Елена Соковенина
Универсальный саквояж мадам Ренар. Операция «Вакцинация»
– Вот подонок! – высказался Банан. – Да каждый из нас работает здесь лет на пять дольше тебя!
Летний посмотрел на часы.
– Без пятнадцати три. Быстро скажите, что вы меня любите, я хороший и расстанемся друзьями.
Пока креативный давал сигнал об окончании эфира и прощался с сотрудниками, Лев Берёзкин взял со стола рекламный каталог из супермаркета. Медленно и грозно скрутил его трубой.
– Ты сказать не мог? – его превосходительство напрасно пытался спастись. – Мне чуть бонус не сняли! Ты всё знал, сволочь! Почему ты им ничего не объяснил?!
Эффектно врезать по лбу компаньону не вышло.
– Лео, какая же я сволочь? – Фёдор держал журнальную трубу, не давая свершиться справедливому возмездию. – Я хороший, Лео. Я чёртов гений. Тебе премию выписали!
– Потому что! – Лев выдирал трубу. – Потому что я… перестрадал!
– Куда ты перестрадал. Смешно же вышло.
– Очень. Дико, – вырывался Лев. – Исключительно смешно!
– Лео. Лео, – увещевал компаньон. – До бонусов ещё надо было дожить. Зарплата десятого. Если бы вышло, что я ошибся – ну, пошёл бы и взял всё на себя. Это же была моя кура.
– Нет уж, – Лев удержался на ногах (подозревал, что гад неожиданно ослабит хватку), извлёк из рук компаньона пострадавшую трубу и заботливо выпрямил. – Кура была моя. Ты только поддержал.
Его превосходительство кашлянул в кулак и закашлялся, как будто что-то попало в горло.
– Ты бы куру не реализовал, – выговорил он сквозь кашель. – Сам сказал: жаль, что куру нельзя оставить.
– Всё равно кура моя.
– Ну ладно-ладно, – его превосходительство опять закашлялся – и поднял раскрытые ладони. – Это твоя кура.
– Нет, стой, – Лев указал трубой. – Это твоя кура. Моя была только шутка. Поэтому ТЫ будешь придумывать опечатку для этого тупого дополнительного набора.
– Ладно, буду, – покладисто сказал его превосходительство.
– И дальше тоже, – уточнил Лев. – Сам закрутил – сам и выкручивайся теперь.
– Как скажете, мсье. Еду привезли. Откроешь?
Лев забрал увесистую картонную коробку от двери (шаги курьера уже раздавались где-то внизу). Поставил на стол. Открыл – и в следующий момент компаньоны встретились взглядами.
– Лео? У вас опять паранойя!
– Неужели, Теодор? Давайте посмотрим, – Лев вынул пластиковые прозрачные коробки. – Три коробки эклеров (Лев предъявил коробки с эклерами). Пирожное «Павлова» – четыре. Банановые батончики – десять штук. Козинак размером с шоколадную плитку. Булочки с кокосом – две. Плетёнки с изюмом – четыре. Пломбир – килограмм. Баранки. Мармелад. Консервированные ананасы. Ты конечно, сладкое любишь, но это – это, Теодор, оргия какая-то.
– Вы агрессивный, Лео, – не остался в долгу компаньон. – Дёрганый и психованный. Иначе бы не злились на меня, а устроили стендап, как всегда. И соображаете плохо. Иначе бы просекли мой план. А ещё вы мне не доверяете.
– А у вас эйфория, – указал компаньон. – Иначе бы вы, Теодор, обиделись, что я вам не доверяю.
– Инкубационный период как на ладони, – развёл руками компаньон. – Две недели. Лео, поверьте, я знаю, что говорю. Ты не так себя ведёшь обычно.
– У меня ничего не болит. Никаких симптомов. Кроме паранойи. Паранойя у меня своя, Теодор. Ну что, карты на стол?
На этот раз его превосходительство кашлял долго – сухо, резко, короткими вспышками, когда уже был уверен, что закончил и можно опять говорить.
– Опять всё на вкус, как бумага, – простонал он. – Лео. Ладно. Ты прав. Кажется, я опять термит.
Лев сложил руки на груди. Со вздохом прислонился задом к столу. Молча отодвинул от компаньона ящик с продуктами.
– Дай мне булочку, – потребовал его превосходительство. – Одну. С кокосом.
– Сначала градусник. Посмотрим на вашу температуру. И, кстати, поаккуратнее. Нападёт опять ковидный жрун[2] – разнесёт так же, как половину наших.
Тощий как саженец Берёзкин год назад впервые в жизни узнал, что у него может быть пузо. И зад. И гневался на его превосходительство, потому что склонный к некоторой увесистости компаньон привык справляться с такими проблемами. Но не сейчас. И это тоже был симптом!
– Нет, Теодор, это как раз моё дело, – ответил Лев на возмущённый монолог Летнего. – У нас ипотека. А мы с вами торгуем таблом. Ваше табло – наши деньги. Моё табло, кстати, тоже дорого. Вместе со штанами. Вы же не хотите, как в прошлый раз, менять весь гардероб? Вот, и я говорю, накладно. Тебе совершенно не идёт раскормленный ящ… куда пойти? Я уже был, спасибо, что беспокоитесь. У меня, Теодор, замечательное пищеварение. Так вот: никаких булок до завтра.
Берёзкин открыл приложение «Всё» и вбил в меню «Продукты» четыре двухлитровых упаковки молока, кило не слишком жирного, но вкусного творога, решётку на тридцать яиц, сетку апельсинов на сок, и два банана.
Через полчаса продукты привезли, умиротворённый Фёдор уже что-то читал у себя, допивая горячее молоко (как выяснилось, ста граммов творога со сметаной и двух яиц вкрутую оказалось ему достаточно), а стратегический запас его превосходительства переместился в морозилку.
– Температуру померь! – ещё раз крикнул Лев с кровати в комнату компаньона через открытую дверь своей комнаты. – Я помню, что тебе высокую не показывают. Может, в этот раз по-другому.
И продолжил писать роман.
В этот момент он ещё не подозревал, что ровно через час его собственный тест на вирус, взятый для порядка, окажется положительным.
* * *
Доктор Владимирова убрала стетоскоп. По её глазам (остальное скрывала маска) ничего нельзя было понять.
– Лёгкие чистые, – спокойно сказала она Летнему. – Кислород в пределах нормы, но отёк слизистых носа и горла действительно есть. Очень похоже на штамм дельта.
За время, прошедшее с приезда людей в космических костюмах – лабораторной бригады, его превосходительство начал дышать ртом, попросил у компаньона спрей от астмы, четырежды измерил кислород машинкой, которую Лев называл «пальчикометр», и теперь испытующе смотрел на доктора.
– Читал, что после болезни организм поначалу принимает за ковид любой вирус. Не стал спешить. – Доктор, больше не глядя на него, записывала что-то в телефон. – Опять мной недовольны, да?
– Я вами горжусь, Фёдор Николаевич, – без всяких эмоций сказала доктор Владимирова. – Всё верно. Наблюдайте. Не спешите. Не волнуйтесь.
– Да у него голос на октаву ниже и глуше, чем всегда! – возмутился Лев. – Это оно. ДЕЛЬТА.
– Успокойся, королева драмы, – попробовал компаньон. – Всё нормально.
– Ничего себе, всё нормально! – Берёзкин яростно блестел глазами. – Мне что делать, если ты начнёшь откидывать копыта? Сейчас даже скорая или не приезжает, или не успевает. Или не знает, что с тобой делать! В больницах нет мест!
– Про ковидный психоз я в курсе, – Летний сказал это как бы доктору. – И про тревожное расстройство. И что от ковида глупеют.
– Это я тоже заметил, – сообщил – тоже как бы ей – Лев.
– Пока (доктор подчеркнула это «пока») попейте пустырник.
– Слышал? Пей пустырник, – сказал Летний.
– Оба, – уточнила доктор Владимирова. – Вирус действительно негативно влияет на деятельность мозга. У больных штаммом дельта особенно серьёзное количество жалоб на снижение когнитивных способностей. Будьте снисходительны друг к другу.
И ушла.
– Теодор, – сказал Берёзкин посреди воцарившегося молчания. – Но пасаран, Теодор. У вас прямо сейчас открылись – нет! разверзлись! – обширные возможности по прокладыванию новых нейронных связей в мозгу. Я сейчас тебе пустырничка накапаю.
