Кларк.
Мне и в сотый раз было стрёмно признаваться в своём провале. Оставалось надеяться, что Кларк опять не даст и рта раскрыть, начнёт вещать о какой-нибудь чрезвычайно важной херне. Но он уставился с неподдельным интересом и реально ждал ответа.
– Да никуда. Я типа это… экзамены не сдал. Теперь снова в выпускной. В нашу же, в двенадцатую.
– А в какой класс?
Я понятия не имел, в какой класс меня зачислили, и пожал плечами.
– Ой, а вдруг с нами? – обрадовалась Машка. – Надо Дэе сказать!
– И она с вами учится?
Оказаться с Дэей в одном классе было хуже, чем остаться на дополнительный год. И я внезапно решил перевестись на дистант. К счастью, моя успеваемость при повторном курсе это позволяла.
Но лучше, конечно, было просто пересдать экзамены.
Разговор сам собой ушёл в другом направлении, но я никак не мог перестать думать о школе. Жаль было тратить целый год впустую. Но чёртов папаша запретил ехать в Лавкасс на пересдачу. А сегодня утром заливал про налаживание отношений. Начать-то надо было с учёбы, а не запирать меня в четырёх стенах!
Нинка встала с бревна, подошла и кивнула в сторону. Но я пригрелся на солнышке и не хотел никуда тащиться.
– Идём прогуляемся, – позвала она.
В открытую отказывать я не посмел.
– Ты ещё не нагулялась, что ли? – хихикнула Белка. – Так нам скоро обратно идти.
– Вот и отдохни, – спокойно ответила Нинка.
Я поднялся. Макс глянул настороженно, но ничегошеньки не сказал. Да и было бы странно, если б он запретил или попёрся с нами.
– Маш, давай отойдём, – позвала Белка, оглядываясь.
– Вон за те камни, – подсказал Макс.
Белка покраснела.
– Маш, присмотри за братом, – попросила Нинка. – Мы недолго.
– Ладно, – отозвала та.
Пухлый шуршал в кустах.
Мы топали по тропинке, чтоб точно не потеряться. Вокруг такая тишина стояла, что слышно было, как опадают листья, как журчит река, от которой мы уже отошли. И тихий птичий свист доносился, кажись, аж с другого конца парка.
Нинка глядела под ноги, аккуратно переступала корни. Снова держала меня за руку, но теперь крепко, типа с претензией. А я дико хотел в туалет, но с каким-то первобытным суеверием не решался расцепить наши руки. Всё по сторонам таращился и силился отвлечься, но чёртова река так призывно журчала.
«Лишь бы не обоссаться!»
Под ногами хрустели мелкие камешки и сухие ветки. Нинка молчала, хотя по-любому позвала на разговор. Может, с мыслями собиралась, а может, просто наслаждалась тишиной, типа захотела побыть наедине с собой, а тащиться в одиночку струхнула. Ну а я единственный, кто мог помолчать дольше пятнадцати минут. Во всяком случае, минут пять уже точно прошло.
– Нин, слышь, а ты откуда это знаешь?
– Что знаю?
– Про недострой, про Тома, про Макса. И владельцев «Пустоши» ты откуда знаешь?
Нинка остановилась, уставилась самым невинным, ни черта не понимающим взглядом и усмехнулась. На мгновение я даже решил, что херню ляпнул, типа ясно же, что все про всех всё знают: кто с кем спит, кто где работает, кто на чём сидит и в каких количествах потребляет. Может, она и про Грика знала и про меня тоже. Может, уже обо всём знала: и про маму, и про папашу, и про Ларочку из Лавкасса. И про то, что я попал в собственность к Костолому, а Макс – мой надзиратель. И про то, что я агрессивный псих с грёбаной кучей пометок в листе благонадёжности. А может, и не знала она ни хрена.
– Ты чего, Лу? Это допрос, что ли?
– Нет, но ты лучше ответь.
Нинка растерялась и отпустила мою руку.
– Лу, что-то случилось? Ну знаю и знаю, на стадионе много всего говорят.
– А про «Пустошь»?
Она насторожилась. Видать, заподозрила что-то или обеспокоилась.
– На прошлых выходных мы друзей с клуба встречали. Там как раз этот Макс приехал, двоих мужиков высадил. А на контроле Звонарь стоял, он и сказал, что это владельцы. Ещё вопросы будут?
Теперь она строила из себя оскорблённую и, кажись, ждала извинений.
– Ладно, подожди здесь, мне отойти надо, – выдала она и пошла искать кусты.
А я с облегчением пристроился у ближайшего дерева.
Нинка пропадала долго – в башке хороводили мысли. Ну типа она могла отойти подальше, чтоб за ней не подглядывали. Или заблудилась. Или конкретно так засела, вдруг отравилась? Мало ли что там за сэндвич ей достался. Ну и конечно, она могла просто разобидеться и оставить меня тут, чтоб я стоял, как идиот, и ждал её до скончания дней.
И вот когда последняя мысль едва не стала доминантой, среди деревьев появилась Нинка. Она быстро подошла, шурша листьями, и нервно усмехнулась.
– Я тебя потеряла, – призналась она и уставилась испуганными глазами.
Видать, реально заблудилась.
Мы долго стояли на одном месте, рассматривали небо сквозь бордово-золотые кроны деревьев. Нинка ныла, что фотокамеру забыла и что розовые клёны только на другом берегу растут. Но мне было насрать, какого цвета листья. Главное, что рядом была та самая Вафля, которая искренне восхищалась природой, прям как в детстве, когда мы приезжали на цветочное поле или поздним вечером считали звёзды.
– Давай пройдёмся ещё немного, – позвала Нинка и двинула вперёд. А потом вдруг спросила: – Лу, я красивая?
Меня обдало кипятком. Красивой-то она не была, только типа хорошей. Но говорить правду явно не стоило. Да и врать тоже. И я беспомощно молчал.
– Что, настолько уродливая? – Нинка захохотала.
Вот чёрт, лучше бы ляпнул, что ни хрена в красоте не понимаю. Или что типа все девчонки красивые. Или про фигуру ладную.
– Да нет же, – заблеял я, – ну какая ты уродина. Просто… Да я ж в красоте не смыслю ни хрена.
Она перестала улыбаться и вроде как обвинила:
– А ты красивый?
Вот же ж спросила!
– Да все по-разному считают.
– А как считаешь ты?
– Нин, ну на хрен ты это, а?
– А ты что, не мог правду сказать?
– Какую? Что ты зациклена на внешности? Да насрать, как ты выглядишь, главное – человеком быть хорошим.
Зря я, наверно, это ляпнул, но думать было поздно. Мы просто выдохнули и потащились обратно. Нинка молчала, но, кажись, не обижалась, даже за руку взяла. Но морду состроила до жути задумчивую, будто приговор выносила.
– Ты красивый, – сказала она и глянула обвиняюще.
Будто, чёрт возьми, я определял, кому из нас быть красивым.
Зато она не была дефектной.
На утёс мы вернулись довольно скоро. Кларк вещал о всякой херне, сам же хохотал и никому не давал и слова вставить. Никто, кажись, и не слушали его. Белка с Машкой шушукались, сидя совсем рядышком. А Макс таращился в мобильник: по-любому опять картиночки в соцсети разглядывал.
– А где Лёня? – спросила Нинка.
– Да тут где-то был, – ответила Машка. – В туалет, наверно, пошёл.
Нинка покивала, внимательно оглядываясь, села на бревно и поджала губы. Она явно обеспокоилась, хотя хищников в парке не было. Маньяков вроде бы тоже.
– Слышьте, а вы же знаете Стёпку-летуна? – не затыкался Кларк. – У него на прошлой неделе день рождения был, мы с пацанами его матери цветов подарили и чайный сервиз, ну типа чтоб если чё, было из чего чай попить. А мать его, прикиньте, чё? Поставила в середину стола три коробки этих сраных сервизов, ещё нераспакованные, и говорит типа: приятного чаепития. Нам так стрёмно стало: мы ж ей эти сервизы дарили. А Стёпка говорит…
– Где Лёня?! – всполошилась Нинка.
Прошло минут десять, наверно, если по минуте на каждую идиотскую историю Кларка, а то и все пятнадцать. А пухлый так и не вернулся.
– Лё-ёня-я! – проорала Нинка и сделала неуверенный шаг вперёд. – Если ты прячешься, я тебе голову оторву!
Маленькими шажочками она топала к лесу, нервно озиралась и поджимала дрожащие губы. Красная и растерянная, с блестящими глазами, она была такая соблазнительная… Чёрт возьми!
– Лёня! Лё-ёня! – орала Нинка то зло, то жалобно и беспомощно оглядывалась на нас. Потом обвинила Машку: – Ах ты дура слепая, я же просила тебя за ним присмотреть! Где он?!
– Слушай, ты его сестра! Сама там с мальчиком гуляешь, а я виновата?!
– Так на хрена ты тогда согласилась за ним присмотреть?!
Нинка заплакала. Машка молчала.
– Спокойно, – осадил Макс. – Сейчас поищем. Через час встретимся здесь же. Навигатор или компас у всех есть?
Мы дружно покивали. Потом разделились по двое: Кларк с Машкой, Белка с Максом, я с Нинкой, – и разошлись в разные стороны. Нинка всё плакала и выла, размазывая сопли по лицу, а у меня даже салфеток не было. И слов не было, чтоб типа утешить. Ещё в башку лезла всякая херня.
Мы топали молча, даже, кажись, не особо искали. Но остальные выкрикивали имя пухлого. И вот странно: если он слышал, то должен был отозваться, но почему-то не отзывался. Вдруг с ним реально херня случилась? Ну типа в яму провалился, с дерева грохнулся. Может, его ядовитый рогатник ужалил, или извращенец похитил.
И я понятия не имел, что делать, если мы его не найдём.
Шарились мы долго. Нинка звала брата, то материлась, то плакала. Раз сто прокляла Машку. Себя обругала. И меня тоже, типа это я их в парк позвал, значит, я и виноват. А в башке и без неё хороводили всякие ужасы, да ещё мерзкие такие, что звездец.
– Его нигде нет, мы его не нашли, – выла Нинка, когда мы уже тащились обратно на утёс.
– Может, его другие нашли. Успокойся. Если чё, наберём сотрудникам парка. Всё ладно будет.
Но она, кажись, не слушала.
Ещё издалека Нинка увидела брата и кинулась к нему. Сначала крепко обняла, а потом как лупанула по роже и давай орать, типа какого хрена он её ослушался. Пухлый зарыдал и нараспев заблеял, что потерялся. Но у Нинки, видать, нервы сдали, она всё кричала и дёргала его за шиворот.
– Нин, ты чё! – осадил я.
Она зло меня оттолкнула. Ещё ударить, кажись, хотела, но Макс схватил её со спины и обездвижил. Она вырывалась, потом обмякла и горько расплакалась.
Я подошёл к пухлому.
– Ну как ты, Лёнь?
Он всхлипывал и ни хрена сказать не мог. Вцепился в меня, как в мамку, уткнулся в грудь и завыл. Всё шмыгал носом – соплями обмазывал. Пришлось обнять.
– А Машка-то где? – забеспокоилась Белка.
И точно: Кларк с Машкой ещё не вернулись. Может, про время забыли? Или тоже потерялись?
– Да где здесь блуждать-то? – злился Макс.
Мы уже собирались на очередные поиски, когда Машка и Кларк вернулись. Оказалось, они в душе не чаяли, как пользоваться картами. Установить геопозицию и проложить маршрут им мозгов не хватило, вот они и силились сообразить, в какую сторону двигать. И двадцать минут топали по кругу.
Обратно мы тащились медленно. Белка еле волочила ноги и тихо стонала, что не может идти. Нинка плелась последней, мрачная и пришибленная. Разговаривать она, ясно, не хотела и всех нас, наверно, ненавидела. Меня – за то, что позвал их в парк. Машку – за то, что за пухлым не углядела. Пухлого – за то, что потерялся. Макса – за то, что он возит владельцев «Пустоши». А Белку и Кларка… ну типа за компанию.
– Мы правильно идём? – спросил Кларк.
– Да, – ответил Макс.
И так каждые несколько минут: мы правильно идём? Задолбал до чёртиков!
Потом Белка заплакала, что идти больше не может: ногу она в кровь стёрла. Макс осмотрел её, промыл рану водой и заклеил пластырем. Взял Белку на руки. Что называется: сбылась мечта идиотки. Но ей уже было не до того.
– Мы точно правильно идём? – опять заладил Кларк.
– Точно, – ответил я, хотя в душе не чаял, туда ли мы идём.
Спать хотелось дико. Ноги заплетались. И впечатление от прогулки осталось паршивое. Вроде как поход – это весёлое времяпрепровождение, а оказалось – то ещё дерьмо. Знал бы заранее, чем всё обернётся, в жопу бы послал Макса с его затеей.
Да мы по-любому все сто раз пожалели, что поехали. Уж Нинка с Белкой точно.
Спустя примерно двадцать минут – Кларк восемь раз спросил, правильно ли мы идём! – Макс выдохся и посадил Белку на камень. Она жалобно ныла, что не сможет идти, и умоляла нас не оставлять её здесь одну.
Настроение у всех было хреновое. Мы валились от усталости и по-любому этот чёртов поход проклинали в унисон.
– Что мне делать? – ныла Белка. – Как мне идти? Может, туфли снять?
– Давай, – сказала Машка и села с ней рядом. – Давай свои туфли.
Машка сняла кроссовки и поставила их перед Белкой. Та несколько секунд тупо на них таращилась, потом растерянно посмотрела на сестру и, не скрывая улыбки, начала переобуваться.
Поход, конечно, выдался дерьмовый, зато мы узнали, что такое истинное счастье, когда наконец вышли на парковку. К машине мы буквально летели. Даже Белка с изодранными ногами. Даже Машка на покоцанных каблуках.
В обратную дорогу все сели по-другому: девчонки вместе, пухлый с Кларком, я впереди. Думал, сейчас оживимся, придём в себя да помиримся, но в салоне висела тишина. Макс даже музыку не включил. А я, видать, мгновенно уснул, потому что очнулся на светофоре от торможения. Мы были в городе.
Все спали.
– Просыпаемся, детки, – громко позвал Макс. – Где кого высадить?
– А сколько время? – спросил Кларк.
– Почти половина восьмого.
– Меня тогда у стадиона или где-нибудь рядом.
– А нам домой, – хныкнула Белка. – Ну или к «Старту», там недалеко.
– Нам тоже домой, – попросила Нинка.
Макс реально город хорошо знал: он быстро составил маршрут. Сначала высадил Машку и Белку – у спортивного комплекса, как они и просили, потом Кларка – у самого стадиона, а Нинку и пухлого – у светофора напротив своротки. Последним повёз меня, хотя обратный порядок был удобнее. Особенно, если ему надо было в «Пустошь».
В этот раз он не стал заезжать во двор, остановился за соседним домом на гостевой парковке.
– Спасибо, – сказал я.
Макс грубо придержал меня за плечо и показал пакетик с порошком. Меня обдало кипятком. Я невольно сунул руку в карман и сам себя выдал, – кажись, это был мой.
– Где взял? – спросил Макс.
Я молчал.
– Рой продал?
– Нет.
– А кто?
Макс устало вздохнул, бросил пакетик на приборную панель.
– Хорошо, поехали, – сказал он.
– Куда?
– А сам как думаешь? Отвечать за твои шалости.
– Слышь, а чё это я должен оправдываться? Не мой это пакетик! – огрызнулся я и выскочил из машины.
– В следующий раз, Люций, ты не мне это будешь объяснять, – вслед крикнул Макс.
«Пошёл на хрен! Следующего раза не будет».
