Эллен Фоллен
Психея. Забвение

– Это задний двор, ночью здесь очень тихо, и всегда дует прохладный ветер. Возьмешь с собой мятный чай и будешь наблюдать за огнями центральных улиц. – Доброта, звучащая в его голосе, заполняет постепенно мое сердце, заставляя его медленно таять.

– В стране вечного солнца, музыкальных людей, шумных детей, ароматного кофе и свежих сочных фруктов, – спокойно говорю я, наблюдая, как в доме напротив, на балконе сидит пожилая женщина, а рядом с ней ребенок, энергично размахивающий руками. – Я так хотела посмотреть эту страну, ощутить, насколько здесь все замечательно, когда были живы родители. После всех рассказов мне не терпелось погрузиться как можно скорее в эту атмосферу. А теперь, оставшись без них, я не знаю, как сбежать от всего и в тоже самое время оставить в памяти о них хоть что-то. Почему так?

– Надо спокойно отпускать своих родственников к Богу. Нам с детства объясняют, что именно надо ценить при жизни. Ты придешь к этому, корасон. Дай немного времени. – Он протягивает мне конфетку, вытащив ее из круглой стеклянной вазочки, стоящей на столике.

Я раскрываю шелестящую обертку и отправляю конфету в рот, у меня неожиданно появляются слезы из глаз от остроты, попытавшись выплюнуть ее раньше, чем она обожжет мой рот, я нечаянно раскусываю середину. С удовольствием пробую странный и очень непривычный вкус, от которого невозможно остановиться смаковать. Вытираю выступившие из глаз слезы и широко улыбаюсь от новых ощущений.

– Конфетки чили. С ума сойти! – восклицаю я. – Чувствую, Мексика меня еще удивит.

– Не сомневайся. – Мужчина выходит из комнаты, оставляя меня в одиночестве стоять на балконе.

Может, стоит попробовать окунуться в жизнь местных жителей. Провести время с пользой, начать жить.

Глава 3

Каждое пробуждение по-своему прекрасно, будь оно высоко в горах, когда громкий крик птицы будит тебя, или в палаточном лагере, разбитый в джунглях, – звуки природы ласкают ухо, и есть в этом определенная сладость. Но сейчас я уже битый час зажимала свою голову маленькими подушками, хаотично раскиданными по кровати. Эти звуки невозможно было заглушить ничем. Откидываю подушки в стороны, устремив свой взгляд в белоснежный потолок, убираю длинные пряди от лица и смотрю в пустоту. Я сейчас чувствую себя на пытках инквизиции – духота, детские визги, будто раздающиеся откуда-то снизу, и монотонный стук то и дело захлопывающейся и открывающейся двери. Два часа, что можно делать два долбаных часа с этой чертовой дверью?

Отбрасываю в сторону тонкую ткань простыни и соскакиваю с кровати, ногами моментально нахожу мягкие тапочки, подтягиваю пижамные штаны, даже не думая надевать белье под тонкий топ. Гневно размахивая руками, я спускаюсь, громко топая по лестнице. Древесина жалобно стонет от моей поступи, разъяренная и раздраженная пролетаю мимо огромного зеркала, висящего в широком квадратном холле, усыпанном барахлом в виде ненужных никому ваз, картин, шкафчиков и статуэток. Меня дико раздражают растрепавшиеся волосы, и я дергаю головой, как одержимая дьяволом, пытаясь убрать их с лица.

Моя агрессивно настроенная личность требует объяснений и желательно смерти того, кто устроил это безобразие. Причем я вполне готова оказаться тем, кто приступит к расчленению.

– Добрый день, сеньора. – Химена сидит в кухне, склонившись над цветастой кастрюлей, и чистит авокадо. – Я сейчас приготовлю ваш завтрак.

– Я, конечно, извиняюсь, но хочу понять, какого черта здесь происходит? – резко отвечаю, и меня подталкивают сзади в плечо, отступаю в сторону, пропуская Эрнесто, проходящего с множеством пакетов в руках. – По моей голове словно слоны топтались все утро. Где обещанная тишина?

– Рад, что ты оценила по достоинству то, что тебя никто не разбудил раньше. – Он поднимает на меня глаза, которые тут же округляются от удивления. – Такой я тебя еще не видел.

– Ты это специально делал? – Он отворачивается от меня и начинает раскладывать на столе купленные продукты. – Прости, Химена, это, правда, все слишком. – Женщина уже суетится около кухонной плиты, я подсаживаюсь за стол, убирая волосы за спину, чтобы не мешали.

– Специально сделал что? Я только приехал, а детишки просыпаются рано. Неужели ты в своих поездках была в идеальной тишине? – предполагает он скептически, отбирает у меня мандарин, указывая себе за спину. – Завтрак, потом у нас с тобой есть дела. Мне нужна твоя помощь.

Я выглядываю из-за него, качнувшись в сторону, и смотрю на ингредиенты, отправляющиеся в сковороду. Чили, он везде, мой желудок не скажет мне спасибо, а кишки будут гореть, как в аду. Дверь со всей дури ударяется так, что у меня спадают тапочки от неожиданности. Я оглядываюсь по сторонам в поисках Кэрри, которая еще не спустилась, но вижу в проходе кое-кого другого. Разворачиваюсь всем телом к маленькому оборванцу, зацепившись вновь надетыми тапочками за перекладину на стуле. Немного сгорбившись, опираюсь руками на свои колени и приподнимаю брови в вопросе. Смуглый мальчонка, лет шесть на вид, черные волосы, как и у всех жителей этого городка, и проницательный взгляд глаз цвета угля. Он не ожидал увидеть меня здесь – его расслабленная поза тут же принимает оборонную стойку. Он складывает руки на груди и опирается о косяк, мне в наглую подмигивая и вытягивая губы трубочкой.

– Ну, наконец-то, чика. Сколько уже можно ждать, когда ты проснешься? – писклявым детским голосом он обращается ко мне, вытаскивая из грязного кармана футболки что-то похожее на ромашку.

Мое раздражение улетучивается, я нервно хватаюсь сначала за край стула, затем, смутившись своего внешнего вида, привычно трогаю волосы, забыв о тонком топе, надетом на голую грудь. Хаотично хватаюсь за какие-то тряпки, продукты и все, что лежало на столе, наконец, скрещиваю руки на груди и вытягиваюсь в струнку.

– Не нервничай, детка. Я подожду, пока ты покушаешь, буду рад, если и меня угостишь. – Он идет ко мне, вытянув перед собой помятый цветок.

Где-то внутри себя я визжу девчачьим голосом, все мои прежние представления о детях улетучились, сменившись паникой. Тысячи маленьких меня бегают в черепной коробке, сталкиваясь в полуобморочном состоянии от незнания, что сейчас делать. Я приподнимаю подбородок, со стороны все наверняка комично, киваю мелкому оборванцу, и в одном тапочке убегаю с кухни, проносясь мимо ребенка. Лестниц будто стало намного больше, чем в момент, когда я спускалась, добравшись до своей комнаты, я запираю ее на замок и оглядываю комнату с огромными глазами. Что это такое было?!

Стук в дверь отвлекает меня от мыслей, и я прикладываю ухо, вжавшись в хлипкое деревянное полотно. Звук повторяется снова, я затаилась, не зная, что и думать.

– Андреа, это я, – с весельем в голосе произносит Кэрри, приоткрываю дверь, затащив ее внутрь комнаты за руку. – Ты прячешься от малыша? Ты будто бежала от чудовища.

– Ничего удивительного. Я пришла вниз растерзать того, кто не давал мне спать, а оказалось, что там маленький наглец пришел флиртовать со мной. – Снимаю с себя топ, вытаскиваю первый попавшийся бюстгальтер и надеваю его. – На мне даже не было нижнего белья!

– То есть то, что там был Эрнесто и его тетя, тебя не смутило, а чумазый детёныш заставил тебя сверкать пятками, как полоумную? – Она подает мне легкие штаны-бананы и начинает крутиться перед зеркалом.

– Считаешь, что мне стоит извиниться? – Я с трудом сама понимаю свою реакцию. – Он застал меня врасплох, ничего не смогла с собой поделать.

– Прекрати дурить. Одиночество никому не к лицу. Надо будет показать тебе местный базар, там много интересного. Я влюблена в их колорит. – Кэрри машет, будто не имеет никакого значения мое поведение и все то, что произошло. На ее шее появились веревки, усыпанные маленькими медальонами с разными символиками. Я настолько вымоталась с дороги, что, видимо, пропустила все, что произошло сегодня и вчера вечером.

Беру за края простынь и аккуратно заправляю кровать, распределяю подушки и выравниваю покрывала. Прохожу мимо резного комода, скорей всего очередная реликвия семьи, беру расческу и собираю волосы в аккуратный хвост. Наконец сосредотачиваюсь на двери, мне отчего-то страшно двигаться с места. Что, если этот ребенок все еще там, и что у него сейчас в голове после моего идиотского поведения? Кэрри открывает двери и ожидает моих последующих действий, приглашая на выход. Мы медленно спускаемся с лестницы, и я останавливаюсь в дверном проеме, снова столкнувшись с пытливым взглядом детских глаз. Убрав за ухо выбившуюся прядь, подхожу к своему месту, которое теперь рядом с мальчишкой, и сажусь неестественно прямо. Кэрри, Эрнесто и Химена переглядываются, пока я кошусь на ребенка.

– Я Матео. И уже поговорил с Эрнесто, он сказал, что ты с ним не спишь, поэтому я продолжу с тобой встречаться, – серьезно говорит мальчик, Кэрри прыскает от смеха, я расслабляюсь, понимая, что это обычная детская игра.

Все настороженно смотрят на меня, по сути, это моя новая ступень в жизни, психологический тренинг, препятствие, и то, как я его преодолею, покажет, смогу ли двигаться дальше. Я поднимаю взгляд от полностью опустошенной тарелки, видимо, это мой бывший завтрак, и то, как он сглатывает при виде моей очередной порции, напрягает. Я видела эти глаза и раньше, когда ноздри, едва уловив запах пищи, начинали трепетать, рот наполнялся слюной, и ты готов был душу продать за кусочек пищи, стоящей на столе.

Беру вилку, все еще опасливо наблюдая за мальчиком. Его одежда в нескольких местах порванная, покрытая грязными застарелыми пятнами, засаленные волосы торчат в разные стороны тонкими пружинками. Матео пытается сосредоточиться только на мне, делая вид, что не хочет есть.

– Меня зовут Андреа, и я хочу поделиться с тобой своим завтраком, – говорю я и двигаю тарелку так, чтобы она стояла между нами. – Ты разделишь со мной пищу и пообещаешь больше никогда не шуметь с утра?

Он будто просит разрешение у остальных людей, находящихся в комнате, пока я накалываю на вилку кусочек копченой колбаски и яйцо.

– Обещаю, грасияс, – благодарит он меня. – Честное слово! – Его плечи расслабляются, как только из его уст произносятся слова, он тут же бодро наполняет рот, активно закидывая острую пищу. Я даже ловлю себя на том, что переживаю от того, что он глотает ее, не пережевывая. Химена подает мне стакан молока, который я тут же передаю ребенку. Вилка, все еще зажатая в моих пальцах, бестолково свисает на фалангах, убираю ее в сторону и беру из чашки яблоко.

– Откуда ты? – как только он заканчивает, я задаю вопрос, показывая, чтобы на стол поставили выпечку.

– На следующей улице живу. Наши окна напротив. – Ребенок откусывает пышную булочку, щедро политую карамелью. – Играл вчера перед вашим домом и встретил тебя.

Ему кажется это прекрасным объяснением того, почему он находится рядом со мной. Эрнесто подает мне свежий кофе, приготовленный в турке, бросаю кусочек тростникового сахара. Ложка замирает в пальцах, когда я ощущаю, что мне очень комфортно с Матео. Совсем как с Грантом… К черту.

– Твои родители на работе? – Он отрицательно качает головой, я слегка наклоняюсь.

– У меня только мама и бабушка. Отца давно уже нет. Но мы скоро с ним увидимся, – радость, с которой он это говорит, поражает. Ребенок вроде как рад походу на кладбище и смерти? – Ты же будешь здесь еще долго? Подождешь, пока мы с Хуаном разыграем мяч? – Я киваю ему с улыбкой. – Спасибо за еду. – Матео встает из-за стола и убегает прочь, будто его здесь и не было.

– Сделаем вид, что ничего не было. – Я впиваюсь в кружку с горячим кофе и, чуть не обжигаясь, отпиваю. Кэрри вздыхает, и я строго смотрю на нее. – Никаких высказываний. Он просто хотел поесть и все. И это не начало моей дружбы с оболтусом. И я все еще зла! Да!

Дверь снова хлопает со всей дури, я подпрыгиваю на стуле, пролив кофе себе на грудь. Зашипев от боли, с перекошенным от ярости лицом, я поворачиваюсь, чтобы увидеть милого мальчишку, сжимающего в трясущихся пальцах цветы, с корней которых падает на напольную плитку земля. Он подходит ко мне, убирает из моих рук кружку и вручает цветы со счастливой улыбкой на лице.

– Моя сеньора, – благоговейно произносит он, посылает мне воздушный поцелуй и убегает на улицу, привычно хлопнув дверью.

Кладу на стол цветы, осыпая все вокруг землей, и тереблю лепестки роз, пахнущих спелой малиной.

– У твоего Меллона никогда не было шанса, – как только Кэрри говорит это, то тут же прикрывает рот, поймав мой уничтожающий взгляд.

– Грант Меллон? Это тот, на которого ты меня променяла? – доносится голос Эрнесто, заставляя его тетю нарочито громко вздохнуть.

– Так это она твоя невеста, которую ты хотел привезти домой познакомиться? – спрашивает Эрнесто его тетка, у меня уже от этого хода их мыслей кружится голова. Мы будто в мексиканском сериале; каждый уже сказал свою сакральную фразу, и мне необходимо сделать ход конем. Закончить на самой трагичной ноте, так, чтобы все ахнули от шока. Я подхожу к Эрнесто, беру его под руку и тащу к выходу, оставляя мою подружку и Химену смотреть нам вслед. Крепко вцепившись в него, разворачиваю мужчину к себе лицом.

– Ты говорил, что у тебя есть дела. Я поеду с тобой, только прекращай все это дерьмо, хорошо? Я никого не меняла, между нами ничего не было. – Он делает вид, что не удивлен моим словам, затем на его лице появляется довольная улыбка.

– Мы вернемся к этому разговору. Я приготовлю оборудование, буду ждать в машине, пока ты переоденешься. – Мы вместе поднимаемся наверх, практически соприкасаясь телами.

– Мне кажется, что все это искусно продуманный план, чтобы выпроводить меня из дома, – говорю я, остановившись около своей двери.

– Даже если и так, ты от этого ничего не теряешь. – Он открывает свою дверь. – Ты сделала хорошее дело, накормив Матео. Только не разбивай ему сердце, как поступила со мной.

Да что за ерунда! О чем он, черт возьми, говорит?! Я открываю рот, чтобы задать вопрос, но дверь закрывается за ним, не оставляя мне возможности. У нас не было особой романтики. Одна ночь, после этого я с раннего утра спокойно вернулась в свою квартиру, собрала вещи и уехала в то злосчастное путешествие в поиске души и ключа. Я ни разу не вспоминала Эрнесто, он был одним из многих, мужчиной, желающим помочь мне расслабиться. То, что он работал видео оператором и делал свою работу на «отлично», не помешало нам переспать и забыть об этом. Ну, как мне казалось. Сейчас, все еще стоя в коридоре и смотря на его закрытую дверь, кажется, мне есть, за что извиниться. В который раз.

Я не успеваю зайти в комнату, как двери открываются. Эрнесто со своей дежурной дружелюбной улыбкой останавливается напротив меня, показывая на сумку с видеокамерой и объективами.

– Если ты не поторопишься пропустишь вкуснейший фахитас у местного лавочника, я тебя приглашаю.

Последние слова выходят как-то интимно что ли, я киваю ему и перед тем, как зайти в свою комнату, решаю сказать:

– Это не свидание.

И закрываю за собой двери.

Я приехала сюда начать новую жизнь, а не новые отношения. Не хочу вспоминать, чем закончились старые. Застываю на месте, проведя параллель – я, Джаред и то, как настойчиво он хотел отношений. Длинный коридор в Вегасе и его улыбка… Теперь все мужчины для меня входят в круг подозреваемых, в том числе и Меллон. Именно поэтому я все еще не позвонила ему.

Глава 4

Эрнесто очень уверенно передвигается по улицам родного города. Не могу скрыть своего удовольствия от увиденного – старинные здания, красивая природа, привлекательная архитектура. Даже будучи маленьким и тихим городком, Куэрнавака привлекает своей неповторимостью, где еще можно увидеть разрушенную летнюю резиденцию ацтекских императоров, стоящую рядом с усадьбами богатых жителей. Я бы сказала, что здесь смешались несколько эпох, сосуществующих независимо друг от друга, и на удивление нет признака вандализма. Народ очень почтительно относится к старине, пожилым жителям и прошлому. Они как хранители традиций, передающихся из века в век.

Пока мы ехали в машине, мужчина рассказал мне, что Куэрнаваку основали индейцы тлауика. Эрнан Кортес и его конкистадоры сожгли город, а на разрушенных останках пирамид знаменитый покоритель Мексики построил два монументальных сооружения: дворец своего имени и церковь. Теперь эти местные достопримечательности, к которым относятся очень трепетно, являются местной гордостью. Огромный собор, служивший Кортесу как крепость, находится в окружении современных ресторанов, бутиков и популярного рынка, на котором мы остановились по случаю моего голодного желудка, решившего испортить все впечатление, вынудив меня вытащить свою задницу из машины. Я шла на заманчивый запах буритто, обливаясь потом и слюнями.

– У нас есть два варианта дальнейшего пути. – Эрнесто закидывает удочку, пока я заинтересованно оглядываюсь по сторонам, отвлекаясь на звуки, окружающих меня.

– Пока будешь озвучивать, я куплю нам еду. – Подхожу к уличному торговцу, почему-то мне кажется, что ресторан напомнит мне о другом мужчине из прошлого. – Можно мне буритто?

Такой типаж мужчины я называю истинным мексиканцем. Он худой, со смуглой кожей и жидкими смешными усиками. То, как он улыбается, меня не должно смущать, но это все же происходит. Есть какая-то определенная харизма у мужской половины Мексики. Они наглецы по своей натуре, будто заглядывают под твою одежду, даже не раздевая.

– Красавица, ты уверенна, что не хочешь попробовать чимичанга или энчилада? – спрашивает мужчина, надевая перчатки на руки, и тянется к еде в закрытой термос сумке.

– Что я должна выбрать? – Оглядываюсь на Эрнесто, взмахивающего рукой в сторону машины. – Что это значит?

– Бери все, если ты не съешь, я тебе помогу. Кажется что-то с машиной. – Он протягивает продавцу деньги, бегло говоря по-мексикански, и уходит.

Мужчина еще более заинтересованно рассматривает меня, упаковывая еду. Я притопываю ногой в такт тихой мелодии, раздающейся где-то поблизости.

– Эрнандес решил жениться? – Он передает мне бумажный пакет, засовывая сверху множество салфеток, я чуть не роняю все на пол. Если бы не он, сейчас пришлось бы выкинуть все. – Он всегда страдал малинчизмом.

– Чем? – растеряно произношу я.

– Мы любим иностранок, вы новая кровь. Красивые, интересные, как деликатес. Жениться на иностранке очень престижно. «Малинчизм», что значит «любовь ко всему иностранному». Эрнесто много путешествовал и не удивительно, что привез тебя, – объясняется мужчина, вводя меня в еще больший ступор.

– Вы ошибаетесь. – Я вспоминаю слова отца, он говорил, что бесполезно доказывать кому-то свое мнение, если уже сделаны выводы. Смолчать – значит не согласиться, но и не слыть лгуном. Пусть человек сам решает, как ему удобнее. – Грасияс, – благодарю продавца и направляюсь к Эрнесто, копающемуся под капотом машины.

Когда я подхожу ближе и вижу темную рубашку, с закатанными до локтя рукавами, мир будто застывает. Профиль, который будет появляться перед моими глазами вечность: серые глаза и туманный мир, скрытый за ними… Все напоминает о нем, и я не знаю, это мое проклятие или счастье встретить его однажды.

– Ты сейчас уронишь наш обед, – до меня доносится чужой голос, и я выныриваю из своих грез, крепче вцепившись в пакет. – Теперь еще и чили выдавишь, я не люблю облизывать пакеты, а ты?

Эрнесто громко захлопывает капот, вытирает руки об маслинную тряпку, обходит машину и засовывает ее в дверной карман. Тянется к ключу зажигания и прокручивает, некоторое время слышится характерный треск, будто внутри стучат трещотки, ударяясь друг о друга. И ничего. Я осматриваю людей, с интересом наблюдающих за нами, моя скованность и некоторое время, проведенное с ограниченным количеством людей, заставляют мои ладони жутко потеть. Мужчина возвращается ко мне и вытаскивает с силой сжатый пакет из моих крепких объятий.

– Нам придется прогуляться. – Он становится так, чтобы я смотрела только на него, перекрывая для меня местных жителей. – У тебя не получится здесь закрыться и исчезнуть. И не стоит этого делать. Ты рядом со мной, и я тебе обещаю, что ничего не случится. Доверься мне.

Я неуверенно тянусь к солнечным очкам, любезно протянутым мне, надеваю их на себя. Выдохнув, позволяю себе расслабиться. Отрешение иногда играет злую шутку, будто внутри меня шумиха, зажатая в грудной клетке. Считанные секунды, и это волнение разорвет меня, оставив мелкие куски. Не представляю, как с этим справляются публичные персоны, пусть сейчас я не под прицелами камер, но абсолютно каждый, находящийся в пределах мили, успел осмотреть меня с ног до головы и сделать свои предположения. Каждая улыбка кажется лживой, благодаря Джареду и тому, что он совершил. Любой прохожий думает только о том, как причинить мне еще больше боли. Единственный заслуживающий доверие пошатнул его, появившись в тот день в клинике, и этот кристалл… Эрнесто с его «доверься мне». Я запуталась!

– Думаю, тебе понравится жареный во фритюре чимичанга. Энчилада утопает в чили, учитывая, что ты не хорошо переносишь острое, посмею забрать его для себя. – Он протягивает мне еду, завернутую в тонкую бумагу, кладет мою руку себе на локоть и делает шаг вперед. – Я покажу тебе несколько мест, они тебя должны заинтересовать.

Он сворачивает на улочку, сторона которой является теневой. В то время как по солнечной идет толпа туристов, тщательно смазанные солнечным кремом. И теперь я замечаю, что только люди, живущие в таком райском уголке с вечной теплой весной, не воспринимают солнце как чудо, не греются в его лучах. Многие из местных прикрываются солнечными зонтиками с весьма странными и безвкусными рисунками, но все они яркие и бросаются в глаза. Я белая ворона с бледной кожей, как узница или пленница, не видящая солнца годами. В этом есть своя правда, но не оправдание моему поведению.

Откусываю бесконечно вкусную еду, мой желудок радостно извещает меня громким одобрением. Хрустящая корочка, овощи, в равной доле разбавленные с соусом, и вкусная говядина. Это напоминает барбекю на заднем дворе, когда на решетке прожариваешь стейк и добавляешь соус дьяволо. Я мычу, пока пережевываю, кусаю, как голодное животное. Эрнесто, видя мою реакцию, наклоняется и делает вид, что сейчас откусит. Я толкаю его в плечо, чуть не уронив начинку, словно дикая, вгрызаюсь, вымазав уголки рта. Прожевав остатки еды, я быстро хватаю его руку и откусываю кусочек от энчелада. Не успев среагировать, Эрнесто начинает смеяться, останавливая меня за руку так, чтобы я стояла прямо перед ним.

Очень медленно, будто боясь меня спугнуть, подушечками больших пальцев он проводит по уголкам моего рта, аккуратно приближаясь к моему лицу. Наши губы почти соприкасаются, когда я отворачиваюсь, позволив ему прикоснуться к моей щеке.

– Почему? – сдавленно спрашивает он.

– Не надо все портить. Ты просил доверять тебе, а подобное не способствует.

Забираю у него из пакета салфетки, вытираю рот и выкидываю их в ближайшую урну, продолжая идти как ни в чем не бывало. Как объяснить ему, что наш этап уже пройден? И если я начну с ним отношения, случится все тоже самое, что и с Джаредом. Я не могу плясать на граблях, не хочу больше обжигаться, падая телом в костер. Это все осталось в далекой Канаде. Я не чувствую ровным счетом ничего, сравнивая с другим мужчиной. И все больше начинаю не доверять.

– Откуда этот звук? – спрашиваю мужчину, который с трудом скрывает свое разочарование.

Мне тоже не очень приятно от сложившихся обстоятельств, я все больше считаю катастрофичной свою идею приехать, и, попросив помощи старого знакомого, ситуация становится неудобной для нас двоих. Ощущение повторения ошибки не оставляет меня.

– Там рынок, и местные музыканты готовятся к вечернему концерту. – Он выкидывает остатки еды, подходит ко мне ближе, все так же выставляет локоть, я раздумываю, поддаваться ли на его уговоры. – Я тебя понял, больше попыток не будет. Не хочу потерять твое доверие.

Хватаюсь за него, как за якорь, и продолжаю медленную пешую прогулку, когда перед нами, наконец, появляется дворец. Крепкое строение со старинными камнями выглядит величественным и грозным. Ровные стены с одинакового размера огромными кирпичами вырастают по мере того, как мы приближаемся к нему. Я с интересом рассматриваю и прикасаюсь к гладкой поверхности, – на вид она очень прочная – нет сколов и разрушений.

– Ты сказал, что здесь был пожар? – Отхожу от него и веду обеими руками по камням. Обычно, когда ты ощупываешь строение, оно сыпется, в отличие от этой крепости. – Какого она года?

– Строительство именно этой двухэтажной каменной крепости, которое стоит на основании разрушенной конкистадорами пирамиды, длилось с тысяча пятьсот двадцать пятого по тысяча пятьсот тридцать второй годы. – Я в уме прикидываю, сколько примерно прошло времени, без конца прикасаясь к холодным камням.

– То есть на этом месте была изначально пирамида? – заинтересованно спрашиваю его.

– Пирамида – змея, как и множество подобных. По легендам, Кортез уничтожал их и строил свои резиденции. – Он отходит от меня к стене, видимо увидев что-то интересное.

Я исследую каждый камень, мне не удается избавиться от своих навязчивых мыслей, как любому исследователю, раньше приходилось сталкиваться со старинными зданиями. И наметанный глаз сразу замечает расхождения. У меня возникают вопросы, на которые мужчина явно не сможет мне ответить. Но то, что я вижу перед собой, не выглядит строением, съеденным огнем, камни оплавились, как будто это сделала атомная бомба, которую на тот момент еще не изобрели. Да и камни, как те, что я видела в Египте и на Крите, слишком гладкие и ровные. Вопросы роятся в голове, как безумные пчелы, которых потревожили и пытаются обмануть. Змеи… Медная земля… Что, если отец подсказывал мне, и то, что казалось сказкой, не являлось ей? Вернувшись к Эрнесто, я замираю на месте при виде объявлений о пропаже детей. Они развешаны так, что для того, чтобы увидеть прошлые, надо поднять несколько слоев свежих. Их слишком много.

– Хоть один из этих детей вернулся домой? – с горечью спрашиваю его.

Передо мной множество лиц, их не сосчитать, стена крепости выглядит стеной горя, плача, когда родители и родственники ищут своих потерянных малышей. Возраст, судя по фотографиям, самый разный, но не старше семи лет.

– Еще ни один не вернулся. Даже спустя годы родители меняют бумагу, проверяют, есть ли их ребенок, вдруг кто-то из туристов видел, – отвечает он и показывает мне на внутренний двор крепости. – Мы можем зайти внутрь, здесь расположен краеведческий музей истории штата Морелос. Там находятся работы мексиканских художников, потрясающие фрески, показывающие всю жестокость и вероломство завоевания Мексики.

Не раздумывая, я прохожу мимо огромных деревянных врат внутрь двора, пол которого усыпан символами, которые, переливаясь на солнце, отдают золотом. У меня не остается сомнений, что здесь спрятана какая-то загадка, разгадать которую невозможно из-за давности лет. Во дворе по обеим сторонам от широкой дорожки растут агавы, и трава кажется еще более зеленой и ухоженной, чем в центре города. Люди с интересом фотографируют местную достопримечательность, будто не видят очевидных вещей. На арке перед входом в основное здание висит перевернутый символ, который я где-то видела. Задрав голову, я снимаю очки и пытаюсь разглядеть, что именно изображено. Эрнесто кладет руку на мою талию и одновременно заходит внутрь со мной.

Фрески, расположенные в самом начале, изображают кровавую бойню с испанцами, которые напали на мирных жителей. Есть одна маленькая странность: длинные одеяния нападающих и расположение ног. Неестественная поза, будто они опираются не на ноги, колени которых спрятаны под тканью. Может показаться, что под балахонами спрятаны орудия. Или хвосты… Расстояние, на котором можно рассматривать, ограничено, и мне вполне может все это показаться. Я вытаскиваю телефон и навожу на картину, пытаясь увеличить изображение. Как только я это делаю, к нам подходит мужчина со строгим выражением лица, показывает на часы, висящие на стене. Бегло говоря по-мексикански, он остается непреклонен, буквально выставляя нас за порог. Последнее, что делаю, это нажимаю на кнопку, делающую фото, и выхожу следом за Эрнесто.

– Ты ничего странного не замечал на этих картинах? – спрашиваю Эрнесто, когда мы бредем через двор по символам на выход.

– Это древнее строение, я не архитектор. По подобным вещам ты у нас специалист. – Я останавливаюсь около очередного символа и фотографирую его на телефон, затем делаю еще несколько снимков. – Знаешь, что я заметил?

Я поднимаю голову, прекращая смотреть себе под ноги, все больше погружаясь в свои мысли, когда он возвращает все мое внимание к себе.

– Просветишь? – отвечаю вопросом на вопрос.

– Мне стоило вытащить все провода из бензонасоса, чтобы вернуть тебя настоящую. И для этого необходимо показать тебе неисследованное тобой место и заинтересовать. – Его красивое лицо светится от счастья, я предупреждающе выставляю указательный палец перед собой, когда он раскрывает свои руки, предлагая жаркие объятия. – Это радость, мы любим обниматься и показывать свои чувства. Так что привыкай.

Его руки обвиваются вокруг меня, крепко сжимая в объятиях, он поворачивает меня так, что мое лицо сталкивается с сотней других, изображенных на объявлениях. Все эти дети смотрят на меня, наводя дикий страх на мою душу. Я хлопаю по спине Эрнесто и освобождаюсь от него. Взглянув последний раз на щемящие душу бумаги, я поворачиваюсь в направлении музыки. Есть один маленький плюс в отказе от алкоголя, ты начинаешь больше чувствовать, видеть и слышать. А те волнующие звуки гитары, доносящиеся неподалёку, зачаровывают.

– Хочешь потанцевать? – все еще сыплет вопросами мужчина.

– Я хочу посмотреть, как это быть счастливым человеком. Пока я снова не вернулась в свой кокон, – улыбаюсь ему и тяну на рынок, где началась подготовка к концерту.