Елена Граменицкая
Хроники Торнбери
Глава 5
Добро пожаловать в забытый мир книг
Сон разума затянулся надолго. В течение последующих дней я пребывала в состоянии полудремы, не находя сил подняться с кровати. Нескольких мгновений бодрствования сменялись сновидениями, они спасали от сумасшествия. Сны не запоминались, наслаивались друг на друга, создавали круговорот отдельных, несущественных эпизодов. Порой я пила и принимала пищу из рук терпеливой сиделки Розалинды, поддерживающей мои дремлющие силы. Потом, уже после выздоровления, рассудила так: первый день в Норе прошел бодро и весело из-за неверия в происходящее, в состоянии шока. И, лишь вернувшись в комнату после бестолкового разговора, я освободилась от розовых очков, от куража, была вынуждена осознать, что не сплю, что случилось страшное и пути назад нет.
Вот тогда и сломалась…
Прошло больше недели, пока жизнь не решила навестить меня.
Пробивающиеся через портьеры лучи утреннего солнца вернули из мира спасительных грез в настоящее, надежда проснулась вместе со мной и вновь поселилась в душе. А с ней и уверенность, что все сложится хорошо.
Приятных мгновений добавил завтрак, что принесла обрадованная моим возвращением к жизни Розалинда. Воздушные, еще теплые булочки, нежное сливочное масло, пара кусков отменного постного окорока и кофе, божественный свежемолотый ароматный кофе.
Еда чудесным образом повлияла на меня, и, допив последний глоток бодрящего напитка, я с блаженством откинулась на подушки, зажмурилась и неожиданно улыбнулась. Да, именно так – улыбнулась.
«Все замечательно, жизнь продолжается, за окном светит солнце и поют птицы, мне остается встать и продумать план дальнейших действий. Если есть вход в Нору, значит, найдется и выход из нее!»
В этот момент послышался тихий стук в дверь. В комнату заглянул доктор:
– Доброе утро, мисс! Я вижу, вы прекрасно выспались!
«„Прекрасно выспались“ – это его манера шутить?»
– Пожалуй, уважаемый мистер Лукас. Вам не кажется, что я провела во сне более чем достаточно? Какой сегодня день недели?
– Конечно, бедная девочка… Это обычная реакция на несчастье. – Вы находились в беспамятстве без малого десять дней. А тем временем пришло лето. Сегодня уже десятое июня, пятница. Вы по-прежнему в Торнбери. – Доктор шагнул к окну и раздвинул занавеси, пропуская в комнату ослепительный солнечный свет. – Дитя, ваш мозг не смог продержаться в активном состоянии без того, чтобы не начать анализировать, что произошло в действительности. Мне ваша история видится скорбной и достаточно запутанной. Последовавшая реакция организма лишь подтверждает, что мисс пережила настоящее потрясение и срочно нуждалась в покое, в забытье. Молодость сыграла вам на руку, восстановление всех жизненных функций проходит в усиленном режиме, скоро и следа не останется…, а сейчас посмотрите-ка в окно! Погода отменная для первой недели июня, я, как врач, настоятельно рекомендую недолгую прогулку на свежем воздухе, конечно, не в одиночестве, а в сопровождении вашего покорного слуги. Вы очень бледны, мисс, это необходимо исправить летним солнышком.
Я была рада видеть доктора и предложила ему присесть.
Лишь взглянув внимательнее, заметила на его лице волнение. Гладкую, как бильярдный шар, лысину покрывали бисеринки пота.
– Что-то случилось, мистер Лукас?
Немного помявшись, доктор достал свой бессменный платок, промокнул испарину. Он вновь, от смущения или по другой причине, прятал взгляд.
Я невольно улыбнулась.
«До чего нелепым кажется этот очкарик. Вечно бегающие глазки, потная лысина…»
– Мисс Элен, я до сих пор не в силах прийти в себя от недавнего рассказа, от чудной истории, произошедшей с вами. Поверьте, не каждый день встречаешь своих потомков, случайно заглянувших в гости. Поэтому прошу извинить, если мои слова будут не совсем верно истолкованы.
Сердце мое забилось сильнее.
«Он мне поверил? Или продолжает играть неизвестную роль?»
Лукас прерывисто вздохнул и продолжал:
– Мисс, в первую очередь должен сказать, что я склоняюсь к тому, чтобы поверить вам.
«Ура!»
Я благодарно улыбнулась.
– И моя вера основывается не только на вашем рассказе, но и на моих личных наблюдениях. Внешним обликом, в психическом плане и по физическому развитию вы отличаетесь от нас. Уровень образованности невероятно высок, склад мышления не соответствует мышлению современной женщины, он скорее мужской, что говорит не о врожденных, а о приобретенных способностях, вероятно, вследствие обучения… – Доктор смущенно закашлялся, почему-то заискивающе взглянул на меня и некоторое время спустя продолжил: – Меня глубоко поразил и впечатлил уровень развития медицины в ваше время, и я могу только сожалеть, что вы не получили необходимой медицинской подготовки, чтобы ответить на множество вопросов, которые мучили меня на протяжении всех прошлых дней, пока мисс находилась в беспамятстве. Но буду нижайше просить возможности поговорить. Любые сведения, что я могу получить, бесценны. Но позднее, позднее, ангел мой!
Мисс Элен, я допускаю, что произошел невероятный временной феномен и вы непостижимым способом были заброшены на целых два века назад. Какое счастье для нас, невежд! И безмерное горе вам, потерявшей семью… Сердце мое скорбит, потому что не имею ни малейшего понятия, как помочь. Молитесь, мисс. Приходиться ныне уповать лишь на Божью волю и на счастливое стечение обстоятельств, которые могут исправить ситуацию, восстановить равновесие и логический путь развития событий.
– Да, доктор, вы совершенно правы, именно на это я и надеюсь, равновесие должно восстановиться. Позволю высказать только что пришедшую мне на ум теорию. Даже из-за одного человека история всего человечества может пойти немного другим путем, что приведет к глобальным изменениям в будущем. А так как до сих пор нигде в исторических хрониках не зафиксировано фактов о временных переходах, то у меня теплится надежда, что те люди, которые попадали во временную дыру, возвращались обратно к себе, не успев изменить ход истории.
– Или, дорогая мисс, есть другая причина, по которой они не смогли изменить ее ход. – Маленький доктор наморщил лоб и помрачнел, в его воркующем голосе неожиданно зазвучали металлические нотки. – Жаль говорить вам об этом, но более легкий способ заставить этих несчастных замолчать навеки – это списать их состояние на обострившуюся душевную болезнь или попросту уничтожить их физически, сгноить в тюрьме или в том же доме для умалишенных. Поверьте, истории мало дела до отдельных индивидуумов, ей безразлично, каким способом восстановится равновесие, не правда ли? Вы же знаете, что в данный момент я говорю абсолютную истину!
От слов Лукаса повеяло холодом.
«А ты достаточно умен и рассудителен, док… Мало того, циничен, как и вся ваша братия…»
Холеное лицо моего собеседника дрогнуло и нелепым образом исказилось. Медленная улыбка растянула губы, как будто добряк надел зловещую карнавальную маску.
Глаза-угольки сверкнули. Он прочел мои мысли.
– Поэтому, мисс Элен, позвольте дать искренний совет. Несколько дней назад вашу историю слышали только три человека. Можете быть уверены, что все трое – очень достойные и порядочные люди, никто из нас не позволит себе дальнейшего обсуждения подробностей за пределами дома и внутри него. Кроме того, сэр Фитцджеральд взял с каждого клятвенное обещание, что услышанное умрет вместе с нами. Он прекрасно осознает, чем грозит распространение слухов. Мы с ним полностью согласны. Мой совет и, позвольте, даже приказ: хотите сохранить свою жизнь – молчите о том, что случилось! Более ни одна живая душа не должна узнать ни одной подробности.
Мне не известно, что представляют собой дома скорби для лишенных рассудка в ваше просвещенное время. Пока мы не столь гуманны, как следовало бы. Не дай вам бог хотя бы краем глаза увидеть последние прибежища для сумасшедших. Это грязные подвалы, общие для мужчин и женщин, лишенные света, элементарных удобств, где люди привыкают жить стадом, в темноте, справляя нужду рядом со спящими или совокупляющимися. Поверьте врачу, именно грех прелюбодеяния становится преобладающим в земной преисподней. Люди становятся подобны животным, дерущимся за глоток воды или за кусок хлеба, бросаемый сверху смеющимися охранниками. Из лечебных процедур там лишь ледяные ванны. Нет смысла продолжать – я вижу, что основательно напугал вас, а значит, цель отчасти достигнута. Вы будете благоразумны. Молчите – и спасете себя. Простите, что испортил хорошее настроение, но теперь вы предупреждены о скрытых опасностях и будете стократ осторожнее…
Карнавальная маска исчезла. Передо мной вновь сидел чудаковатый доктор.
– Итак, еще раз приглашаю совершить прогулку по парку – обещаю более не рассказывать страшные истории. – Лукас добродушно подмигнул.
Но я вынужденно отвела взгляд.
Так и не дождавшись согласия, врач направился прочь из спальни.
Я молчала, потрясенная до глубины души его монологом. Сказать, что он сильно напугал меня, значит ничего не сказать!
«Обещаю молчать… Только последний вопрос, доктор!»
– Прошу вас, подождите.
Лукас Фишерли замер на пороге, обернулся.
– Сэр Фитцджеральд поверил в мой рассказ?
Я с волнением ждала ответа.
Доктор удивленно вскинул брови-домики:
– Сожалею, мисс, мне неизвестно его мнение. Могу сказать одно: сэр Коллинз – один из самых достойных людей нашего общества, можете полностью положиться на него, этот человек никогда и никому не причинит вреда. Мысли его мне недоступны, он привык держать их при себе и не обсуждать даже с близкими друзьями.
С этими словами Лукас переступил порог и тихо прикрыл за собой дверь.
Находясь под впечатлением от его жуткого рассказа, я была благодарна за предупреждение. Мне ничего не оставалось, как затаиться и ждать счастливого случая. А пока… необходимо научиться быть здесь и сейчас. Как можно скорее ассимилироваться, не выделяться, попытаться обмануть историю, затеряться среди ныне живущих, стать похожей на них, но в то же время не упускать из вида свою цель. Ждать… ждать… То есть делать то, что ненавидела всю свою жизнь. Ждать открытой двери… или поворота тропы, которая, по предсказанию черноглазой красавицы, когда-то должна привести меня домой.
С момента той памятной встречи я больше не видела хозяина Торнбери. Я прекрасно понимала, что мое благополучие, моя жизнь находятся во власти одного человека и именно от него зависит, как сложится она в дальнейшем. Он был вправе уже на следующий день отправить меня в дом для умалишенных, но не сделал этого. В глубине души я знала, что он не способен на подобный поступок. Его глаза сказали мне больше, чем его молчание. Кто он такой, хозяин поместья? Кого любит и кого ненавидит? Почему его нет сейчас в доме? Где он?
Время шло, сэр Фитцджеральд не появлялся ни в доме, ни в парке, ни в служебных помещениях – нигде.
Ответить на вопросы было некому, кроме Розалинды.
Я ни с кем из слуг тогда не общалась, а набраться храбрости и расспросить болтушку горничную не осмеливалась.
Но спустя какое-то время она преподнесла все новости на блюдечке.
Оказалось, на следующий день после памятного разговора в кабинете пришло известие о немочи старшего Мосснера. Эдуард немедленно отбыл в свое поместье. Сэр Фитцджеральд, проводив друга, уехал в Лондон по личным делам. Последнее время он предпочитал жить в столице.
– О, обычно он отсутствует довольно долго, бывает, месяц или даже два, но всегда извещает о своем возвращении заранее. Скорее всего, – разоткровенничалась Рози, – это случится ближе к августу, ведь на конец месяца назначена его свадьба с леди Анной.
«Его свадьба?»
Розалинда долго еще обсуждала предстоящие хлопоты и приготовления к торжеству, а я с удивлением почувствовала, как у меня заныло сердце. С чего бы?
«Значит, у прекрасного принца есть возлюбленная… Но это понятно – он привлекателен, молод и богат. Интересно, какая она? Нежное создание, наследница огромного поместья? Бедная аристократка, надеющаяся на удачную партию? Или выскочка-интеллектуалка?»
Мои мысли бежали наперегонки.
Слушая разговорчивую горничную, я сделала пока единственный вывод: леди Анна не сильно ей нравится.
– Холодная, как луна, – сказала девушка и хихикнула.
– Странное сравнение!
– Не подумайте ничего дурного, Анна принадлежит к знатному роду, ее родословная безупречна, было бы замечательно объединить два древних рода, Коллинзов и Мортонов, дома Торнбери и Уилл-Лодж… Но не знаю, право, как они сойдутся, такие оба разные. Лед и огонь…
Теперь каждую свободную минуту Рози открывала мне все новые и новые подробности подготовки торжественного приема, делилась сплетнями и нелепыми домыслами:
– Говорят, семья Мортон водит дружбу с нечистым. Ходят слухи, что отец Анны ему душу заложил за горсть золотых. А мать ее, Катрина, известная в Лондоне сводня и истинная горгулья.
Оставалось лишь охать и качать в недоумении головой.
Что говорить, горничная нашла в моем лице благодарную слушательницу.
Болтовня Рози отвлекала и скрашивала непреходящую тоску по дому, а ее белобрысый ангелок Мари, вечно скачущий вокруг мамы, напоминал мою дочку в детстве. Я с огромным удовольствием тискала малышку, играла с ней в прятки, бегая по заднему двору и первому этажу, куда был разрешен вход слугам, рассказывала девочке сказки перед сном, а потом рыдала, оставшись одна в комнате, скучая по своему ребенку.
Постепенно я познакомилась со всей прислугой. Розалинда представила меня седьмой на киселе бедной родственницей хозяина, приехавшей погостить.
– Боже, мисс! Неужели там у вас не знают, что для чистки зубов существуют специальные маленькие щеточки из китового уса и душистый мятный порошок, а для ухода за телом – эссенции, как, например, настои из розмарина и втирания из цветов китайского жасмина? Ну хотя бы мыло в ваших галантерейных лавках продают?
Удивленные вопросы Розалинды так и сыпались на меня, но мне было проще прикинуться непосвященным в искусство парфюмерии и современных средств ухода варваром, чем показать, что я понятия не имею, чем они чистят зубы, умываются и какими ароматами для тела пользуются.
Знала бы глупышка, чем занимаются ее потомки в многочисленных салонах красоты! Какие у них щеточки, какие порошки, лосьоны и втирания? Все намного серьезнее.
Тем не менее болтушка Розалинда сохранила мои неловкие просчеты в секрете от других обитателей дома.
Все слуги относились ко мне как к дорогой гостье – с большим уважением. После отъезда мистера Коллинза их оставалось в доме немного. Два садовника, конюх, еще одна горничная, следящая за комнатами третьего этажа, два повара и кормилица сэра Фитцджеральда, исполняющая также обязанности экономки, пожилая испанка, миссис Фрида Альварес.
Первое время тотальный внутренний контроль за жестами и словами, готовыми сорваться с языка, сводил с ума, и к вечеру я уставала носить маску провинциальной приживалки. Тогда я придумала увлекательную игру. Представила себя засланным резидентом, шпионом, скрывавшим свое истинное «я», боявшимся провала и разоблачения. Постепенно, день за днем, маска приросла к лицу, уже не приходилось прилагать много усилий, чтобы быть похожей на даму девятнадцатого века. Я с сарказмом ловила себя на мысли, что регресс протекает быстрее прогресса. Мне удалось полностью ассимилироваться, приспособиться к их образу жизни, говорить, как они, думать, как они, жить, как они.
Привыкла к их языку, старому английскому, с валлийской заторможенностью, массой оттенков и странных оборотов, и ловила себя на мысли, что уже думаю не на русском и даже во сне продолжаю говорить, используя любезности и условности окружающей меня новой реальности.
Обыденные вещи, как мобильный телефон, телевизор исчезли из памяти очень легко – их заменили чтение книг, вышивание и рисование. Возможно, только очень внимательный и недоброжелательный наблюдатель или слушатель мог заметить напряжение в моих действиях и путаность в словах, но таковых вокруг не было. Я по своей природе легко сходилась с самыми разными людьми, хотя и не пускала их себе в душу, старалась сохранить со всеми ровные отношения. Поэтому могла сказать уверенно, что не чувствовала врагов в своем окружении.
Глава 6
Фрида Альварес
Конюх Готлиб нашел для меня неноровистую гнедую кобылку Марту и разрешил – сначала в его сопровождении, а потом и одной – совершать недолгие конные прогулки по аллеям парка. Его удивляла моя мужская посадка. Пришлось слукавить, что в далекой России многие женщины ездят на лошадях по-азиатски. Чего еще ожидать от варваров из страны, где медведи разгуливают по улицам заснеженных городов и заглядывают в окна? Постепенно старина Готлиб оставил свою идею усадить меня в женское седло.
Иногда я выходила в сад, чтобы помочь ухаживать за бесчисленными кустами роз и послушать Клайва, одного из садовников. Старик был родом из Эдинбурга и мог бесконечно рассказывать о сортах, о правильной рассадке, об особенностях ухода и полива. Другая растительность находилась под пристальным вниманием Христианы, уроженки Тюрингии, пересекшую Ла-Манш еще в раннем детстве. Ей нравилось домашнее обращение «фрау Христи». Это была дородная рыжеволосая женщина, ширококостная, сильная, ни дать ни взять мужчина в юбке. Она без устали и удивительно изящно управлялась с угрожающих размеров секатором, ежедневно подравнивала кусты тиса. Одни превращала в затейливые фигурки животных и птиц , другим придавала правильную геометрическую форму. Христиана была неразговорчива и замкнута, и я могу припомнить лишь несколько случаев, когда мы перекинулись с ней парой слов о погоде и о ее удивительном почти ювелирном мастерстве. Мое последнее утверждение она сочла за лесть и, как истинная праведница, стыдливо замкнулась. Поэтому я старалась ей не мешать и обходила стороной, предпочитая общество разговорчивого шотландца.
Неоднократно Лукас Фишерли приглашал меня на прогулки по дальним аллеям парка и просил рассказывать о покинутом времени, что в очередной раз доказывало: доктор мне верил. Мы говорили о способах лечения болезней, о новых лекарствах – обо всем, что я могла в силу своего знания пояснить ему.
И только миссис Фрида, кормилица Фитцджеральда, долгое время избегала меня. Госпоже Альварес шел седьмой десяток, но красота ее не увядала.
Она была невысока ростом, худощава. Ее гладко зачесанные, черные как смоль волосы с редкими серебряными прядями всегда украшал изящный костяной гребень – память о покинутой родине. Жгучий взгляд карих испанских глаз вызывал восхищение и даже невольный трепет. Можно не сомневаться – в юности она не имела отбоя от поклонников, особенно здесь, в чопорной и безликой Англии.
Сначала казалось, она недолюбливает меня. После приветствия старалась первой закончить разговор, отходила в сторону. А когда я занималась рукоделием или читала, исподтишка наблюдала.
«Неужели Фрида догадывается, что я не та, за кого себя выдаю?»
Но, как обычно, глаза у страха оказались слишком велики. Мои подозрения оказались надуманными и смешными.
Фрида была невероятно скрытным, недоверчивым человеком и очень тяжело сходилась с новыми людьми. Она продолжительное время присматривалась, изучала их со всех сторон и лишь потом делала первый шаг к сближению.
Постепенно наши отношения наладились, пожилая испанка стала мне настоящим другом, которого так не хватало в чужом и опасном мире.
Сколько интересного она поведала об обитателях Торнбери!
В первую очередь Фрида показала мне дом, все его потаенные уголки. Огромную библиотеку, настоящую сокровищницу мировой литературы, любовно собираемую уже не одним поколением семьи Коллинз. Открыла двери в святая святых, в свой тайный мир – оранжерею, где она, будучи любительницей орхидей, возделывала уголок райского сада, выделенный под экзотические растения, привозимые из теплых колоний. Таких необыкновенных расцветок и соцветий я еще не встречала.
Фрида провела меня по картинной галерее, находящейся в крыле, расположенном напротив зимнего сада, и подробно рассказала о каждом портрете, изображавшем членов огромной семьи Коллинз.
Я увидела родителей сэра Фитцджеральда – его отца, сэра Томаса, бравого генерала, погибшего в конце прошлого века в Индии, и его мать, не прожившую и года после трагической гибели мужа, леди Лауру. Маленький Фитцджеральд в десять лет остался полным сиротой, и его воспитанием занималась кормилица. Для мальчика были выписаны из Европы лучшие учителя математики, истории, географии и словесности.
Потеряв собственного ребенка (ее бедный малыш скончался от скоротечной горячки), Фрида Альварес полностью посвятила себя приемному. Воспитав сына леди Лауры, испанка считала его родным. Фрида могла целыми днями говорить о достоинствах своего любимчика, восхвалять положительные качества его характера. Как ни странно, мне это не надоедало, наоборот, было приятно слушать теплые слова о человеке, под покровительством которого я находилась, по доброй воле которого могла жить в прекрасном доме и пока не беспокоиться о будущем.
Миссис Альварес была скромным человеком и только один раз позволила себе задать вопрос о моем происхождении. Безусловно, она слушать не хотела о пресловутом дальнем родстве с ее хозяином и ни на минуту не поверила версии, предназначенной для прислуги, но была вполне удовлетворена (или сделала вид, что удовлетворена) запасным вариантом – историей о несчастной русской гувернантке, потерявшей память вследствие трагических обстоятельств, о которых мудрая женщина не стала допытываться.
– Увы, я действительно ничего не могу вспомнить, миссис Альварес. И вынуждена ждать улучшения, уповая на Бога. Как только это произойдет, родственники и знакомые будут немедленно извещены о моем местонахождении, если таковые имеются.
Удачно придуманная мистером Лукасом легенда о внезапной амнезии действительно помогала. Его немудреный диагноз избавил меня от многих недоразумений. Фрида поверила доктору, просившему не поминать всуе о моем прошлом, потому что лишние расспросы и разговоры якобы могли вызвать повторный нервный срыв и затруднить возвращение воспоминаний. Более Фрида не возвращалась к обсуждению деталей моей жизни.
Удивительно, но все обстоятельства складывались как нельзя лучше. Я была желанной гостьей в Торнбери и наслаждалась покоем вкупе с хорошим отношением окружающих. Радовалась мягкому сияющему лету, царящему над садами и парками Южной Англии. Но все было так лишь при свете солнца, а с приходом ночи в мою комнату пробирались неразлучные подруги – тоска и боль от потери близких. Я плакала, уткнувшись в подушку, вспоминая дочку и маму; я разговаривала с ними, старалась передать им мысль, что жива и здорова и что обязательно вернусь. Главное, быть в этом абсолютно уверенной, и тогда жизнь начнет подстраиваться под твои желания и, возможно, еще раз откроет дверь. Теория красивая, да только в жизни все намного сложнее…
