bannerbannerbanner
Парень для «Sекса»

Елена Ровинская
Парень для «Sекса»

Полная версия

«Тима-Эквилибриум и прочие вымышленные герои»

Шеф откровенно, из горлышка, заливался пивом.

Напряженный вторник и сдача номера, были позади. Расслабленная среда, когда все откровенно лечились от стресса, – тоже. Был четверг, день обзора газеты.

День, когда всем предстояло напрячь мозги и опять включиться в работу.

Слегка опухшие, – в зависимости от тяжести расслабления в среду, – сидели коллеги-мужчины. Слегка задумчивые, – щурясь от табачного дыма, – смотрели в пустоту девушки. Мы с «подружкой» Тимошей сидели у выхода, позади всех. Он – потому что не курил вообще, я – потому что пыталась бросить.

Тимур сидел, отклонившись назад всем корпусом, я – всем корпусом подавшись вперед. Голова кружилась от попытки втянуть в себя сигаретный дым, уже переработанный чьими-то легкими. Макс был прав: желание курить затмевало все остальные.

Не хотелось ни есть, ни пить, ни даже мечтать о Диме. Только курить. Курить!.. Курить!.. Курить!!! Дайте мне сигарету, ради всего святого!..

– А что? – сказал Шеф, постучав по газетной странице. – А ведь неплохо, Ровинская! А ведь можешь же, когда хочешь… Это ты про того американца писала? Как его?

– Скотт. Да. Про него.

– Ммм… – сказал Шеф. – А почему ты в книге про этого Скотта не написала?

– В книге был Влад Орлов.

– Ну, а смысл придумывать? Написала бы про американца…

Все посмотрели на меня.

Я прокашлялась.

Покраснела.

Не писать же в книге про то, что Скотт мне так и не позвонил. И я сменила тему:

– Влад – это прототип одного моего другого мужчины.

– А-а-а, – сказал Шеф. – Круто-не-ипатцо… У нашей Ровинской мужчины есть. Ладно на первое время сойдет, но учти, истории должны быть не выдуманные. Понятно? Знаю я вас, писателей. Только отвернешься, уже из пальца высасывают.

– Где я вам возьму не выдуманную? – оскорбилась я. – Тиму изнасилую? Или, Чуви?

Шеф ужасно развеселился.

Наш Чуви – помесь Мастера Йоды и Чебурашки, был самой асексуальной персоной в редакции. Кроме того, ненавидел меня всей маленькой, но гордой душой, сокрытой в сухоньком теле.

– Есть же еще Полковник, – напомнил Шеф. – Смотри, какой симпатичный мужчина!.. Тоже бывший военный, как Скотт.

Все разом уставились в угол, где Полковник, словно почуяв, что говорят о нем, тревожно всхрапнул во сне. Он был толст, лыс и кудряв, словно престарелый Купидон, сохранивший детский румянец.

– Спасибо! – горячо и неискренне ответила я. – Я воздержусь. Если он не бросит идею писать о Кане, он все равно не жилец.

Шеф похихикал. Снова посмотрел на меня.

– Да, кстати… Ты что, похудела что ли? Я не пойму…

– На три килограмма, – ответила я, краснея от гордости. – Я почти три недели не пью.

Новость вызвала вялое колебание масс: в конторе терпеть не могли перебежчиков.

– И не курит, – вставил Тимур.

– И не ест, – страшным голосом сказал Чуви.

– Ну-ка, ткни ее палкой, – сказал Шеф Чуви. – Может она вообще сдохла, а я ее прошу о сексе писать.

Общий смех был долог и оскорбителен.

– Что с тобой, Ровинская? – по-отечески спросил Шеф. – Заболела?

– Она влюбилась! – ответил Чуви.

Да так уверено, что я поняла: маленький очкастый говнюк читает мои переписки по «аське».

– В Тимоню?! – всплеснул руками зловредный Шеф, копируя чью-то бабушку.

Тимур закатил красивые осетинские очи и промолчал.

– Не-а.

– В этого их соседа-братка? – всерьез загорелся Шеф, ехидно потирая ладони. – Как его?.. Гаева?

– Еще круче! Про кого она все время по поводу и без повода говорит?

– Про зарплату!

– Про Диму-Матрицу, – не выдержал Чуви.

В редакции откровенно и зло заржали: все знали, что Дима встречается с Сонечкой, по которой сохнет Тимур.

– Вы что, с Тимоней в паре работаете? Он – по блядям, ты – по сутенерам?

– Соня – не проститутка. Она – модель, – сообщил Тимур.

Все посмотрели на меня, но я не горела желанием защищать Диму.

– Х-м-м-м, – протянул Шеф, складывая пальцы шатром и раскачиваясь в руководительском кресле. – Слушайте, я вот чего не пойму. А почему он – Матрица, а не Нео?

Не понимая, чего вдруг Шефу вздумалось валять дурака, я закусила кончик шариковой ручки.

Он прекрасно, как и все в этом городе, знал кто такой Дима и почему его называют Матрицей. Кан был похож на Киану Ривза и носил длинные, в пол, черные пальто. Братки же были люди простые. Их жизнь, совсем не так давно была так коротка и стремительна, что им некогда было вдаваться в детали. Видя на плакатах с надписью «Матрица» похожего чувака, просто не заморачивались тем, что чувака звали Нео.

Сам он, насколько я знала, не заморачивался вообще, и откликался только на имя-отчество.

– Ему еще повезло, что он кореец, – заключил Шеф, – был бы русским, его бы звали Бригадой.

– Вообще-то, – вставил Тимур, – Кан – не корейская фамилия, а немецкая…

На днях Соня Попова, представила его Диме и Тима легко и привычно внес его в список «близких друзей». Любил он знакомствами козырнуть.

– Ты бы лучше его про скандал с ментовскими субботниками, расспросил! – Шеф махнул на него рукой.

– Это не он был, это Агазар, который «Агава», а Кан, – не сдержалась я.

– …народный целитель. Сгоняет жир с жопы на расстоянии, – перебил меня Чуви.

Он обернулся и руками послал мне энергетически-мощный заряд, словно Кашпировский:

– Сбрось вес!

Я выбросила руку вперед и, хоп-с, попала!

Звонко щелкнув Чуви по лбу, газета подпрыгнула и маленький Йода схватился за лоб.

– Сучка!

– Кстати, Ровинская, а что за хрен вчера в обед тебя на «мерседесе» катал? – никак не мог вспомнить Шеф, а может, издевался по своему кошачьему вдохновению.

– Виталий, он страховую фирму держит.

– Секс – дэ? – глумливо заулыбался Шеф.

– С Виталием?! – оскорбилась я, не вовремя распознав крючок. – Да он коротышка!!!

– Нет, ну не дура ли?! – возмутилась Светка-дизайнер, случайно пробегавшая мимо и притормозившая, спинным мозгом уловив, что планерка готовится привычно перейти в балаган. – К ней мужик на «мерсе» клеится, а она на рост смотрит!

– Дура! – с готовностью согласился Шеф. – Кто там смотрит на рост, когда мужик в «мерсе»? Ну, в крайнем случае, подушечку у Долотова заберем. Подложишь.

Подушечка с гречишной крупой, которая была главной темой позавчера, лежала под задом самого Долотова, предохраняя тот от потения. Почуяв неладное, он заерзал прислушался к разговору.

– Вот еще, – сказал он, покрепче прижимая подушечку к стулу. – Пусть Ровинская сама себе такую же купит…

– …положит себе на лицо и надавит, – вставил Чуви.

Это, внезапно, показалось мне хорошей идеей.

В ресторане, куда Виталий меня привез, мы абсолютно случайно встретились с Каном.

Город был маленьким, и все бывшие бандиты посещали один общепит. «Шанхай» вечером, «Русская кухня» – днем. При виде меня Кан утратил внутренний дзен и уже не мог спокойно жрать свои голубцы. Он проглотил кусок, который жевал и тут же поднялся.

То, как он, бросив деньги, вывалился из зала, заметили сразу все. В особенности Виталий. Он вспомнил, что не доделал какие-то важные дела и отвез меня обратно в контору. Я сразу догадалась, что это конец.

Было слишком горько рассказывать, что меня бросили, даже не поматросив. Но еще горше – из-за того, что Кан себя вел так по-свински. Ему мало, молча, ни за что меня презирать! Ему обязательно, чтобы о его чувствах знали все в городе!

– Чуви, – спросил Шеф. – Что ты на нее опять взъелся? Секс андэ?

Под оглушительный хохот Чуви надулся, раненный внезапным предательством.

– Сын он мне! – ответила я.

Вчера, скучая в ожидании полосы, мы с Тимой решили завести ребенка. Чуви оскалился и показал мне свои маленькие средние пальчики.

– Будешь плохо себя вести, поедешь жить к дедушке, – пригрозила я.

Все опять посмотрели на прикорнувшего в уголке Полковника. Полковник снова тревожно всхрапнул во сне.

– Погоди! – вдруг вспомнил Шеф, вдоволь насмотревшись на спящего. Вид полковника подвел его к криминалу. – А этот твой сосед… Макс, верно? Тот бык здоровый…

– Он – не бык! Его мама – учительница литературы. Он книги пачками…

– …связывал и жал от груди, – перебил Долотов. – Большой ценитель Толстого.

Как представитель интеллигенции, он не терпел и мысли, что тип, вроде Макса может тоже уметь читать. И его реплика вызвала соответствующую реакцию у тех, кто ничего, тяжелее стопки романов не поднимал.

– Цыц! Бабы любят спортсменов!

– Он не «спортсмен». Он под Матрицей бегал. У них была своя группировка, – проворчал Долотов. – Полковник же предлагает статью о них написать.

Я покосилась на Полковника и обреченно вздохнула.

– Валерий Михалыч, – ехидно окликнул Шеф. – Псс!.. Агент Смит!.. – он подумал и вдруг сказал. – КАН!

Веки спящего дрогнули и глаза распахнулись, словно у гоголевской Паночки.

– Подлец, убийца и сутенер! – хрипло вскричал Полковник. Заволновался. – Шеф, я же насчет него могу журналистское расследование провести… Я же этого Кана вот так вот возьму! – он сжал кулак в воздухе и потряс, будто чью-то шею. – Вот так-ко вот!..

Шеф окинул его укоризненным взглядом лечащего врача.

Полковник был куда более веселым объектом для насмешек, чем я. Стоило кому-то упомянуть имя Кана, якобы, невзначай, как Полковника рвало на полоски.

Я знала, что в молодости, после того как Диму не продвинули по службе из-за его азиатской внешности, он не сдержался и набил лицо своему командиру. Теперь этот командир сидел напротив меня и все еще жаждал мести.

– Ну, что ты так все горячишься, Михалыч? Спал бы дальше: Полковник спит, планерка идет. Ровинская, ты видела? Вот так, со страстью, надо писать о сексе!.. Поехали дальше.

Но дальше мы не поехали.

 

– Тьфуй! – Полковник махнул на меня рукой, словно обоссаными трусами. – Только знает, что жопой вертеть ваша Ровинская!

Шеф радовался, словно дитя.

– У Ровинской красивая жопа! – заметил Долотов. – Хотя об этом может лучше сказать Тимур.

Тимур очнулся не сразу: он сидел, развалившись на стуле, небрежный и грациозный, как леопард и мечтал о Сонечке.

– Мурр, – сказал он и я благодарно мурлыкнула в его сторону.

– Что я говорил?! – заорал Полковник, взбешенный еще и этим. – С этим двумя невозможно работать! Они же целыми днями только и делают, что шепчутся, обнимаются и шебуршат шоколадками. Ничего не слышно!

– Ай-яй-яй! – посочувствовал Шеф. – Тебе не слышно? Тимур! Полковнику не слышно, как ты шебуршишь Ровинскую!

Полковник побагровел и привстал:

– Мне не слышно интервью, которое я пытаюсь расшифровать!!! Показания свидетелей!

Шеф замахал на него руками.

– Слушай, Михалыч. Если так хочешь писать про Кана, напиши рекламный материал. Что-нибудь героическое, из армейских времен. Например, как Кан переводил старушку через минное поле. Как снял котенка с дерева. Только руками, не из винтовки снял…

Я тихо хрюкнула, представив себе, как Дима лезет на дерево, чтобы спасти котенка. В черном пальто и отдраенных до блеска ботинках. Потом, до меня дошло:

– Он, что опять заказал рекламу?

– С утра позвонил. Сказал, что ты в курсе…

Я глубоко вздохнула и улыбнулась. Видимо, Кан проспался и понял, что был немного несправедлив. В этом весь Дима. Сперва он голубцами в меня плюется и убегает, потом покупает полосу под рекламу и просит, чтоб я пришла.

– Кстати, Ровинская, а зачем он столько твоих книг заказал?

– Пытается культурно расти, – вставил Чуви. – До уровня своего друга Макса.

– Бицуху качает, – пояснил Долотов.

Все разом заржали и загалдели наперебой.

– Ровинская – не Толстой.

– Она пишет легкую литературу.

– Пришлось коробками брать…

– Выродок! Щ-щенок!.. – не унимался Полковник. – Вырастили на свою голову… Он у меня служил…

– Сонечка говорит…

– Сонечка твоя дура!

– Она не дура, она модель!

– Бандитская подстилка!

– Они друзья!

– Она с ним спит! – завывал Полковник. – Спи-и-ит!

Тимур начинал беситься. Шеф улыбался глазами, как добрая фея.

– Михалыч, ты точно не хочешь взять рубрику про секс? Ты мог бы от лица Сони Поповой писать о Кане. Кто-нибудь в курсе, Соня Попова может писать?

– Люди! Люди! Слушайте! Еще газету не до конца обсудили! А у меня интервью, – вмешалась милая, интеллигентная Марина Левинова.

– Да что там обсуждать? Один спорт остался и анекдоты, – сказал Чуви. – Прямо не знаю, что смешнее…

– Тима, – сказала я, – Я передумала. Не хочу я ребенка. Давай этого гаденыша положим между оконных рам?

Тима меня не слушал, но все равно сказал «мурр».

Шеф поднял голову и посмотрел на Тимура. Потом на меня.

– Я знаю, чего твоей рубрике не хватает! – воскликнул он. – Нужен парень для «Sекса». Как Влад Орлов… Щас-щас… Матрица уже есть, знаю! Знаю! «Эквилибриум». Тимон! Ты отныне Тима-Эквилибриум. Сонечка Попова дождется, пока кино выйдет и сразу же поймет, кого потеряла!..

– И Кан, – вставил Чуви.

Под ржание коллег мы с Тимуром тоскливо переглянулись: как тяжело быть трезвыми среди этих невыносимых людей.

Глава 2.

«Список претензий и… тренировок»

– Держи, – сказал Макс, протягивая мне сложенный вчетверо лист бумаги.

Он все еще держался со мной натянуто, но уже не грубил. И тем не менее, почуяв, что я одна, сосед застыл на пороге.

– Что это? – спросила я и протянула руку, стараясь не прикоснуться к его руке, чтобы он не решил, что я его домогаюсь.

– Стихи! – огрызнулся Макс, его взгляд вонзился мне в переносицу, как раскаленный гвоздь. – Набросал вчера в лунном свете, бля…

Трезвость имела один неприятный побочный эффект: приходилось видеть вещи в истинном свете.

– Почему ты так меня ненавидишь?! – спросила я.

И, пожалуй, впервые в жизни, я осмелилась поднять на него глаза.

Красивый, сволочь. Жесткий, холеный… как камень, до блеска зацелованный волнами. Мне тоже хотелось побыть волной… Я спешно отвела взгляд.

– А за что мне тебя любить? – изумился Макс.

Да так искренне, что я не сразу нашлась с ответом. Промямлила, бросая на него короткие взгляды.

– Я не прошу любить меня… Я спрашиваю, что я сделала, что ты меня ненавидишь?

Припертый к стенке, Макс скрестил руки на животе и слегка качнулся накренившись вперед. Постояв немного, он выпрямился и грозно сузил глаза.

– Хорошо! Назови мне хотя бы одного парня, который не ненавидит тебя.

Я вспомнила о Скотте. Почесала затылок.

– Ты не знаешь его…

Макс сардонически улыбнулся.

– А он тебя знает?

Я оскорбилась до слез.

Еще один побочный эффект трезвости. Не так легко принимать открытое хамство за юмор. Когда ты трезвая, то ясно видишь: тебе хамят. И это больно, мать его. Это больно и, не скрою, обидно!

Я крепилась, как могла, но все равно всхлипнула, уткнувшись носом в запястье. Макс, угрюмо отвел глаза и поспешил сменил тему.

– Это план тренировок, – пробормотал он, беря меня за руку и вкладывая в нее листок. – Если не халявить, можно еще килограмма три до февраля скинуть…

Его рука была сухой и горячей. Я выдернула свою, прежде, чем она предательски задрожала. Рявкнула, обозлившись на свою глупость:

– Сколько раз тебя просила: не прикасаться ко мне!

И тут взбесился Максим. Шагнул в квартиру и яростно захлопнул за собой дверь. Пошел на меня, злобно выставив вперед подбородок.

– А то – что? Заразишься от меня чем-нибудь?! Хочешь знать, почему я тебя ненавижу? Вот за это вот. «Ни-пликасайса-каа-мне!» Кто ты такая, мать твою? Принцесса, бля? Нужна ты мне – к тебе прикасаться!..

– Знаю, – сказала я, довольно резво отступая назад. – Я как-то заметила, не переживай!

Макс ни черта не понял, – по его лицу это было ясно, – но сбавил тон.

– Ты на хер мне не сдалась, подруга! Не обольщайся.

– Ты из-за этого меня ненавидишь? – скептически уточнила я.

– Нет, ты – высокомерная, ядовитая сука!.. И это – не комплимент. Ты всеми силами пытаешься высмеять меня и унизить. Твои шутки, блядь, проходят по ватерлинии! Ты ждешь, я буду лаять и хлопать ластами, как гребаный морской лев?

– Тебя я не пыталась высмеивать и тем более – унижать.

– Да, ну? – Макс сел и щелкнул зажигалкой, прикуривая. – Вопрос: «Самое популярное по посещаемости место, после Утеса?» Ответ: «Койка Макса!» Это я придумал, или все-таки, ты?

– Это был комплимент!

– Я был в восторге! – он стряхнул пепел.

– Что унизительного в том, что тебя все девки хотят? – пробормотала я, засунув руки в карманы.

– Глаза, блядь, подними, когда со мной говоришь! – уже почти орал Кроткий. Кто бы ни дал ему эту кличку, шутка не удалась. Он заводился на ровном месте. – На меня смотри, а не в пол! Хочешь говорить со мною начистоту, так подними, мать твою, глаза! Какие, блядь, все?! Ты слепая, блядь или ты считаешь, что эти девки мне комплимент?!

Тут я замялась.

Я не смотрела ему в глаза по той же причине, что выдумывала шутки про посещаемость его койки. Потому что хотела туда попасть. До одури. Потому что боялась, что он поймет. Поймет и со свету сживет своими приколами. Боялась увидеть в его глазах: «Запрос отклонен!»

– Да что ты наворачиваешь, Максим?

– В глаза смотри! – рявкнул Кроткий и щелкнул пальцами. – Живо!

Дрогнув, я бездумно подчинилась приказу.

Наши взгляды встретились и… я поплыла. Его агатово-черные глаза казались бездонными, хищные красивые ноздри дрожали. Я представила на миг, что он дрожит не от злости, а от желания. Представила его глаза близко-близко; его губы на вкус, его горячие большие ладони. Представила себе его тело, всем весом вжимающее мое в матрас.

В голове что-то щелкнуло.

Поясница выгнулась, словно сама собой, бедра напряглись. Я закусила губу, ощутив знакомый жар в районе солнечного сплетения; подавила желание глубоко втянуть в себя воздух. Замерла, как замирает на ходу подстреленная косуля, не в силах отвести от него глаза. Расплавленные внутренности горячими каплями стекали в низ живота. Мускулы напряглись и обмякли. Я всхлипнула горлом и села. Точнее, почти упала на стул.

Изменившись в лице, Кроткий шире раскрыл глаза…

Волшебство кончилось.

Я выдохнула, Макс судорожно вдохнул.

Он так и сидел, не двигаясь. Словно его копьем к стене пригвоздили. Широко распахнутые глаза, приоткрытый в удивлении рот. Я перевела взгляд на его ладонь, лежавшую на столе. Сигарета в пальцах чуть дрогнула.

Столбик пепла упал на клеенку. Мое лицо вспыхнуло до самых ушей.

– Уходи, – хрипло каркнула я, отвернувшись.

Макс молча встал, послушный, как робот. Встал, повернулся и, тяжело ступая на пятки, вышел.

Глава 3.

«Койка Макса и прочие городские достопримечательности»

Насчет того, что его кровать – как Утес над Амуром, ибо там побывали все, я не врала и не преувеличивала.

Макс был блядвом.

На этот счет ни у кого не возникало сомнений. Трудно оставаться в неведении, живя бок о бок в панельном доме. Трудно не слышать, когда в соседней квартире начинает плясать кровать. И еще сложнее, – когда через тонкую, как фанера стену, доносится мужское рычание и стонущее сопрано.

Мы с девочками сидели на стульях, словно три парки и слушали, мечтательно поедая попкорн.

Макс был в ударе. Кровать буквально билась о стену. Женщина стонала и плакала. Макс рычал, словно Минотавр. Я шутила, подыхая от зависти.

Как же мне хотелось быть там, ощущать всем телом его тугое мускулистое тело. Смотреть в черные матовые глаза. Гладить пальцами шерсть на мощной груди. Но я сидела по ту сторону стенки, не нужная и шутила над девушкой, которая была сейчас с ним.

Когда кроватные пружины затихли, мы еще долго сидели, не в силах встать.

– Боже… – выдохнула я, не сдержавшись. – Боже! Какой мужчина…

– Фу! – сказала Бонечка. – Он же проститутка.

Она никак не могла понять, что некоторые занимаются сексом абсолютно бесплатно. Просто для удовольствия.

– Пойдемте, тоже покурим, – сказала Ирка.

Ее заметно коробило, и я понимала, что это не из-за Макса. Из-за меня. После того разговора на кухне мне не всегда удавалось скрыть, что я чувствую. Ей это отчего-то не нравилось.

Мы поднялись и на цыпочках переместились на кухню. Прикурили, чуть не стукнувшись лбами и выдохнули, словно пережили то же блаженство, что и партнерша Макса.

– М-да, – сказала Богданова, выпуская из ноздрей дым.

– Да, уж, – поддакнула Ирка.

– Вы понимаете, что во всем Хабаровске, осталось лишь три не оттраханные им женщины? – никак не могла успокоиться я. – Мы!

– Зато, он покупает продукты и квартплату с нас не берет.

– Ну, и?.. Мы ему готовим, стираем, гладим и делаем уборку, сразу на две квартиры! Как жены: жратва и работа, а секс – андэ.

– Ты готова платить за квартиру, чтобы с ним разочек потрахаться? – уточнила Бонечка.

– Иногда, – допустила я, но тут же поправилась: – Иногда мне кажется, что мы – неликвид, который даже Макс не хочет…

Они умолкли.

Если взглянуть на все с этой стороны, выходило на самом деле обидно: Макс был из тех парней, которые трахают все, что движется. А что не движется, они толкают ногой, и все равно трахают. Иногда я видела, как из его квартиры выходило нечто Такое, что я со двора на окна заглядывалась: не растет ли на подоконнике Аленький цветочек.

– Может, он нас просто не хочет терять, как друзей? – возразила Богданова, которая была категорически не согласна считать себя неликвидом. – Ведь он же нас любит. Как подружек! Ну, кроме тебя… Тебя он никак не любит.

– Пошла ты! – я залпом допила остатки вина.

– У тебя сведения устарели, – Ирка все еще боялась, что я опять запью и сорву рекламную кампанию. – Он теперь относится к ней намного лучше. С тех пор, как она перестала пить с тобой и стала похожа на человека. А теперь, когда она еще абонемент в фитнес-клуб купила…

Я промолчала.

Ничего я не покупала. Это Макс, подарил мне абонемент, попросив не говорить девчонкам. Когда я попыталась сказать ему, что это – довольно-таки дорогой подарок, он замялся и понес такую херню, что я просто взяла абонемент и сказала «спасибо».

– Ну, да, – прокашлялась Бонечка. – Он еще лучше к ней отнесется, узнав, что она готова ему давать просто так, без намека не отношения. Фу-у, как можно просто так трахаться, если знаешь, что он никогда не женится?

Я не ответила.

Мысль, как именно можно трахаться с Максом, не давала покоя. Меня лихорадило. Хотелось кричать и плакать.

 

– Неужели тебе никогда не было интересно с ним переспать? – спросила я Бонечку.

– Нет, конечно! А тебе, Ир?

– Пфф!.. Нет! Но, я вам могу по секрету сказать, он в порядке, – сказала Ирка. – Одна моя подруга была без ума и до сих пор его всем рекомендует.

– Он же бабник! – напомнила Бонечка. – БАБ-НИК!

– Именно это и делает его хорошим любовником: опыт, – парировала она, но тотчас же спохватилась. – Не для меня, но чисто теоретически.

– Ты просто никогда не трахалась с таким парнем, от которого захватывает дух! – заключила я. – Иначе, тебе бы тоже хотелось практики.

– А ты, можно подумать, трахалась!

Я мечтательно вздохнула в ответ: Скотт тоже был бабником. Ну, так что с того?.. Запертые воспоминания хлынули, разбив опечатанную дверь. Ожило вдруг в памяти крепкое, тренированное тело; его ласки, дикий безудержный секс; истерзанные простыни…

– Лен, перестань слюной капать, – неправильно истолковав мои мысли, Бонечка деликатно, подбородком указала на стену. – Ты забыла, как он девушек по утрам выпроваживает?

Я помнила.

Но память о плечах Скотта вытесняли воспоминания о плечах Макса. А его глаз я даже не помнила, зато помнила глаза Макса. Точнее то, как расширились у него зрачки, когда наши взгляды встретились. И как у него подрагивали ноздри, когда мы стояли в предбаннике, держась за пластиковую карточку-абонемент. И запах его горьковатого парфюма. Пьянящий, как дым сгоревшей листвы.

– Значит, они его не цепляют…

– А ты – зацепишь! – съехидничала Богданова.

Я повернулась, чтобы припечатать ее ответом к стене, но кровать в соседней квартире скрипнула. Как примадонна, пробующая акустику в незнакомом зале. Несмело издала первый стон…

Я отчетливо представила себе широкую мускулистую спину. Порхающие по ней ладони. Тонкие, узкие… и встала, притворно зевнув в свою.

– Пойду спать, надоело…

Глава 4.

1  2  3  4  5  6  7  8  9  10  11  12  13  14  15  16  17  18  19  20 
Рейтинг@Mail.ru