Elian Julz Трехголосная фуга

– Ты и вагоны? Не смеши меня. А спать когда? – не унимался отец, будто забыл, как сам жил в таком же режиме по молодости.

Для подачи документов в приемную комиссию консерватории оставалось ещё десять дней, Илия успевал, но два творческих экзамена принимали только с пятого по восьмое июля, уже после отъезда родителей. Зачисление студентов в августе. Получалось, что решение Илия принимал в условиях полной неопределенности. Приемная комиссия требовала подлинники документов об образовании. А если он в последний момент передумает, то придется лететь без диплома и аттестата?

В одном Илия мог быть спокоен – для воинской службы он не годился. Это обнаружилось, когда проходил медкомиссию для поступления в консерваторию. Илия и так постоянно носил линзы, но с момента последнего посещения окулиста зрение ушло ещё сильнее в минус, с таким в армию не берут.

Утром после рабочей смены Илия садился на самый первый автобус в сторону дач, просил кондуктора растолкать его на остановке «25 километр», завтракал, спал, мылся в уличном душе и принимался за саксофон, пока в дни его дежурств не наступало время бежать на остановку. Домашними делами его не отягощали до самого отъезда. Дачники, соседствующие с абитуриентом консерватории, наслаждались желанной тишиной только полвоскресенья, когда все Рассказовы отправлялись на утреннее богослужение.

С исполнением второго условия Илии Бог будто медлил. Может, она вообще не местная, а приехала разок из пригорода или гостила у родственников на каникулах? Оставалось всего два дня до вылета, а Веру он не видел даже в церкви. На стенде в холле повесили фотографии с семейного праздника, снятые ещё на пленочный фотоаппарат, а потому не такие резкие, как сейчас. На двух из них был Илия-фокусник рядом с Верой. Рассказов подходил к стенду и внимательно разглядывал девушку, пытался угадать её возраст.

Позже когда снимки сняли, он спросил Есфирь, секретаря пастора, нельзя ли ему забрать карточки, на которых он сам. Есфирь ничего не заподозрила и не стала возражать. Так Илия заполучил фото Веры и бережно хранил его между страницами Библии. Конечно, он мог бы расспросить Есфирь о Вере, но, во-первых, робел, а, во-вторых, хотел избежать слухов.

Для верующего, можно сказать, от утробы матери Илии вторая случайная встреча с Верой была бы первым собственнымчудом в жизни. Он много раз слышал истории от родителей, служителей, врачей скорой помощи, читал про знамения и непостижимые разумом события в Библии, но у самого случались разве что античудеса.

Вспомнить хотя бы совершенно невероятный случай с «заразным» аппендицитом. Елисея, старшего сына Рассказовых, только выписали из больницы после операции по удалению аппендикса. Он лежал на диване и смотрел телевизор. Христиане из девяностых уже не видели в «ящике» врага, мало того, по нему часто показывали вдохновляющие проповеди протестантских священников. И всё же Рассказовы не разрешали детям смотреть всё подряд.

Мальчиков в семье было четверо, но Илия любил Елисея больше всех братьев, потому что делить им из-за десятилетней разницы в возрасте было уже нечего. Старший брат немного подвинулся, чтобы малой сел рядом, пощелкал пультом. Начиналась игра «Что? Где? Когда?». Ради неё-то, своей второй любимой телепередачи, Илия и пришел. Во время рекламной паузы младший брат спросил у Елисея: «А ты меня не заразишь? Вдруг и мне разрежут живот». И ведь разрезали. Увезли на той же неделе на скорой помощи. А Илия ещё долго упрекал брата за то, что тот его всё-таки заразил. Вот такая вера со знаком минус.

До заката оставался час, но жара и духота стояли невыносимые. Целых тридцать два градуса. Илия белокожий, из категории людей, которые не загорают, а моментально багровеют на солнце и покрываются мелкими волдырями. Кожа на плечах у него будто протерлась до дыр от солнца.

Илия установил помпу, которая качала воду для полива из протекающего поблизости арыка на улице Саина, взял в руки шланг и направил струю на клумбу с бледно-розовыми чайными розами. И в этот момент увидел Её. Вера приближалась по тротуару к нему. Вся в персиковом вечернем свете. Смотрела будто сквозь и, кажется, не узнала.

Конечно, там-то на сцене он стоял в белой льняной рубашке, отглаженных голубых брюках, соломенной шляпе, вьющиеся волосы были распущены, а сейчас он больше походил на пирата: в майке-тельняшке без рукавов, дачных трико, заправленных в резиновые сапоги, на голове бандана, чтобы не перегреться, волосы с трудом, но собрал в торчащий хвост, на лице испарина. И шланг в руках вместо саксофона. Не хватает только черной повязки на глазу. Где уж тут узнать?

Илия хотел позвать Веру, не веря глазам и собственному счастью. Внутри зашевелилось знакомое волнение, как перед первой нотой, которую играешь на конкурсе. Надо это просто взять и сделать. Перебороть страх. «Не этого ли момента ты так ждал? Просто открой рот. Помаши рукой».

Тем временем Вера пересекла перекресток, поток автомобилей и автобусов скрыл её фигуру от Илии.

«И всё-таки Бог мне её показал, а не сам я всё придумал», – ликовал Рассказов.

Знал бы Илия, что Вера жила на другом конце города, в районе железнодорожного вокзала, ещё больше бы удивился их почти невозможной встрече.