Elza Mars
Коробка
Если она начнёт кушать. Я решила не обращать внимания на то, что они шепчутся. Я подумала, что если бы не захотела попить воды перед сном, я бы вообще их не услышала.
Но то, что сказал Джейк, донеслось до меня через приоткрытую дверь чётко и ясно:
– Не понимаю, – сказал он. – А что с коробкой?
Ответа я не уловила. Я подошла к двери. Пол заскрипел. Шёпот прекратился.
Я открыла дверь. Они собрались на кровати.
– Что с какой коробкой? – спросила я.
Они поглядели на меня.
“Мои дети, – подумала я, – выросли вообще безо всякой совести. Или по правилам, или никаких правил”.
Этим они отличались от меня. Бывало, что я сомневалась, мои ли они.
– Ничего, – сказала Дэлия.
– Ничего, – сказали Кларк и Джейк.
– Ну, – сказала я. – Скажите. Что вы тут обсуждаете?
– Просто болтаем, – сказала Дэлия.
– Секретничаете? – сказала я шутливо, словно меня их беседа не волновала.
Она пожала плечами.
– Просто болтаем.
– О том, почему ты не кушаешь? Об этом вы болтаете?
– Ма-а-ам.
Я знала свою дочь. Она была такой же упрямицей, как и я. Не надо быть гением, чтобы понять, что больше из неё ничего не вытянешь.
– Ладно, – сказала я. – Иди спать.
Она пошла за мной. Оглянувшись, я увидела, что мальчики сидят неподвижно, уставившись на меня.
– Что? – сказала я.
– Ничего, – сказал Кларк.
– Спокойной ночи, мама, – сказал Джейк.
Я пожелала им спокойной ночи и пошла вниз за водой. Выпила два стакана.
Всё думала о коробке. На следующее утро мальчики ничего не кушали.
Дальше всё случилось очень быстро. К вечеру выяснилось, что они пошли по той же дороге, что и Дэлия. Они веселились, были всем довольны. И непоколебимы. Три слова: “не хочу есть” вдруг стали для меня самыми страшными в целом мире. Их вариация оказалась не менее страшной: два дня спустя, сидя перед дымящейся лазаньей, которую я готовила весь день, Стивен спросил меня, как он может есть, когда его дети голодают. И больше ничего не ел. Я стала готовить еду для себя одной. На Рождество Дэлия уже не могла встать с кровати сама. Близнецы отощали – как и Стивен.
Рождественского ужина у нас не было. Я поела холодного жареного риса и бросила пару крылышек в микроволновку. И всё. Тем временем Филдс вообще зашла в тупик из-за всего этого, и хотела написать доклад о нашем случае, если я не против. Я не возражала. Мне было абсолютно всё равно.
Доктор Уэллерс, которая прибегала к госпитализации лишь в крайнем случае, решила отправить Дэлию на капельницу как можно скорей. Мы спросили, можно ли после Рождества? Она разрешила, но сказала, что ни секундой позже. Мы согласились. Несмотря на холодный жареный рис и сумасшедшие обстоятельства, Рождество во многом было, бесспорно, нашим лучшим днём за долгое время. Мы сидели вместе возле огня, открывали подарки под ёлкой – это навевало воспоминания об уютном тепле прошлого. Этот день был почти, хотя и не совсем, но нормальным. В тот день я почти начала забывать о своём беспокойстве, забывать о том, что Дэлия на следующий день ложится в больницу, а за ней, без сомнения, скоро пойдут и мальчики.
Стив, со своей стороны, тоже с виду не выдавал своей тревоги. Будто присоединившись к их посту он ещё и перенял от них частицу безразличия к этому. Будто сам пост был для них поднимающим настроение наркотиком. Я помню, как мы смеялись, много смеялись. Размеры одежды никому не подходили, кроме меня, но мы всё равно её примеряли, и шутили об Удивительном Колоссальном мужчине и Невероятно уменьшающемся человеке. Зато игрушки были в самый раз, как и резной ангел в стиле американского примитивизма, купленный мной, чтобы повесить на ёлку.
