– Замри, если не хочешь, чтобы тебя кастрированным похоронили, – угрюмо посоветовал Матвей, не сводя с вошедшего напряжённого и совершенно трезвого взгляда.
Сообразив, что дело запахло порохом, капитан замер, даже не делая попыток хоть как-то изменить положение.
– Ты из какого подразделения? – неожиданно спросил один из бойцов, внимательно рассматривая капитана.
– Шестой отдел. Особая отдельная рота спецназа, – коротко ответил офицер.
– Понятно. Преторианец, – кивнув, скривился боец.
– То-то я смотрю, форма словно только со склада, – понятливо кивнул Матвей.
– Он злой на тебя, – услышал проводник и, опустив взгляд, внимательно посмотрел на собаку. – Он злится, что его заставили бросить все дела и ехать сюда из-за какой-то шавки и её пьяного хозяина.
– Можешь передать своему начальству, что работать с тобой мы не будем, – сказал Матвей, поднимая взгляд.
– Почему? – растерялся капитан.
– Первое, ты не любишь собак. Второе, ты ведёшь себя, как зарвавшийся чинуша, а не как боец спецназа. Вот спецназ, – сказал проводник, указывая на стоящих бойцов. – Они с пришельцами дрались с первого дня вторжения. Из всего взвода нас только трое осталось. И третье, ты даже не спросил, с чего мы вдруг пьём. А мы сегодня друзей поминаем. Тех, кто вместе с нами жизнью рисковал. Так что вали отсюда и не возвращайся. А за дела свои на начальство злись. Мы тебя сюда не звали.
– Откуда ты… – растерялся капитан, но посмотрев на собаку, замолчал. Потом, медленно поправив автоматный ремень, спросил: – Выходит, это не сказки? Этот пёс и правда мысли читает?
– А вот это тебе знать совсем не надо. Что называется, от слова совсем. Иди, – приказал Матвей, кивнув на дверь. – И дверь за собой закрой.
Понимая, что разговора не получилось, капитан, молча развернулся и вышел из дома. Бойцы, расслабившись, уселись на свои места, а Матвей, повернувшись к собаке, сосредоточился и мысленно спросил:
– Ты чего это посторонних в дом пускаешь? Сторож?
– Он искал тебя, – последовал равнодушный ответ. Рой вернулся к своим костям.
– И что? А если бы меня враг искал? – попытался возмутиться Матвей.
– Он ругался про себя, что должен в темноте искать мужика с собакой, чтобы передать приказ. Приказ это работа. Мне скучно, – последовал ответ.
– А я думал, ты любишь отдыхать, – растерялся Матвей.
– Люблю. Но сейчас скучно, – вздохнул Рой и, оторвавшись от угощения, подошёл к проводнику.
Положив ему на колени огромную башку, пёс еле слышно заурчал, и Матвея обдало тёплой волной самых разных эмоций.
– Не сердись. Мне правда скучно. Мы давно не ловим врагов.
– Знаю, Ройка. Но ведь это хорошо. Это значит, что мы их победили и можем просто жить дальше, – подумал Матвей, ласково теребя бархатные уши кобеля.
– От тебя плохо пахнет, – тихо фыркнул пёс.
– Знаю. Но и ты у меня не розовый куст. Так что квиты, – улыбнулся Матвей.
– Что значит квиты? – тут же последовал вопрос.
– Это значит, каждый остался с тем, что у него и было.
– Не понимаю.
– В расчёте.
– Всё равно не понимаю, – продолжал упираться кобель.
– Это только человеческое понятие. Просто запомни его, – отмахнулся Матвей. – Ты не услышал, зачем нам завтра идти в штаб?
– Нет. Он и сам не знает, – вздохнул Рой и, потеревшись о проводника так, что подвинул его вместе со стулом, вернулся к угощению.
Внимательно наблюдавшие за ними гости только удивлённо крутили головами. Заметив их реакцию, Матвей чуть усмехнулся и, махнув рукой, скомандовал:
– Наливай. А то с этим гостем из меня весь хмель вылетел.
– Неужели он вправду всех подряд услышать может? – спросил боец, разливая водку по стаканам.
– Всех, – вздохнул Матвей. – А самое смешное, что у этого барбоса на всё есть своё собственное мнение. Потому и возникают иногда такие вот ситуации.
– А я всё голову ломаю, с чего это вдруг он даже голос не подал, – протянул другой боец.
– Ему, видишь ли, интересно стало, кто это меня посреди ночи ищет, – усмехнулся Матвей.
– О как?! И что ты с этим самоуправством делать будешь?
– Уже сделал. Выговор. Ну не бить же его, – развёл руками проводник.
– Тебе виднее. Лично я даже на выговор бы не отважился, – рассмеялся боец, разливавший спиртное.
– Да уж. С таким крокодилом шутки плохи, – кивнул второй, поднимая свой стакан.
– Да бросьте вы, – отмахнулся Матвей. – Просто любить их надо. Вот и всё.
– А ты, выходит, из разряда чокнутых собачников?
– А кто ещё решится рядом с таким зверем всю жизнь жить? – развёл руками Матвей.
Друзья за разговором допили бутылку, и Матвей, выделив им постельное бельё и подушки, принялся наводить порядок. Быстро собрав объедки и мусор, он вымыл посуду, присев на ступеньку крыльца, закурил. Вышедший из дома пёс, присев радом с ним, ткнулся носом в щёку проводника и, вздохнув, спросил:
– Ты грустишь. Зачем?
– Я вспомнил свою семью, Ройка.
– Я знаю. Но ведь их давно уже нет. Они умерли.
– Да. Умерли.
– Тогда зачем вспоминать?
– Ну, ты же помнишь своих братьев, которых убили враги.
– Плохо, – откровенно признался пёс. – Я не умею долго помнить. И мне не грустно оттого, что их нет. Мы были щенками, когда ты забрал меня.
– А я был взрослым, когда мои девочки погибли, – вздохнул Матвей.
– Но у тебя есть Дана. Разве тебе не хорошо с ней?
– Хорошо. Но это не значит, что я должен забыть свою семью.
– Не понимаю.
– А я не знаю, как тебе правильно объяснить, – грустно усмехнулся Матвей.
– Ничего. Я знаю, что ты делаешь правильно.
– Как это знаешь? – удивился проводник.
– Знаю. Не могу объяснить, – фыркнул Рой. – Знаю. В голове.
– Ещё не легче. Только не говори, что ты научился будущее предвидеть, провидец лопоухий, – рассмеялся Матвей.
– Нет. Не будущее. Я знаю, что ты не обманываешь, – снова фыркнул пёс.
– Уже проще, – рассмеялся Матвей, обнимая пса за жилистую шею и прижимая его к себе.
Огромный пёс, для вида посопротивлявшись, с удовольствием завалился на колени проводнику, пыхтя, фыркая и вывалив от удовольствия язык. Это была одна из их любимых забав. Огромный пёс, несмотря на всю свою свирепость, всё ещё оставался игривым, словно подросток. Глядя на него, Матвей никак не мог поверить, что этому красавцу всего два с половиной года.
После попытки пленного леоба подчинить себе Матвея, Рой стал говорить очень чисто, иногда оперируя такими понятиями, что ставил проводника в тупик. Но тем не менее многие вещи оставались для него недоступными. Рой никак не мог, например, осознать такие абстрактные понятия, как будущее или воображаемый предмет. Но при этом не оставлял попыток понять своего проводника. Понять его логику и причины определённых поступков. И именно поэтому между ними всё чаще возникали разговоры о тех или иных поступках окружающих людей.
Утро началось с очередного сюрприза. Примчавшийся в деревню Савенков разбудил Матвея ни свет ни заря и, тяжело плюхнувшись на стул, мрачно сказал:
– Значит, так, Матвей. Из центра по ваши души приехала куча проверяющих. Из них процентов семьдесят головастики. Остальные по нашему ведомству.
– И какого, прости за грубость… им нужно, – фыркнул Матвей, загнув трёхэтажную конструкцию.
– Если б мы знали. Требуют тебя, его и пару ребят, способных его слышать. Мы официально отписались, что тебя в очередную командировку унесло, но они сами приехали. Хотя изначально требовали вас туда отправить.
– А Лоскутов что говорит? – помолчав, уточнил Матвей.
– Молчит. А если открывает рот, то ругается так, что бумаги на столе тлеют.
– Хочешь сказать, что он тоже не в курсе дела?
– Именно это я и говорю, – устало кивнул полковник.
– Что предлагаешь?
– А что тут можно предложить? – развёл руками Андрей. – Отказаться мы всё равно не можем. Да и непонятно, с чего их вдруг так припекло.
– Андрей, запомни сам и передай Лоскутову. Никто, кроме меня, к моей собаке не подойдёт. Не то что не тронет, а даже не подойдёт. И плевать я хотел на все их теории, догадки и все остальные домыслы. Поймите. Любую его боль я чувствую, как свою, и не собираюсь становиться слюнявым идиотом в угоду кучке научно-озабоченных сволочей. Потребуется, пущу в ход оружие.
– Погоди психовать. Может, всё ещё не так мрачно, – попытался осадить проводника Андрей, но того уже понесло.
– Это моя собака, – рявкнул Матвей, сжимая кулаки.
Словно поддерживая его, Рой пружинисто подскочил к столу и, оскалившись, зарычал. При этом взгляд пса был направлен куда-то в пространство, словно он угрожал не сидящему здесь полковнику, а воображаемому противнику. Отлично помня, что именно с этой фразы начиналось любое безобразие, связанное с учёными, Андрей удручённо вздохнул и, разведя руками, спросил:
– Это у тебя заклинание такое, чтобы в психоз впадать?
– Это то, что помогает нам выжить, – огрызнулся Матвей, поглаживая пса.
– Нет, ребята. Вы точно чокнутые. Оба, – решительно резюмировал полковник.
– Когда встреча? – спросил Матвей, немного успокоившись.
– Встреча, – фыркнул полковник. – Это на гражданке встреча. А мы прибываем по вызову.
– А я ополченец, – вяло огрызнулся Матвей. – Тот же пиджак, вид с боку. Короче, когда?
– Прямо сейчас. С чего я, по-твоему, сюда примчался, едва штаны успев надеть?
– Без завтрака никуда не поедем, – ответил проводник, злорадно ухмыльнувшись.
– Так и норовишь под молотки подставить, – покачал головой полковник.
– Ты сам-то позавтракать успел? – спросил Матвей, не обращая внимания на его слова.
– Откуда? Посыльный по штабу примчался. Хватай мешки, вокзал поехал. Я в штаны и к тебе, – развёл руками Андрей.
– Вот и не спеши, а то успеешь, – усмехнулся Матвей. – У них теории и большая наука, а у нас служба и распорядок. Война войной, а обед по расписанию.
– Ты уж сам определись, на службе ты или кто? – рассмеялся в ответ полковник.
– Или как, – не сумел промолчать Матвей, сноровисто нарезая бутерброды и разливая по кружкам чай.
Кое в чём война пошла на пользу человечеству. Химические предприятия оказались уничтоженными, и колбасу стали делать из чистого мяса. Благо специалисты по животноводству и просто деревенские жители начали возвращаться к привычной жизни. Один такой заводик был организован на территории базы, и её обитатели с удовольствием потребляли его продукцию.
Плотно перекусив, приятели вышли из дома и, погрузившись в присланную за ними машину, отправились навстречу новым свершениям. Спустя час Матвей, Рой, полковник Савенков и генерал Лоскутов, стояли в окружении двух десятков приехавших специалистов в самых разных областях наук. Мрачно оглядев всё это стадо, как мысленно окрестил их про себя Матвей, проводник сделал глубокий вздох и, выделив взглядом самого старшего по возрасту, спросил:
– Какого чёрта вам от нас надо?
– Повежливее, сержант, – рыкнул в ответ стоявший здесь же капитан, которого Матвей выставил из своего дома.
– Заткнись. Твой номер здесь вообще шестой. Так что стой и помалкивай, – зарычал в ответ проводник, скалясь не хуже собственного пса.
Не ожидавшие такой реакции головастики быстро переглянулись и опасливо отодвинулись подальше. На всякий случай. Очевидно, перед отправкой их как следует проинструктировали, не забыв рассказать и историю об убитом проводником учёном.
– На какое расстояние ваша собака способна слышать мысли людей? – спросил пожилой, осанистый мужчина, которому проводник задал вопрос.
– До сотни метров.
– Точнее, пожалуйста.
– Точность требуйте в палате мер и весов, а здесь всё очень неопределённо, – презрительно отмахнулся Матвей.
– Послушайте, молодой человек. Кажется, вы не понимаете, что все эти люди, видные учёные, которые вынуждены были ехать чёрт знает куда только ради изучения этой собаки, – начал заводиться мужик. – Поэтому я попросил бы вас…
– Бабу свою попроси, – перебил его Матвей. – Пока мне толком не объяснят, что всё это значит, никаких опытов, экспериментов и тому подобных действий не будет. И учти, капитан, ещё раз схватишься за автомат, башку прострелю.
– А успеешь? – фыркнул капитан, презрительно скривившись.
Сам преторианец стоял в расслабленной позе, повесив свой навороченный автомат на грудь. При этом у пижона оружие даже не было снято с предохранителя. Сам Матвей был вооружён подаренным ему после победы пистолетом СР-1, «гюрза», и оставшимся со времён службы ПММ. «Гюрза» висела в тактической кобуре, на бедре, а «макарка» в кобуре скрытого ношения подмышкой.
Мешковатая камуфляжная куртка скрывала дополнительный ствол, так что преторианцу и в голову не пришло, что этот жилистый, почти совсем седой мужик может иметь козырь в рукаве. Услышав слова капитана, Матвей, с первого взгляда успевший заметить все несуразности с его оружием, только презрительно усмехнулся и громко спросил:
– Хочешь проверить?
– Хочу, – кивнул капитан. – Ты мне ещё с прошлой ночи на нервы действуешь. Так что хочу.
– Плохо, когда нервная система слабая. Ошибки делать начнёшь, – ответил Матвей и, одним плавным движением выхватив пистолет, дважды выстрелил.
Приключения в составе взвода спецназа не прошли для него даром. Патрон в стволе и спущенный курок, вопреки всем правилам и уставам, уже не раз спасали ему жизнь, давая возможность выстрелить на долю секунды быстрее противника. А стрелять дублем его обучили сами бойцы спецназа. Первая пуля ударила в затворную раму сто третьего. Вторая, прошила правое плечо над срезом бронежилета. Не ожидавший такого капитан, громко вскрикнув, рухнул в подросшую траву.
Стоявшие рядом с капитаном учёные прыснули в стороны, словно стайка перепуганных воробьёв. Бойцы взвода, которыми, как потом выяснилось, этот капитан и командовал, защёлкали затворами, беря на прицел проводника и собаку, но стоявший рядом с Матвеем генерал Лоскутов, шагнув вперёд, громко скомандовал:
– Отставить! Отставить, я сказал!
– Товарищ генерал… – начал было один из бойцов, но Лоскутов не дал ему договорить.
– Рот закрой, боец! Здесь я командую.
– Но он в капитана стрелял. – не сумел промолчать боец.
– А твой капитан дурак и позёр, если до сих пор не понял, что перед ним один из самых опытных бойцов службы СКС. Он против ксеносов ходил. И живым возвращался, а этот стоит, понты гнёт. Головой думать надо. А раз не умеет, пусть на больничной койке валяется, – бушевал Лоскутов, наступая на растерявшихся преторианцев.
– Да они и сами хороши, – вступил в разговор Савенков. – Им приказали охранять, а они рты раззявили, как зеваки. Периметр кто держать будет?
Сообразив, что действительно излишне расслабились, бойцы, угрюмо переглядываясь, отправились по своим местам. Сам Матвей, не опуская оружия, продолжал отслеживать каждое движение упавшего капитана. При этом про себя проводник успел усмехнуться. Бойцы, вырвавшись из охраняемого бункера, хотели поглазеть на диковинку, а увидели урок быстрой стрельбы. Капитан, застонав, принял сидячее положение и, держась за плечо, мрачно процедил:
– А вот за это ты, сержант, перед трибуналом ответишь.
– Ты сначала доживи до него, орёл кухонный, – зло усмехнулся Матвей. – Я ведь могу и закончить то, что начал. И плевать я на всё хотел. Из всех людей на этом свете меня только мой пёс по-настоящему любит. Так что нам обоим терять нечего.
Услышав эти слова, Лоскутов мрачно покосился на проводника, но от комментариев воздержался. Шагнув к капитану, генерал окинул его повреждения быстрым взглядом и не терпящим возражения тоном приказал:
– Берите машину и отправляйтесь в госпиталь. Здесь вам делать больше нечего.
Тяжело поднявшись, капитан поплёлся к машине. Проводив его взглядом, генерал шагнул к проводнику и, положив руку ему на запястье с пистолетом, тихо сказал:
– Ты совсем с ума сошёл? Под трибунал рвёшься?
– Нужно было с самого начала показать, кто здесь хозяин, – также тихо огрызнулся Матвей.
– Ты действительно псих, – покачал головой генерал.
– Знаю, – пожал плечами Матвей, убирая пистолет в кобуру.
Убедившись, что безобразие со смертоубийством закончилось, яйцеголовые снова начали подтягиваться к месту событий. Найдя взглядом мужчину, которому уже задавал вопрос, Матвей снова спросил:
– Так какого чёрта вам от нас нужно?
– Изучить вашу собаку.
– Это не ответ.
– У вас нет необходимого допуска, – попытался выкрутиться учёный.
– Значит, вообще ни хрена не получите, – пожал плечами Матвей и, хлопнув себя по бедру, направился к привезшей их машине.
– Принято решение увеличить поголовье таких собак, чтобы полностью перекрыть возможность проникновения в страну иностранных агентов, – нехотя сказал мужчина.
– Эти сказки вы можете военным рассказывать, – фыркнул проводник, поглаживая пса. – Правду, или мы уезжаем.
– Я не могу вам сказать, – упёрся учёный. – Вы всё равно не поймёте.
– Вот как?! А если я скажу, что вы собираетесь опровергнуть теорию возможности генетического формирования организма и сознания плотоядных животных, доказав, что подобное невозможно, что вы скажете?
– Откуда… как… каким образом? – растерялся учёный, но заметив ухмылку проводника, перевёл взгляд на собаку. – Это он вам передал?
– Вам это знать не нужно, – отмахнулся Матвей и, повернувшись к генералу, спросил: – Убедились, что вся эта шваль преследует только свои шкурные интересы? Так что поехали мы отсюда.
– Погоди, Матвей. Что-то здесь не так, – настороженно покачал головой Лоскутов.
– Конечно, не так. В стране разруха, а эти крысы гранды на свои теории выжимают, – презрительно скривился проводник.
– Не могли же они весь Генштаб вокруг пальца обвести, – упрямо покачал головой Лоскутов.
– Эти кому угодно извилины в косички заплетут, Александр Юрьевич, – отмахнулся Матвей. – Говорю же, крысы.
– Послушайте, что вы себе позволяете?! – возмутился пришедший в себя учёный. – Я не позволю, чтобы какой-то неуравновешенный тип оскорблял лучшие умы страны.
– Заткнись, – оборвал его словоблудие Матвей.
– Да.
– Я сказал, заткнись, если не хочешь свои хвалёные мозги по траве собирать, – рыкнул в ответ проводник, опуская ладонь на рукоять пистолета.
Сообразив, что это не пустая угроза, учёный замолчал.
– Давайте отойдём, – неожиданно предложил генерал учёному, беря его за локоть. – А вы ждите, – добавил он, повернувшись к Матвею, не терпящим возражения тоном.
– Ройка, слушай, что они говорят, – попросил проводник, плотно прижимая ладонь к собачьей голове.
– Генерал требует, чтобы тот, другой, сказал ему, что происходит. А второй не хочет отвечать. Говорит, что ему запретили разговаривать на эту тему, – ровным, безэмоциональным тоном отвечал пёс.
Так всегда бывало, если Рою приходилось контролировать разговор на большом расстоянии. Опытным путём они с Матвеем выяснили, что расстояние свыше десяти метров вынуждало пса сосредотачиваться и полностью отключаться от всего окружающего. При общении с самим проводником это расстояние резко вырастало и не требовало такого напряжения.
Убедившись, что и Лоскутов так ничего от учёного не добился, Матвей позволил Рою расслабиться и, развернувшись, пошёл к машине. Вскоре к ним присоединился и сам генерал. Сев в машину, Лоскутов устало потёр ладонями лицо и, тряхнув головой, признался:
– Ничего не понимаю.
– А что тут непонятного? – пожал плечами Матвей.
– У меня высшая категория допуска. А он твердит мне про тайну.
– Удобная позиция, не находите? Сказать нечего. Мы с Роем их крысиную возню озвучили, вот и пытаются прикрыться тайной, чтобы не признавать, что вся эта затея не более чем их очередная авантюра.
– И что будешь делать, если из центра пришлют приказ заставить вас помогать, даже под угрозой трибунала? – мрачно поинтересовался Лоскутов.
– А мы сегодня уедем. Скроемся на границе. Пускай ищут, – мрачно ответил Матвей.
– Не сходи с ума. Это не выход. Пришлют роту таких вот преторианцев, и будете оба в клетках гонор показывать.
– Ну, пусть попробуют. Я ведь недаром говорю, что повторять этот эксперимент нельзя. Ни в коем случае. Врагу не пожелаешь такой жизни, как у нас. И это в мирных условиях. Поймите, Александр Юрьевич, я не хочу, чтобы молодые ребята сходили с ума от боли, когда кто-то из новой пары получит пулю. Это не должно повториться. Признаюсь честно, я и сам не понимаю, почему мы оба ещё не взбесились.
Голос проводника звучал устало и глухо. Так, словно он рассказывал это всё через силу. Сидевший рядом с ним пёс опустил голову ему на колени и, вздохнув, укоризненно покосился на генерала, словно упрекал его в том, что его человеку сделали больно. Слушая проводника, генерал старался поймать его взгляд, чтобы понять, что из сказанного правда, но Матвей упорно смотрел в пол.
Едва войдя в штабную палатку, генерал Лоскутов сразу был атакован сразу с нескольких сторон. Его адъютант, с докладом о текущих делах, дочь Дана и пять делегатов от приехавших учёных. Последние, не считаясь ни с полом, ни с чинами, перебивая друг друга, начали вопить, едва генерал переступил порог палатки. Единственное, чего удалось добиться адъютанту, это удержать всё это стадо в так называемой приёмной.
Одновременно с этой психической атакой зазвонил телефон. Решительно отодвинув учёных, генерал прошёл к столу и, сняв трубку, коротко сказал:
– Генерал Лоскутов. Слушаю вас.
Внимательно выслушав всё сказанное, Лоскутов не повышая тона, ответил:
– Ваши люди сами виноваты. Их изначально предупредили, что объект очень упрям и терпеть не может учёных. К тому же эмоциональная и этическая составляющие самого проекта вызывают большие сомнения. Об этом вам лучше спросить у самого проводника. Во всяком случае, то, что он рассказал мне, не поддаётся трезвому осмыслению. Я не готов терять людей. Да. Угроза потери рассудка.
Закончив разговор, Лоскутов положил трубку и, повернувшись к дочери, сказал:
– Дана, зайди. Но только быстро. Как видишь, дел выше головы.
– Послушайте, генерал… – попытался возмутиться один из учёных, но доведённый до белого каления Лоскутов резко оборвал:
– Молчать! Будете говорить, когда я разрешу.
Растерявшись от генеральского рыка, головастики дружно замолчали, неприязненно поглядывая на девушку. Сама же Дана, одарив эту толпу презрительным взглядом, направилась в отцовский кабинет походкой манекенщицы. Шагом от бедра, плавно покачивая бёдрами. При этом она даже спиной умудрялась выразить своё презрение к гражданским штафиркам.
Несмотря на камуфляжный костюм и тяжёлые берцы, девушка умудрилась, не говоря ни слова, высказать о них всё, что думает. Проследив за этой демонстрацией насмешливым взглядом, генерал вошёл в свой кабинет следом за дочерью и, устало опустившись в кресло, спросил:
– Чего прискакала?
– Они здесь из-за Матвея? – спросила Дана, ткнув пальцем в сторону приёмной.
– Угу, – мрачно кивнул генерал.
– И чего им нужно?
– Сам ещё не понял, – вздохнул Лоскутов.
– Как это? – растерялась девушка.
– Эти тень на плетень наводят. Начальство всё на них сворачивает. В общем, как всегда, сделай, но спрашивать не моги. А чего сделать, неизвестно.
– Очень интересно! А если Матвей их пошлёт подальше?
– Уже.
– Что уже?
– Уже послал. И даже их начальника охраны в госпиталь отправил.
– Это капитан с простреленным плечом и разбитым автоматом? – вскинулась Дана.
– Он самый, – тяжело вздохнул генерал.
– И что теперь будет?
– Пока не знаю. А как там этот раненый?
– Фармазон и хам трамвайный, – отмахнулась девушка. – Не успел от наркоза отойти, с ходу принялся хвост распускать. Пришлось пообещать второе плечо прострелить.
– Понял?
– До таких угроза доходит, только если она приведена в исполнение, – фыркнула девушка, выразительно похлопав по висевшей на поясе кобуре.
– Только не говори мне, что и ты в него палила, – делано испугался Лоскутов.
– Ещё нет. Но к тому идёт, – мрачно пообещала Дана.
– Вот только ты не начинай.
– А я и не начинала. Но хамства терпеть не собираюсь. Тем более от такого индюка, – отрезала девушка.
– Ладно. Ты чего хотела? – сменил тему генерал.
– Куда Матвея дел? – потребовала доклада дочь.
– Где-то по базе бродят. Оба. После стрельбы пройтись решил, – вздохнул генерал.
– Папа, что теперь будет? Их заберут? – тихо спросила девушка, глядя на отца полными слёз глазами.
– Кто? Куда? – растерялся Лоскутов.
– Отсюда. С базы, – всхлипнула Дана.
– Зачем? Вон они все, сюда прискакали, – ответил отец, одновременно пытаясь успокоить дочь.
Суровый генерал, прошедший огонь и воду, не выносил слёз дочери. Ведь она единственная, кто остался у него от всей семьи. Именно в такие моменты он готов был сам взяться за оружие, чтобы устранить причину слёз дочери. Вот и сейчас, прижав девушку к себе, он осторожно поглаживал её по голове, тихо шепча обещание сделать всё, чтобы с её приятелем ничего не случилось. Успокоившись, Дана быстро поцеловала отца в щёку и, шепнув:
– Ты обещал, – выскользнула из палатки.
Лоскутов едва успел перевести дух, как в кабинет, не дожидаясь приглашения, ввалились учёные. Посмотрев на всё это стадо с нескрываемой ненавистью, Лоскутов вернулся в кресло и, закурив, тихо сказал:
– Я слушаю вас, господа.
– Генерал. Вы должны обеспечить полное содействие вашего подчинённого и его собаки, – с ходу взял быка за рога один из учёных.
– Должен? – иронично переспросил Лоскутов. – И когда же это я успел вам так задолжать?
– Вы не понимаете…
– Не понимаю. А не понимаю я потому, что вы ничего толком не объясняете.
– Генерал. Вы даже представить себе не можете, какой это прорыв в мировой науке. – затоковал мужик, словно глухарь, при этом фанатично блестя глазами.
– А ничего, что от вашей науки одно название осталось? – перебил его Лоскутов. – Страна в руинах. А вы – наука. Лучше бы подумали, как пользу стране принести. Как побыстрее мобильную связь, например, восстановить. Оставьте вы животных в покое. Особенно таких опасных.
– Опыты на собаках проводились от создания времён, – небрежно отмахнулся учёный.
– Неужели до вас действительно не доходит, что все ваши эксперименты причиняют боль не только собаке, но и её проводнику? – удивлённо спросил генерал.
– И что? Лично для меня наука превыше всего, – патетично воскликнул учёный.
– Ну, так и ставьте свои опыты на себе. С чего вы взяли, что человек, далёкий от науки, должен терпеть неудобства в угоду вам? К тому же в этом случае вы будете находиться, так сказать, внутри самого процесса и сможете более полно описать всё его течение.
– Но нам нужна собака, – ответил учёный, разом растеряв весь свой пыл.
– Так возьмите её. Прикажите поймать на улице любую бродяжку и работайте.
– Повторять то, что уже сделано? Терять время? – возмутился мужик, снова начиная заводиться. – Такое может предложить только дилетант.
– А я и не говорил, что что-то смыслю в науке, – пожал плечами Лоскутов.
– Значит, вы отказываетесь помогать нам?
– Да. Я отказываюсь делать что-то, чего не понимаю, – решительно кивнул генерал.
– Вы пожалеете об этом, – с угрозой прошипел учёный.
– А вот с этого места поподробнее, – зло оскалился Лоскутов.
– Обо всех ваших действиях мы составим подробный отчёт, который передадим вашему командованию, – продолжал угрожать глупец.
– Флаг вам в руки, – презрительно рассмеялся генерал. – А если посмеете ещё раз мне угрожать, устрою вашему стаду нападение банды преступников. Надоели вы мне.
– Что?!
– Вон отсюда! – рявкнул генерал, и учёных из палатки просто унесло.
Сунувшийся в кабинет адъютант только вопросительно выгнул бровь. Жестом подозвав его к себе, Лоскутов помолчал несколько минут, собираясь с мыслями, и, забирая у него папку с документами, приказал:
– Направь пару ребят присматривать за этими клоунами. Постоянно.
– Сделаем, – кивнул пожилой прапорщик.
– Беркутов появится, сразу ко мне.
– Понял. Может, кофе сварить? – поинтересовался адъютант, отлично зная своего начальника.
– Не в службу, а в дружбу, – кивнул генерал. – С самого утра уже все нервы вымотали, сволочи.
– Сейчас сделаю, – кивнул прапорщик и, подхватив папку, исчез за брезентовым клапаном палатки.
Спустя десять минут на столе генерала появились чашка свежезаваренного кофе и очередная папка с бумагами. А ещё через четверть часа в кабинет заглянул Рой. Заметив широкий, блестящий нос, старательно принюхивавшийся к витавшему в палатке запаху кофе, Лоскутов не удержался и, улыбнувшись, старательно подумал: «Зови сюда своего Матвея, и сам заходи. Разговор есть».
К удивлению всех, кто хоть немного знал, что это за пёс, Рою очень нравился кофе. Так что нахальный кобель, не задумываясь, пускался на разные хитрости, иногда даже отбирая напиток у владельца. Унижаться и просить он считал ниже своего достоинства. Поэтому, едва учуяв у кого-то в руках чашку с кофе, запросто мог толкнуть зазевавшегося клиента под колено, заставив его расплескать напиток, после чего слизывал его с пола.
При габаритах и весе пса это не составляло особого труда. Уже сейчас Рой весил около семидесяти килограммов, достигая ростом среднего дога. Такие размеры, не обычные для его породы, частенько пугали непосвящённых. А с учётом всяческих россказней и легенд, всё ещё витавших среди обывателей с довоенных времён, реакцию людей можно было понять. Так что кофе пёс добывал себе регулярно.
Вошедший следом за кобелём Матвей остановился посреди палатки и, угрюмо посмотрев на генерала, спросил:
– Когда прокурорских ждать?
– Угомонись, псих контуженый, – устало отмахнулся Лоскутов. – Присядь. Дело есть.
Оглядевшись, Матвей подвинул стул ближе к столу и, присев, вопросительно уставился на генерала.
– Тебе нужно на несколько дней уехать.
– Как далеко и на сколько? – уточнил проводник, даже не дрогнув.
– На недельку. Пока тут всякое бурление фекалий успокоится. Поедешь на нашу запасную базу. Там как раз новое поколение собак натаскивать начали. Поделишься с молодёжью опытом.
– А может, мне вообще куда-нибудь отсюда уехать? – помолчав, спросил Матвей.
– Куда? – не понял Лоскутов.
– На южные рубежи, например. Там, говорят, горцы снова шалить начали, дурь через границу таскают, вот и помогу нашим погранцам порядок наводить.
– А Данка? – еле смог выдавить из себя генерал.
– Со мной поедет, – ответил Матвей, чуть пожав плечами. – Если захочет, конечно.
– Хочешь последнего ребёнка у меня отобрать? – мрачно спросил Лоскутов.
– Что за ерунда? – растерялся Матвей. – Я же не на северный полюс собираюсь и не в Австралию. Да и не сможете вы её всю жизнь рядом с собой держать.
– Знаю. И про замужество всё знаю, и про свою семью. Но вот рядом, здесь, на глазах, я её удержать смогу, – ответил Лоскутов так, что проводник невольно поверил – этот сможет.
Вспомнив, что генерал, как и многие другие, потерял всю семью, и Дана единственная, кто у него остался, Матвей пожалел о своём предложении. Мужчины замолчали, думая каждый о своём. Их сосредоточенность нарушил Рой. Обойдя стол, огромный кобель походя потёрся о грудь генерала головой, легко отодвинув его вместе с креслом от стола, и, поднявшись на задние лапы, в два движения языка выхлебал весь остывший кофе из генеральской чашки.