Елизавета Голякова
Пионеры всегда помнят свои обычаи и законы
Во имя мира и прогресса
Места, которых не будет, нет и не было.
«Пионеры всегда помнят свои обычаи и законы» – из свода пионерских заповедей
2006 год. Лето как лето.
Из старенького репродуктора, угнездившегося на покосившемся столбе разве что с помощью какой-то внеземной технологии, Валя Стрыкало мурлыкал незатейливую мелодию. Вокруг было, конечно, не село Бурыльцево, но Валя, вероятно, почувствовал бы себя как дома. Ниже репродуктора птицы щедро отметились на перегоревшем новогоднем украшении, а еще ближе к земле был прилеплен лист почти газетной бумаги, на котором от дождей и туманов-манов поплыли все цвета. На листке улыбающийся жираф тянул копыто куда-то влево, а рядом еще читалось, пусть и с трудом, гордое «самые страшные качели в городе: веселье гарантировано».
Люди, которые прохаживались по дорожкам из асфальта и ракушек, на жирафа не обращали ни малейшего внимания: визжали-то больше всего в другой стороне луна-парка. А здесь – качели. Придумали тоже! Кому нужны эти качели?
Под столбом остановился парень с узелком волос на макушке, одной ногой уперся в землю, а другую так и не снял с педали то ли велосипеда, то ли машины для попкорна на колесиках и человеческой тяге. Задумчиво поскреб бровь, сунул руку в отсек с готовым попкорном и закинул горсть себе в рот. А потом, недолго думая, поехал в ту сторону, в которую приглашал всех улыбчивый мокрый жираф.
Должно быть, кто-то из работников парка решил проявить чудеса рекламного таланта. Репродуктор чихнул, зашипел и, проглотив первое слово, все-таки забормотал неласковое:
– Дорогие гости нашего парка, аттракцион «Хали-гали» будет запущен в семь пятнадцать, и мы будем рады пригласить вас прокатиться на нем и получить незабываемые впечатления. Помните: это самые страшные качели в городе – так что вам гарантированно будет весело сейчас и что вспомнить – потом! Спешите, не опаздывайте, а также мы уведомляем, что также как и на аттракцион «Паратрупер», вход детям до десяти лет…
Хрипы и хрюканья заглушили, что же такого детям до десяти лет будет от самых страшных в городе качелей. Что-то щелкнуло, снова включилась музыка – кажется, в третий раз за полчаса заиграла «лето-солнце-жара», вдобавок ко всей ее прелести еще и искаженная стареньким репродуктором. Вот уж действительно – танцы до утра…
А с моря подуло свежим ветром, запахло водорослями и солью. Должно быть, волны сейчас были – огого! Но парк от побережья отделяла беспощадная сетка забора пионерского лагеря, вся в облупившейся краске и маленьких сереньких улитках, в целых колониях маленьких серых улиток. Обходить лагерь по периметру значит умереть в колючей высохшей траве, достающей взрослому человеку до пояса (а некоторым взрослым, но с узелками на голове – аж до ребер), так что нужно было бы выбраться на дорогу из бетонных плит со скобами и брести по ней – а это добрых полтора часа, не меньше. Героев и дураков на то не было.
Продавец попкорна все это отлично знал, так что без энтузиазма крутил педали велика, высматривая потенциальную жертву. Попкорна сегодня никому не хотелось, и чем ближе вечер, тем больше люди покупают всякие бургеры и кофе, а его тележку игнорируют. Так что, едва за поворотом дорожки мелькнула форменная майка луна-парка, парень покатил туда.
– Лер! Лера! Будь своим пацаном, подмени меня пока, м?! – закричал он издалека.
Лера, которой предложили побыть своим пацаном, обернулась так иронично, как только могла.
Репродуктор снова чавкнул, из него раздались звуки по-пионерски беспардонной трубы и барабанов.
Эту же мелодию прекрасно слышал и парень в кабине управления аттракционом, и продавец попкорна, и немногочисленные посетители парка. Один поглядывал то на часы, то на такую же облезлую, как и половина парка, цепочку посреди прохода к каруселе-качелям, то на абсолютно пустую дорожку с трещинами и травой. Что, опять зря напрягался, что ли?.. Другой наоборот, не очень утруждал себя поглядыванием на дорогу перед своим драндулетом. Куда смотрели остальные, остается загадкой.
С моря снова потянуло бризом и волнами, и татуированный босс «Хали-гали» плюнул на все и высунул забитую татуировками под завязку руку в окно, как тракторист. Впрочем, трактор хотя бы ездит…
Антон – это было написано крупными разборчивыми буквами на спине футболки – появился перед окошком аттракционера в самый неподходящий момент и увернуться уже не успел – так и словил расслабленной, как медуза, рукой в лицо. И козырек кепки не спас, предатель.
– Блин!
– Оу, как вышло, – босс «Хали-гали» даже не отдернул руки, более того, подвинулся ближе к окну и высунулся дальше, чтобы замахнуться и прицельно стукнуть прямо по кепке неудачника. – Йо, длинный.
– Слава, сука!
«Слава, сука» ухмыльнулся и, сжалившись, вернул ублюдскую кепку с логотипом парка на ее более менее законное место.
– Чего хотел-то?
Антон был такой высокий, что мог без труда заглянуть в кабинку, и как раз сейчас его улыбающееся лицо возникло в окне. Кажется, он ничуть не обиделся на такой теплый прием.
– Запускаешь сейчас? – он кивнул на пестрый купол аттракциона и поджопные сидушки на цепях. – Я покататься. Пусти, а?
– Да блин, опять никого нет, – Слава снова зевнул. – Если народ не подтянется, ниче я не включу, перебьешься. А ты свое уже отработал, что ли?
Антон живо хохотнул, согнувшись в свои немалые пополам и на пару секунд исчезнув из окна. Снизу раздалось, выдавленное сквозь смех:
– Перебился уже с твоей помощью по лбу! Считай, что у меня обеденный перерыв.
– В семь вечера? – Слава фыркнул и дернул кистью, а Антон вынырнул обратно, без кепки, лохматый – и энергично, со всей дури, что была, вписавшись лобешником в покрытые татуировками костяшки, как второй раз весело и задорно скакнув на уже бившие его пол лбу грабли. Буквально.
– Слава, сука!.. – вырвалось само, пока длинный снова сгибался, сраженный наповал.
Босс самых страшных в городе качелей по—хулигански просиял и мстительно щелкнул тумблером, кашлянул, уже включаясь в эфир:
– Внимание посетителям парка: аттракцион «Хали-гали» ждет вас прямо сейчас. Кто не успел – тот опоздал, эта поездка за сегодня будет последней. Поспешите!
Громкоговоритель отключился, и Слава ткнул в какую-то кнопку, заставляя аттракцион тихонько загудеть. Пока только тихонько. По ободу купола зажигались, словно волна, одна за другой лампочки. Немного подумав, он подкрутил какой-то переключатель, и музыка заиграла громче, заставив старенькие репродукторы встряхнуть их старые громкоговорильные кости.
Что-то мелькнуло возле заградительной цепочки, Слава заметил краем глаза и перевел туда взгляд: и правда, маленькая девочка повисла прямо на заборчике, болтая ногами и явно хохоча. К ней неторопливо подошел папа – коренастый, в очках, интеллигентного вида мужик.
Снимая свое чадо с забора, он покосился на ростомер при входе – дочурка явно не доставали даже до половины необходимого.
– Забор круче любой качельки, ну конечно, – проворчал он, старательно отцепляя детские ручонки от грязного на вид ограждения и поднимая малышку на руки. Ее волосы растрепались и попадали на лицо, так что маленькая принцесса, недолго думая, откинулась назад, а папа бдительно подставил ей под спину руку, поддерживая и контролируя, но не пресекая шалость.
В этот раз вместо бриза пахнуло попкорном – неопределенного вкуса, таким отвратительным, что то ли сладким, то ли соленым. Девчонка все отсканировала, тут же оживилась, заерзала и была ловко пересажена на плечи. Папа явно давно отработал систему…
– Доброго вечера! Смотреть на взрослые аттракционы и есть попкорн гораздо круче, чем просто смотреть на взрослые аттракционы! – раздался за спиной звонкий девичий голос. Тренькнул велосипедный звонок.
Система была не у одного родителя маленькой принцессы.
Несколько человек все же подошли к цепочке на входе к аттракциону. Выждав для верности еще минуту, Слава сдернул с крючка рулон билетиков, немного убавил музыку и вылез из кабинки. Что ж, сегодня кому-то повезло.
– Здрасьте. Проходим и садимся, не торопимся. Обязательно пристегнуться, расстегивать ремень до конца поездки и цепляться за другие кресла нельзя, все остальное из разрешенного законом можно. Приятной поездки на «Хали-гали», – заученно объяснил он и снял цепочку. Оторвал первый билетик.
– А фотик оставить сфотографироваться можно? – спросил кто-то.
– До ближайшего сервиса полчаса на раздолбанном такси с радио-романтик, – хмыкнул Слава. – Бесстрашным – можно.
Девушка, собравшаяся фотографироваться, переглянулась со своим, видимо, парнем и покрепче вцепилась в новенькую «мыльницу» в руке, пока ее спутник получал два билетика из газетной бумажки и благодарил за них. Антон, потирая все еще слезящийся от таких издевательств глаз, прошел следом за ними – выбирать кресло и пристегиваться потертым ремнем, чтобы коллега не бесился и не передумал. Еще несколько человек тоже получили билетики: все взрослые, даже никаких компашек школьников или мелких парочек, сбежавших от родителей.
Слава вздохнул. Заполнилось в лучшем случае две трети аттракциона, не самый лучший расклад для вечера пятницы. Впрочем… он огляделся. Кроме девчонки с попкорном и папы с дочкой никого не было на обозримом горизонте.
– Эй, Лерка, пойдешь? – кивок в сторону мерцающих огоньков. – Послежу за твоей адской машиной.
– Я че, мелкая, что ли? – она рассмеялась, выгребая в ладонь остатки попкорна и пристраиваясь на седле велика поудобнее.
– Боишься не пройти проверку на ростомер, – заключил Слава бесстрастно. Но ее было не расколоть так легко – и ход пропал впустую. А жаль, хороший ведь был ход…
В девушке и правда метра полтора, не больше. Форменная футболка делала ее еще миниатюрнее, отнимая пару лет и сантиметров роста. Резиновые браслеты, половина из которых светится в темноте, на узких запястьях и выцветшие, некогда фиолетовые волосы только усиливали эффект. Ей было уже не восемнадцать лет, но представить ее, скажем, матерью или просто взрослой женщиной было нереально. Она как будто из другой вселенной – той, где всегда попкорн и сладкая вата, где носятся по кругу аттракционы и переливается всеми цветами радуги игрушечный тир со сладкими призами.
Должно быть, ей подумалось о том же – потому что она кашлянула и, отряхнув руки от кукурузных зерен, провела рукой по волосам.
– Слушайте, – Лера вдруг обернулась к заботливому отцу, только-только уговорившему дочурку не съедать пакет попкорна в одиночку в турбо-режиме, – а хотите вы покататься?
Тот немного наклонил голову к одному плечу, одаривая ее долгим взглядом.
– А я посижу с малышкой, – нашлась девушка. – Мы со Славой присмотрим за ней в четыре бдительных глаза. А?
Им казалось, что этого мужчину не уговорить никогда. А он глянул на дочку, на аттракцион и на ребят, снова на дочку, и взял да и согласился. Только забрал из детских ручек полупустой пакет, наклонился к девчушке и спросил, не хочет ли она поиграть с большими ребятами – девчушка хотела. Тогда папа попросил ее слушаться их, сунул Славе пакет попкорна в обмен на билетик – и прошел за цепочку.
Слава пожал плечами и вернулся в кабину. Закинув в рот несколько зерен попкорна, усмехнулся себе под нос и наконец нажал на тугую кнопку запуска «Хали-гали». Мотор аттракциона радостно загудел, принимаясь за работу. Он гудел и гудел, почти урчал, как сытый довольный кот, разгоняя машину круг за кругом, как сотни и сотки кругов раньше. Парень откинулся назад в кресле, складывая худые руки на груди и тоже останавливая взгляд на переливающихся, сверкающих огнях – и это было прямо-таки красиво.
Когда оказываешься в кресле на аттракционах, уже пристегнулся и сел спокойно, вдруг срывается с катушек сердце. Почему-то то замирает, то сладко тянет, предвкушая любимое с детства чувство полета и возобновление веры в собственное бессмертие. Можно сколько угодно прыгать с парашютов и выступать в Олимпийском или, скажем, в Крокус Сити где-то в Москве, можно еще в одиннадцать с половиной однажды и навсегда узнать про себя, что боишься ты только самую высокую горку в аквапарке (и то из—за строгого дядьки—инструктора перед спуском) – но все равно, сложив вместе блеск аттракционовых лампочек и пристегнутый ремень, ощущаешь мандраж и мурашки по одной щеке.
Пусть у кого-то это два дня не бритая щека, ну и что. Пусть твой собственный ребенок скоро потопает в школу, а еще через пару лет дорастет до нижней отметки допустимого на ростомере на этот же аттракцион. Они сейчас были здесь, взрослые, удачно попавшие к указателю с жирафом и переросшие весь ростомер целиком в полтора раза. Взрослые, которых что-то внутри заставило прийти в старенький луна-парк, бродить по пыльным дорожкам и зайти в самую дальнюю часть территории, мимо потекшего претенциозного жирафа.
Значит, это им было очень нужно.
Мотор загудел. Кресла едва заметно задрожали, рождая у людей внутри примерно такую же дрожь.
– Смотли, папа полетит! – малышка, устроившись на коленях у Леры, принялась махать качеле-каруселям и напрочь забыла про попкорн.
– Полетит высоко-высоко, – легко согласилась девушка.
– А ему не стлашно?
– У тебя бесстрашный и смелый папа. Он ничего не боится, даже аттракционов.
В глазах у малышки отражались яркие гирлянды лампочек и полный восторг.
«Хали-гали» разгонялся, кресла взлетали все выше и выше, и выше и шире, увлекаемые центробежной силой. И в какой-то момент, вдруг, начала вращаться и крыша, наклоняя аттракцион то в одну, то в другую сторону. Амплитуда безбашенно росла.
Антон не раз катался на нем, как и на всех аттракционах в парке, и не собирался удивляться. Но этот раз, как каждый из предыдущих, оказался особенным. Особенно захватывающим, особенно сильным, особенно искренним – и такого, как сейчас, не было еще никогда. На третьем круге парень поймал у себя в горле замирающий, в четверть голоса вскрик – и зачем-то решил, что раз уж пришел на качеле-карусель, стоит поорать.
И он, мяукнув на особенно крутом вираже, почти ожидал это услышать, когда девушка выкрикнула восторженное «ваааау!», и Антон увидел, как та тянется руками к небу и разноцветным лампочкам, словно маленькая девчонка. А мгновение спустя услышал и свой собственный голос, вторящий тому «вау».
Они переглянулись и расхохотались, мешая так легко рождающиеся вскрики восторга со смехом.
Было невероятно оказаться наравне с кипарисами, над сверкающим парком – блестящим озером водного картинга, детскими американскими горками и вечно закрытой пиратской ладьей, над поднявшими к ним головы людьми и над великом с машиной по приготовлению попкорна, увидеть краешек блестящего моря – и знать, что твои чувства делятся сейчас на два, нет, возводятся в квадрат.
– Это самое приключенческое приключение за целый год! – раздался чей-то вскрик после особо крутого виража.
– Приключение пушечное, ты праааааа!..
Окончание фразы утонуло в его собственном возгласе и чьем-то заразительном смехе, и их голоса утонули в хоре воплей и визга. Как будто детская площадка внезапно оказалась на горках для камикадзе. Взрослые, хранящие внутри те места, которых уже давно нет.
Но когда ты летишь на каруселе-качелях, про всю эту философию как-то не думаешь – просто орешь, болтаешь ногами и хохочешь, пытаешься запомнить эти несколько минут как можно железобетоннее, впаять их в себя накрепко, чтобы греться ими в самые тяжелые времена. Но о тяжелых временах ни одна мысль не прокрадывается в голову того, кто взлетает к закатному небу и видит сияющее море, нет. В голове только ветер, в прямом и переносном, ветер и блеск далекой воды.
Впереди папы той жизнерадостной девчушки сидел какой-то парень, на вид лет семнадцать, вряд ли больше. Особенно не хохотал, не орал, но и крутого из себя не строил. Обычный такой пацан. А сзади раздавались восторженные голоса девушки с парнем и мыльницей – им все, конечно, безумно нравилось.
И когда вдруг, уже перестав разгоняться, и даже, кажется, чуть сбавив обороты, мотор как-то подозрительно чихнул, никто этого так и не заметил. Парень-наблюдающий вылез из своей кабинки и аккуратно, даже опасливо здоровался с малышкой за руку, нарочито серьезно, как со взрослой. Ее это приводило в полный восторг, а Лера фыркала в сторонке, снова лениво принимаясь за попкорн. Можно ли считать лето не спущенным в трубу, если самое увлекательное зрелище на обозримом и необозримом горизонте – это Слава, неожиданно нашедший общий язык с маленьким ребенком?
– Меня зовут Слава. А тебя? – серьезно спрашивал парень, глядя в любопытные глазенки.
– Ксюша, – кивнула малышка не менее серьезно. – Давай дружить!
А за одним секундным помутнением в механических мозгах «Хали-гали» тем временем последовало второе и, почти сразу за ним, третье. Его уже заметили многие: мотор ощутимо сбился с работы, кресла тряхнуло. И они полетели по инерции дальше, и даже сделали круг – как вдруг что-то в машине разладилось, она надломленно лязгнула, и следом раздался жуткий скрежет. Тряхнуло так, что лязгнули зубы – и аттракцион замер, как одним ударом добитое животное.
– Бл*ть! Бл*ть, бл*ть! – словно Славу тряхнуло разрядом тока. Он уже вырвался из ручек малышки и рванул к кабине, но это бы уже ничего не исправило.
Лера подхватила маленькую на руки, стремительно покрываясь красными пятнами. А в кабинке парень дергал тумблеры, сбрасывая напряжение еще работающего мотора, ругался сквозь зубы и не сквозь – тоже.
– Полегче, Слава! – крикнула ему девушка, и тот только дернул плечом.
Он хотел сейчас опустить кресла к земле и скорее снять людей с аттракциона. Хотя бы опустить кресла настолько, чтобы с них можно было легко спрыгнуть вниз. И, когда тумблер за тумблером, кнопка за кнопкой оказывались бесполезны, не отзываясь ни на одну команду, он решил хоть зафиксировать раму качеле-карусели в том положении, в котором она замерла, чтобы вдруг ничего не швырнуло пассажиров об землю. И даже это он сделать не смог. Вообще ничего не смог. Ничего, черт возьми!
С кресел уже раздавались недовольные голоса, отравленные зародышами паники.
Слава вылетел наружу, спрыгнул на землю и побежал к «Хали-гали». Он до зимы и этого долбанного закона подрабатывал в казино1, так что владел собой достаточно, чтобы не обнаружить перед посетителями парка свой страх, настоящий холодно-липкий страх, который сдавливает горло и живот, оказавшиеся неожиданно близко друг к другу, а не тот, который заставляет визжать на аттракционах.
– Молодой человек, что это такое?
– Что вообще происходит?!
– Запустить аттракцион, это безобразие! Как так можно?! Мы заплатили за нормальное катание!
– Молодой человек!
Слава сглотнул и заложил руки за спину, натягивая на лицо как можно более приемлемое выражение. Уже одно это далось ему нелегко, а ведь еще предстояло успокоить этих людей, которые бросились обвинять его и напоминать про оплату прежде, чем он подошел… Выдох, вдох. Медленный выдох, глубокий вдох. И еще.
– Сохраняйте спокойствие, пожалуйста. Аттракцион временно вышел из строя, и чем спокойнее вы будете, тем менее опасной будет ситуация. Сотрудники парка уже, – он бросил взгляд за спину, где девушка уже наговаривала что-то в телефон, и, предвосхищая недовольный ропот, успокаивающе поднял руки, – уже вызвали спасательную бригаду. Скоро вас снимут, только, очень прошу, не дергайтесь лишний раз и не нервничайте.
– Легко сказать – не нервничайте!
– Капец! Что за дичь?!
– Как быстро они приедут?
Слава вздохнул и покачал головой. Если бы он знал, о, если бы он знал!
Но среди встревоженных лиц были и на удивление бесстрастные, даже скучающие – вот, отец той малышки подпер щеку кулаком, приготовившись ждать без единого возмущенного слова, да и парень перед ним вглядывается больше в море, виднеющееся на горизонте, чем в вышедший из строя механизм. Слава вернулся к кабине, по дороге стараясь вызвать перед глазами их спокойные лица – это помогало убедить себя, что все еще может закончиться хорошо.
А на «Хали-гали» стали завязываться разговоры.
– Это почти как в лифте застрять, только нет клаустрофобии и страха задохнуться, – Настя, девушка с фотоаппаратом-мыльницей, откинула волосы за спину и пожала плечами. – Ничего такого уж страшного и не случилось.
– Да уж, застрять в лифте как-то тупее, – кивнул папа малышки, оказавшийся Юрием.
Как-то само собой получилось, что они перезнакомились, когда стало понятно, что по щелчку пальцев их оттуда не снимут. Компания подобралась нормальная: парочка влюбленных, двое парней в том возрасте, когда уже пробовали пиво, но еще без водительских прав, батя Юрий и еще одна женщина, которая, судя по внешности и манере держаться, могла бы быть юристом или аниматором, но точно не учительницей и не медсестрой.
– Но вы знаете, – продолжала девушка, – мне в ту секунду показалось, что это кричал живой человек.
– Этот аттракцион – наш ровесник. Даже скорее мой, чем ваш. Думаю, он имеет право.
– Вряд ли его с тех пор и смазывали, – Настин парень, Марк, фыркнул, вроде бы скептически, но можно было рассмотреть, что его пальцы побелели от мертвой хватки, которой он вцепился в поручни.
Его девушка тоже это заметила.
– Маркуш, да ты боишься?
– Слегка тревожусь!
– Ну-ну.
Кто-то позади них хмыкнул, но от любых комментариев воздержался. Впрочем, накалившаяся было атмосфера стала успокаиваться, первая паника, ударившая в головы, отступила. Постепенно до пассажиров доходило, что главный враг им сейчас не высота и не машина, а скука. Ну, мужчина был прав – хоть не в лифте застряли, и то легче. Там им всем было бы еще и неудобно стоять в толпе.
– Можно счесть это за экстремальный отдых, – женщина под сорок, одетая в подростковые вытертые джинсы и новенькие кеды, тоже подала голос. Ее звали Ольга, у нее сын-подросток и три хомячка (непонятно, куда девать). И тоска по рок-фестивалям, старым раздолбанным тачкам, кассетным плеерам и песням под гитару. На аттракцион она приехала из города – отпросилась на работе пораньше, чтобы успеть. – Некоторые вот аж деньги платят, чтобы испытать что-то такое, там, на утесах обедают или еще что. А у нас все включено сразу, хехе.
– За что бы я сейчас заплатил, так это за то, чтобы слезть отсюда и пойти неэкстремально, даже очень банально и скучно ужинать в макдаке.
