Елизавета Савиных
Пороки

Возможно, именно поэтому ко мне относились иначе. Я дарил им добро и получал его в приумноженном виде.

В очередной денёк шёл по базару. Было солнечно, как всегда шумно. Осень очень радовала в этот раз. Вдруг послышался крик – это снова бранными словами сопровождали воришку. Сначала всё было как обычно: люди кричали, чтоб он стоял (никогда не понимал смысл, вор ведь никогда не послушает этого), пытались его поймать, а он умело удирал. Но тут его словили и начали с большой для меня неожиданностью избивать.

Я быстро направился на спасение, когда подошёл, то увидел маленького, хлипкого мальчика лет семи. С ужасом посмотрел на него и разбросал нападающих.

– Эй, ты как? Живой?

Мальчик, свернувшись калачиком, закрывая голову маленькими руками, прижался к стене стоявшего рядом высокого дома. На мои вопросы он не отвечал, я слышал только то, как он плачет.

Присел на корточки, положил ему руку на плечо и повторил:

– Эй, малец, жить будешь? Сильно больно? Не бойся, я помогу тебе.

Мальчик убрал руки с головы, поднял на меня глаза, полные детской гордости, злости и слёз.

– Клянетесь? – спросил мальчик.

– Клянусь, – тихо ответил я.

Он поднялся с асфальта, сел и облокотился о стену.

– Дядь, ну, конечно, мне больно. Вон какие гиганты напали. Вы вообще видели их рост? Они как вы, вот какой у вас рост?

– Около двух метров.

– Ну вот, и они такие же, только вы стройный, а они ещё и жирные.

Он говорил мне это, а я осматривал его. Выглядел он, конечно, ужасно: потрёпанные волосы, рваные когда-то ещё белые штаны и рубашка. Лицо было в ссадинах, маленьких синячках, и на его губы стекала кровь от разбитого носа. Впрочем, губы также были разбиты, но всё это он старательно вытирал рукавом, шмыгая носом. Смотрел в землю всё тем же взглядом и спросил меня:

– Дядь, ты чего молчишь? Хватит на меня уже пялиться так. Сам знаю, что ужасно выгляжу.

– Пойдём со мной, я тут недалеко живу. Обработаем раны, и я отведу тебя домой.

Мы шли по асфальтной дорожке парка в полной тишине. Нас окружали аккуратные, выстроенные в ряд по обе стороны деревья средней высоты. Всюду дождём осыпались жёлтые, оранжевые, красные и едва зелёные листья на ещё густо заросшую зелёной коротко подстриженной травой землю. Мальчик шёл и пинал босыми ногами кучки листьев, попадавшихся на пути, подбегал к стайке голубей, мирно сидевших на дороге, они пугались, немного отлетали вперёд, снова садились на асфальт и что-то клевали. Он жмурил глаза от яркого солнца и осматривался по сторонам. У него не было страха на лице и вида, что ему больно. Он держался.

Мы подошли к моему дому. Это был огромный старинный особняк 19 века, обнесённый высоким дорогим забором из железных прутьев глубоко-чёрного цвета. Его окружал не менее старый сад с красивыми, подстриженными прямоугольником, располагающимися вдоль вымощенной широкой дорожки, кустами. И деревьями, кроны которых были в виде шаров и эллипсов, увешанные огненно-красными плодами (яблоками), которые также беспорядочно были разбросаны по дорожке. Лужайка вокруг насыщено-зелёная. На ней, неподалёку от пруда, стоял небольшой чайный белый столик, а вокруг него располагались такие же белые стулья. Рядом ходили и красовались друг перед другом своими хвостами два павлина, около них что-то внимательно разглядывали в траве и комично бегали за кузнечиками с бабочками их пёстрые самки, не обращая никакого внимания на своих двух нарциссов. На пруду мирно плавала и наслаждалась последними тёплыми деньками небольшая стайка огромных белоснежных лебедей. На берегу величаво стоял на одной ноге чёрный аист с ярким тёмно-оранжевым клювом и такими же длинными ногами.