Машина въехала в очередную лужу. Кирилл взял правее. Мне захотелось крикнуть, чтобы он остановился, потому что ведьмы так просто не являются. Но язык словно прилип к гортани.
Машина проехала по чему-то ровному, а потом соскочила. Капот завалился направо, и мы остановились.
Чтобы посмотреть назад, пришлось сильно вывернуться.
Я был уверен, что тетка стоит на дороге, смотрит. И непременно улыбается.
Но ее не было.
– Встали! – Сумерник дергал ручку передач, заставляя машину натужно рычать и вздрагивать. С места она не двигалась.
– Это она, она! – заорала Мара и рванула на выход. То есть попыталась проскочить через меня к двери. Подголовник чувствительно врезал мне по затылку. Кресло от толчка сложилось вместе со мной. Я чуть головой в стекло не ушел.
Вот это меня уже разозлило.
– Заткнись! – заорал я от всей души и прямо почувствовал, как мое вернувшееся кресло во что-то врезалось. Мара ахнула. – Заткнись и сядь! Достала уже со своими воплями. Вы сейчас вообще со Славиком пешком пойдете! Потому что я больше не поеду с вами никуда!
В машине повисла тишина. Сумерник смотрел на меня с удивлением.
– Никто сейчас никуда не поедет, – спокойно сообщил он, распахнул дверь и выпрыгнул в лужу. Вода с плеском колыхнулась.
Как-то сильно я разозлился. И на себя, что стал орать, и на Мару, что начала сеять панику. Я полез за Сумерником. Мгновение смотрел на масляную металлического цвета воду, а потом прыгнул в нее обеими ногами.
– Ну и зря, – Сумерник стоял на песочке и задумчиво смотрел на машину. – Можно было и разуться.
Только сейчас я заметил, что у него на ногах берцы. С высокой шнуровкой. Я в своих кроссовках похлюпал на берег. Что я чувствовал? Многое, но решил, что все это не важно. Потом себя поругаю.
Машина опять стояла, сильно накренившись на левый борт. Погасшие фары смотрели на нас с укором.
– А что теперь делать? – выглянула в дверь Мара.
По лицу Чернова и так все было понятно. Оно словно говорило: «Я предупреждал, что надо пешком». Теперь он пешком находится до упаду.
– Собирайтесь, – скомандовал Сумерник. – Пошли до ближайшей деревни помощь просить.
– Это из-за ведьмы? – выдавила из себя Мара.
Сумерник посмотрел по сторонам. Я понадеялся, что он сейчас найдет палку побольше… Нет, не нашел. Ссутулился и отошел в сторону. Из лужи выбирался Чернов. Кроссовки в руках, штаны закатаны. Я переступил с ноги на ногу, хлюпнул водой. Подумал было выжать носки, но не стал. Бредущая к нам Мара наверняка уже приготовила какой-нибудь гадкий комментарий.
– Я ее видела! Видела! Она сделала вот так! «У-у-у!» – Мара подняла руки, изображая серого волка, готового кинуться на зайца. – И мы провалились.
– Ага, – лениво согласился Сумерник и попросил Чернова: – Глянь у себя, где тут деревня.
Двоюродный в ответ еще крепче обнялся с планшетом. Но потом подумал и полез смотреть маршрут. Карта не грузилась. Связь ушла. Зарядка пискнула, что скоро вообще все выключит.
– Нет тут деревни, – заводилась Мара. – Мы все умрем.
– Рано. – Сумерник закрыл машину. – Сначала вылезем отсюда.
Он как-то легко пошагал по дороге, будто ничего необычного не случилось. Словно он каждый день застревал в лужах. Очень хотелось выругаться и кого-нибудь обвинить в случившемся. Я обошел лужу стороной. В кустах никого не было. И выглядели эти кусты так, словно никто никогда там не стоял. Показалось мне.
Показалось…
От этого бесконечного «показалось» заломило в затылке. Стало холодно. А потом сразу жарко. В какую чертовщину мы все-таки попали? Жаль, что кричать было не на кого. Все получилось как получилось.
Мара с сопением обувалась.
– Не выйдем мы отсюда никогда, – причитала она. – Это все ведьма. Это она нас водит.
Чернов смотрел в сторону. Видать, ему к такому было не привыкать. Я тоже стал оглядываться. Лес как лес. В сказке про медиков герои тоже были в лесу. И здесь они встретились…
Скрип. Прямо такой явственный.
– Слышишь? – спросил я Чернова.
Он слышал. Потому что смотрел в ту же сторону, что и я.
– Дерево какое-то, – буркнула Мара и потопала за Сумерником. – Не отставайте. А то потеряетесь.
Я подавил в себе желание полезть в зелень, чтобы выяснить, что скрипит.
– А у тебя что со связью? – тихо спросил Чернов.
Я еще раз проверил сотовый. Батарея садилась. Связи не было. И какое-то чувство у меня рождалось, что теперь ее появление зависело не от станций и вышек. А от кого-то другого.
– А у меня – вот. – Чернов распахнул планшет. В верхнем левом углу было выведено: «Не влезай – убьет». И череп. Если бы не все наши приключения, я бы подумал, что Чернов прикалывается, что шутки у него такие. Дурацкие.
Но это уже давно были не шутки.
Мурашки холодной волной скатились по спине в разом заледеневшие ноги. Значит, выкинутый навигатор не помог. Мы все еще в страшной сказке.
Но пока эта сказка только ломает машину и пугает. Мы живы и вместе. Такие неудачи бывают и без навигатора. А потому будем бодриться.
– Ерунда! – изобразил я бодрость насколько хватило таланта. – Пошли навстречу Железному Дровосеку.
Зашагали мы очень даже бодро, коротконогий Чернов не отставал. Впереди маячила Мара. Сумерника уже было не видно.
Я почувствовал, что натираю ногу. Это было некстати, потому что я рассчитывал на долгий марш-бросок. Часа три-четыре, не меньше. Да и деревню я тоже представлял как вчерашние – пустой и неприветливой.
А пятка горела все сильнее. Может, разуться?
Я наклонился, чтобы поддернуть сползший носок.
«Дима!»
Голос словно впихнули мне в уши. Я покачнулся и сразу выпрямился.
– Чего ты? – безрадостно спросил Чернов.
«Не ходи туда», – прошептали у меня в голове.
Я смотрел на Чернова. Он смотрел на меня. Лицо усталое. Морщится, словно зуб болит.
«Останься. Я тебя выведу».
Ожог на лбу заболел.
– Да что с тобой? – забеспокоился Чернов.
Очень хотелось оглянуться. Но если за спиной у меня кто-то и стоял, то двоюродный должен был его увидеть.
– Пошли! И так отстали, – поторопил он меня.
Я скосил глаза налево.
Стоит.
Юбка, кофта, волосы. Тянет руку.
Прямо Волан-де-Морт какой-то. Но я-то не Гарри Поттер, хоть и с отметиной на лбу!
– Идем за мной.
Показывает на лес.
Тот самый, непроходимый, где все теряются. И даже без навигатора.
– Кто там? – Чернов уставился на ближайшую осину. Он ничего не видел.
Я повернулся.
Лицо у нее было ласковое и даже симпатичное. Прямо как на фотке на надгробном камне.
Тело объял холод. Я рванул вперед, прочесал мимо родственника и старательно заработал локтями дальше.
– Ты чего? – пытался держать темп Чернов. – А?
– Да ничего, – пробормотал я. – Отстали же.
Я оглянулся – не мог удержаться.
Никого.
Сердце колотилось. Дышалось странно – воздух с трудом попадал в легкие. Никогда такого не было. Словно этого воздуха разом стало меньше.
Мару мы догнали быстро. Сумерника все еще не было видно.
– А чего это все время скрипит? – грустно спросила девчонка.
Мы с Черновым остановились.
Скрипит. Опять. Как и недавно.
– Сама говорила – Железный Дровосек, – буркнул я, старательно выгоняя из головы кадры фильма о маленьком очкастом волшебнике. Мрачно там все было. Мрачно и нехорошо. И главное – не сам он все делал. Как только случалась беда, тут же набегали друзья – и давай его спасать.
Мара вдруг сжала кулачки и шагнула ко мне:
– Прекрати! Это хорошая сказка! Добрая! В ней никого не убивают, а только спасают.
– Так и у нас все живы, – попятился я.
– Это пока живы! – наседала Мара. – А я домой хочу! И есть! А оно скрипит!
Скрипело и правда как-то особенно громко. А еще между деревьями появился дом. Деревянный. Так и представлялось, как отставшая железная крыша качается от ветра. И скрипит.
Но ветра тут не было. А сквозь деревья было видно, что крыша у дома не железная. Покрыта чем-то черным.
– Чего стоим? – От вопроса Сумерника все вздрогнули. Он стоял на повороте, как раз чтобы сойти с дороги к дому. – Пошли! Может, нам помогут?
– Дура! – оттолкнул я Мару.
Пятка вдруг перестала болеть. К чему бы это?
Дом был маленький и старый. Я таких старых и не видел никогда. Сложен из некрашеных бревен, уже потемневших и потрескавшихся. Глядя на крышу, я вспомнил слово: «толь». Следом вывалилось уже совершенно невозможное – «рубероид». Это то, чем дом был покрыт. Я не знал, что это, но слово было.
Скрипеть здесь и правда было нечему. Но скрипело.
Чернов толкнул меня в плечо. Я обернулся. Глазами он показывал за угол. Там стояла бочка с водой. К ней с крыши спускалась проволока. Она елозила по ржавому краю. Скрипела.
Я уже убедил себя, что скрип идет оттуда, но вдруг заметил, что звуки не совпадают с движением.
Отрицательно качнул головой. Чернов пожал плечами.
– Я туда не пойду! – издалека сообщила Мара.
– Никто и не зовет, – отозвался Сумерник.
Дом был маленький. Чтобы войти в низкий дверной проем, Сумернику пришлось пригнуться. Дверь за ним захлопнулась. Над дверью висела подкова. Но не так, как я привык видеть – рожками вверх. Она лежала на боку.
В доме что-то грохнуло и покатилось.
Чернов дернул меня за локоть. А на меня вдруг такой страх напал, что я с места сдвинуться не мог.
Шарахнула дверь. На пороге появился Сумерник:
– Нет никого.
«Не ходи, – прошептал голос в голове. – Останься здесь. Я спасу тебя. Только тебя. Ты выбран».
Чтобы я когда-нибудь слушался подобных советов!
Совсем маленький домик. Для лешего. Там, наверное, всего одна комната.
Сумерник тер макушку:
– Ведер понаставили! Я чуть не упал.
Ага, значит, грохнуло – это ведро. Зачем здесь ведро?
Я стал озираться. Раз есть ведро, значит, должен быть и колодец. Или речка. Ни того ни другого тут не было.
– Пошли отсюда, – теребила Кирилла Мара. – Мы вообще зря с дороги сошли. Понятно же, что никакого трактора нет.
Трактор.
Да, нам нужен был трактор или другая мощная техника, способная сдвинуть «Ниву» с места. Здесь, конечно, трактора быть не могло. Откуда трактор у лешего? И правда, зачем мы пошли?
Я посмотрел в сторону дороги. Наваждение какое-то…
От дороги мы удалились на десяток шагов. Но сейчас она не просматривалась. Между деревьев не было никакого просвета.
– А как же… – начал я, но крик Чернова меня перебил:
– Еда!
Пустой желудок сжался, давая сигнал, что я должен немедленно бежать на этот зов.
Двоюродный стоял, припечатав нос к стеклу. Окно было как раз по размеру его головы.
– Какая еда? Там пустой стол, – отозвался Сумерник.
– Еда! – повторил Чернов. – Много. На столе.
Он бодро обежал угол и нырнул в дверь. Ему даже пригибаться не понадобилось – как раз по росту прошел.
– Не было там никакой еды, – пробормотал Сумерник и, заранее пригнувшись, пошел в дом.
Я посмотрел на Мару. Лицо у нее было испуганным.
– Тут нельзя есть! – прошептала она.
И это говорит человек, сожравший вчера заколдованные булки и до сих пор таскавшийся с украденной чашкой!
Я направился к входу, но мне навстречу уже шел Сумерник. Из-за того, что ему опять пришлось наклониться, он чуть не протаранил меня головой.
– Я же говорил, что нет никакой еды, – начал он. – Где этот балбес?
– Там.
Мара была бледна. Поднятая рука, показывающая на дом, дрожала.
Сумерник нахмурился:
– Он что, не выходил?
Желудок мой перестал требовать еды и послушно принял упавшее в него сердце.
Мара замотала головой:
– Он там! Там! Не выходил!
– Как это не выходил, если в доме пусто?! – возмутился Сумерник и, как-то особенно горестно согнувшись, поплелся обратно.
– Они его убили! – взвизгнула Мара.
Я затаил дыхание. Почему-то подумалось: если не дышать и вообще ни о чем не думать, то все обернется хорошо. Из дверей вместе с Кириллом выйдет Чернов, а в руках он будет нести батон хлеба и упаковку колбасы. Я бы такую колбасу прямо от целого куска отламывал. Не стал бы искать нож.
Вернулся Сумерник. Один.
– Да нет там никого.
– Слава! – Мара с воплем кинулась к двери. Сумерник вовремя успел отпрыгнуть. Что-то внутри опять грохнуло. Я посмотрел на нехотя закрывающуюся дверь и пошел к окну. Если Чернов увидел еду в окно…
Так и есть! Как в телевизоре, все было хорошо видно: Чернов сидел за столом и жрал бутерброд. От голода у меня голова закружилась и на мгновение потемнело в глазах. Двоюродный отхлебнул прямо из бутылки ядовито-желтой жидкости и снова впился зубами в колбасу.
Мне так захотелось оказаться за этим столом и сначала дать Чернову в лоб, отнять бутерброд, а потом есть и есть, пока силы не закончатся, что я подался вперед, представив, что через секунду буду стоять рядом с двоюродным. Удар о стекло был настолько неожиданным, что я обиделся – чего оно меня не пускает?
Чернов удар услышал, перестал жевать. Но посмотрел не в мою сторону – хоть я уже приготовился показать ему кулак, – а в стенку. Он там кого-то увидел, потому что отложил бутерброд, встал и вышел из зоны видимости.
Я опять подался вперед, чтобы сказать ему, пусть возьмет побольше еды. Но уперся носом в стекло. Плюнул на попытку попасть в комнату через окно и побежал к выходу.
На пороге стояла Мара. Вид растерянный.
– Там никого.
– Как же никого?! Да вот же! – Я показал в сторону окна, а сам обогнул недогадливую девчонку, чтобы заглянуть в комнату.
Ужас ледяной водой прокатился с затылка в пятки.
Стол был пуст. Прежде чем дверь закрылась, я успел заметить задравшийся деревянный заусенец на столешнице, скукоженный сухой листок. Как будто бы муха пролетела.
– Как же так? – пробормотал я.
Мне показалось, что в темном дальнем углу кто-то сидит. Ведьма? Прорисовывалась сквозь серость ее улыбка.
«Иди сюда», – позвали меня.
Попятившись, я чуть не рухнул с крыльца:
– Этого не может быть!
На ватных ногах подошел к окну.
Стол. Пустой. В углу сидит ведьма. Судя по всему – злая. Та, что не добрая. Добрых было две, злых осталась одна. Вот это она и есть. Улыбается.
От страха у меня зачесались мозги. До чертиков, до темноты в глазах захотелось оказаться в родной деревне. И пускай туча родственников. Пускай мама с дядькой ругаются за стенкой, пускай завтра контрольная по алгебре. Да хоть экзамен! Только бы не этот чертов лес.
А на столе перед ведьмой лежала книга. Я не сомневался, что знаю ее название.
– Хорошая книжка, – произнесла ведьма. – С детства мне нравилась.
Прямо какое-то вечное Глумово. И Парша с Поддыбьем. Что мы там еще проезжали?
– Так, – Сумерник закончил обход дома, – возвращаемся к машине. На месте во всем разберемся и найдем Славу.
– Никуда я не пойду, – замотала башкой Мара. – Слава! – вдруг рявкнула она, задрав голову.
Я вздрогнул. Очень уж демонично получилось. И тоже посмотрел наверх. Небо было серым. Впрочем, его особенно и не было видно за деревьями. Деревья эти качались. И скрипели. Или скрипело что-то другое. Но очень тоскливо. Зубы заломило.
– Слушайте, пойдемте отсюда, – попросил я. На мой взгляд, очень жалостливо.
– Нет! – сжала кулачки Мара. – Мы останемся. Мы его найдем!
И побежала в дом. Штурмом его взяла. Дверь шарахнула о стену. Что-то должно от такого напора сломаться. Но пока не ломалось.
Смерник молчал. Завел нас сюда, а теперь молчал.
Мара вышла. Я выдохнул – могла и не выйти. В окно опять ничего не было видно.
Я подумал, что окно показывает то, что хочешь увидеть. Чернов захотел еды, увидел ее, поел. А я захотел увидеть Чернова – и тоже увидел. Может, тоже еду захотеть?
– Мы останемся здесь! – затопала ногами Мара. – Мы его дождемся.
– Если он исчез, то может появиться где угодно, – рассуждал Сумерник. – Надо идти.
– Нет! Он сюда вернется.
Я попытался вспомнить, с какой стороны мы подошли к дому. Везде глухая стена деревьев. Мне даже показалось, что их стало больше.
– А откуда мы пришли? – прервал я бесконечный спор на тему «уйти – остаться».
Сумерник лениво махнул вдаль.
– Он ничего не помнит! А туда же! – скривилась Мара. – Оттуда мы пришли! – И показала в другую сторону, но опять неправильно.
Я сглотнул, вспомнил ведро, подумал про воду. Если есть ведро, должна быть вода – пить очень хотелось.
– Так, хватит! Ты чего путаешь-то всех?! – разозлился Кирилл. – Здесь два шага всего. Я сейчас.
Он бросил палочку – вертел ею весь спор – и пошел, по-моему, совсем не в ту сторону. Пошел – и быстро исчез.
Я посмотрел на дверь. А вдруг? Толкнул ее, не переступая порога.
Сегодня чудеса были запланированы только плохие. Чернова не было. Зато была книга.
– Не бери!
Я чуть не закричал с перепугу – Мара, оказывается, стояла за спиной. Советы давала.
– Да отвали ты уже со своими советами! – рявкнул я. Руки тряслись нешуточно. Что за черт нас водит?!
Книга.
«Удивительный волшебник из страны Оз». С жуткой картинкой. За такие художникам надо руки отрывать и кисточки отбирать.
Книга лежала на пороге. Дверь, скрипнув, откинулась до стены, приглашая зайти, присесть, почитать. Прям само гостеприимство.
Отметина на лбу запульсировала.
В открытую дверь была видна совсем другая комната, не та, что через окно. Она была сильно пожившая, скукоженная, с покосившимся потолком, в дальнем углу стояла кровать – на ней навалены одеяла. Под одеялами кто-то хрипел.
Я не понял, что это означало – можно брать книгу или нет, – но взял.
Ничего не произошло.
Чернов увидел еду, пошел есть – и исчез. Я увидел книгу, взял – и не исчез.
– Ах! – громко позвали из одеял.
Я закрыл дверь. С реальностью стоило разобраться.
– Иди, – толкнул я Мару к окну.
– Чего? – До недавнего времени такая активная, сейчас девчонка застыла.
– К окну иди. Посмотри – что видишь?
– Ничего не вижу. – Мара глядела на меня как на сумасшедшего.
– Иди!
Мара поискала Сумерника, словно он мог ее защитить. Но ему еще не пришло время возвращаться. Мара обреченно пошла, спотыкаясь на каждом шагу, пытаясь завязать шнурки на кроссовках. Долго шла. Дошла наконец.
В окно я увидел пустой стол. Интересно, что же мне показали в открытую дверь? Другую реальность?
– Славка! – прыгнула к стеклу Мара. – Славка! – забарабанила она кулачками по окну.
Вот о чем она думала! Так ведь можно и разбить.
Когда Мара рванула к крыльцу, я не стал ее удерживать. Если искать проход, то только опытным путем. Опять шарахнула дверь, крякнула стена. Нет, долго домик не продержится.
– Слаааава, – взвыла Мара.
На душе похолодело.
Представился труп, кровь и что-то еще очень страшное, о чем не успел додумать, потому что тоже рванул к крыльцу, придержал дверь рукой.
Мара сидела на коленях посреди пустой комнаты. Метод не сработал. Я потряс головой. Пустая комната. И светлая. Не та мрачнятина, что виделась мне до этого.
– Славка! – рыдала Мара, утирая кулаком слезы. – Где ты? Мне без тебя нельзя! Меня без тебя домой не пустят! Славка!
Дальше было много бессвязных бормотаний, из которых я понял, что любимец в семье Чернов, а Мара на вторых ролях. Что без двоюродного семья вообще развалится и судьба Мары без брата незавидна. Что она бы его здесь бросила, потому что он ей надоел. Но опять-таки – без Чернова никуда. В целом она его искренне и от всей души ненавидит и желает провалиться куда-нибудь поглубже, чтобы падал и падал до скончания века.
Я кашлянул. Слишком уж мощные были откровения. Даже мне стало жутко от очередного описания адских мук Славика.
– Пойдем, – позвал я Мару. – Еще поищем.
– Да! – вскочила девчонка. Глаза ее нехорошо блеснули. С таким взглядом Фредди Крюгер натягивает перчатку с лезвиями. – Надо искать! Он здесь!
Я вообще не был уверен, что кого-то надо искать. Может, Чернов уже дома, а мы тут колобродим. Может, противная ведьма разводила не только меня, залезая своим голосом в башку и выдавая картинки с темными комнатами. То же самое она могла говорить и Чернову. И он, в отличие от меня, мог послушаться. Он же избранный.
Отметина на лбу заболела.
Избранный-то избранный, вот только жить мне с блямбой на лбу. Надо ее чем-нибудь завязать.
Мара опять побежала к окну. Картинка ее не порадовала, поэтому она шарахнула по стене и рванула кругом.
Между тем по-прежнему что-то скрипело. Звук становился все назойливее.
– Кирилл! – позвал я.
Деревья глухо приняли в себя мой голос, пережевали и проглотили.
Мара обежала дом и опять приникла к окну.
– Славик, – жалобно протянула она.
Так и с ума сойти недолго.
Я пошел на звук. Слышать завывания сил уже не было.
– Не уходи, а как же Чернов?
Сумерник пропал, а она все о Чернове беспокоится.
А вообще дела наши не так уж и плохи. Ведьмы не дуры. Если хотят кого-то убить – сразу убивают. А мы тут второй день шарашимся – значит, убивать никто нас не собирается. Сами заблудились. А книга… Что книга? Сколько там тысяч экземпляров напечатали? Небось миллион, вот она везде и валяется. Вдруг в этот район как раз сразу полтиража и привезли. Привезли, по каждому дому разнесли, теперь ею печки топят и всем встречным показывают. Встречными второй день оказывались мы, нам на эту книгу и фартило.
Я ухитрился себя успокоить, подумал, что сегодня наше путешествие точно закончится. Сколько можно плутать? Лимит исчерпан. Тем более все гаджеты сели, пора заряжать. Это навигатору было хорошо – заряжается от машины, а у нас нужных переходников не было. А то бы тоже от машины зарядились…
– Это все из-за тебя!
От ужаса я замер. Никогда не представлял, что испугаюсь этой чокнутой, но страх пробрал меня до копчика. Глаза Мары были распахнуты и черны, круглое лицо побледнело, щеки как будто впали. Она вывалилась на меня из-за угла с вытянутыми руками. Скукоженные пальцы вцепились в куртку.
– Из-за тебя это произошло!
Она оказалась потрясающе сильная. Я успел упереться ногами в землю, но она легко сдернула меня с места, толкнула на стену дома. Деревянная конструкция дрогнула.
– Ты избранный!
Она ткнула меня в лоб. Между глазами проскочила искра от вспыхнувшей боли. Боль жестко сковала голову. Мне даже на мгновение показалось, что она сейчас отвалится.
– Значит, ты выживешь, а мы все погибнем, да?! – брызжа слюной мне в лицо, орала Мара. – Специально нас сюда привел?! Для нее?!
Мара кричала, даже как будто не набирая воздуха – на едином дыхании. Я задергался, выбираясь из ее жутких объятий. Но она потащила меня вдоль стены, ткнула затылком в стекло.
– Ты знал – и все равно привел нас сюда! Она тебя подговорила! Ты все придумал! Ты подготовился заранее! Сдохни!
Последнее слово мне совсем не понравилось. Я замычал, забрыкался, но Мара снова применила свою странную силу, приподняла меня и швырнула к окну.
Это я так подумал, что «к» окну. На деле вышло, что «в» него.
Звон. Грохот. Отбитый локоть. Пустота в голове. Падение. Я зажмурился.
– Эй! Ты чего? – Голос Чернова. Трогает за плечо. Сильно наклонился – я чувствую колбасный запах его дыхания. Желудок возмущенно вопит. – Ты как?
– Хреново, – отстранился я. – Твоя сестра псих.
– Я знаю.
Чернов был печален. Прямо как-то совсем печален. Как будто и не жрал ничего.
Мы были в комнате. Стол. Лавка. Еды нет.
– Как это я?
– Прямо сквозь стенку влетел, – возбужденно сообщил Чернов. – Я уж отчаялся, а тут ты.
А тут я. Почесал голову, потрогал лоб. Все на месте. И голова, и отметина. Говорить о том, что меня сюда забросила Мара и что она перед этим кричала, не стал. А то братец еще плохое про меня подумает.
– А мы тебя обыскались. Бегали-бегали вокруг… – Я потрогал локоть. Болит. Глянул в угол. Никого. Спокойно, сейчас разберемся. Так просто люди сквозь стенки не ходят!
– Да я сам ничего не понял, – возбужденно говорил Чернов, помогая мне подняться. – В дом вбежал, а выйти не могу. Дверь открываю – и опять в комнате оказываюсь. Раз двадцать пробовал – одно и то же. А ты как же?
– И я пробовал. – Подошел к окну, коснулся стекла. Холодное и целое. Мне не нравилось, что я здесь оказался. – Марка в дом забегала, а там пусто. Вокруг шарились. А тут окно… удачно так.
Я посмотрел на дверь. Понятно, человеческим путем отсюда не выйти. Может, Мара тоже сюда запрыгнет, чтобы нас с Черновым выкинуть?
Мара не появлялась. Поорала, поорала и выдохлась. С девчонками такое бывает. Моя мать тоже иногда начинает орать. Главное в этот момент – ей не мешать. Дать спокойно откричаться, все высказать. Можно даже тарелку под руку подсунуть. Пройдет часа два – мать и не вспомнит, из-за чего орала. Так и Мара: сейчас поорет, башкой о стенку постучит, а потом к нам прыгнет – и кааак начнет спасать! Иначе зачем я здесь? Есть ощущение, что не из-за Чернова.
– А еда где? – оглянулся я на пустой стол.
– Исчезла куда-то, – пожал плечами двоюродный. – Я только собрался вам взять, а она раз – и нету.
Собрался он… Сначала нажрался от пуза, а потом уже никуда не собрался.
– Ладно, пошли отсюда, – вяло согласился я. Вяло – потому что как-то разом устал. Спал плохо, орали много, вот сил никаких и не осталось. Не каждый день через стенку меня бросают.
Обессилел: сколько ни стучал по стеклу – оно не разбивалось. Я сначала легонько кулаком, потом костяшками посильнее, потом саданул локтем. Разбежался и ударился боком. Не помогло. Чернов проявил свои знания в карате – треснул ногой. Но тут же изобразил инвалида, начал верещать и прихрамывать.
А Мара меня пропихнула. Может, нам силы не хватает?
Я поставил Чернова перед собой, разбежался и толкнул. Чернов сделал страшные глаза, взмахнул руками и врезался в стену. Внутри него что-то ухнуло. Чернов скукожился, стек по стене на пол и стал ныть.
Так… Здесь все понятно. Мара не своей силой меня толкала. Ее, наверное, ведьма вдохновила. Девчонок легко вдохновить на что угодно. Особенно на какую-нибудь глупость.
Я плюнул и пошел к двери.
За дверью была темная затхлая комната, в углу тряпье. Там кто-то лежал. Знакомая картинка.
Отметина запульсировала.
«Войди!» – прилетело мне в голову.
Я захлопнул дверь. Но она снова отворилась. Двумя руками меня ударили в спину, проталкивая в комнату. Но я стоял далеко от порога, успел зацепиться за косяк. И вообще – хватит меня толкать! Сколько можно?!
– Подойди! – прохрипели из-под тряпья.
Так, с этим мы потом разберемся. Я закрыл дверь, провел локтем по лбу, смахивая неприятное чувство боли. Реальная боль стерла чужие мысли – о том, что нужно куда-то пойти, пожать чью-то руку, – и вернула в реальность. Если то, что вокруг, можно назвать реальностью. Я бы не отказался от другой.
Посмотрел на сидящего на полу Чернова.
– Я тебя на стенку бросал? – уточнил на всякий случай. Вдруг его успели подменить?
– У тебя кровь! – показал Славик.
Я прошел по комнате, вытирая испачканную в крови руку о штаны:
– Какие еще есть предложения?
Смущало, что волшебница обещала мне счастливый конец. Если она считает, что умереть с Черновым от голода – это счастье, то ее надо скорее в этом разубедить. А еще дверь. Кто там в тряпье лежит-то? Тоже мое счастье?
– Ну и ладно, – решил я, присаживаясь рядом с двоюродным. – Сейчас Сумерник с Марой что-нибудь придумают.
Сидеть на деревянном полу неожиданно оказалось очень удобно. Он был теплый и как будто даже мягкий. Я поерзал, устраиваясь. Шик! Жизнь налаживается. А чего там за дверью, я думать не собирался. Может, это портал во времени. Ну его, пускай ученые исследуют. Вот как помрем мы здесь, вот как пройдет сотня лет, набегут археологи, все раскопают и начнут гадать, что за картина такая им открывалась.
– Ничего они не придумают, – решил испортить мне настроение Чернов. Он лежал на боку, свернувшись калачиком, подтянув к подбородку колени, шмыгал носом и слегка шевелил ногами в кроссовках. – Твой Кирилл давно сбежал. Чего ему с нами возиться! Специально завез нас в лужу, чтобы мы все вышли, отправил нас в чертово место, а сам смотался. Не такая машина «Нива», чтобы в канаве сидеть. Не могла она там забуксовать.
– Да ладно, – не совсем убедительно сказал я. – Ему перед родоками нашими отвечать. Там еще Мара истерит. Кричит, что без тебя ее домой не пустят.
– Это да, – как-то совсем обреченно вздохнул Чернов и замолчал. Ушел в свою печаль.
Мы сидели как в батискафе, снаружи не доносилось ни одного звука. Внутри дома тоже не было разнообразия – сопел Чернов, булькал губами, чуть поскрипывали доски пола, вздыхала крыша.
Я прислушался. Что-то шуршало. Так крылья бабочки бьются о стекло.
В окне никого не было.
– Все, все, – пробормотал Чернов и всхлипнул.
– Тихо, – пнул я его кулаком в бок.
Шурх-шурх. Быстрое-быстрое движение крыльев.
Пробежал глазами по всем углам. Никого. Выглянул за дверь.
Птичка. Маленькая, желто-зеленая. Она висела на месте и стремительно махала крыльями. Увидев меня, пискнула и рванула в приоткрытую дверь.
– Чернов!
Двоюродный приподнялся. Без подсказки нашел глазами птичку.
– Вставай!
Не знаю, почему я был уверен, что птичка прилетела за нами.
Сделав круг под потолком, птичка устремилась к двери, юркнула в щель, я вышел следом. Комнаты здесь больше не было. Было темно. В этой темноте я налетел на что-то легко грохнувшееся, дико больно ушиб ногу, споткнулся и рухнул руками вперед. Попытался обо что-то упереться, удержаться на ногах. Все вокруг оказалось неустойчивым. Рука врезалась как будто в стенку, и эта стенка подалась, уходя из-под пальцев. Стало светло. Я увидел проеденные гнилью доски, кривые ступеньки крыльца. Потом все это еще и пересчитал ребрами и плечами.
– Выбрались! – выдохнул Чернов. Он стоял на крыльце, весь такой красивый и счастливый. Над его плечом мелькнула птичка.
Дверь резко закрылась.
Хрустнуло.
«Скриииип», – приоткрылась дверь с противным до омерзения звуком.
Останки птички упали на гнилые доски крыльца.