Елена Юрьевна Свительская
Звезда Гаада
А потом опять захотелось поесть. Хотя у дороги сесть, вон как те нищие дети оборванные, было как-то стрёмно. Да и взгляд их на меня и мой пирог мне не понравился. Ушла поскорее и подальше от пугающих детей.
Есть захотелось больше. Сон всё не заканчивался. Солнце уже перевалило за половину неба. Ночевать в незнакомом мире под открытым небом не хотелось. Денег у меня было не слишком-то и много, а на мою наглую просьбу добавить новых в кармане ничего не потяжелело. То к моим просьбам прислушались, то вдруг уже нет. Сон начинал надоедать, но он всё длился и длился.
Да и испытать на том свете да хоть во сне, каково, как прилюдно мне отрезают руку, совершенно не хотелось. Если мне тут было холодно и голодно, а ещё царапины от веток, цеплявшихся на бегу, болели, то отрезание руки явно будет болезненным. Деньги не вечны в любом мире. Тем более, мои последние мольбы остались без ответа. Кратковременная сладкая мысль «а вдруг я тут мессия – и счас меня прибудут встречать с торжественной процессией?» вскоре закончила меня преследовать. На мир, приготовившийся ко встрече к мессией, этот неправильный рай явно не походил. И вообще, в рай ж не убивают. Вроде. Остаётся только вариант самой денег заработать.
Что умею? Готовлю не очень хорошо. Точнее, почти не умею готовить. Стирать и убираться в принципе могу. Могу пересказывать содержание книг и фильмов. Как бы меня за ведьму какую после моих рассказов не приняли и не сожгли. А то вдруг есть и такое у местных развлечение? Умею шить несколькими способами. Вышиваю, правда, плохо. Из более-менее достойных умений: бисероплетение и вязание крючком. Как в мою худую голову пришла идея повязать у озера и наколдовать себе нитки и крючок – ума не приложу. Но, кажется, та бредовая идея оказалась лучшей идеей этого странного дня. От неё и буду плясать.
Набравшись решимости, обратилась к безобидной на вид бабке, шедшей мне на встречу:
– Скажите, пожалуйста, где находится рынок? Он рядом с площадью? Ну, этой… на которой вора казнили.
Смерив меня подозрительным взглядом, горожанка объяснила. Нужное место находилось неподалёку. В стороне от площади для пыток. Ура!
Рынок, кстати, тоже больше походил на средневековый. Прямо как в фильмах исторических или фэнтези. Только, блин, тут людей реально казнят и убивают. Вон, те трое из первых встреченных ходят с мечами. Да и среди горожан некоторые попадались с оружием. Хотя и не все.
Походила по рынку, осмотрелась. Вязанных вещей тут вообще нет. Ни крючком вязанных, ни спицами. Кружев нет. Разве что цветистые платки и ткани. Хм, и ассортимент ниток маленький. О, всё-таки, выбор есть, но это для вышивания. Хотя есть нитки потолще, из которых можно вязать. Но шерстяные тут колючие. Эх, будет неудобно вязать. Хотя, как говорится, на безрыбье и рак – рыба. Вязание – дело приличное. Хотя в моих сладких мечтах о приключениях и других мирах я никогда не думала, что я там буду салфетки вязать. Вот обидно быть ни разу не мессией! И даже не магичкой.
Хотя… учитывая, как в некоторых фильмах и книгах эксплуатировали мессий… может, оно и к лучшему. Просто жизнь проживу. Другую. С сердцем, кажется, здоровым. Я же хотела вылечиться! Хотя, блин, не так. Тут у меня тоже есть шансы до старости не дожить, ибо по-простому зарежут. Главное, чтоб не сожгли. Главное не высовываться, покуда я о здешнем мире ничего толком не выяснила. Кроме того, что здесь по-настоящему убивают, бррр…
Прикинув, сколько стоят обычные ткани, сколько стоят крашеные ткани, нитки, украшения, выбрала свободный уголок с краю, близ стола со всякими лентами, цветными нитками и прочими приятными для женщин вещами, встала там, вытащила одну из салфеток, развернула. Рот продавца всяких девичьих вещей широко раскрылся, когда он разглядел моё творение. Впрочем, парень быстро скинул с себя изумление и торопливо спросил:
– Почём продаёшь?
– А во сколько вы и добрые люди оценят? – громко спросила я.
Он аж руками замахал. Мол, говори потише. Небось, испугался, что другому продам. Значит, могу сбыть моё рукоделие за высокую или хотя бы среднюю цену. А за мелочь её продавать нельзя. Да и жить в незнакомом городе на что-то надо.
Торговцу не повезло: две толстых женщины с высокими причёсками уже приметили мой товар. Подлетели ко мне, впились в мою салфетку взорами.
– Что такое?!
– Какие кружева!
– Никогда таких не видела!
– Да толстоваты для кружев! – одна горожанка поморщилась. – Нитки вообще шерстяные!
Но она была единственной, кого что-то не устраивало.
– За сколько продашь?
– Продай!
– А за сколько купите?
– Два медяка! – предложила одна.
– Три медяка! – торопливо сказала другая.
И они сердито уставились друг на друга.
Подошли ещё несколько женщин, привлечённые их криками. И стали торговаться, переругиваться друг с другом. На шум собрались другие возможные покупательницы. Самым лучшим предложением было восемь медяков. Больше восьми давать или не могли, или не хотели.
– Десять! – прокричал молодой торговец. И показал мне крупную монету.
Эх, надо было все монеты из кошеля рассмотреть, тогда бы разобралась в их числах!
Лица возможных покупательниц, увидевших его медную монету, стали унылыми. Уж им-то известно, больше предложенное им или меньше. Но жадность заставила меня поинтересоваться, даст ли кто-то больше.
Кто-то предложил девять. Больше никто не хотел давать.
– Тогда я продаю её вам, – протягиваю салфетку парню.
Тот торопливо сунул мне монету, спрятал покупку за пазуху. Может, стоило потребовать больше? Попробую.
Достаю вторую салфетку, с таким же узором. Погрустневшие было женщины и девушки – тех тоже порядочно набежало – приободрились.
– Девять! – выкрикнули две.
– Десять! – перекричал всех молодой торговец. Его глаза, устремлённые на вторую салфетку, алчно блестели.
Но я из вредности вопросила:
– Кто даст больше?
Парень нахмурился, но тотчас предложил:
– Одиннадцать! – и торопливо показал мне две монеты – крупную, какую дал мне, и поменьше, которой я за пирог и полотенце расплачивалась.
Ой, а вдруг я в трактире или, всё-таки, корчме, больше чем нужно заплатила? Но тогда бы те парни с мечами как-то выдали своё удивление: взглядом, усмешкой, колким словом. А они вполне нормально себя повели. Да и пирог мне продали большой. Пирог… который украли уже. Блин! Тут ещё и воруют?!
– А больше?
Девушки и женщины подавленно молчали. Я стала торговаться с парнем-торговцем. После долгих споров сошлись на шестнадцати. Трудно определить, на кого после второй продажи смотрели более завистливо: на продавца или на покупателя.
Спрятав выручку в тот же карман, что и первую – кошелем на рынке светиться не хочу – извлекла третью салфетку, с более затейливым узором: когда мне надоела любимая схема, я решилась пофантазировать.
Ахи и вздохи посыпались со всех сторон. Толпа увеличилась втрое.
– Сколько предложите, люди добрые? – я уже вошла во вкус.
То ли во мне есть некая торгашеская черта, то ли жадность разыгралась.
Молодой торговец сцапал край салфетки:
– Семнадцать!
Какая-то девушка с волосами, собранными в косу, протолкалась ко мне, тоже ухватилась за салфетку. Едва не плача, произнесла:
– Десять!
– Семнадцать! – парень торжествовал, полагая, что и из этой торговой схватки выйдет победителем.
– Десять! – девица шмыгнула носом.
– Кария, да ты что! – бурно среагировала какая-то худощавая женщина лет сорока, возможно, мать, родственница или знакомая. – Это ж все твои сбережения!
– Десять! – упрямо стояла на своём Кария.
– Восемнадцать, – молодой торговец решил раздавить соперницу.
Та заплакала от досады. Да, десять медяков – всё, что у неё было. Или всё, что осталось.
Посмотрев на девушку, не выпускавшую салфетку, на нахально усмехающегося парня, сказала то, чего ни сама от себя, ни они от меня не ожидали:
– Хватит плакать, Кария! Я продам тебе её за пять медяков.
Какой тут шум поднялся! Молодой торговец стал браниться, другие девушки и женщины начали наперебой уговаривать продать им за пять медяков. А как смотрела на меня Кария! Творцу приятно, когда его творение так кому-то понравится, что последние деньги готов отдать, а то и душу. Кто-то второпях предложил шесть, семь. Я осторожно освободила салфетку из руки парня и произнесла, обращаясь к девушке:
– Кария, давай пять монет.
Она взглянула на меня и недоверчиво, и радостно. Что-то во мне дрогнуло от её взгляда. Похоже, эта горожанка не богата и для неё десять медяков – солидная сумма. Имею ли я право требовать хотя бы пять? Но это ж мой труд, в конце концов! Так что мне решать.
Девушка протянула мне крупную монету, по размеру как та, считавшаяся за десять медных. Разве что значок на ней был иной. Хм, никто не возмущался, значит, это монета действительно считается за пять мелких.
– Я буду самой красивой на свадьбе, – и счастливо мне улыбнулась.
Я сунула монету в карман, она торопливо положила добычу в корзинку, под другие покупки, потяжелее которые, и выскользнула из толпы. Женщины и девушки, ворча, разошлись.
Кстати, увлёкшись, я совершенно забыла о палке. Моё скромное оружие попало под ноги неудавшихся покупательниц. И теперь было грязным и в некоторых местах раздавленным. Ходить с таким оружием – только на смех себя выставлять. Ладно, я себе другую палку достану. И пирог новый куплю. К счастью, уже есть на что. Но за карманами надо будет бдительно следить.
Только сделала шаг от стола, как молодой продавец ухватил меня за запястье.
– Чего тебе? – окидываю его недовольным взором.
– Скажи, где ты их взяла?
Гордо поднимаю голову:
– Не скажу. Отпусти меня!
Он послушался. И повторил вопрос.
– Ну, какое тебе дело?
– Как какое? – растерялся парень. – Если я узнаю, кто их делает, смогу заказать у него.
Шучу:
– Дашь два медяка – скажу.
Он торопливо достал две монеты. Потребовал:
– Теперь говори!
Победа мне совсем голову замутила, я упёрла руки в бока и нагло заявила:
– Сначала деньги отдай.
– Точно скажешь? – продавец нахмурился.
– Точно. И все они слышали, – показываю ладонью на ближайших продавцов, наблюдающих за нами.
Получив монеты, признаюсь:
– Я их сделала.
Тотчас ближайшие продавцы – один из них едва свой стол с товарами не перевернул – и покупатели, прислушивающиеся к нашему разговору, бросились ко мне. И осыпали меня заказами. Парень, купивший две салфетки, опять вцепился в меня как клещ. Пока торговцы и простые горожане делали заказы, кто-то что-то стащил из товаров, оставленных владельцами без присмотра. Кто-то из людей, находившихся поодаль, кому до чужих столов добраться быстро не удалось, с досады прокричал:
– Воруют!!!
Тотчас поднялся переполох. Кто-то кинулся за ворами. Кто-то под шумок ещё что-то утащил. И их попытались поймать. Надо сваливать, покуда мою зарплату и, самое главное, инструменты, не украли!
Я пообещала немногочисленным заказчикам, оставшимся подле меня, подумать над их предложениями. Потом вдруг обнаружила, что у моего покупателя милые нитки. И некоторые из них мне бы подошли. Парень, заметив, как я смотрела на нитки, торопливо объяснил, какие сколько стоят. Видимо, теперь мои глаза алчно заблестели. Торговец, усмехнувшись, сообщил, что при определённом выборе возьмёт с меня чуть меньше.
– Но в мои карманы столько не влезет! – едва не плача выдавила я свой последний аргумент против покупки.
Парень, улыбнувшись как Дед Мороз, точнее, мужик, им притворяющийся, при раздаче своих даров, извлёк из-под стола плетённую корзинку.
– Возьму ещё меньше, если ты купишь и нитки, и её, – произнёс он, подмигивая мне.
Призвав на помощь всю мою рассудительность… или это опять вылезла моя жадность? Я немного поторговалась. В конце концов, он попросил на два медяка меньше, чем хотел. От него отходила, держа корзинку, заполненную моточками и катушками с очаровательными нитками. И, хотя я оказалась хрен знает где и хрен знает как, сердце у меня пело после покупки ниток. Рукодельницы они такие… неизлечимые.
Хотя, странно, я вроде не очень-то и увлекалась, вязала редко. Но, впрочем, как мама справедливо зудела иногда над ухом: «Полезно много всего уметь – что-нибудь где-нибудь да и пригодиться». Тем более, вязать – не столь уж и сложное занятие. Куда приятнее, чем содержанкой дурня богатого какого-нибудь быть. Да и… нет, каюсь. Статус особого мастера, творца женских грёз – это тоже что-то приятное. Даже романтичное. А без замужа и последующих родов в нестерильных больничных условиях я как-нибудь обойдусь. Потом и сон мой закончится. Если закончится. Если это вообще сон. Но о неприятном я лучше подумаю потом. «Я подумаю об этом завтра», как говорила Скарлетт.
В этом нерсерийском городе я и устроилась. Снимала комнатку на чердаке в доме у вдовы, у неё же покупала еду за приемлемую цену. Вязала салфетки на продажу. Продавала их на рынке. Они, кстати, пользовались спросом. Правда, горожанки почему-то пришивали их на свои платья. Как будто кружева. Ладно, главное, чтобы платили.
Вдова, прознав, что это я – таинственная мастерица, попросила оплачивать проживание и питание моими изделиями. Получив первую оплату, тотчас же пришила на своё платье. И зачастила по гостям. Правда, кормила она меня исправно, так что мне не на что было жаловаться.
Сначала я вязала на память салфетки вроде тех, что делала в родном мире по журналам для рукодельниц. Их у мамы огромная стопища была – выбирай, не хочу. Обвязаться можно по самое не могу. А что я не все ряды со схем помнила, так и ничего – чего-то додумывала сама. Они же не знают, как там по правде схемы те выглядят!
Но со временем я в это дело втянулась. Стала долго и придирчиво нитки выбирать, а продавцы, наоборот, стали приторно дружелюбными, многие.
Раз с неделю провела в томлении и волнении, узнав, что скоро в соседний город, приморский, придёт корабль с другого материка или, хм, острова, точно не знаю, но вот тамошний купец много всего привозит для портных и богатых дам, вечно какие-нибудь диковинки притащит. Да ещё и на второй день меня огорошили, что он может и не доплыть! Корабли-то, они того… они временами тонут. Или попадаются пиратам. Короче, не каждый доплывает до цели. Да ещё по пути их уже могут ограбить разбойники, чьи банды тоже иногда попадаются и не всегда убиваются стражниками и воинами короля при облавах. И я, как-то пришибленная этими средневековыми буднями, страшно тогда огорчилась. И оставшиеся дни была вся на нервах.
Вдова даже начала пошучивать, не присмотрела ли я себе здесь кого, вот будто бы жду свидания с кавалером? Впрочем, нравы здесь были серьёзные, так что особо соблазнять меня на любовные приключения она и не стремилась своими разговорами.
Корабль, к счастью, приплыл. И это такое блаженство, как оказалось, ходить у новых лотков с заморскими нитками и тканями! И с тамошним купцом мы вроде подружились. Он то звал меня в компаньоны, то замуж – класс, впервые позвал меня кто-то – то пытался похитить. Но, к счастью, Аким, торговец тот нитями и прочими рукодельными штуковинами, с которым мы в первый день сторговались, меня вовремя предупредил. И я в тот день на рынок не пошла, не желая расставаться с моей свободой. А на следующий день купец и его слуги уже покинули город. Но на рынок я пришла ещё через четыре дня. Или это была попытка оклеветать конкурента?..
Но хрен с ними, с мужиками. Тем более, что рукодельницам и прочим успешным умелицам и ремесленницам, замуж можно было не спешить.
Я в какой-то день вдруг решилась сильно изменить запомнившийся мне узор. И оказалось, что это подлинное блаженство – равнять ряды и виды петель по себе. А потом смотреть, что из этого получается.
А ещё интересней оказалось, когда ты берёшь моток и крючок, и начинаешь, даже не представляя, что из этого в итоге получится! Когда смешиваешь пухлые пышные столбики с рядами воздушных петель или всплесками столбиков с одним накидом, тонкими, лёгкими и изящными. Пухлое с тонкой сеткой. Ровные ряды или ромбики с веерами по пять-семь столбиков с одним или двумя накидом и… о да, сеткой столбиков без накида или с одним накидом, да воздушных петлей. Веера на лёгкой сетке, мм!.. Или изящные цветы с тонкими лепестками, сложенные из воздушных петель и столбиков с одним, двумя, тремя накидами, мм… изящество и элегантность! Нет, я пробовала делать столбики с четырьмя, пятью, шестью накидами. Но надолго моего терпения на этот мазохизм не хватило.
Я раньше даже не подозревала, что сама так смогу! Думала с растерянностью или завистью, листая иногда мамины журналы по вязке крючком или спицами, что как только люди придумывают столько всего? Да ещё и так красиво? Удивлялась маме, которой даже не требовалось схем: она просто смотрела но фото готового изделия – и уже вязала. Тем более, в начале, когда нитки как будто назло мне путались, а салфетки, обязанные быть изящно симметричными, даже по выверенной создателями схеме, в моём исполнении выходили до жути косыми, но… со временем оказалось, что и я так могу!
К тому же горожанкам и торговцам мои эксперименты по дизайну понравились. Польщённая их вниманием, я расходилась всё больше и больше. А у некоторых женщин и торговцев стало навроде развлечения: ходить смотреть на итоги моего очередного опыта. Хотя, конечно, они все мечтали, что я у них надолго задержусь, замуж пока не выйду и, долго не погрязая в домашнем хозяйстве, столько навяжу, что на всех хватит! И что мои творения даже со временем подешевеют, когда уже будут у всех. Я, случайно подслушав такие разговоры, ухмылялась. И шла мимо.
Да и вообще… Я поняла, что это наслаждение, когда тебя подхватывает невидимой волною – и куда-то сносит! И нечто новое рождается из твоих рук, но как будто мимо тебя, минуя сознание. Просто сел, изредка что-то обдумывая… редкие всполохи мыслей, какой бы узор пошёл к этому готовому ряду… и потом… всё. И готовое чудо на твоих руках. Изящное и красивое.
Но если очень честно…
Других развлечений здесь особо и не было. На казни и пытки местные я не ходила. К счастью, посещение там было не строгое, никто не отмечал, кто ходит, а кто – нет. Жуткий, жестокий мир. Странный, подозрительно долгий сон. Но было страшно, если в этом сне меня будут по-настоящему убивать. Лучше без таких развлечений. Тем более, я тут руку ножом порезала и обожглась весьма по-натуральному.
Разве что с кумушками на скамейках обсуждать сплетни в свободные часы вечерние или с девушками – мужей и женихов. Я боялась много говорить с ними, боялась, заболтавшись, себя выдать. Да, по рынку пройтись, смотря на поделки разных ремесленников, прицениваясь к товару, спрашивая у торговцев, не завезли ли чего нового из ниток и лент? Но и с торговцами не собиралась сближаться, хотя некоторые из них вроде были не против. Даже старые, толстые, лысые и женатые. Они почему-то считали, будто профессия и состояние мужчины – всего важнее для женщин. А в помощницы жёны мало у кого лезли из них. Торговок было в разы меньше.
В основном-то, здесь уделом женщин было вести хозяйство, детей растить и рукоделие. Да, ко мне пытались упроситься в ученицы, вон, даже та Кария, чьё имя позаимствовала, но я не пустила. Ни к чему плодить конкурентов. Мой заработок – моя жизнь, мой воздух. Как я выстою без него? Так что лучше быть жадной.
Выходных на каждой неделе не было. Когда я случайно обмолвилась с вдовой о том, что вот у нас так было принято, она не поверила. И так назойливо меня потом снова о быте в моём родном городе выпытывала, брр! Я уж пожалела, что рассказала.
Праздники случались редко. Не каждый месяц. Хотя я один застала.
И вроде в детстве в цирке была десяток с чем-то раз, да в мире моём родном номера были покруче, скажем, когда зрителей от арены отделяли сеткой, а тигра на шаре поднимали почти к самому потолку. А мне опять покупали или, наоборот, не покупали светящиеся палочки или медальоны с лампочками внутри – и во втором случае я страдала и люто завидовала детям, чьи светящиеся, волшебными кажущиеся штуковины мерцали в темноте, яркие. Здесь-то такого с тиграми не выкинешь! Не купишь светящихся палочек.
Но с голодухи увлечёшься и не таким. Я даже перестала недоумевать, чего так эти женщины любят сплетни, а мужики – радостно сбегаются смотреть на каждую драку, когда нету срочной важной работы. Вроде и на казни сбегались. Людей тут людям было чужих не слишком жалко. Жуткий мир!
Словом, неподалёку играли бродячие музыканты, кто-то поодаль танцевал даже, а я стояла, смотря, как мужчина лет тридцати, усатый, рыжий, жонглирует факелами. Да смогла в толпе испариться, заметив приветливо мне заухмылявшегося Акима. Да ещё и очень кстати прикупила у торговки с лотком кулёк с засахаренным миндалём. И, чтобы лакомство в толпе не стырили голодные мальчишки – а у кого-то, судя по воплям, уже свистнули передо мной – отошла от толпы. Да, не видно дальнейшего, но зато миндалём приятно похрумкать.
Но миндаль едва не застрял у меня в горле, когда столкнулась с пристальным взглядом молодого мужчины, богато, но неброско одетого, то и дело задумчиво прикладывающегося к бутыли с вином.
Да этот же гад был с тем блондином, что меня оскорбил в трактире в первый мой день здесь! Да ещё и вылупился так… узнал будто.
Я назад отступила. Он вдруг растерянно встал и стал каким-то сгорбленным и даже жалким, отчаянно протянул ко мне свободную руку, позвал:
– Анжела!
Что тон его тогда насмешливый, что возможность моего облапывания по поводу принятия меня за другую бабу, меня не радовали. Потому торопливо отступила обратно в толпу.
На моём кульке, пока отчаянно смотрела на него из-за чужих плеч и голов, цепко сомкнулись чьи-то тонкие руки. Я укоризненно на ворюгу посмотрела. Кожа да кости, грязный, глаза голодные. И руку разжала. Проворчала:
– Ладно. Иди уж.
И меня царапнуло, как просияли от счастья его глаза, когда худые пальцы сжались на мешочке с заветным лакомством. Что ж, я себе ещё куплю. А кому-то и от этой мелочи будет целый праздник. Но с нищетой я ничего сделать не сумею. Не могу вступиться за пойманных воров, которых толпой избивали. А особо часто попадавшимся тут прилюдно руки резали, увы.
Но почему-то с того дня торговцы ничьих рук, ползших в мой карман, не хватали. Да, парни и мужики, старики хотели мне угодить, но рук за моим имуществом ко мне больше не тянулось. А я, смекнув запоздало, решила каждую неделю выдавать кому-нибудь из детей-попрошаек по кульку с засахаренным миндалём.
Странное дело, они потом, когда шла уже с рынка, обычно обнаруживались где-нибудь неподалёку, да трескали всё вместе с другими товарищами из бедноты. Раз только один умыкнул всё, чтобы сожрать в одну харю. А последующие дни ковылял, потрёпанный больше обычного, да с фингалом под каждым глазом.
Что ж, так тоже можно жить. А надоест тут – подамся путешествовать с торговым караваном. И, может, где-нибудь в пути очарую своим искусством какого-нибудь принца! Ах, мечты, мечты! Но если местных менестрелей да болтунов послушать – и за искусство принцы да короли в девушек бедных влюблялись. Хотя, конечно, женщина в искусстве – это здесь в редкость было. Но если я, обычная самая девица… и вдруг принц! Мм…
Хотя, спустя время, ещё больше наслушавшись о всяких разных принцах, я как-то поиспугалась мысли, что вот бы на меня счастье их любви навалилось. Они могли быть толстые, старые, с гнилыми зубами. Да и девок могли да жён чужих зажимать, когда им вздумается, а те не могли даже отбиться. Говорили, одна в другом городе отбилась от короля на охоте, так её потом повесили. И, обсуждающие это событие двухлетней, кажись, давности, даже осуждали её. Мол, так ей, хамке, и надо.
Нет, хорошо, что я пришла в город, где в основном собирались ремесленники! Здесь ежели чего-то умеешь – не пропадёшь. Даже если ты – женщина. Даже если девка ещё незамужняя. И знати почти не водилось.
Всё-таки, не подвело меня неведомое божество. Если те насекомые действительно были подсказкой о пути. Но, впрочем, бесплатный сыр бывает только в мышеловке. И от мыслей, что однажды этот бог, Творец и кто-то там ещё придёт по мою душу, да чего-то стребует, сжималось напугано сердце.
В этом мире моё сердце почему-то вело себя как здоровое. Поначалу мне было очень не по себе, а потом привыкла. Одно время радовалась своему выздоровлению, потом загрустила: кто поручится, что в моём мире я тоже буду такой? Вот привыкну быть здоровой, вернусь в родной мир – и вдруг всё сначала?
Если я вообще когда-нибудь ещё раз переступлю порог моей квартиры. Вдруг я помру здесь – и обратно уже не вернусь? Так что лучше не лезть на рожон.
К тому же, стала выяснять, куда же это меня занесло. Осторожно, чтобы не приняли за чужую. Быть может, выяснила бы намного больше, спрашивая иначе. Вот только влипать в неприятности мне не хотелось. Впрочем, мне даже от моих скромных открытий стало жутко.
В этой стране – утверждали, что и во всём мире – все от мала до велика знали, что Гаад – главный среди неких чёрных хранителей, какой-то там Старейшина. Сложно сказать, в чём его не обвиняли: Гаад был виноват и в подгоревшем пироге, и в недопитой бутылке, выроненной пьянчугой, едва стоящим на ногах, и в эпидемиях, и в стихийных бедствиях, и в войнах. По всеобщему мнению, он был мировым злом или же его повелителем. Или демоном. Тут такого словечка не было, но по описаниям Гаад подходил. Белых хранителей, воевавших против него, почитали как воинов добра или как каких-то ангелов. Опять же, на языке моего мира. Ну, этих. Я, кажется, в первый мой день здесь видела двух таких. И, к счастью, их совершенно не заинтересовала. Я и молилась иногда местным богам, чтобы меня тут не трогали и не тащили на роль каких-то там мессий. А то мало ли. Хрен их знает, как они тут мессий эксплуатируют.
Правда, кто там верховодил среди белых хранителей, никто не знал. Или же в данной стране его давно не видели. Иноземцы то утверждали, что встречали его, то, что он помогал им, то, что они с ним вместе пили, то, что он – прославленный сердцеед из Террии, едва ли не королевских кровей. Короче, глава у добрых был, но не успел примелькаться, как глава злых.
Короче говоря, навряд ли имечко Гаад тут будет популярным. Но… мальчика из моего сна так звали. Интересного, милого мальчика. Вот только… а что если он, повзрослев, стал вот этим самым Гаадом, которого здесь все до жути боятся? Или, всё-таки, это был его тёзка?
Страшно осознавать, что я напросилась в чужой мир помогать его властелину тьмы и главному злодею! Исполнять его мечту о звезде! А вдруг и не было никакой такой мечты? И сон мой – обманка, приманка для дуры издалека? Или такая мечта у него была, но в его далёком детстве, о котором он давным-давно забыл? Может быть, меня сюда заманили, чтоб убить с исполнением какого-то особого ритуала? Не факт, что совместимого с жизнью. Или, всё-таки, тот Гаад – его тёзка? Или помер уже давным-давно?
Да и стрёмно о мечтах главного злыдня этого мира у местных расспрашивать. Стопудово не так поймут. О чём б он ни мечтал тут, мечты его никого не волновали. Все ожидали от него какой-то дряни. И о смерти его мечтали, о да! Но он, правда, врагам своим всё никак не попадался. Да и, говорили, что, мол, злыдень этот то-сё… и никто точно не знал, сколько уже десятков лет он тут творит своё зло.
Может, всё это бред?.. Из-за наркоза? Из-за того, что в одиночестве слишком увлекалась фантастикой и фэнтези, бредовыми мечтами? А если это не сон и не воздействие наркоза? Если это самый настоящий параллельный мир, в котором я могу умереть? И это будет больно? Может, я умру в этом мире и так же в своём?
Ох, что я наделала! Зачем?! Как мне вырваться из этого страшного места? Как избежать встреч с этими чёрными хранителями?
Вопросы, сплошные вопросы! И ни одного ответа, ни одного утешения нет. Для чего я поверила этим проклятому сну о мальчике, мечтающем зажечь свою звезду на небе? Мечтала пообщаться с ним! Дура! Может, из-за этого меня сюда притащил их местный бог? Хотя он со мной поговорить тоже не явился. Как будто вообще никому не нужная я тут. Вот блин. Хотя… раз меня не тащат тащить куда-то волшебное кольцо, да не шлют убивать того самого Гаада, может, и к лучшему, что я тут самый простой человек? Хотя без магии в другом мире пожить как-то обидно. Да вроде тут магов своих и нет. Вот блин! А я так мечтала попасть куда-нибудь, в настоящую магическую школу! Домечталась, ёжики зелёные!
– Кария, что с тобой? На тебе лица нет! – взволнованно спросила хозяйка.
Я не знала, дают ли здесь имена, подобные моему, поэтому, когда вдова спросила, как меня зовут, назвала ей единственное здешнее имя, которое мне было знакомо. И грустно, и смешно. За пару месяцев в этом мире успела соскучиться по своему имени. Услышу ли я его когда-нибудь? Увижу ли моих родных?..
– Мысли тяжкие одолевают.
– В нашем городе есть целебный источник, – дружелюбно сообщила хозяйка. – Он и болезни лечит, и душу успокаивает, и надежду даёт. По словам мастеров – и вдохновения прибавляет. Тебе непременно нужно туда сходить, воды попить да умыться ею. И чем скорее, тем лучше. Жаль, у меня нынче дел много: не могу тебя проводить. Но каждый человек, будь то старец или малец, тебе дорогу к нему укажет.
– А от этой воды никаких побочных эффектов нет? – настороженно уточнила я.
– Чего? Что это за болезнь такая, этот «эффектов»? – недоумённо уточнила женщина.
Я мысленно выругалась на саму себя. Опять прокололась. Как бы очередная ошибка не стоила мне жизни. Становлюсь параноиком. А что мне ещё делать в такой-то ситуации? Даже при том, что ведьм тут не жгут – о хвала местным богам, сто тысяч и пятьсот раз хвала местным богам – тут всё-таки по-натуральному казнят и убивают.
Оправдываюсь:
– А это болезнь такая редкая, ею только в моей родной местности болеют.
Хозяйка поспешно отодвинулась от меня.
– Да вы не беспокойтесь, она не заразная! Уже много поколений это проверяли.
Вообще-то, во всех виденных мной фильмах и прочитанных книгах, герои, попав в иной мир, не так отчаивались. Или это мне такие оптимисты попадались?
– Кария, я вот что-то не поняла. Вот эта «эффектов»… ею от воды плохой заболеют?
Может, стоило объяснить иначе? Увы, поздно.
– Не знаю и отчего. Так, просто спросила.
– Но если ею болеют только у вас, откуда мне-то знать? – не отставала вдова.
– Я просто спросила. Глупый вопрос вышел, да? Простите, что вас побеспокоила, – склонила голову в лёгком поклоне. – Я схожу к этому святому источнику, о котором вы говорили. Прямо сейчас пойду. Надеюсь, и мою болезнь вылечит.
– К какому такому источнику? – нахмурилась женщина.
– К целебному.
– Нет, ты какое-то другое слово сказала.
Она бы долго пытала меня. И неизвестно, к чему бы в конце концов привели мои сбивчивые оправдания. К счастью, в это время к ней зашла соседка с очередной сплетней. И мне удалось улизнуть из дома. Я спросила у подвернувшегося мне мальчишки, как пройти, и отправилась в указанном им направлении.
