Elian Julz Трехголосная фуга

Интересно, досталась ли Вере сладкая вата? Отец вечером упомянул, что аппарат забарахлил, решили дать ему отдохнуть.

Той ночью Илия не спал до четырех утра, всё молился у скамьи под грушевым деревом, а перед глазами стояла она в солнечно-желтом сарафане, за который кто-то из бабушек наверняка сделал ей замечание, потому что подол не доходил даже до колен. Рациональность Рассказова боролась всю ночь с духовной интуицией, как ветхозаветный Иаков до рассвета сражался с Богом:

– Ты ведь её совсем не знаешь, вдруг у неё скверный характер, или уже есть жених?

– Но ведь и Исаак не знал Ревекку, до дня свадьбы, доверился Божьему выбору.

– А если это всего лишь плотское влечение? Если не Бог тебе её показал, если она не та самая?

– Попрошу знамения, чтобы проверить.

Утром Илия окончательно решил, что никуда не полетит. И огорошил родителей.

До того дня пасторский сын не искал себе невесту, принципиально не встречался с девушками и даже не допускал дружеских отношений с противоположным полом. Это не отменяет того факта, что Илия последние два года пользовался устойчивым спросом как у церковных барышень, так и у светских. Вздыхали по нему, конечно, воздыханиями неизреченными, потому как ни единого повода для взаимности парень не давал.

Симпатичным в девичьих глазах Рассказова делали задумчивый, меланхоличный взгляд зеленых с желтыми лучиками глаз, длинные-предлинные ресницы даже на нижнем веке, бледная мраморная кожа, веснушки и небольшой рот с четкими, будто нарисованными по линеечке, уголками в центре верхней губы и мягкой дугой по контуру нижней губы. Всё это обрамляла густая, отливающая на солнце червонным золотом, волнистая грива. Лирический персонаж со страниц русской классики. Хотя с таким цветотипом внешности его бы наверняка приняли за своего и где-нибудь в Дублине или Эдинбурге.

Если бы Илия играл в театре, то его не пришлось бы даже гримировать для роли князя Мышкина и учить изображать возвышенную печаль. Может, в этом была виновата его любовь к шопеновской музыке, сплошь пронизанной словом «жаль», как однажды выразился сам польский композитор.

Стоило Илие собрать волосы (а они спадали почти до середины шеи) в прозаичный хвост, или хотя бы заправить за уши, чары рассеивались из-за круглых, совершенно миниатюрных для мужчины, оттопыренных мышиных ушей.

Дерзким и брутальным мягкого Илию не смог бы сделать ни один фотограф, фитнес-тренер или модельер в целом мире.

Если уж кому удавалось рассмешить Илию, из скорбного, никем не понятого музыканта он моментально превращался в лучезарного, оживленного парнишку, улыбка оголяла весь верхний ряд зубов и бледно-розовую десну над ними, насупленные брови удивленно взлетали вверх, глаза искали ответную улыбку в глазах собеседника.

Собственную семью он не собирался создавать в ближайшие лет шесть, как и перебирать девушек методом проб и ошибок. Идеальным для себя он считал ходить на свидания лишь с той единственной, которую покажет Бог и на которой Илия женится. В доме Рассказовых нередко гостили христианские проповедники из других городов и стран, и истории их знакомств с супругами казались невероятно чудесными, достойными экранизации, что доказывало – браки заключаются на небесах, стоит только дождаться своего человека.

И уж никак он не ожидал, что с ним подобное случится в столь юном возрасте. Но кто сказал, что, получив откровение о будущей жене, он тут же женится? Сроков никто ему не называл. Авраам тоже получил обещание от Бога о сыне, но получил Исаака только через двадцать пять лет после того.

Младший сын Рассказовых с детства был полон противоречий, любил и хотел то, чего не любили другие. Например, советские конфеты сахарная помадка. Ведь галимый подкрашенный сахар. Каждый раз стоял Илия перед витриной, разглядывал эти желтые, зеленые, розовые холмики и просил купить их. Мать думала, что съест он одну и передумает, а доедать потом кто их будет. Однажды продавец угостила мальчика конфеткой, не выдержав жалобного взгляда Илюшиных глаз, а глаза у него необыкновенные, словно два солнышка, которые светят сквозь летнюю листву – зеленые с расходящимися от зрачка желтыми лучиками.

Так и слышно было, как хрустела сахарная обсыпка на зубах, а Илия улыбался от удовольствия. Приторные, на любителя, ещё и без фантиков, стоили конфеты, конечно, копейки, но мать покупала их не больше горсти, никто их не ел, кроме младшего. Но пристрастие к дешевой сахарной помадке удивительным образом уживалось в Илие с более поздним восторгом от дорогущего немецкого марципана в горьком шоколаде. Один прихожанин церкви, бизнесмен как-то угостил пасторского сынишку на Рождество. Илия разделил брусок на всех Рассказовых (он даже со школьных чаепитий всегда заворачивал гостинцы для матери), но остальные не получили такого удовольствия от «дегустации», а маме откровенно не понравился горьковатый марципан. И когда позже в продаже появилось ассорти из шоколадных конфет в виде полосок с разными начинками, за марципан в горьком шоколаде никто не дрался, все три конфеты из коробки доставались Илие.

Полюбил он с первого раза и брокколи, и оливки, когда попробовал на дне рождения у одноклассника, Рассказовы-то такие продукты не покупали.

Когда его любимая учительница из воскресной школы эмигрировала, десятилетний Илия перестал ходить на детские библейские уроки, настоял, что хочет слушать проповедь вместе со взрослыми, хотя даже подростки предпочитали веселые игры, викторины и спектакли, чем два часа сидеть ровно и тихо на лавке.

В двенадцать он с мамой искал на вещевом рынке пижаму с котиками, сетовал, что такие шьют только для девчонок, а для пацанов рисуют всяких динозавров да злобных бульдогов. Мальчик не сдавался, пока не обошли все-все ряды. В пятнадцать уговорил отца разрешить построить на стипендию на участке маленький летний домик три на три метра. И построил ведь. Всё как положено: с фундаментом, кирпичный, с маленьким окошком. Даже электричество сам провел, отец только вовремя давал советы – служба в стройбате Советской армии не прошла даром – и немного с крышей помог. Все думали, что Илия перенесет туда свой стол, поставит раскладушку и будет скрываться от троих братьев. А вот и нет, в однокомнатный домик он пустил жить двоих котов, которые поселились у них в саду и которых все Рассказовы кормили утром и вечером остатками со стола, но в дом не пускали. Приучил Илия питомцев к лотку, смастерил мягкие лежанки из старых пледов, постелил палас на пол. Жаль, что при продаже дома с участком пришлось сносить постройку, потому что, оказалось, возведение даже таких маленьких сооружений при наличии фундамента и коммуникаций нужно предварительно согласовать. Илия весь тот день молчал, не вышел ни к обеду, ни к ужину.

Когда в мультфильмах шалуны роняли наряженную ёлку, переворачивали стол с праздничными угощениями и бросали друг в друга желе, старшие братья обхохатывались, а Илия готов был разрыдаться.

– Ну чего ты опять, Палочник, мокроту разводишь? – спрашивал его кто-то из них.

– Было так красиво и празднично, их мама старалась, а они всё испортили. Не хочу смотреть, – объявлял маленький Илия с дрожащим подбородком.

Мария Андреевна, мать Илии, переживала, что младшего сына будут дразнить и обижать в школе из-за такое его особенной чувствительной натуры.

– Ну и прилипалу ты выращиваешь, – подначивал её старший сын Елисей, когда заставал двенадцатилетнего брата, лежащего перед сном на диване в обнимку с мамой. Она гладила его по волосам.

– Ревнуешь? Тут есть свободное местечко и для тебя. – Мария Андреевна похлопывала по свободной части дивана. – Что плохого в нежности? Если ему это нужно… Он же сам приходит ко мне. Я что должна его отталкивать?

– Да, надо говорить, что мальчики так себя не ведут. Мам, ему ужас как тяжело будет во взрослой жизни. Никто не станет отвечать ему вот так, как ты, на его приливы нежности, – убеждал её сын.

– Почему же? Просто ему нужна такая же добрая, ласковая и открытая жена, как он сам. Кому-то очень повезет выйти замуж за нашего Илию, – мать искренне верила в это.

– Мам, ты не о том думаешь. Это ого-го какая слабость для пацана. Он будет потом страдать.

И теперь родители недоумевали, как их сын, который до одиннадцати лет держался с матерью за руку; покрывался мурашками, сглатывал ком в горле и шмыгал носом при первых же звуках арфы из адажио балета Чайковского «Щелкунчик», терпеть не мог ездить в летний лагерь, потому что скучал по родителям, проводил этот месяц с матерью на даче в Алматы, вдруг в девятнадцать лет собрался жить самостоятельно, в одиночку, не просто в другом доме или городе, а на разных с семьей континентах.

Родные даже в шутку его назвали «Иосифом в разноцветных одеждах», младшим сыном Иакова, который был неразлучен с родителями и которого по-особенному оберегали.

До рождения имя ему выбрали в честь ветхозаветного пророка Илии, который среди прочих чудес силой Божьей воскресил сына вдовы. Илия же, сын Рассказовых, наверное, хлопнулся бы в обморок, увидев мертвеца. Он с детства боялся вида крови, и эта гемофобия имела вполне реальное физическое проявление – после каждого случая забора анализа Илию приводили в сознание нашатырем. А кровь приходилось сдавать регулярно, в детстве он состоял на учете из-за железодефицитной анемии (слишком долго отвыкал от грудного вскармливания и плохо ел прикорм), пил специальные препараты и ел ненавистную печёнку. Под каким только видом мама её не подсовывала: и паштет, и котлеты, и даже печеночный торт. Из-за этой уязвимости сына отец и смирился, что не выйдет из Илии врача.

С шестнадцати лет мальчик охотился в книжных магазинах за историями о рыцарях круглого стола, средневековых сражениях и замках. Пока остальные парни уже бегали на свидания, Илия летом мастерил себе кольчугу, наматывая проволоку на карандаш, гнул по отдельности каждое колечко, а потом соединял их между собой. Кропотливая ручная работа на протяжении нескольких недель.

У Илии мужественность и упорство всегда соседствовали с ранимостью и сверхчувствительностью.

Рос Илия с тремя братьями. Для нашей истории они важны постольку-поскольку, потому не станем пускаться в их жизнеописания. Значение имеет лишь разница в воспитании детей Рассказовых. Как и большинство родившихся в 70-х, 80-х и даже 90-х годах, сыновья Рассказовых получали ремня. Не за мелочи, конечно. Елисей, старший сын, например, несколько раз стащил из детсада чужие игрушки, Петр спрятал грязную кастрюлю в свой комод, чтобы не мыть её, и забыл, та воссмердела на всю комнату, Андрей ещё дошколенком поднял с земли бычок и решил докурить его, тут отец его и застукал.

Близнецы Рассказовы вообще больше других шкодничали, хитрили и дразнили других детей. У Андрея на всю жизнь остался шрам на бедре в форме подошвы утюга – во время шуточной перепалки Петр его схватил с тумбочки, не знал, что мать недавно гладила, и прижал к Андрею, когда тот убегал и споткнулся. Так, попугать. Но когда Андрей взвыл, а утюг не отлипал от кожи, Петя запаниковал, зажал брату рот рукой и в слезах гладил его по голове. «Я нечаянно. Я нечаянно. Отдам тебе всё, что захочешь, только не плачь». Отдавать особо было нечего, близнецам и так всё покупали одинаковое. Мать сшила пострадавшему широкие шорты (в наличии у неё оказалась только красная в белый горох ткань), в них Андрей ходил так, словно неудачно сел на шпагат.

По настоянию директора после четвертого класса близнецам даже пришлось искать новую школу. В разные школьные годы эти двое и на плавание ходили, и на велоспорт, и на волейбол, лишь бы понизить градус бурлящей в них дерзкой крови. От неугомонных, реактивных игр с близнецами младший брат быстро утомлялся, его взгляд затуманивался, во время пряток он мог уснуть прямо в шифоньере или взять самоотвод и в самый разгар игры уйти к матери на кухню, молча смотреть, как она стряпает.

Родители не обзывали, не оскорбляли детей. Перед наказанием спокойно объясняли причину, но те всё равно визжали, когда их ещё и пальцем не тронули. Наказание работало. Только не с Илией.

Младший Рассказов редко по-настоящему заслуживал ремня,но если это случалось, то не ронял ни слезинки, не вскрикивал, а после замыкался в себе, в первом классе разрисовывал руки шариковой ручкой до самых локтей, возвращался из школы посиневшими манжетами, с обгрызенными ногтями, обкусанными до крови заусенцами. Если во время уличных игр получал ссадины, то не давал им зажить, каждый раз сдирал корочки. Часто просыпался по ночам. После наказания его работоспособность и внимание падали до нуля – неделями приходил без классной работы, с замечаниями в дневнике, что не работает на уроке, не реагирует на вопросы и не слышит учителя. А когда та громким криком ругала другого ребенка, Илюша зажмуривался и зажимал уши.

Если близнецы орали друг на друга и торговались, кто будет мыть посуду, Илия не мог этого вынести, словно чувствовал реальную боль в ушах:

«Ай, ай! Я вымою. Я вымою посуду. Только не надо ссориться».

Если кому-то из старших братьев собирались дать ремня, и брат горланил и театрально выл, Илюша еще дошколенком, едва научившись говорить, хватался за отцовскую рубашку и упрашивал: «Папа, пасти Андюсю, пасти Андюсю». Потом гладил по руке наказанного Андрея, протягивал ему карамельку «Клубника со сливками», пока тот стоял в углу, а брат строил из себя мужика и отмахивался от малого.

Самое страшное, что после таких эпизодов у Илии учащались приступы бронхиальной астмы.

Мать первой поняла, что к младшему нужен особый подход. Мальчик не переносил агрессии в любой форме. Приходилось много разговаривать, придумывать поучительные истории, вместе молиться и исповедоваться, превращать нелюбимые рутинные занятия в игру (чтобы сын выучил алфавит, мама по вечерам раскладывала на полу в зале тридцать три альбомных листа с буквами, по ним, как по камням в речке, мальчик перепрыгивал с одного «берега» на другой, называя каждую букву и каждый раз озираясь на мамину одобрительную улыбку).

Единственными наказаниями для Илии остались лишение телевизора и дополнительные обязанности по дому. Не раз он слышал от старших братьев упреки: «Ишь какой, мне мама за такое бы уже уши накрутила».

На родительских собраниях Илию хвалили, но советовали вывозить в поле и учить громко кричать, уж слишком тихо мальчик разговаривал.

Он никогда не был выскочкой. Не поднимал руку на уроках, но если учитель спрашивал, то всегда отвечал правильно. Не стремился стать старостой, капитаном спортивной команды класса, не вызывался рисовать стенгазеты, участвовать на школьных олимпиадах и викторинах, но покорно соглашался, если его об этом просили учителя. Не ходил ни на один осенний или зимний бал, не писал и не получал валентинки, но дарил лучшие подарки на 8 Марта одноклассницам, которые попадались ему по жребию. Ни разу за школьные годы Илия не дрался. И при этом ем удивительным образом удалось заслужить уважение и одноклассников, и учителей, не прослыть слабаком и ботаном.

***

– Бог сказал мне остаться. Ты сам учил всегда говорить «да» на Божий призыв… На Божий призыв, – сообщил вечером того же дня Илия отцу. Собираясь с мыслями, решаясь сказать следующее предложение, Рассказов младший обычно несколько задумчиво повторял часть предыдущей мысли. Как бы больше для себя. – Ты ведь тоже не сбежал отсюда, когда все бежали.

В голове Виктора Геннадьевича не укладывалось, как сын мог отказаться от Америки. А главное – ради чего? И всё же он сохранял спокойный тон.

– Как ты понял, что Бог тебе сказал остаться? Если Бог сказал, то Он подтвердит Свои слова ещё раз. А если ты ошибся, то представь, как разочаруешься. Тебе в этом году исполнилось девятнадцать, колледж окончил, если не поступишь летом, уже осенью призовут в армию. Ты таких слов в жизни не слышал, какие там говорят. Присягу принимать тебе нельзя, это клятва, а мы, верующие, не клянемся. Знаешь, что после этого сделают с тобой? Не знаешь. А я через это прошел, в стройбат распределили – страшный сон призывника. Раз, мол, стрелять не хочешь учиться, будешь каторжником. «Два солдата из стройбата заменяют экскаватор». Туда попадали неучи, которым ничего больше нельзя доверить, уголовники, которые хотели в армии научить всех жить по зековским понятиям, работяги со строек и те, кто не говорил по-русски. В советское время это считалось позором. Некоторые не воевали, а всё равно вернулись калеками. Но я хоть денег заработал, после дембеля машину купил. А сейчас что будет с солдатом, если откажется от присяги, даже не знаю, строительных батальонов ведь больше нет. Не от хорошей жизни там и в наши дни вешаются. Это первое. А второе, ты понимаешь, что, если передумаешь, во въезде американцы тебе могут отказать. Могут отказать даже в туристической визе, и тогда не навестишь нас. Останется только письма писать.

И хотя в феврале 2004 года начала работать первая соцсеть, а в апреле того же года открылась почта gmail, известными и популярными среди жителей СНГ они стали гораздо позже. А потому в головах отца и сына будущее общение сводилось к почтовым открыткам, письмам и разговорам в кабинке пунктов связи «Казахтелеком», ведь на даче-то телефона не было.

– Почему ты думаешь, что у меня ничего не получится? – немного обиженно спросил Илия.

– Я хочу, чтобы у тебя всё получилось. Пред Богом говорю. Но ты не представляешь себе, что такое жить вдали от семьи. Это невыносимое одиночество. А ты ещё очень молодой, – Виктор Геннадьевич тяжело вздохнул и помолчал.

Оставлять здесь сына он не хотел, но и против Бога идти не желал. Боялся совершить непоправимую ошибку. Вдруг сын без должной духовной поддержки, из-за одиночества попадет в дурную компанию, оставит Бога, сопьется или станет наркоманить. Покалечат его или убьют. Он себе этого никогда не простит. С другой стороны, как иначе сын возмужает, как научится отвечать за свои решения, хорошие или плохие, если всю дорогу опекать и запрещать?

Сам Виктор Геннадьевич ещё в четырнадцать лет начал работать – всё лето за небольшую плату сторожил арбузное поле, жил там в спартанских условиях под брезентовым навесом, на матрасе рядом с цистерной воды. По ночам выли шакалы, жутко, будто плакали младенцы. Приходилось храбриться и даже гонять их, чтобы не прогрызли дыры в плодах, а днем бороться с заразихой, сорняком, который присасывается к корням бахчевых и питается их соками; с колорадским жуком, дынной мухой. В любое время суток смотрел под ноги, чтобы не столкнуться со змеей. Когда приезжали фуры, вместе с другими сезонными рабочими загружал их арбузами. И такой же, как Илия, худющий был.

В конце концов, родители однажды умрут, размышлял Рассказов старший, продолжит ли Илия быть с Богом после их смерти, после того как некому станет его будить воскресным утром, везти на машине в церковь, интересоваться, читал ли он Библию. Развилки в жизни всё равно не избежать. Илия должен сознательно и самостоятельно выбиратьБога. Каждый день. Независимо от страны, где живет, от обстоятельств, от окружения, независимо от того, наблюдает кто-то за ним или нет.

– Не думал я, что ты такой фортель выкинешь. Всем вместе нам легче было бы встать на ноги на новой земле. А теперь и не уверен, сможем тебе помогать деньгами оттуда или нет. Давай так, если найдешь за неделю работу, мы убедимся, что это дело от Бога, а если нет, полетишь с нами. Договор? – Отец протянул руку сыну.

– Договор, – пожал руку Илия.

И от себя попросил у Бога ещё одного знамения. Если он до даты отъезда семьи увидит Веру ещё раз и непременно вне стен церкви, то он не ослышался, и сам Господь предназначил её в жены ему. Тогда Илия ещё не подозревал, что чудом было бы увидеть Веру ещё раз на воскресном богослужении.

Домик и стоматологический кабинет в Караганде Рассказовы продали ещё до приезда в Алмату, деньги разделили поровну. Учитывая микроскопические цены на недвижимость по сравнению с мегаполисами, на свою долю наследства Илия не смог бы купить даже кладовку или каморку в южной столице. Квадратный метр социального жилья по госпрограммам в Алматы стоил 350$, а рыночная стоимость превышала эту отметку в три, а то и в пять раз, в то время как в карагандинском микрорайоне Майкудук, хоть и страшно криминальном, за полторы тысячи долларов США можно было купить целую однокомнатную квартиру. С мая цены на недвижимость в Алматы резко подскочили, жилье подорожало в два с половиной раза по сравнению с прошлым годом, пострадали и сами алматинцы, которые продали квартиры, а новые купить не успели по прежним ценам.

Перед отъездом у Рассказовых в Алматы осталась только дедовская дача, в которой они и провели последние две недели в Казахстане, продать её оказалось невозможно из-за утери документов. Участки получили ещё при советской власти, с тех пор органы регистрации недвижимости и их базы сменились много раз, восстановить документацию никто не взялся.

Если бы кто решил составить опись дачной утвари, то, как и на большинстве дач, обнаружил бы по большей части вещи, которые не пригодились дома.

– Пап, фуфайки больше не в моде.

– Ничего-ничего, знаешь, как в ней тепло будет вечером на даче.

– Э-э, зачем капронки выбрасываешь? Постирай и завяжем виноград, чтоб скорцы и сороки не поели на лозе.

Туда же керосиновую лампу, советский алюминиевый электрочайник, старые кресла с протертыми до каркаса подлокотниками, зеркало, которое почернело по краям от влажности. И чудо-печку обязательно – такую глубокую сковороду с электропроводом на крышке, которая сверху нагревается. Советская бабушка современных мультиварок. В ней мама Илии пекла чайный пирог по рецепту, известному всем хозяйкам в голодные 90-ые, яблочную шарлотку и блюдо с говорящим названием «Лентяйка» из картофеля, курицы и майонеза. Остальную еду готовили на летней кухне – в вагончике с одним окошком. Там помещалась плита на две конфорки, квадратная тумба и большой газовый баллон. Когда за столом на даче собирались все Рассказовы, чаевничали с самоваром, который тоже достался по наследству ещё от прабабушки.

В саду стояла маленькая баня, в ней одновременно могли париться только двое.

Раньше за всем этим «имением» присматривал Елисей Рассказов, он работал и жил с женой в Алматы, а теперь оно оставалось Илие после отъезда родных.

Знакомые родителей и соседи по даче лишь недоуменно разводили руками и охали, как же так Илия добровольно отказался от американской мечты. А что, если не поступит в консерваторию?

Ни один из Рассказовых, кроме Илии, не осмелился бы воспротивиться отцу.

Уже во вторник, спустя всего два дня, Илия нашел работу – полив городских клумб и деревьев в ночное время, посменно с 20:00 до 6:00 часов. Логичный вопрос: почему парень с музыкальным образованием не пошёл играть на рояле в ресторанах или не подыскал местечко клавишника, саксофониста в группе, коих большое количество выступает вживую в барах, пабах и ночных клубах? У Илии была твердая позиция на этот счет – не служить двум господам. Если своим музыкальным даром он служит Богу на церковных собраниях, то как среди недели тот же дар станет использовать в прокуренных питейных заведениях, играя любую пошлятину, которую закажут посетители и отводя взгляд от клубных полуголых танцовщиц. Да и не владел он попсовым репертуаром. Того же мнения был и об участии в телешоу музыкальных талантов, хотя и знал зарубежных лидеров групп восхваления, которые попадали в финал таких конкурсов.

С 2003 года в Казахстане стартовало телешоу «Superstar.KZ», что-то вроде британского «Pop idol», в отборе мог участвовать любой, даже без музыкального образования. Необязательно было ехать в Алматы, отборы проходили во всех областных центрах страны. Илия знал, что туда на прослушивания сходили и некоторые из церковных групп прославления – их видели на Первом канале Евразии.

Рассказов младший слышал, откуда начинали многие попсовые звезды и где они потом заканчивали. Уитни Хьюстон в детстве славила Бога в баптистском хоре, позже оказалась на пьедестале мировой поп-музыки, но не выдержала испытания славой и из-за наркозависимости в 2002-2003 годах выпустила самые слабые музыкальные альбомы, один из них рождественский, когда главная Личность Рождества для неё была уже на последнем месте. Бритни Спирс до девяти лет тоже пела в детском церковном хоре, а в семнадцать снялась полуголой для журнала Rolling Stones. Хочешь стать звездой в этом мире, пляши под его дудку. Мирская слава покупается ценой души, а потом тебя растопчут, пинком сбросят со скалы, на которую позволили забраться. Точно так сатана предлагал Христу власть над всеми царствами земными, лишь бы Сын Божий поклонился ему.

Лучше уж Илия до времени будет поливать клумбы, чем станет служить сатане и его прогнившей культуре.

– Но это ведь только до конца лета. В лучшем случае ещё в сентябре поработаешь. А дальше что? – вразумлял его отец.

– Расчищать дороги от снега, укладывать асфальт, заправлять автомобили бензином, разгружать вагоны, – отшучивался Илия.