Ева Кирш Три девицы под сосной

Глава1

По гравийной дорожке между вековыми соснами подъезжает такси бизнес‑класса, из него выходит блондинка за сорок, не дожидаясь, когда водитель откроет ей дверь. Её идеальные волосы, лаконичный маникюр, аксессуары, с филигранной точностью подобранные для путешествия, и удобный стильный брючный костюм показывают её чётко выверенные границы. Водитель достаёт её чемоданы и предлагает помочь донести. Женщина говорит, что справится сама, благодарит и протягивает водителю на чай. В её жестах нет тщеславия, она просто может всё сама и привыкла за всё платить… сама.Проходя мимо скамейки, спрятанной за лапами сосен и с видом на бушующий океан, видит женщину, укутанную в плед, примерно её возраста, с записной книжкой на коленях и телефоном, в который она наговаривает какой‑то текст. Даже взгляда со спины достаточно, чтобы понять, что женщина мыслями не здесь, она где‑то в прошлом или в мифическом завтра. Оксана понимает: она верно выбрала локацию, здесь, в санатории «Сосны», она отдохнёт и найдёт ответы.Подходя к стойке ресепшен, Оксана видит женщину за пятьдесят, она что‑то бурно пытается объяснить девушкам за стойкой. Её хрупкость будто не идёт ей, она будто не в своём теле, которое она пытается сделать больше и заметнее за счёт крупных украшений и слегка вычурного, слишком объёмного платья и туфель на уже давно не модной «горке». Пятясь назад, рассыпаясь в благодарностях, она не замечает Оксану и налетает на неё, наступая той на её шикарные английские лоферы.– О боже! Простите меня, пожалуйста, я такая неуклюжая, просто я снова потеряла ключ от номера, а девочки так добры, что выдали мне последний запасной ключ! Здесь сервис на высочайшем уровне, а какие завтраки, и полотенца меняют каждый день. Простите меня ещё раз, там у входа есть аппарат для чистки обуви, простите, простите, пожалуйста, мне пора… – и, уже убегая, кричит: – За ужином я предпочитаю сидеть в углу, у шкафа с книгами!– Они замшевые, их нельзя чистить в аппарате, – больше себе, а не обидчице произносит Оксана.Время до ужина было поглощено бытовыми вопросами: смена номера – первый же предложенный номер не устроил Оксану по целому ряду недочётов: вид из окна, картина над кроватью – всё было не то. Когда женщина, приняв душ, разложила вещи, ответила на срочные сообщения по e‑mail в комнате, которая, по её мнению, была не идеальной, но лучшей из предложенных, настала пора спускаться к ужину.Зал ресторана был практически пуст, всего пара человек были увлечены выбором блюд у шведского стола. Неуклюжая знакомая Оксаны, как и обещала, сидела за столом в самом тёмном углу зала, на её столе была куча тарелок с разнообразными блюдами, наверное, со всеми предложенными к ужину, – подумала Оксана. На носу у неё были громоздкие очки в роговой оправе и книга по истории костюма «100 платьев, которые изменили мир». Оксана приподняла бровь и усмехнулась про себя: ваши платья превратят мир в карнавал, подумала она.И тут «знаток моды» подняла взгляд от книги и помахала Оксане, приглашая за свой стол. Оксана сделала жест почтения, но тут же достала из кармана телефон и сделала вид, что у неё важный звонок.Собрав на тарелку небольшое количество овощей и кусочек говядины, села за стол у окна, который при всём при этом был максимально удалён от стола у книжного шкафа. Присела и показала навязчивой знакомой, что говорит по телефону через наушник. Надеюсь, она здесь давно и скоро уедет, – подумала Оксана и принялась за ужин.Когда она закончила, с огромным облегчением и лёгким удивлением заметила, что женщины за дальним столом уже нет, только официант убирает со стола всё, к чему дама даже не притронулась.После ужина она решила пройти по территории и наметить маршрут завтрашней утренней пробежки. Спустившись по достаточно пологим лестницам к океану, отметила, что это будет хорошая пробежка по пересечённой местности, и кроссовки она взяла как раз те, что нужно.И вдруг споткнулась обо что‑то. Это был плед, рядом с ним лежала записная книжка и телефон. Странно как‑то. Вспомнила, что женщину со скамейки за ужином она не видела. Огляделась по сторонам.– Эй, здесь есть кто‑нибудь?! – крикнула она в темноту, рассеянную лишь одиночными фонарями.И вдруг её взгляд выхватил фигуру, идущую в сторону непроглядной тьмы – прямо в океан. Женщина была уже по пояс в воде.В голове у Оксаны стали выстраиваться схемы: что делать – бежать за помощью, пойти в воду за этой странной писательницей?.. Как вдруг совсем рядом, чересчур рядом, прозвучал знакомый голос:– Что вы здесь делаете, тоже ракушки собираете?– Вы хорошо бегаете? – резко спрашивает Оксана.Смотрит в это время на бесполезный телефон.– Связи нет! – сообщает она куда‑то в пространство.Её взгляд возвращается к удаляющейся в океан фигуре.– Я громко кричу! – уже удаляясь, сообщает женщина в странном платье, роняя по пути собранные ракушки: пару раз она пыталась остановиться, чтобы их подобрать, но потом хваталась за голову и бежала дальше.– Я ходила на занятия по сценической речи! – раздаётся уже издалека.В это время Оксана замечает, что силуэт изменил направление и пытается вернуться к берегу.«Даже от сумасшедших есть толк, особенно если они занимались постановкой голоса», – думает она.И начинает звать, подбадривать и давать указания женщине, пытающейся выбраться на сушу:– Я здесь, сейчас придёт помощь, не торопитесь, вы практически уже сделали это, я здесь, я никуда не уйду!…Каминный зал, дрова трещат, свет пламени отражается в бокалах, которые держат три женские руки.– Аделаида Ивановна, бухгалтер по образованию, в душе дизайнер‑модельер, – звучит в звенящей тишине.– Кто? – подняв глаза от бокала с танцующими в нём бликами, произносит женщина из океана.– Для своих просто Ада, – протягивает бокал и произносит: – чин‑чин, – и как‑то глупо улыбается. Поняв, что никто не поддерживает её призыв, ставит свой бокал на столик, сделав один нерешительный глоток.– А я Герда, – отвечает неожиданно чётко женщина.Они обе поворачиваются к третьей с молчаливым вопросом.– Я Оксана Третьякова, биржевой аналитик.– Герда, так о чём вы таком пишете, что решились броситься в океан? – задаёт повисший в воздухе вопрос Оксана.– Откуда вы знаете, что я писатель? – спрашивает Герда.– Она же аналитик, – с улыбкой и каким‑то детским восторгом говорит Ада.– Я пишу рассказы‑прощения для себя и для тех, кто чувствует себя одиноким в этом мире, – очень чётко, с пониманием своего дела говорит Герда.– И что, вас не простили в написанном вами же рассказе, и вы решили утопиться? – резко и непреклонно продолжает Оксана.– А с чего вы взяли, что я хотела утопиться? – выпрямившись и поставив бокал на стол, отвечает вопросом на вопрос Герда.– Человеческая жизнь не всегда поддаётся математическому анализу, и порой заскорузлая логика может завести в такой глухой тупик, что и не выбраться, и вот тогда такие аналитики и оказываются на краю крыши, и в их головах оттуда только один путь – безвольным мешком вниз…– Согласны со мной, Оксана? – смотрит прямо в лицо ошарашенной Оксане.– А кто, по‑вашему, снимает этих людей с крыш? Психологи? А может быть, писатели? Да, конечно, как же я сразу не догадалась, – очень театрально хватается за голову Оксана, – такие сумасшедшие, никому не нужные престарелые русалки, как вы!– Нет, эти люди сами берут и снимают себя с крыши раз за разом, – резко встаёт и уходит. – Всем доброй ночи, – остановившись на секунду и обернувшись, произносит она.Этой секунды было достаточно, чтобы Герда поняла: она попала в точку. Ноги уносили Оксану прочь, а глаза молили: «Сними меня с крыши!»Герда чувствовала этот звон натянувшейся нити: когда хватаешь её за кончик, она превращается в струну. Это нить внутренней боли: она очень часто отзывается болью в левой руке, болью в пояснице; ею прошиты шрамы на сердце, ею наспех заштопана любовь к себе и, самое главное, своя ценность.– А вы кому‑то да нужны, у вас кольцо на безымянном пальце, – неуклюже Ада пытается анализировать, быстро скопировав манеру Оксаны и при этом пытаясь как бы извиниться за неё.– Не нужно извиняться за чужую боль, – на минуту замолкает, затем продолжает ласково и тепло: – уже поздно, пойдёмте спать, Аделаида.Встаёт, подходит к Аде, протягивает руку:– Благодарю вас за вашу смелость и за ваш голос. Он обладает великой силой возвращать в реальность, вы должны это знать. Доброй ночи.Уходит, не оборачиваясь.Ада, ошарашенная таким вниманием к себе, произносит полушёпотом:– Великой силой…Допивает последний глоток вина, спохватившись, проговаривает:– И вам доброй ночи, – но в комнате уже никого нет.

Глава 2

Спустившись к завтраку, Аделаида не нашла в ресторане ни одну из вчерашних знакомых, на мгновение ей показалось, что всё, что было вчера, – это был всего лишь сон, но официант принёс ей записку:– Это для вас передала та женщина, писательница. Она всегда завтрак берёт с собой и куда‑то уходит.Ада открывает конверт. В нём лаконичное приглашение, выведенное старательно рукой, не привыкшей писать разборчиво:«В свете дня океан выглядит иначе. Приглашаю вас убедиться в этом за обедом на свежем воздухе».…

Проходя по коридору между кабинетами массажа и серными ваннами, Аде показалось, что она увидела Оксану, помахала рукой, но та скрылась за очередной дверью, не заметив её или намеренно проигнорировав.Подходило время обеда. Ада ещё раз достала записку, перечитала и поняла, что в приглашении не указано ни время, ни точное место: куда же идти? Наверное, это снова какая‑то шутка.Спустилась в лобби, и тут к ней подходит портье и приглашает пройти к миникару, которые предназначены для передвижения по территории санатория.Тут сердце Ады затрепетало, как у ребёнка, она почувствовала себя Золушкой: вот кучер‑крыс, а вот и карета из тыквы…Они проехали через уже знакомые территории и вдруг выехали на открытую площадку, а Ада думала, что если пройти дальше, там будет тоже лес, но более густой и страшный, и она‑то уж точно заблудится. Пространство было склоном, устланным ковром из пожухших трав, но это было совсем не уныло, это было по‑осеннему тепло и богато.У самого обрыва выделялось яркое пятно: накрытая для пикника скатерть, лежавшая прямо на земле, и Герда, отвлёкшаяся от записной книжки, увидев приближение миникара, пошла ей навстречу.– Здравствуй, Ада! Я очень рада, что ты приняла приглашение! – обнимает мягко и по‑свойски Герда.– Ух ты! Конечно я согласилась, я только боялась, что не найду вас!– Иногда достаточно лишь внутреннего согласия, а остальное получится само собой, мир так устроен, – с улыбкой произносит Герда.– А мой папа говорил, что за всё надо бороться: без труда не вынешь и рыбку из пруда, – произносит Ада с восторгом, устраиваясь на мягких подушках цвета осени.– А вы… – встретившись с мягким взглядом Герды, поправляется Ада: – А ты видела сегодня Оксану?– Я ей также оставила приглашение, думаю, она присоединится к нам, но, возможно, позже. А теперь угощайся: чай с травами, свежий хлеб, молодой сыр – всё, что ты любишь.Герда протягивает Аде чашку с чаем. Ада замечает, что это красивая фарфоровая чайная пара, а не пластиковый стаканчик, который по логике был бы уместен для пикника, и ещё один момент её настораживает: стол накрыт на двоих.– Герда, а ты же говорила, что Оксану тоже пригласила. Почему здесь всего лишь две чашки?– Я думаю, Оксана обязательно к нам присоединится, но при других обстоятельствах.– А твой отец был прекрасным человеком? Это он дал тебе такое имя? – спрашивает Герда, предлагая Аде вяленые помидоры к сыру и хлебу.– Да, он был чудесным, добрым и хозяйственным. А что касается имени, то да: папа рассказывал, что как‑то на заводе ему выдали билеты в оперу, на постановку «Аделаида ди Боргонья». Они с мамой мало что поняли из оперы, но папе очень понравился голос дивы, что исполняла партию страдающей герцогини.И когда я родилась, он дал мне это имя. Он прочёл где‑то, что оно на древнегерманском означает «благородного сословия».Он старался для меня, он работал в две смены, а я… Я вижу и понимаю это только сейчас. У меня была подруга, я до сих пор не понимаю, почему она со мной водилась. Её семья была совсем другой: папа – академик, мама – красивая, на ней всегда были такие красивые бусы, и чашки в их доме тоже были всегда одинаковые, и даже на даче…Как‑то раз Марина позвала меня на дачу вместе с родителями. Папа отказался ехать, сославшись на очередную шабашку, мама сказала, что нечего ей там делать, о чём она будет говорить там с этой фифой, которая ни одной банки с огурцами в жизни не закатала. И мне там делать тоже нечего: потом будут сплетни разносить, что приехала, мол, ела как за двоих, сидела не как положено, вилку не в той руке держала, тебе ещё девятый класс заканчивать в этой школе. Мы тогда только закончили восьмой.Но я всё же поехала. Мне так нравилось смотреть, как у них всё как в кино: все друг друга слушают, разговаривают о поэзии, как папа Марины читает газету за столом, мама кладёт вышитые салфетки на колени девочкам. Я провела чудесные выходные, родители Марины довезли меня до дома, прямо до подъезда. Я видела: мама смотрела в окно, как я прощаюсь с Мариной и её родителями, как они меня обнимают и дают в руки, завёрнутый в то самое вышитое белоснежное полотенце, кусок пирога с вишней – гостинец моим родителям, который испекла Маринина мама.Я вошла в полутёмный коридор нашей хрущёвки, мама делала вид, что чем‑то занята на кухне.– Мама, я дома, – подошла я и попыталась её обнять.– Что, за два дня успела соскучиться? – отстранилась мама.– Это вам с папой, тётя Эльза сама испекла.Мама развернула свёрток:– Это же надо было догадаться – вишнёвый пирог в белое полотенце завернуть! И как теперь его отстирывать? Ума палата! А ещё жена академика!– Это ты ума палата! – выкрикнула я и убежала на улицу…А потом меня перевели в другую школу, я закончила девятый класс и пошла в училище – получать «правильную» профессию, которая не оставит меня без куска хлеба.Я с отличием закончила училище, пошла работать бухгалтером‑калькулятором на папин завод, но меня всегда манила мода, исторические костюмы. И вот, заслужив первый отпуск и получив премию, я поехала в Санкт‑Петербург; музей театрального и музыкального искусства был моей главной целью, но в него я пошла не сразу, а в последний день своего отпуска.И вот – у экспозиции костюмов к опере «Аделаида»… – Ада загадочно и с горькой насмешкой в глазах смотрит на Герду.– Ко мне подходит парень, такой красивый, высокий, со скрипичным футляром в руках, и говорит: «Вы так заворожённо смотрите на эти платья, а вас случайно не Аделаида зовут?» – Аделаида смеётся так кокетливо, будто переносит нас в тот самый момент.Но смех прерывается:– Вот так я познакомилась со своим будущим мужем.С улыбкой Аделаида замолкает и будто в небе смотрит диафильмы из своего прошлого.– И что было дальше? – прерывает полёт в прошлое Герда, подливая ещё чая из термоса.– Его звали, ты не поверишь, Отто. Его мама была балериной Мариинского театра, настоящая немка, просто Гитлер в юбке. Его папа был учёным‑химиком, уважаемым в своих кругах человеком, а дома он был просто Веней, который вечно недопонимал, недослушивал и недоделывал, по словам мадам Кляйн.Отто хотел убежать из этого мира, у него не было друзей среди студентов его консерватории имени Римского‑Корсакова, он был одиночкой по жизни и середнячком среди музыкантов.Поначалу нас свело это недоразумение с именами, а потом его жажда сбежать в простую жизнь обычных людей сыграла с нами злую шутку, и мы поженились.Повторюсь: я пошла в музей в последний день своего отпуска, но оставшиеся часы мы провели с Отто, он проводил меня на поезд и даже поцеловал в щёку со словами: «Теперь мы навсегда вместе, моя герцогиня».Мы созванивались, писали друг другу письма, потом Отто сдал выпускные экзамены и приехал знакомиться с моими родителями. Обед прошёл, конечно, напряжённо, но нам это было не особо уже интересно: для нас мир схлопнулся до размеров наших объятий, сплетённых пальцев под столом и долгих поцелуев под сенью клёна во дворе.Когда я вернулась домой, проводив Отто на «Красную стрелу», мама и папа сидели на диване как по стойке «смирно», стол был убран, посуда перемыта, не осталось и следа от приёма гостя, и даже цветы, что Отто подарил маме, куда‑то подевались.– Доченька, присядь, нам с папой нужно поговорить с тобой, – указала мама на стул, стоящий перед ними и будто ждущий подсудимую, а не родную дочь.Продолжил папа:– Доченька, что это за профессия для мужчины – музыкант? Разве с такой профессией можно прокормить семью?Мама добавила:– Ещё и немец. Фашистов нам в семье только не хватает.– Папа, послушай. И ты, мама, тоже. Послушайте очень внимательно, так как я больше не намерена возвращаться к этому разговору. Отто сделал мне предложение…– Как?.. – попыталась перебить мама, даже пытаясь привстать с дивана.Ада указала маме замолчать и вернуться на место.– На перроне, – Ада продемонстрировала родителям кольцо. – И я согласилась.– Но, доченька, ты же его практически не знаешь! – папа.– Я знаю главное, папа: он не ты, он совсем другой. Разговор окончен, – и ушла в свою комнату.Последняя неделя дома прошла так, будто в квартире жили люди из разных измерений: родители не пытались больше заговаривать со мной, даже их разговоры между собой замолкали, когда я входила… А я… Я вообще не видела ничего вокруг, я была герцогиней, будущей герцогиней Кляйн. Отто носил мамину фамилию. Отто Вениаминович Кляйн – мой взлёт и стремительное падение под аккомпанемент скрипки.– Мой отец тоже музыкант, – произносит Герда и берёт в ладони руку Ады. – Говорят, у меня его музыкальные пальцы. Красивые у тебя перстни, а руки совсем замёрзли, может быть, будем собираться?– Я так понимаю, ваш брак был недолгим, – так же, глядя на руку Ады и не видя на ней обручального кольца, говорит Герда.– Да, ему быстро надоела простая жизнь и простая женщина. Не прошло и года, как он убежал от меня в Будапешт с арфисткой и прислал документы о разводе по почте.– А когда я вернулась домой, как побитая собака, папы уже не было в живых, а я даже не знала, что через месяц после того, как я уехала, у него случился инфаркт…– Да, зачастую мы видим настоящую любовь лишь на фоне той боли, что нас заставляет испытать гонка за иллюзией, – проговорила Герда, отпуская руки Ады и доливая себе чая.– Мой дедушка любил меня безгранично, а сейчас его больше нет, давно нет. Я тогда училась в седьмом классе, когда его не стало, с тех пор я боюсь проезжающих мимо поездов и железнодорожных мостов. Мы с мамой стояли на станции, она сказала, что дедушка смертельно болен, и в ту же секунду промчался грузовой состав, своим шумом и лязгом будто поделивший мой мир на «до» и «после». Я думаю часто, как бы сложилась моя жизнь, если бы я попросила его о помощи, если бы он был жив, если бы я рассказала ему, что мне пришлось пережить. Но девочкам в одиннадцать лет кажется, что всё, с чем им приходится столкнуться, – их наказание за плохое поведение, и вдруг тот, кто их любит по‑настоящему, разочаруется, не поймёт, осудит. Вот только, прожив большую часть своей жизни, понимаешь, что тот, кто любит по‑настоящему, всё поймёт и любить не перестанет, даже глядя на тебя с облака.– Но мне повезло: я встретила того мужчину, что полюбил меня и простил меня за всё, и самое главное – его любовь помогла мне простить и полюбить себя. А сейчас я на новом этапе: я готова простить своего отца, и за этим я приехала к этим соснам, к этому бушующему океану – не за загаром и милыми барашками на волнах, а к стихии, что смоет прошлые обиды.– А теперь давай собираться, хватит о грустном, всему своё время. Вон, за нами уже едут, я попросила затопить для нас баню. Может быть, Оксана там к нам присоединится, – улыбается Герда и начинает собирать вещи.В бане Герда рассказала Аде о Кае, о её первом рассказе, о том, как она была близка к тому, чтобы отпустить эту жизнь и больше никогда не возвращаться в этот мир телесный, глупый и бесполезный. Ведь зачем жить, если тот, кого ты любишь, не верит тебе? Но Герда начала писать и решилась показать написанное Каю, и он тогда обнял её по‑настоящему, он сказал, что видит её боль и видит, какой сложный путь ей пришлось пройти.С тех пор в их жизни стало всё иначе, мир будто поменял отношение к ним обоим, у Кая пошли дела в гору.Герда ушла с ненавистной работы и стала писать.– Знаешь, самым запоминающимся для меня стало утро, когда я призналась себе: я должна издать свою первую книгу или хотя бы напечатать рассказ в каком‑нибудь сборнике, пока жива моя первая учительница. Помню, я совсем малышка, первый–второй класс. Моя мама говорит с Мариной Юрьевной, а она была моим идеалом: от неё всегда пахло духами, у неё был такой красивый почерк, что лучше я по сей день не видела. А главное – характер, её неотступность. Наша школа была очень старая, когда её заканчивал ещё мой папа, она уже была очень старой. Но Марина Юрьевна всегда носила туфли на шпильке. Никому нельзя было носить такие, потому что доски на полу были старые, и директор запретила каблуки, а она продолжала носить свои лодочки. Периодически она проваливалась каблуками в пол, но её выражение лица, ни один мускул при этом не изменял ей. Она была идеалом для меня, и вот она сказала моей маме: «Я уверена, что настанет день, когда в витрине я увижу книгу, написанную вашей дочерью». Эта фраза грела меня, бесила, раздражала, но не покидала, каким бы ни был мир вокруг меня. И вот настал тот день, когда мой любимый мужчина взял моё лицо в свои ладони и сказал: «Любимая, это мощно…»Ада и Герда очередной раз вышли из парной. Герда ставит Аду под ведро с холодной водой, сама держит в руках цепочку, которая должна перевернуть ведро и окатить собеседницу ледяным потоком.– И знаешь, что бы сказала про тебя моя учительница?– Что? – с надеждой спрашивает Аделаида, но с опаской поглядывая на ведро над головой и цепочку в руках у Герды.– То, что твой голос творит чудеса! Кричи, Ада, кричи!!! – и дёргает за цепочку.Пронзительный крик освобождения, радости, триумфа заставляет пар в парной замереть в удивлении.Отдышавшись, Ада произносит:– Теперь я понимаю, зачем ты пошла в океан!Выйдя, завёрнутые в большие махровые полотенца, на веранду, они понимают, что кто‑то был здесь, но не решился войти. Тлеющая сигарета и коробка с пирожными, перевязанная красивым бантом, забыты, точнее – брошены на столе…– Она придёт. В следующий раз она будет с нами, – произносит Герда и развязывает бант на коробке.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.