Елена Соковенина
Универсальный саквояж мадам Ренар
Он порылся в карманах. Складной маленький ножик годился только на то, чтобы открывать почтовый ящик, ключ от которого Лев давно потерял. Лезвие не вытаскивалось уже сто лет. Ножницы без колец – неудобные. Пилка вообще тупая. И что, всё?
Маркер! Плоский, ярко-синий, несмываемый – Лев купил его, чтобы разрисовать футболку, да руки не дошли, так и лежал в кармане. Лев уже открыл маркер и начал чертить на ближайшем дереве крест, но передумал. Не стоит. Маркировать деревья запрещёно.
Он опять вытащил телефон, случайно взглянул под ноги и едва не заорал: по мху извивалась змея. Телефон пришлось искать среди веток, мха и сухих листьев.
– Теодор? – осторожно позвал Лев.
Ему ответила неизвестная птица. Лев задрал голову. В вышине раскинув крылья парил то ли коршун, то ли ястреб.
Оживить карту не получалось.
***
– Лео! Лев! Лев Берёзкин! Козёл ты! Друг шланг дырявый! Долгопят ушастый! Эй! Эй-эй-эй-эй-эй!…
Фёдор сунул руки в карманы, повернулся кругом себя и, выругавшись, стал спускаться по косогору.
Он понятия не имел, где юг, где восток, и уж тем более, где юго-восток. Зато знал, что закат на западе и мог похвастаться – и частенько хвастался – своей зрительной памятью. Ещё он хвастался тем, что у него по географии кол, но это несущественно. Кол был за то, что Латвия – плоская. Фёдор наотрез отказался считать горами все эти Сигулды, Гайзинькалнсы и тем более Кукушкину гору: не выше склона, по которому он сейчас спускался. Какие это горы – тридцать метров в высшей точке, когда существует Эверест? Фёдор – он тогда учился в восьмом классе – решительно вписал отсутствующее в тесте: «Латвия плоская» и только плечами пожал, получив кол.
Кто виноват в том, что люди не хотят признавать объективные факты?
***
Туман сгустился, небо почти заволокло. Лев чавкал кроссовками по болоту. Вот хрен, обошёл, называется! Одно только утешало: потерять гору невозможно даже в темноте. Даже такому гению, как Лев Берёзкин.
Ему оставалось не так уж далеко. Эта длинная бестолочь все-таки развела костер – вон какой столб дыма, чуть не до неба. Если не прибежит охрана, через какие-нибудь полчаса…
Ну хорошо, ещё через двадцать минут.
Но и через двадцать минут, и через сорок дым все ещё оставался далеко.
Лев присел передохнуть на поваленное дерево и через минуту познакомился с местными хищниками – рыжими муравьями. Утешился – всё-таки не медведи. Встал, расчёсывая укусы и отряхивая штаны, и оторопел.
Столбы дыма поднимались сразу с трёх концов леса. Нет, с четырёх… с шести! Куда ни глянь – они были везде. При этом запаха дыма не было. Дым не пахнул!
Только теперь Лев понял, что произошло.
То, что он принял за дым костра, было туманом. Столбы ночного тумана стояли над лесом.
***
Лев звал Фёдора, пока не охрип. Несколько раз он вполне отчётливо слышал своё имя и бросался на голос, но ни увидеть кого-нибудь, ни услышать ответ не удавалось, и он, убедившись, что в очередной показалось, шёл дальше.
Через час бесполезных блужданий стало совсем темно. То здесь, то там чудились шорохи, вспыхивали и гасли синие огоньки (Лев уговаривал себя, что это мерцает мох, хотя по его понятиям такой мох водился только в тёплых странах), под ноги лезла всякая дрянь, сухая хвоя и ветки цеплялись за штаны, ломались, набивались в кроссовки. С хорошей тропинки пришлось свернуть – там пахло свинарником, а встречаться с кабанами, да ещё на их же собственной тропке, Лев не хотел.
– Ребёнок взрослеет, он знает так много, уже во второй переходит он класс… – бормотал Лев чей-то комментарий на статью Елены Летней, прыгая с кочки на кочку. – Надо же фигню такую написать, так даже я не могу…
Нога с чавканьем ушла в воду. Лев страшно выругался, опять наступил в мокрое место, не устоял на ногах и брякнулся на четвереньки.
– Уроды! – яростно обозвал он неизвестно кого.
Невдалеке жутко застонали. Лев застыл от ужаса, но тут сообразил: сова. Не зря смотрел «Планету животных».
Что-то метнулось мимо, с противным стрекотанием задев волосы.
Летучая мышь. Это и есть ультразвук? И всё?
И тут он увидел Фёдора. Бросаться к нему по болоту было рискованно. Лев помахал руками, показывая, где надо обходить, и стал ждать.
Шёл Фёдор молча. Блестящие капли воды стекали по его лбу и спутанным волосам. Лев ждал. Ждал, теряя терпение и снова его набираясь. Ждал, успокаивая себя, что ведь не может же Фёдор не дойти, если вот он.
И тут до него дошло.
Фёдор Летний ни при каких обстоятельствах не мог молчать так долго. Лев Берёзкин никак не мог видеть никаких капель на волосах и лице Фёдора, потому что, во-первых, плохо видел, а во-вторых, было совсем темно!
Зажав рукой рот, чтобы не заорать и изо всех сил не оглядываясь, Лев уходил так быстро, как только мог из этого жуткого места.
Svensbodaberget – 1,5 кm
Höjd 3 кm
Гора поросла соснами, ёлками и палками. Неровную каменную поверхность покрывал мох. Лев устал, как слон, пока поднимался по тропинке. Вот уже почти.
Он поднял голову и ему показалось, что в ветвях что-то мерцает. Определить, кажется или нет, не выходило. Как будто красным… или нет? Тут его взгляд различил среди ветвей силуэт размером с собаку. Лев едва не обмочился, помчался назад, падая, обдираясь о камни, и чудом не сломал себе шею, прежде чем, тяжело дыша, стоял внизу.
Значит, синие огоньки в кустах тоже не показались? Его окружают дикие звери!
Телефон сел. Идти наверх было страшно. Оставаться внизу тоже.
Сил нет, но думать об этом ни в коем случае нельзя.
Надо идти.
И снова Лев услышал где-то вдалеке своё имя.
Спокойно. Не реагировать, если здесь кто-то планирует остаться в здравом уме.
Вопли продолжались. Лев затаил дыхание. В ушах грохотал пульс.
«Где ты? – спрашивал голос Фёдора. – Где ты, верблюд?»
И тогда, едва не зарыдав от счастья, Лев заорал:
– Я здесь! Я здесь!
Он прыгал и махал руками. В темноте по-прежнему ничего не было видно, и Лев рванул вверх по склону, забыв про хищные огоньки.
Глава 5. Мадам Ренар
Первым делом Фёдор отобрал у Льва нож – тот, оказывается, держал его, раскрытый, в руках. Убрал маленькое лезвие, опасно торчавшее вперед, напрягся, вытащил большое. Потом забрал фонарик, пощелкал по корпусу, потряс, развинтил, поковырял кончиком ножа батарейки. Вставил, дунул, свинтил назад. Фонарик зажёгся. Фёдор тут же выключил его, присел к костру, пошевелил там веткой. В костре, на палках, жарился ёж.
– Чем ты костёр зажёг? – спросил Лев.
– Хреном.
– Это ты, конечно, молодец, но всё-таки чем?
– Зажигалкой. Чем ещё люди костёр зажигают?
«Курит, значит», – подумал Лев.
– Да не курю я, – устало посмотрел на него Фёдор. – Какие все тупые – раз зажигалка, значит, курит.
– Кто – все?
– Мать. Завуч. Бабушка. Теперь ты вот ещё.
– Вы меня оскорбили, Теодор.
– Сами виноваты. Не надо было… – Фёдор спохватился, что дискуссия добром не кончится. – Просто у меня есть зажигалка.
– И зачем она тебе? Что ты ею жжёшь?
– Да что хочешь. Хоть корень имбиря.
– Теодор, хватит загадок. Зачем вам это всё?
– А ты паяльник силой мысли зажигаешь?
– Чего? – не понял Лев. – Какой паяльник? Не зажигаю я паяльник. Зачем он мне?
– А комп?
– Чего комп?
– Как? Собрать-разобрать, поменять железо?
– Зачем?
Несколько минут они в изумлении смотрели друг на друга.
– Так, собственно, что ты решил? – сменил тему Фёдор. – Домой?
Лев заёрзал, сидя на корточках у костра.
– Давай пока так. Съедим животное, а потом я подумаю.
Ежа жалели, но съели. Жёсткого, обуглившегося, вонючего, погибшего без всякой пользы.
У костра, если сидеть, почти касаясь огня, было не так уж холодно. Фёдор хвастался, что вообще не мёрзнет – с восьмого класса ходит зимой без куртки, – а у самого красные руки и синий нос. Лев попробовал включить телефон, но безуспешно.
В костёр натащили веток. У огня грелись, пока могли сидеть, и уже под утро завалились: один на скамейку, второй на стол.
Телефон Фёдора показал плюс один и выключился.
***
Игрушечный магазин появился на пути неожиданно, пока они шли по булыжной мостовой. Под потолком парили парашюты и аэропланы, летали кругами дроны, стрекотали вертолеты и ведьмы. По полу носились бегающие мыши и ящеры, скакала с ноги на ногу Избушка на Курьих Ножках. На полках лепетали почти живые младенцы, сидели и стояли бесконечные Винни-Пухи и Паддингтоны, а также встретился Чебурашка в неожиданном виде робота. Гигантский Розовый Кролик вызывал тихий ужас. Надувной Крокодил сладко улыбался. Меховые коты были готовы обнять каждого, а сияющий разноцветными лампочками ночной горшок играл то «Оду к радости», то Первый концерт Чайковского.
«Не дай бог потом в филармонию попасть», – подумал Фёдор о ребёнке, который получит такой подарок.
– Показать что-нибудь? – поинтересовался продавец – юркий молодой человек в в белой майке, с чёлкой и татуировками по самые плечи.
При этих словах сами собой завелись и поехали по игрушечным рельсам штук пять поездов.
– Есть у вас калейдоскоп? – на безупречном английском почему-то спросил Фёдор Летний.
– Конечно! – улыбнулся продавец. – У нас всё есть!
И немедленно стал выкладывать на прилавок разные предметы.
Фёдор взял что-то, что было плохо видно, приставил к глазу.
Разноцветные стёклышки с мелодичным звоном складывались в узоры. Фёдор дождался, когда они начнут повторяться, и взял второй такой же предмет.
Взгляд продавца стал настойчивым.
– Я сейчас, – неловко пробормотал Фёдор. – Мне надо в банкомат.
Продавец мгновенно пододвинул ему терминал.
– Никаких проблем!
– Мне… всё равно надо в банкомат, – и Фёдор стал пятиться к выходу.
В тропическом лесу купил я дачу,
Она была без окон, без дверей,
И дали мне ещё впридачу
Красавицу-Мальвину без ушей!
Одна нога была у ней короче,
Другая деревянная была,
А правый глаз фанеркой заколочен,
А левым не видала нифига!
Голос, оравший песню, как с удивлением понял Фёдор Летний, был его собственным. Песню про Мальвину давным-давно, ему было лет тринадцать, они орали на яблоне вместе с Соней – двоюродной сестрой.
Солнце уже вставало, птицы распелись вовсю, ноги и спина затекли, и спать дальше было холодно и голодно. Фёдор свесился со стола и посмотрел, как там этот. Лев спал так, будто находился в собственной постели, а не без денег, телефона, еды, и хоть каких-нибудь идей насчет будущего. Фёдор слез, попрыгал, чтобы согреться и размяться, оживил уснувший костер. И сам не заметил, как задремал, сидя у огня.
Лев не успел сесть на своей скамейке, как прямо рядом с ним уже плюхнулись туристы, разложили на столе сэндвичи в пластиковых коробках, стали жарить сосиски и фотографировать всё подряд.
– Башкой в костёр не свались, э? – Лев потряс компаньона. – Слышь? Теодор! Вставай, пошли отсюда.
***
– Атилла! Русский варвар! Тебя просто нельзя брать в цивилизованную страну!
Фёдор, кравшийся по мху с майкой в руках, внезапно метнул майку, побежал и навалился сверху.
Мышь, которую он поймал, отпустили. Какой толк с мыши. Когда Фёдор стал разжигать костер в запрещённом месте, Лев едва не сбежал. Одумался только потому, что бежать было некуда.
За это время Фёдор поймал пару лягушек и теперь жарил их на костре. Лев изображал, что его тошнит, но съел, и выяснил, что лягушачье мясо похоже на курицу.
Наплевав на все здешние правила, отобранным у Льва маркером Фёдор начертил на сосне громадный крест – в качестве ориентира. Лев не выдержал и начал на него орать.
А этому все было нипочём.
Господин Летний перевернул все поваленные стволы в округе, какие смог перевернуть, обшарил все кусты, какие смог обшарить, и выворотил все валуны, какие смог приподнять. Ему было плевать, что всё это запрещёно правилами. Он искал, кого ещё поймать и съесть.
Лев уже не орал. Он сидел на поваленном дереве, обхватив голову руками и стонал:
– Атилла!
Через четверть часа они вынули из костра свалившиеся туда носки и сушили их, держа в руках, поворачиваясь к огню то задом, то боком. Выступающие части искателей приключений дымились.
Учёные дали нашей исторической эпохе новое название
Лев быстро шёл по шоссе – всё ещё не верил, что их не преследуют.
– Багажа нет, денег нет… – стонал он. – Что мы капитану-то скажем?
– Понимаете, тут такая история… – начал Фёдор.
– Какая история? – тут же поинтересовался Лев. – Какая?
Компаньон подумал.
– Ладно, за нас одно обстоятельство.
– Какое?
– У нас нет другого выхода, – Фёдор пожал плечами. – Как-то придётся объяснять.
– Спасибо. Спасибо вам большое, Теодор!
– Потом, – Фёдор остановился, потянулся на солнышке, крякнул, – потом что-нибудь придумаем.
На душе у Льва делалось всё тревожнее. Как этот тип может быть таким спокойным, если у них не осталось даже запасных трусов? Трусы ладно, денег нет ни копейки. Их просто отправят домой! Нет, не просто, а придётся брать взаймы. Придётся просить взаймы! У незнакомого человека! А Лев Берёзкин ещё давно дал себе клятву, что никогда в жизни, даже по мелочи, ни у кого не будет ничего просить.
Они стояли у обочины, машины проезжали мимо, Фёдор поморщился – и решительно шагнул на проезжую часть.
– Стой ты, жизнерадостный морской огурец! – Лев рванулся оттащить, Фёдор дернул плечом и оба отскочили, чтобы не оказаться под колёсами. Лев услышал сигнал, скакнул в сторону – и едва не попал под следующий автомобиль. Он хотел бежать назад, но поздно. Им сигналили: автомобили продолжали ехать, не давая шанса проскочить, а по полосе у обочины неумолимо шли фуры.
Взмокнув со страху, хватая друг друга за руку, оба пробирались к середине. Металлическое заграждение делило шоссе пополам. Там можно было безопасно переждать.
– …господа! – донеслось до них. Спустя пару секунд дошло: их звали по-русски.
Они остановились, завертели головами и вдруг Лев куда-то пошёл.
– Э? – не понял Фёдор. – Куда? Э!
Но проезжающие машины отрезали его от компаньона.
– …молодой человек! – расслышал Фёдор, и в недоумении повернулся. – Вам что, нужно отдельное приглашение?
Серебристый BMW стоял с приоткрытой дверцей, мигая аварийными фарами. Фёдор пробрался внутрь. Неуверенно сел на заднее сиденье.
– Наконец-то, – водительница хлопнула дверцей. Чёрная шляпка не давала рассмотреть в зеркальце её лица.
– Однако, молодые люди, ваш абордаж мог кончиться неудачно.
Бледно-розовые манжеты вздрагивали над тонкими пальцами, обтянутыми чёрными перчатками. Костлявое колено ловко двигалось под чёрной плиссированной юбкой. На шею с элегантной небрежностью намотан воздушный чёрный шарф, под которым в вырезе блузы просвечивали ключицы.
Лев опять оглянулся на Фёдора. Тот очень старался не задеть жакет, брошенный на сиденье. Жакет был белый, кашемировый, даже с виду невесомый.
– Как вы узнали, что мы русские? – хмуро спросил Фёдор Летний.
– Это важно? – дама смотрела вперёд.
– Но заговорили-то вы по-русски.
– Наших соотечественников всегда… сразу видно.
Голос водительницы был высоким, скрипучим.
– Он, между прочим, не соотечественник! – радостно встрял Лев Берёзкин.
– Исторический соотечественник! – мрачно заметил Фёдор. – Вы бы думали, Лео, прежде чем…
– Вот что, господа, мне нужно заправиться. Постарайтесь обойтись без подробностей ваших биографий. На заправках бесплатный вай-фай, вы сможете связаться с семьёй.
– Мы не сможем связаться с семьёй, – опять мрачно заметил Фёдор.
– Не говорите чепухи. Конечно, сможете. Кстати. Почему не сделать это прямо сейчас?
Женщина потянулась было взять с подставки смартфон, но тот заговорил по-французски (через двести метров поверните налево, – мысленно перевёл Лев), и она задумалась.
– Пожалуй, позже, – машина ехала всё медленнее. – Полчаса вряд ли что-то изменят в вашей ситуации. Ну так, господа? Потеряли багаж? Ничего, бывает. Отвезти вас в бюро находок я, к сожалению, не смогу, но двести евро меня не разорят. Этого хватит?
– Спасибо, не надо, – сказал Фёдор таким светским тоном, что женщина повернула голову.
– Чувство собственного достоинства – это великолепно. Но в данном случае не стоит слишком усердствовать. Вы оказались в отчаянном положении, попытки обойтись без помощи сделают его ещё более отчаянным, так что при случае просто поможете кому-нибудь, кто будет в этом нуждаться. Можете при этом вспомнить обо мне. Если захотите.
Пробка стала безнадёжной.
Лев услышал, как Фёдор заскрежетал зубами, обернулся и сделал ему страшное лицо.
– Подайте мне саквояж, – скорее приказала, чем попросила женщина.
Лев дотянулся до саквояжа, достал, передал ей. Когда женщина его раскрыла, в её руках оказался футляр, напоминающий электробритву.
Через минуту по салону плыл бодрящий аромат.
– Как вам кофе? – спросила водительница.
– Отличный, – Фёдор долго подбирал слова. – Кофе у вас… отличный.
– Естественно, – кивнула женщина. – Я не в состоянии пить его на автомобильных заправках. Люди ничего не понимают в кофе.
– Да, наверное, – согласился Фёдор. – А почему?
– Как правило, большинство ничего не чувствует, – водительница пожала плечами. – Или приучает себя ничего не чувствовать. Так проще. Разве вам это неизвестно?
С этими словами она сунула в пустой стакан пустые оболочки от кофе-таблеток.
– Дайте, я выкину! – вскинулся Лев.
– Не надо.
В зеркальце Фёдор видел, что водительница щурится из-под полей шляпки. На секунду лицо её потемнело, но тут же приняло ироническое выражение.
– Так вы русская? – продолжал Фёдор.
– Да, моя мать была русской. Она из Ленинграда.
– А вы?
– Я живу за границей.
– Франция?
– В том числе.
– А вообще?
– Молодой человек, у нас, у русских, есть поговорка: любопытной Варваре на базаре нос оторвали. Имеются ещё вопросы?
– Нет. Извините.
Лев очень старался, но это было выше его сил.
– Вы, наверное, профессор…ша? – не выдержал он.
– В известном смысле.
– У меня просто отец – доцент.
– Доцент чего?
– Физики.
– Гм, – женщина пришла в некоторое замешательство, потом сказала: – Математики.
– Тоже доцент…ша? То есть, доцент.
Оборки манжет дрогнули.
– Вы хотите, чтобы мы попали в аварию?!
Машина обогнала одного соседа, второго, вырвалась к перекрёстку, проехала между домами – и скоро подъезжала к заправке.
***
Дверцы были открыты и компаньоны слышали, как женщина напевала себе под нос нечто вроде:
«Папагено! Вильбух штрайссен! Папагено! Тара-рам-там! Та-да-да-а-а!»
Грязные стаканы метко попали прямо в урну. Их неожиданная спутница лёгкой походкой направилась к магазину.
Через окно было видно, что она берёт. Две больших пиццы! Три порции сосисок! Шоколад! Два!
– Теперь рассказывайте, – опять скорее приказала, чем попросила водительница, возвращаясь на своё место.
Компаньоны постарались покороче, но покороче не вышло.
– Даже не знаю, что более ужасно, – проговорила их собеседница. – Сама ваша ситуация? Или то, что сейчас молодёжь не в состоянии отделить главное от второстепенного? Гм, гм.
– Какой смысл? – усмехнулся Фёдор. – Всё ведь уже случилось.
– Приятно слышать разумные слова. Далеко пойдёте, молодой человек, – она обернулась. – Кстати, а куда вы направляетесь?
– В Ставангер, – тут же ответил Лев. – Понимаете, мои родители…
Женщина покачала головой, бросила беглый взгляд в зеркало – остановка обещала быть долгой – сняла шляпку, достала косметичку и стала поправлять макияж.
– Ещё одна ошибка! – она красила губы ярко-красной помадой. – Никогда, никому и ни за что не раскрывайте своих планов без крайней необходимости.
– Но мадам, – обиделся Лев, – вы сами спросили. Мы же сказали только вам, а вы не выглядите… подозрительно.
В зеркальце отражались её глаза. Они оказались тёмно-карими, почти чёрными, взгляд был внимательным, черты красивого, несколько неправильного лица – тонкими, острыми.
– «Выглядеть» и «быть» – не одно и то же, правда? – женщина прищурилась и сжала накрашенные губы несколько раз.
У края её тонкого рта темнела родинка.
Лев только пожал плечами.
– И что вы нам сделаете? – хмыкнул Фёдор. – А, да: как вас зовут? А то неудобно.
– Мое имя вам не потребуется. Что касается ваших дел… – женщина почесала подбородок о край пластиковой чашки. – Если необходимо как-нибудь ко мне обращаться, зовите меня мадам Ренар.
От этой женщины, от её автомобиля, саквояжа, одежды, и даже от кофейного аппарата так и пахло большими деньгами… и большими приключениями.
Фёдор увидел себя, как во сне: вот он, такой же, как сейчас, только старше. Он стоит на вокзале, а его рука уверенно держит саквояж. На этот раз это его саквояж. Такой же, как у мадам Ренар.
Глава 6, в которой Фёдор Летний и мадам Ренар находят формулу счастья
Границу Швеции и Норвегии пересекли влёт – показали документы в окошко будки на таможне и таможенник просто трижды стукнул печатью.
На этот раз Фёдор сел впереди.
– Успеваем, – пробормотал он. – В кои веки повезло. Надо же. Кому рассказать – не поверят.
– Бывают случаи удачи, – усмехнулась мадам Ренар, – которые кажутся совершенно неправдоподобными. О чём вы так задумались? Не хотите говорить? Хорошо, не будем.
С минуту длилось молчание.
– Да нет, – Фёдор покусал губы. – Просто думал: как люди зарабатывают? Я имею в виду нормальные деньги. Если, конечно, нет богатого отца, не воровать и не торговать оружием или наркотиками.
Мадам Ренар в задумчивости подняла глаза к потолку.
– Ну, – произнесла она, – кроме богатых родственников и бесчисленных способов воровства есть два пути. Первый – много и тяжело работать.
– Я в курсе.
– Речь не о деньгах. Без них вы не сможете ничего, а ради них вам придется сделать чужие интересы своими. Для людей вашего типа это очень непросто. Вы будете вынуждены продать себя и считать удачей ту малую толику своего, которую, может быть, всё же удержите.
Теперь Фёдор любовался потолком салона.
– Никогда. Я не буду работать на дядю. Только на себя.
– В таком случае, денег у вас не будет.
– За всё хорошее надо платить, – он старался, чтобы голос звучал спокойно. – Бесплатно только неприятности.
Мадам Ренар дёрнула накрашенным ртом.
– Вы не вполне правы, – в её голосе звучало не то сочувствие, не то раздражение. – И очень невнимательны.
– Я? Неправ? Интересно, в чём?
Его собеседница кивком указала на спящего Льва.
– Этот юноша – то хорошее, что досталось вам просто так, без труда и без денег.
«Хорошее» завалилось набок и захрапело, как свин.
– Хотела добавить, чтобы вы берегли его, – чуть усмехнулась мадам Ренар, – не надо. Он сбережёт вас обоих. Можете считать его подарком судьбы. Судьба делает нам много подарков, но люди слишком редко их замечают.
– Пожалуйста, не надо, – попросил Фёдор. – Не надо мудрых мыслей!
Его собеседница дала газ, внимательно глядя на дорогу.
– Запомните раз и навсегда. Случайностей не бывает. Он пришёл, потому что вы его позвали.
– Кто? Я?
Мадам Ренар молча вела машину.
– Вам, я думаю, было одиноко. Люди вашего типа вечно чувствуют себя… непохожими на остальных.
– Допустим. Ну и?..
– Вы позвали его и забыли. Махнули рукой. Не замечали, что некоторые желания исполняются именно так? Стоит пожелать и махнуть рукой?
Фёдор удивлённо рассмеялся.
– Думал об этом сегодня ночью. У меня такое и случилось-то единственный раз – позавчера. Мы с ним как раз познакомились. Раньше я и представить такого не мог. Всю жизнь даже поговорить не с кем было. Маленький город, в котором никогда ничего не меняется.
– Глупости, молодой человек. Всегда и всё может измениться мгновенно. Нужно только не относиться к себе слишком всерьёз. Ну? И что же вы теперь удивляетесь?
Фёдор заёрзал в кресле под её испытующим взглядом.
– Я не удивляюсь.
– Как?! – голос водительницы стал сварливым. – Разве вы не удивлены, что вам так сказочно, невероятно, изумительно везёт?
– Н-нет, – окончательно растерялся Фёдор Летний.
– Ваше счастье, – неожиданно сказала мадам Ренар. – Смотрите только, не станьте жестоким. Тогда вы потеряете всё свое везение.
Она прищурилась, глядя на дорогу. У тонкого, нервного рта наметились горькие складки.
– Нашли, о чём спросить.
– Не понял?
– Когда юноша вашего возраста из хорошей семьи вляпывается в неприятности в компании другого такого же юноши, и обнаруживает немодную сейчас склонность к поиску приключений, он должен, по-моему, думать о чём-то более романтическом.
– Всё равно не понял, о чём вы.
– Подумайте как следует.
– Э… Опять ничего не понимаю.
Мадам Ренар закатила глаза.
– О любви, милый мой, о любви! В вашем возрасте обычно думают именно об этом.
– Э. Нет.
– Нет? – она пожала плечами. – Ну, нет – так нет.
– Что, выгляжу таким идиотом?
– Это вы о любви, что ли? – скривилась женщина. – Хотите сказать, это ерунда?
– А то нет.
– Молодой человек, вы слишком много смотрели сериалов.
– Да, много. Всё ерунда.
– Что вы говорите, – пробормотала мадам Ренар.
Она остановилась на светофоре, положила подбородок на сложенные ладони и приняла внимательный вид:
– Я вас слушаю.
– Вам не понравится.
Она сделала гримасу.
– Я не к тому, чтобы обидеть, – поправился Фёдор. – Просто, понимаете…
– Ну? – нетерпеливо оборвала мадам Ренар.
Фёдор вздохнул. Гримаса на лице женщины стала язвительной.
– Зря спросили, – буркнул Фёдор. – Короче, я называю это – бабский мир.
Мадам Ренар медленно повернулась к нему, но спохватилась: пора было ехать.
– Он правда такой, – продолжал Фёдор, глядя на дорогу и не глядя на мадам Ренар. – Неужели это вижу один я? Везде только и слышно, что про права женщин, что их ущемляют. Но вы сами посмотрите. В сети на всех сайтах пишет кто? Одни женщины. Книги тоже пишут в основном они. Учителя почти все женщины. Политика вон тоже как изменилась. Да вообще кругом одни женщины и всё время учат нас жить! Всякие курсы и семинары, педагогика на каждом шагу, что ни мать, то психолог – да они просто озверели!
– Спокойнее, – пробормотала мадам Ренар. – Вы слишком горячитесь. Скажите, а это действительно ваши мысли?
– Ну, а чьи!
– Позволю себе бестактность. Человек, воспитанный отцом, так говорить не станет. А ваша мама – она…
– Вот именно. Она, как и все. Ищет, где у меня кнопки.
Мадам Ренар остановилась. Мимо проносились машины.
– Все?
– Да, все.
– Будьте добры, возьмите из багажника саквояж.
Фёдор сунулся за саквояжем. Снова запахло кофе.
– Вы считаете, что таковы все женщины? – трогаясь с места, поинтересовалась мадам Ренар.
– А что, нет? Нет, скажете?
– Мне трудно ответить за всех женщин.
Фёдор поскрёб голову:
– Смотрите, вы говорили о сериалах. О’кей, они все одинаковые. Но ведь так и в жизни. Предположим, в конце двое не расстались, не загремели в психушку, не убили друг друга и не умерли, да? Тогда всё заканчивается браком. Работа, дом, шоппинг по выходным, разговоры о воспитании детей, все эти тренинги! Я что, идиот? Зачем мне это?
– Спокойнее, спокойнее.
Фёдор помолчал, но не удержался:
– Я неправ?
Мадам Ренар как будто собралась ответить, но посмотрела на навигатор и закусила палец перчатки.
– И потом, это всё равно когда-нибудь случится, – продолжил Фёдор. – Я о любви. Ну, или не случится. Какая разница?
– Но ведь то же самое можно сказать и о деньгах. А вы очень настойчиво о них спрашиваете. – Они опять стояли на светофоре. Мадам Ренар, подняв брови, пристально смотрела на него. – Вы хотите сказать, что никогда не были влюблены?
– Если бы! – Фёдор с досадой махнул рукой.
Он оглянулся посмотреть, как Лев отреагирует на тёткино занудство. Но Лев Берёзкин спал, похрапывая разинутым ртом.
– Не тревожьте вашего друга, ему нужно отдохнуть, – вполголоса произнесла мадам Ренар.
– Вы не сказали про второй путь, – напомнил ей Фёдор.
– Что? Ах да. Это очень непросто.
– И всё-таки?
– Это искусство, молодой человек.
– Искусство делать деньги?
– Деньги? – мадам Ренар улыбнулась почти незаметно. – Вы уверены, что спрашиваете именно о них?
– Есть варианты?
– Мне кажется, вы, скорее, спросили: «Как стать счастливым?».
– Я знаю, как стать счастливым, – нетерпеливо отмахнулся Фёдор. – Нужно иметь любимое дело. Без него о каком счастье речь? Только я не буду счастлив, если останусь нищим.
– В таком случае, начнём ab ovo – с самого начала. У вас есть любимое дело?
– Пока нет.
– Так что же вы?
Фёдор воздел руки и закатил глаза:
– Но как, Холмс?
– Ну, мой дорогой Ватсон, почему вы спрашиваете об этом меня? Вы свою душу спросите. Я правильно понимаю, что вам не очень важен Ставангер? Вы отправились искать наугад, какое именно дело – ваше?
Фёдор растерянно молчал.
– Значит, дело по душе, деньги, – взгляд его собеседницы стал что-то слишком пристальным, – и всё?
Фёдор пожал плечами.
Песня «У бобра оранжевые зубы»
(Исполнять на мотив «Широка страна моя родная»)
Машина ехала в гору – по обеим сторонам простирались покрытые лесом скалы.
– Если честно, – осторожно проговорил Фёдор, – я сейчас ничего не понял из того, что вы сказали.
– Не страшно, – мадам Ренар подала ему пластиковый стаканчик. – Пейте свой кофе. Пейте, пока приключения не нашли вас.
Машина пошла вниз и у Фёдора заложило уши. Мадам Ренар, молча, видно, устав от разговора, вела автомобиль. Поля и леса за окном сменились домами. Проплыл перекрёсток с двумя стрелками: «Oslo» и «Arendal». У въезда в город была пробка – часы показывали девять утра.
– А что вы сказали про искусство делать деньги? – напомнил Фёдор.
– Это, – мадам Ренар не отрывала взгляда от шоссе, – становится искусством тогда, когда вы, во-первых, любите своё дело, и, во-вторых, любите деньги, которые оно приносит. В равной, я бы сказала, пропорции. В противном случае…
От неожиданно раздавшегося голоса из громкоговорителя проснулся Лев. Голос предлагал им выйти из машины. Мадам Ренар свернула к обочине.
– В чём дело? – по-английски спросила она, когда к ним подошёл полицейский.
– Добрый день, мадам. Интерпол, проверка документов. Прошу прощения, но вам придется выйти из машины
– О, Господи, – поморщилась мадам Ренар, – только побыстрее.
И она вышла.
К полицейскому подошли двое коллег. Потом ещё один. Потом сказали выйти Льву с Фёдором и проверили документы у них. Лев, заикаясь, объяснил – едем, мол, в Ставангер, вот, мол, попросили подвезти. Выяснилось, что автостоп запрещён и в Швеции, и вообще на европейских автотрассах. Пока они ждали, каков будет штраф – и что вообще будет – начался скандал.
– Это оскорбление! – кричала мадам Ренар. – Я буду требовать компенсации в Европейском суде! Я дойду до Брюсселя!
Тот, что держал документы, взглянул в свои бумаги, что-то сказал своему коллеге и прочёл не без труда:
– Alek-sey Lisoff.
– Простите, мадам, – второй полицейский снова прочистил горло. – Эти господа из агентства Securitas AB. Мне очень жаль, но у них решение суда о вашем аресте.
– Как это скучно, – мадам Ренар вздохнула и вдруг резко выхватила что-то из кармана.
– Банан, – сообщила она, жуя. – Выбросьте, если не сложно.
Она протянула полицейскому кожуру, не обращая внимания ни на четыре наставленных пистолета, ни на протянутые наручники.
