Елена Степанян
Павел и Тэкла

Полная версия

© Е.Г. Степанян, 2015

© Оформление «Теревинф», 2015

1. Pax Romana

I

 
– Что это, Ангелы? Что за река?
– Это Рейн – сотоварищ потоков звездных.
Звезды двинули полчища
Римлян грозных,
И они прорубаются издалека
Сквозь леса,
Сквозь германцев свирепых рать,
Орошая кровью, своей и чужою,
Рейнские берега,
Чтобы им стать
Почвой новою,
Явью иною —
Рейн коронуется виноградной лозою.
 
 
Вот виноград обвивает Трир^[1] —
Древнего духа Германца обитель.
Чуждый веселья скорбный воитель,
Силу он черпает только в сраженье.
Так пусть Дионисовой крови броженье
Хлынет теплом в его сумрачный мир!
 
 
Но ни вино,
Ни обманные ласки
Дионисийской дурманящей пляски
Долго его не удержат в плену.
 
 
Боги германские, скорбные боги,
К северным фьордам протопчут дороги.
Сердце холодное знает одну
Ненасыщаемую войну.
 
 
Станет Германец морским королем.
Духам, исполненным скорби и боли,
В битве над водною бездной раздолье.
Будут рубиться, страха не зная,
Кличет из битвы их бездна иная —
До разделенья пространств и времен.
 
 
Но звездам союзный Рейн-властелин
В холодное море
Несет свои воды,
И голос его доходит до фьордов
И даже до царства плавучих льдин.
 
 
И он заставит вернуться назад
Неутолимо печальную душу
Бога-Германца, и он разрушит
Трир, облаченный в римскую тогу,
Трир, кадящий чужому богу,
И вытопчет его виноград.
 
 
Снова и снова
На суше и в море
Боги земные ведут свои споры.
Всем завладеть
Или все погубить —
А по-иному их спор не решить.
 
 
Но даже если удастся разрушить
Весь мир сотворенный —
Холодную душу
Согреть и утешить не сможешь опять,
И в бездне ты будешь
От боли кричать.
 
 
И пусть содрогнутся надзвездные башни
От этого крика,
Пусть Ангелам страшно
Покажется в их ослепительной доле:
– Пресветлые духи!
Отведайте боли!
 
 
– Свидетели звезды!
Свидетели море и Рейн!
Нас ваши мучения ранят
Больней и острей,
Чем пытки и казни,
Что нам уготовили вы —
Распятья, бичи и костры,
И львиные рвы.
 
 
Но Ангел, избывший страданье,
Вернется опять
И станет лучами
На куполе храма играть.
С улыбкой на фреске
Свой собственный образ найдет
И в хор славословящий
Голос негромкий вольет.
…
…
 
 
– Я вижу, я слышу,
Я все понимаю умом,
Но невыносимо
Остаться с тобою вдвоем.
Хоть дважды, хоть трижды,
Хоть тысячу раз
Отдай свою жизнь за меня —
Не станет холодное сердце
Частицей огня.
 
 
И молится Каин,
И лоб разбивает,
И пыльные плиты
Несчетно лобзает,
 
 
И бьет себя плетью,
И носит вериги,
И вызубрил насмерть
Священные книги.
Но ненависть к брату
Под пеплом таится,
И больше, чем смерти,
Любви он страшится.
 

II

 
Отродье волчицыно!
Что ты скулишь?
Весь мир тебе отдан в добычу —
И этого мало!
Да хоть бы и звездное царство
Ты завоевала,
Но голода, сердце сосущего,
Не утолишь!
 
 
Боишься ли смерти?
– Никто не боится ее.
Она бы казалась желанной,
Когда бы не зависть к живым.
 
 
И день ото дня наполняется Рим
Какими-то слухами, снами,
А сделки с чужими богами
Сулят, что мы сможем родиться опять,
Чтоб в новых рождениях все наверстать
Смогли упустившие счастье свое.
 
 
– А если мы сыты богатством и славой,
Как кровью упившиеся удавы,
И счастья избыток
Валит из ноздрей?
И вечная молодость нас не прельщает,
И оргии таинств
Не обольщают,
И миф позабытый
В сознанье всплывает:
Как с камнем в объятьях
В пучину морей
Бросался, постылый свой рай покидая,
Бессмертьем измученный Гиперборей.
 
 
Но Курций? Но Регул?
Жена Коллатина?
Чьи судьбы легли
В основание Рима!
Чему же они исступленно служили?
Тому ли, чтоб мы
Словно боги зажили,
А все их немеркнущие деянья
Спокойно бы предали осмеянью?…
 
 
Лукреция славы своей с собой не взяла,
Но чашей страданья
До самого дна насладилась.
 
 
Зачем?
Неужели ей тайна открыта была,
Та, что от нас
Когда-то сокрылась?
 
 
Тайна незримого…
 
 
И если к ней не пробиться,
То и тысячу раз
Бесполезно родиться.
 
 
И вот это в нас плачет,
Это нас гложет,
И вечная смерть его не превозможет.
…
 
 
…Но вот уже солнце встает,
И пыль
Клубится над Аппиевой дорогой…
О Рим! Подожди еще немного!
Ты вечен, что тебе несколько дней!
Видишь Аппиеву дорогу?
И он уже идет по ней.
И цепи на его ногах звенят,
Как всех благовестов предвестье!
О Рим! Вы всегда теперь будете вместе,
И вас ни за что не разлучат
Ни зависть земных и подземных богов,
Ни лукавство неистребимое
 
 
Твоей грешной души.
И он на встречу с тобой спешит
И не чувствует тяжести
Своих оков.
 

III

 
Звезды птицам диктуют путь.
Птицы летят,
Повинуясь своей судьбе.
О Рим! Скажи, был ли кто-нибудь
Из царств земных подобен тебе?
 
 
Лишь тебе одному Создатель открыл
Тайну полета крылатых станиц.
И авгуры твои простирались ниц,
Прочитав откровенья летящих крыл.
 
 
И не сама железная воля твоя
Предначертала твой необъятный рост,
А Воля, которой покорна сама Земля, —
Наипервейшая из небесных звезд.
 
 
И плывущий в бездне
Звездный поток
Перекликается с руслами
Наших рек,
И звезды вглядываются в лица дорог,
Что проложил по земле человек.
 
 
Потому что дороги эти —
Место встреч,
Ради которых был мир сотворен.
Вспыхивают звезды двойным огнем.
Делается прерывистой
Звездная речь.
 

2. Икония

I

 
Жена да повинуется мужу во всем,
Каждое его желанье – жене закон.
Муж лучше жены
Все видит и знает.
Он ей глава, пусть его почитает.
Так апостол сказал,
Так тому и быть.
А жену должен муж, как себя, любить.
 
 
Вот и полюбил он тебя не шутя,
Бедное,
Неразумное,
Дивное дитя.
 

II

 
Втайне всегда он собою гордился.
Что тут поделать? Таким уж родился!
Всех и умней, и сильней, и ловчей,
Знает прекрасно, любимец он чей.
 
 
Боже Израилев, мир сотворивший,
Нас, Твоих первенцев,
Благословивший,
Давший нам право
Отцом Тебя звать —
Господи! Ты и отец нам, и мать.
 
 
Отче! Но ведь и язычники эти —
Тоже Твои,
А не чьи-нибудь дети.
Разве душа моя может смириться
С адом, который в их душах творится?
 
 
Если мы были едины в Адаме,
Значит, все это творится и с нами.
 
 
Те же глаза, что на небо и солнце взирают,
С жадностью смотрят,
Как звери людей пожирают.
Боже великий!
Пошли же Мессию скорей —
Дети Твои
Превращаются в хищных зверей!
…
 
 
Мальчик из Тарса!
Создатель твой
Не лучше ли всех тебя знает?
Страстное сердце твое
Не жарче ли солнца пылает?
 
 
И ты никогда —
Ни на час, ни на миг —
Себе не выпрашивал рая.
И ты все бы отдал,
Чтоб научить других
Блаженству гореть, не сгорая.
…
 
 
– Руками бы весь этот мир обхватить,
И с ним —
В долгожданное Царство Божье!
А что тут такого?
Ведь Господь Всемогущ,
Он может все.
И Мессия сможет.
…
 
 
– Но я же великий грешник
И, что еще хуже, – глупец!
Всевышнему вознамерился
Давать советы!
Но Ты, Отче,
Моему безумью положил конец.
Прежде, чем я сам
Догадался об этом.
 
 
Если Мессия пришел,
Был распят
И воскрес —
Значит, больше нечего
В этом мире страшиться.
Это выше чуда,
Выше всех чудес —
Это залог того,
Что и самый лютый грех простится.
 
 
Он воскрес —
Какое счастье!
Значит, и грехи,
И страданья
Могут превратиться в радость,
Превратиться в ликованье.
 
 
Вот, я готов! Я обойду весь мир,
Эту истину великую возвещая.
Невозможно?
Возможно все, чего хочет Бог.
Мы же сами чудо!
Смотрите – ничтожной глины комок
Необъятную душу вмещает.
…
 
 
– Саул! Тебя не простит Синедрион.
 
 
– Главное для него,
Чтобы он сам был прощен.
 
 
– Братья тебя проклянут!
 
 
– Мне теперь Ангелы братья.
Но если по-честному,
Плевать мне на эти проклятья.
 
 
– Станешь нищим, бездомным,
Без семьи, без детей…
 
 
– Такова Божья воля.
Да и вообще ужасно
Быть излишне счастливым,
Когда все так несчастны.
 
 
Впрочем, царство Мессии
Не за горами.
Он придет опять,
Не будет ни бедняков, ни богачей.
Господь отрет слезы со всех очей.
Ждать не так уж долго, увидите сами.
 
 
(– Кажется, я опять за свое.
Мне, наверно, вовек
Не научиться терпенью.
Но ведь у Господа тысяча лет —
Как один день,
И вечность перед Ним —
Как одно мгновенье.)