Елена Соковенина
П. Осликов продолжает хотеть как лучше
– Правду же! Правду напиши! – П. Осликов постучал себя по лбу.
– То есть как – правду? Это ты правду, что ли, сказать собрался?
– Ну да же! – П. Осликов сделал жест дровосека, одной рукой срубающего сук, на котором сидит.
– Так, – сказала мама. – И что же я должна написать, по твоему высококомпетентному мнению?
– По моему высококомпетентному мнению, ты должна написать как есть.
И вышло вот что:
П. Осликов был очень доволен.
– Но зачем, – вскричала мама, – зачем тебе такая записка?
– Потому что теперь у меня есть документ.
– Боже мой. О чём!
– О том, что я проспал. Что здесь непонятного?
Мама застревает в туалете
– Мама застряла в туалете! – доложил папе П. Осликов.
Около полуночи мама в радостном настроении (папа как раз звонил сказать, что он из командировки возвращается) вошла в туалет. Закрыла за собой дверь. И не смогла выйти. Щеколду заело.
Напрасно ругают наши замки и двери: они надёжны больше, чем многим кажется.
Мама П. Осликова нанесла в дверь несколько ударов ногами и пришла к выводу, что это, пожалуй, бессмысленно. То ли удары получились какие-то слабые, то ли папа ошибся насчёт того, что эту дверь с полпинка выбить можно – в общем, не вышло. И П. Осликов начал действовать. Он побежал, принёс комплект отвёрток, телефон и столовый нож. Отвёртки были честно поделены пополам, но под дверь не лезли. Пролез только столовый нож. Общими усилиями – изнутри и снаружи – разобрали замок. Польза от этого получилась такая: с обеих сторон двери не стало дверной ручки. Тогда П. Осликов позвонил дедушке. Чтобы папу не волновать. Папа как раз из аэропорта ехал. За рулём человек. А дедушка, которому позвонил П. Осликов, стал ругаться, что уже так поздно, а ребёнок ещё не спит.
– Скажи матери, что это безобразие, и иди спать! – велел дедушка. – Тебе завтра в школу!
Не очень дед разобрался, одним словом. Оставалось последнее: звонить спасателям. Вообще говоря, П. Осликов – мальчик стеснительный, но он про это забыл. Не каждый день мама застревает в туалете!
И он повторил в трубку второму дяде, чётко и ясно:
– У меня мама застряла в туалете!
– А как ты думаешь, мам, – спросил через дверь П. Осликов, – им там смешно?
Спасатели велели ждать семь минут. Надо же было как-то веселить маму!
– Думаю, что очень, – отозвалась мама, на всякий случай нанесла ещё несколько ударов по двери и принялась для экономии времени чистить зубы. Затем велела П. Осликову доделать уроки, отложенные на утро. Затем выбрала из имеющихся в туалете книг французский словарь для малышей и стала читать. Потом поделала маникюр. Раз уж от рук всё равно никакой пользы.
Она бы и душ приняла – время-то жмёт! – но это уже было рискованно.
Не прошло и четверти часа, как раздался звонок в дверь. В коридоре затопали, закашляли, сиплый голос сказал: «Принеси-ка, мальчик, нож столовый». Мама немедленно просунула свой нож назад под дверь, услышала «ага» и продолжила читать французский словарь для малышей. Затем сиплый голос попросил Семёныча подать фомку. Вскорости дверь стала трещать, сомневаться в своей крепости и, наконец, открылась.
Перед мамой стояли трое очень больших, суровых мужчин в касках и толстых спасательных куртках. Мужчины не проявляли никаких признаков веселья. Рядом радостно подпрыгивал П. Осликов.
Что можно сказать по этому поводу? Только одно: слава храброму П. Осликову и отважным спасателям, во втором часу ночи вынимающим из уборных застрявших там мам.
А папе мама могла бы и не рассказывать. А то он нервный какой-то.
Фигня или сорбет?
Однажды П. Осликов принёс из кухни стакан с замороженным апельсиновым соком:
– Ждал-ждал, а получилась фигня, – грустно сообщил он.
Мама внимательно осмотрела получившийся продукт. По замыслу П. Осликова его нужно было есть ложкой. Но есть его ложкой было нельзя, потому что сплошной лёд вышел.
– Ну, во-первых, не фигня, а ерунда.
– Не согласен. Огромная разница.
– Никакой. Потому что это ни то, ни другое. Это хорошая вещь, называется сорбет.
– А во-вторых? – хмуро спросил П. Осликов. – Есть я его как буду?
– А во-вторых, поставь стакан минут на пятнадцать в миску с не очень горячей водой. Потом переверни и то, что выпадет, ешь. В смысле, облизывай.
Если бы мама сразу согласилась, что получилась фигня, ничего бы не было. Она как лучше хотела – успокоить ребёнка, объяснить, что всякие обстоятельства можно использовать себе на пользу, из неудачи сделать удачу, а из лимона – лимонад – ну, вы знаете. А так весь холодильник в сорбетах – продукты ставить некуда! И стаканов нет. П. Осликов их все на сорбет извёл. Фигня какая-то получилась.
– Ерунда, а не фигня, – поправил маму папа и посмотрел этак со значением.
– Не согласна, – возмутилась мама. – Огромная разница!
Полный мрак
Каждый вечер мама, как грозная тень, пытается появиться в помещении, которое они с папой называют «сынарник», и немедленно исчезает, потому что в полном мраке теней не может быть.
– Свет! – взывает из мрака мама. – Свет включи! Включи свет, кому говорят! Глаза испортишь!
На что П. Осликов неохотно включает лампу. Или не включает.
Мама могла бы включить ему лампу насильно – как это делают другие мамы, – но она так не делает. Потому что насилие – это плохо. Это все знают.
И вот однажды П. Осликов остановился у мамы за плечом и суровым тоном спросил, почему на рабочем столе включена лампа, когда ещё белый день. Хотя было четыре часа, ноябрь и погода пасмурная. После чего, не слушая возражений, лампу выключил.
Мама так и осталась сидеть.
– По-моему, в этом доме что-то не так, – задумчиво сказала она.
– А по-моему, всё так! – крикнул Петя из своей комнаты.
Пурум-пум-пум без границ
Однажды П. Осликов услышал от папы об одной знакомой, которая коллекционирует книжки про Винни-Пуха на разных языках. И немедленно спросил родителей: как же будет «пурум-пум-пум» по-шведски?
– Ха, – сказала мама. – Сейчас выясним.
– Интересно, как, – хмыкнул П. Осликов.
– Легко! Лингвист я или не лингвист? Журналист или не журналист? Вот. И знакомые у меня тоже лингвисты. Журналисты. Писатели. Потом, ты же знаешь теорию пяти рукопожатий.
И тут же написала в социальную сеть.
Но почему-то ничего не вышло.
Тогда за дело взялся папа. У него, может, и меньше друзей в социальной сети, зато они не кто-то, а профессионалы.
И папа с мамой, и друзья и знакомые папы с мамой, и друзья и знакомые друзей и знакомых папы с мамой стали выяснять, как это будет. Они отложили все дела, потому что ни один человек в здравом уме не может заниматься делами, если его настиг вопрос, как же будет «пурум-пум-пум» по-шведски.
И тогда встала работа в офисах, школах, детских садах, библиотеках и магазинах, в редакциях журналов и на кафедрах университетов. В аэропорту Франкфурта авиадиспетчер спрашивал пилотов, не знают ли те случайно, как будет по-шведски «пурум-пум-пум». Пилоты спрашивали стюардесс. Стюардессы интересовались у пассажиров.
Никто не знал.
В Тбилиси хозяин ресторана опрашивал клиентов.
В Риге, на заводе, который делает разные маленькие штучки для мебели, заместитель директора сидел в социальной сети, на звонки не отвечал и из кабинета не выходил. В Пекине управляющий торговым центром – тоже.
И в Нью-Йорке в тюрьме Синг-Синг начальник службы исполнения наказаний трубку не брал, хотя всегда считал, что глупостями не занимается.
Теория пяти рукопожатий – великая сила. Она может проложить дорогу в самые неожиданные места. И она проложила. В норвежскую гостиницу. Норвегия ведь совсем рядом со Швецией.
Это просто так получилось, что шведские гости не знали, что такое «пурум-пум-пум». Хотя прекрасно владели английским.
Но тут из Лондона написала та самая мамина знакомая. Которая книжки про Винни-Пуха коллекционировала. Мама почему-то не подумала ей сразу написать. Знаете, как будет по-шведски «пурум-пум-пум»?
Тётя Света написала это слово ещё на десяти языках. Чтобы её в следующий раз не беспокоили.
И мама с папой, а также все остальные помчались по своим делам. Пока никто не узнал, что у них работа не сделана. Больше всех торопилась мама. Она злилась.
– КАК?! КАК я умудрилась сразу её не спросить?
– Главное – задать взрослым правильный вопрос, – почесал в затылке П. Осликов.
Потому что за всеми этими делами никто так и не спросил: а сделал ли ты, Петя, математику?
Магическое заклинание
Однажды П. Осликов болел. Ну, как болел. Лежал в кровати и ел печенье. Хотя это было строго запрещено.
– Я же больной! – закричал П. в ответ на претензии. – Мне можно!
– Ты же весь в крошках! – не вняла мама. – И всё в крошках. Сейчас же перестели бельё и всё вытряхни.
– Ладно, – сказал П.
– Вытряхни бельё, – крикнула мама из кухни, когда прошло полчаса.
П. сделал вид, что не слышит.
– А? – спросила из кухни мама.
Но решила не провоцировать конфликт. Не лезть на рожон. Не лезть в бутылку.
– Так бельё-то? – спросила она через час.
– Потом.
– Я в вас верю.
– Блажен, кто верует, – скромно ответил П.
– А, ты уже проходил в школе «Горе от ума»? Приятно.
– Нет, – печально ответил Петя, – пока только по жизни.
– Что-что ты сказала? – спросил П. Он всё-таки перестилал постель.
– Произнесла магическое заклинание.
– А что оно делает?
Мама поглядела и говорит:
– Заставляет людей бессмысленно трясти одеялом.
Воскресенье не задалось
А однажды П. Осликов был очень хорошим. Это был самый милый ребёнок на свете. Он не хамил и не дерзил. Не огрызался, когда ему делали замечания. Не колотил дверью, вместо того чтобы её тихонечко закрыть. Из его комнаты не доносился бессмысленный хохот. Вообще ничего такого не было. Петя ходил по квартире. Сидел у себя в комнате. Заваривал на всех чай. Шутил, обнимался, был такой славный, что даже смотреть на него было удовольствие.
Знакомая тётенька ещё давно сказала: у него харизма.
– Одной харизмой не возьмёшь, – не повелась мама. – Иди убирать комнату.
– Какая харизма? – П. Осликов даже руками всплеснул. – Умаление сплошное!
Тут-то всё и испортилось. По дому бродил дикий человек. Оставлял за собой крошки и грязные ушные палочки. Рычал, если ему пытались что-то сказать. Орал: «Ну, ща-ас! Чего? Да хватит, сколько можно!» и затыкал уши наушниками.
Это всё называлось – Петя убирает свою комнату.
