Эрон Шерман Заметки интроверта (Сказки хвойного леса)

Запах тишины..

Жил-был один дядька. Мирон. Жил он в старом загородном деревянном домике, где из окна было видно большое, широкое поле, с левой стороны упирающееся в лес. Он существовал, как серый камень в стене – незаметно, безучастно, равнодушно. Но настоящая его жизнь начиналась там, где кончался асфальт. Его душу лечила вода.

Каждый год, с приходом весны, лишь только сойдёт лёд с таёжных рек, он грузил в старенький внедорожник свою надувную байдарку, вёсла, спальник, палатку и уходил .. В глухие места, водными маршрутами.. Не от людей уходил, а к себе. Сибирские реки манили своим невероятным неповторимым букетом запахов . Где-то тихие, спокойные, молчаливые, задумчивые .. Где-то быстрые, с бурными перекатами. Тайга встречала туманами . Он знал язык ветра, любил звук воды под веслом.. и суровую сказочность таёжных ночей.

В тот год он сплавлялся по одной небольшой но протяженной реке. Вода была холодной, как сталь, и прозрачной. Он шёл вниз по течению несколько дней, не встречая ни одной души. И в этом была его благодать.

На третью ночь он встал лагерем на высоком песчаном яру. Развёл костёр, сварил уху из хариусов, которых поймал по пути. Солнце медленно заходило за еловые верхушки, окрашивая оранжевыми красками возвышающуюся каменную стену на противоположном берегу. Как самый широкий экран самого большого и безлюдного кинотеатра.. Мирон замер, глядя на огонь, в котором плясали его мысли. И в какой-то момент, в промежутке между треском полена и плеском воды в реке, он увидел её .

Она вышла из темноты леса, как туман, принимающий форму. Не испуганная туристка, не потерявшаяся грибница. Она как будто была… частью этого пейзажа, всё это время, пока Мирон был здесь. В её движениях была та же плавная сила, что и у течения реки. Простые черты лица, тёплые глаза, в которых, казалось, застыл свет отдалённого костра.

– Не помешаю? – её голос был тихим, но не робким. Таким же глубинным, как шум тайги. Мирон лишь молча кивнул на камень напротив. Она села, сбросив с хрупких женских плеч, рюкзак . Не было ни лишних слов, ни расспросов. Она протянула руки к огню, и он заметил, что пальцы её в мелких царапинах и без маникюра, как у человека, кто не боится земли и дерева.

Они молчали. Но это не была неловкая тишина. Это было совместное слушание: ночи, реки, самого времени.

Вода в котелке закипала. Она достала из рюкзака небольшую стеклянную баночку с откручивающейся крышкой. Насыпала из неё в котелок чай на травах, пахнущих шиповником, чабрецом и мятой и налила ему. Глоток был таким же тёплым и неожиданно-приятным, как это нежданное присутствие загадочной, но какой-то неведомо родной гостьи.

Они беседовали. Не о быте, не о прошлом. Она рассказывала о том, как поёт лёд на озере в лунные ночи, а звёзды – молчаливые слушатели, только еле заметно подмигивают своими глазами.. О том, как старый кедр хранит в своих ветвях память о столетних засухах и бурях. Она говорила, что реки – это не дороги, а нити, связывающие тайгу и океан, и тот, кто идёт по воде, на время становится частью этой связи.

– Ты ищешь тишину? – наконец спросила она, глядя не на него, а на пламя.

–Я в ней живу, – ответил Мирон.

–А я её храню, – сказала она. – Для тех, кто способен её услышать. Для тех, кому она – не пустота, а наполненность.

Он слушал, и ему казалось, что он не узнаёт что-то новое, а вспоминает что-то давно забытое. Её слова, как ключи к дверям внутри него самого.

Ночь тянулась, огонь горел ровно, как их тихий, прерывистый разговор. Под утро, когда звёзды начали бледнеть, а холодок с реки потянулся к костру, он сидел, подперев голову руками, и смотрел на последние угли. Он не слышал, как она встала. Только почувствовал лёгкое прикосновение сзади. Она обняла его со спины, положив подбородок ему на плечо. Её руки были прохладными, а щека – тёплой. Она не говорила ни слова. Она просто держала его, глядя вместе с ним на угасающий костёр. Это был разговор безмолвнее всех предыдущих. Разговор на языке простого человеческого тепла, которого ему, возможно, не хватало больше всего. Прикосновение длилось всего мгновение, а может вечность.. А может, ровно столько, сколько нужно, чтобы согрелось сердце.

Он так же не заметил, как она растворилась.. Когда он допил чай, её уже не было. Только на спине Мирона остался её плед. Мягкий, клетчатый, пахнущий дымом, хвоей и чем-то ещё… сладковатым и незнакомым. Её запахом.

Мирон не искал её. Не звал. Он вдохнул полной грудью воздух, втянул в себя аромат с пледа и почувствовал странное, щемящее чувство. Это не была грусть от потери. Это была теплота от встречи. Теплота, которая теперь останется с ним навсегда.

Наутро он свернул лагерь, спустил байдарку на воду и тронулся в путь. Река была та же, лес тот же, небо то же. Но мир стал другим. В нём теперь жило эхо. Эхо костра, который согревал не только руки. Но и что-то внутри грудной клетки.. Эхо того безмолвного объятия, которое стёрло одиночество.

После этой ночи он что-то понял. Он больше не был один. Где-то там, в бескрайней тайге, у костра, сидит она.. Хранительница его тишины. У него остался её шерстяной плед, пахнущий тайгой, дымом и вечностью.

Дом за седым перевалом

Где-то меж пологих травянистых склонов и глухой тайги, вдали от цивилизации, куда спутники смотрят слепым стеклянным оком и видят лишь бескрайнее зеленое море, расположилась тихая деревушка. Место, которого не было ни на одной карте. Те, кто жил здесь, называли его просто – Дом. Когда здесь образовались первые домики и кем – это уже давно обросло всевозможными легендами и точного ответа никто дать не мог.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.