Doctor Pascal – Эмиль Золя

Ну вот и закончилась моя более чем четырёхлетняя эпопея с циклом романов «Ругон-Маккары»: начало чтению было положено в ноябре 2015 года, затем были следующие тома (правда, не по порядку, но быстро исправился), и вот на макушке лета 20 года разорвана финишная лента.Этот роман и в самом деле создан автором последним в цикле – ощущение это возникает прежде всего потому, что в первой трети книги Золя, по сути, делает краткий экскурс по всем предыдущим девятнадцати книгам. Точнее, герой романа доктор Паскаль кратенько вспоминает уже знакомую нам историю семейства Ругонов и Маккаров, как бы подводя к основной теме своего профессионального занятия и заодно напоминая читателю о всём прочитанном.А занят доктор Паскаль ни много ни мало как изучением наследственности и принципами закрепления в роду тех или иных характерологических и физиологических признаков. Наверное по тем временам это была весьма актуальная и передовая тема (просто сам-то я кроме законов Менделя и знания, что есть такие штуки – гены, больше ничего существенного о наследственных механизмах не знаю), и доктор Паскаль (а вместе с ним и автор и, соответственно, читатели) вовсю стараются разобраться с этими законами, механизмами и принципами и понять, что именно будет унаследовано потомками, а что мимо проскочит.А параллельно и вместе с тем одновременно с этим научным занятием доктор Паскаль занят воспитанием своей племянницы, прелестной очаровательной девушки в возрасте «на выданье», т. е. уже за двадцать. Ну, и, наверное, понятно, что при таком соседстве рано или поздно должно возникнуть и чувство и, возможно, отношения. А тут ещё и ситуация некоторого соперничества имеется, и ревности, и всякое такое прочее, что изрядно вмешивается в эти события и отношения. И потому любовно-лирическая и одновременно драматическая тема (тема любви всегда драматическая, даже если это взаимное чувство) цветёт на страницах романа не по детски – любителям любовной романтики самое то.И конечно же оттенком этой романтико-любовной темы стало размышление автора о любви и отношениях, и тем более о браке между людьми с разницей в возрасте в целое поколение (например, когда ему вот-вот шестьдесят, а ей только-только двадцать пять). И думаю, что автор не просто так из авторской прихоти выводит в романе именно такой конец – хотя бы просто потому, что всё равно именно на такой финал отношений и обречены такого рода пары: старший неизбежно сначала станет недееспособным (в определённых смыслах), а затем и вовсе оставит своего партнёра в одиночестве. И потому, как мне кажется, старший мужчина должен брать на себя ответственность не связывать свою юную возлюбленную серьёзными отношениями…Конечно же все эти моменты крепко переплетены в романе, и читатель то и дело, т. е. фактически непрерывно вынужден переживать то за одного героя, то за другого персонажа, то за третьим следить вприщур, так что выходит нескучно и довольно интересно. Тем более, что по части литературных достоинств Золя и в этом романе не выцвел и не поблек.А в общем и целом: жизнь продолжается, друзья – и в романе и в реале. И хотя с Ругонами и Маккарами покончено, однако это вовсе не значит, что я расстаюсь с Эмилем Золя – уж как минимум с «Терезой Ракен» знакомство свести хочется.

«Взгляни! Здесь целый мир, всё наше общество, вся наша цивилизация, здесь вся жизнь с её дурными и хорошими проявлениями, в её горне переплавляется всё».

____Символично, что начавшаяся в Плассане история Ругон-Маккаров в нём же и закончилась. Было приятно вновь прогуляться по живописным местам этого пасторального городка под звонкое журчание неугомонной Вьорны, и то, что сопровождающим был уже хорошо знакомый Паскаль Ругон, поначалу очень даже радовало, думалось, что уж этот образованный и благоразумный представитель сего семейства не огорчит. Но что же случилось? Что стало с этим некогда разумным учёным мужем, который совсем недавно хвастливо утверждал, что ему чужды недостатки его родных? О, в дело вмешалась они – чувства: шестидесятилетний доктор вдруг воспылал желанием к двадцатипятилетней деве. Звучит просто потрясающе, а если учесть то, что она приходилась ему племянницей, которую он воспитывал с семи лет, то и вовсе слов не находится. Не было у него пороков, говаривал он… Да, заметно.____Давно я не сталкивалась с настолько омерзительной любовной историей, и дело даже не в возрасте и кровосмешении, что можно было бы ещё худо-бедно списать на то время. Паскаль на протяжении всей жизни робел перед взрослыми женщинами и боялся их, и тут перед ним в ночи предстала в одной рубашке его племянница, и он, грубо схватив её за обнажённые руки, вдруг понял – это любовь! Немаловажен тот факт, что Клотильда никого кроме него не знала, у неё не было друзей, она не ходила в школу, она вообще не покидала дом, зато она обожала саму идею великой любви; ну что же, она её нашла в лице любимого дядюшки, который, оказывается, и ранее засматривался на юных красавиц. Иронично, что несколько раз было прямо сказано, что его привлекли в девушке именно что юность и неопытность, и вот просто вдуматься в то, насколько это отвратительно: немощный мужчина воспитал для самого себя покорную девушку, которая неустанно кричала о том, что она его вещь и он может делать с ней всё что захочет… И это любовь, да? Вообще, это довольно сложный вопрос – стоит ли поднимать тему личной жизни автора при критике его произведения, но вот как в данном случае обходить стороной самого Эмиля Золя, который этим своим творением определённо пытался оправдать свой адюльтер с молоденькой служанкой? У Паскаля не было жены, но то, что он избрал свою племянницу, которая была ему как дочь, дабы она, такая свеженькая, делала его счастливым… Так что там о наследственности и вырождении?____И вот тут начинается самое возмутительное (хотя казалось бы, худшее позади…). На протяжении всего романа-реки положительных героев было крайне мало, практически все они были безлики, вводились они лишь для того, чтобы автор при их помощи мог привести свои собственные взгляды и суждения. Паскаль как раз такой персонаж. Вся эта так называемая любовная – ugh – история то и дело прерывалась суждениями о самом разном: науке и её будущем, жизни в целом и, конечно же, наследственности. Ранее авторские думы особых нареканий не вызывали, но этим романом он перечеркнул просто всё. В ребёнке выражались черты предыдущего любовника матери, потому что почему нет, это ведь так работает (нет), введённая в организм при помощи шприца простая вода помогала тяжелобольным (ну что тут сказать…), и моё любимое: если любовь не приводила к рождению ребёнка, то эта любовь «лишь ненужная грязь» (поэтому сам автор и стал изменять своей бездетной супруге, видимо). Вкупе со сценами постоянно совокупляющихся дяди и племянницы, которые больше ничем толковым не занимались и вели праздный образ жизни, всё это выглядело просто дико. Поразительно, как можно было смешать такое с вполне дельными мыслями о постоянно обновляющейся жизни, которая несмотря ни на что всегда берёт своё, и пусть она и уродлива, она в то же время и прекрасна. Ну да, кто как наслаждается этой самой жизнью… И правда, почему же род Ругон-Маккаров уже через пять поколений начал вырождаться? Паскалю следовало бы не племянниц развращать, а пристальнее вглядываться в генеалогическое древо своей семьи, ибо он был прав, именно в его гнилых ветвях таились все ответы, только он их, увы, так и не увидел.____Не передать словами, как же это горько – сталкиваться с таким отвратительным во всех отношениях завершением столь эпичного цикла, который практически на всём пути вызывал лишь восхищение. Я ожидала от этой книги некоего общего итога, а получила жалкие самооправдания и псевдонаучные выводы, непонятно для чего и кого вообще сделанные. И всё же это было великолепное путешествие длиною в два месяца. Берясь за следующую книгу, я понятия не имела куда на этот раз отправит меня автор, и это было удивительное чувство, в этих двадцати томах было просто всё, «прекрасное и отвратительное, возвышенное и низменное, цветы и грязь, рыдания и смех, словом, весь поток жизни, куда-то безостановочно уносящий человечество». Да, время идёт и многое меняется, но только не человек, и сложно сказать, плохо это или хорошо. Успокаивает лишь одно: жизнь всегда берёт своё.«Познай жизнь, полюби её, проживи так, как должно прожить – иной мудрости нет».

Закончились 105 лет одиночества. Вместе с праматерью Аделаидой Фук и с рождения мертвым Шарлем Саккаром, с пьяницей Антуаном Маккаром и чудесным доктором Паскалем. По всем ветвям остались дети, но уже без имен; Ругон-Маккары закончились на тех, о ком были написаны романы. Обо всех несчастных и подлых, слабых и изворотливых, наивных и удачливых вспоминает Золя в «Докторе Паскале», даже о тех, о ком, как мне казалось, незаслуженно забыли.Более того, если на протяжении романа-реки скорее о неприятных персонажах вспоминалось чаще (то и дело всплывали Пьер и Фелисите Ругоны, Аристид Саккар, Октав Муре или Антуан Маккар), то в этой заключительной части отдали должное так называемым «хорошим», потому что, видимо, сам доктор к ним принадлежал и чувствовал перед ними долг. Это терпеливая и жертвенная Полина Кеню из цинично названной «Радости жизни», мечтательная, но безобидная Анжелика Ругон-Туше-Гюбер-д'Откер из «Мечты», трепетный Серж Муре из «Проступка аббата Муре», пассивная и спокойная Элен Муре-Гранжан-Рамбо из «Страницы любви», Этьен Лантье (положительность которого показывает, что именно Золя думал про его революционность) из «Жерминаля», а главное – милый мальчик Сильвер Муре, не дававший мне покоя с февраля, когда я прочла «Карьеру Ругонов» и затем в каждом следующем романе искала хоть кого-то, кто тронет меня так же, как несчастный пылкий юноша. В «Докторе Паскале» открывается, что о нем помнили и скорбили – сам доктор, хорошо знавший, до чего в его роду трудно отыскать честных и добродетельных, и старая Аделаида, для которой смерть Сильвера на ее глазах стала одним из тех потрясений, что довели до полного оцепенения и сумасшедшего дома в Тюлете. Подобно мамаше Ракен, оправившейся на мгновение от паралича в особенно острый момент, Аделаида сама пробуждается от двадцатилетней неподвижности, пусть только чтобы произнести одно-единственное слово, напомнившее и о смерти ее любовника Маккара, и о смерти Сильвера. Впрочем, без милого мальчика было не обойтись – на страницах короткого романа Золя то устами доктора, то через страницы многолетнего труда последнего рассказывает обо всех отпрысках Аделаиды по очереди, пересказывая, честно говоря, предыдущие девятнадцать серий и основывая на них свои размышления о наследственности. Поэтому и об отрицательных персонажах забыть не удается, тем более что одна из их ветвей непосредственно связана с сюжетом романа, а не с пересказом. С историей доктора Паскаля переплетена история Саккаров – Аристида, авантюриста-братца с южным темпераментом (не могла не проникнуться несмотря ни на что), чахнущего отпрыска Максима и больного физически и психически внука Шарля. Каждый из них сыграет в истории доктора свою роль, все – через Клотильду, дочь старшего Саккара и сестру Максима. Она и есть второй главный герой романа, верная подопечная-опора-ученица-подруга-любовь пожилого доктора, еще один положительный персонаж, о котором не доктор вспоминает уже, а Золя рассказывает. Именно сыну доктора и Клотильды, рожденному после смертей и доктора, и Аделаиды (что снимает некое условное проклятье реальной жизни, я считаю), предстоит вывести сто лет гнивший род к здоровью и свежему воздуху. Мне подозрительно, конечно, его собственное здоровье, учитывая близкое родство его родителей, дяди и племянницы, и возраст отца, но в том, что наследственные черты ему не передадутся, я почти уверена. Ушат раздражения вылился на голову Фелисите, виновной косвенно в половине бед как первого, так и последнего романа «Ругон-Маккаров». Все уже умерли – она бегает и портит жизнь тем, кто под руку попадется.Зря, наверное, я поддалась нежеланию читать «Нана» (а все из-за «Добычи» и «Денег», долго объяснять) и оставила ее на потом, но впечатление от заключительного романа этого цикла едва ли улучшилось бы. В нем удивительно хорошо соединились накопленные доктором истории Ругон-Маккаров и история самого доктора и Клотильды. Зеркальное отражение того, как в «Карьере Ругонов», затмевая друг друга, перемежались история рода и история Сильвера и Мьетты. Замечательные открывающий и закрывающий романы. Если Золя и верил в «торжество жизни», то какой бы то ни было положительный оттенок это словосочетание приобретает только в «Карьере Ругонов» и «Докторе Паскале», и то – если привыкнуть к манере Золя, потому что в обеих книгах положительным персонажам приходится в лучшем случае тяжело, в худшем – пулей в голову на пустыре. Пробьет любую толстую кожу, даже у того, кто осилил двузначное число романов из цикла.