Как только стрела Светоча была помещена внутрь коня – прошла через отверстие между ушами, пластинами брони – из ноздрей и глаз Сакрала вырвался яркий желтый свет. Раздался скрежет металла – конь переступил мощными длинными ногами, выбивая искры из-под копыт.
– О, Тангор, – прошептала я, не в силах отвести глаз от этого невероятного создания.
Никогда в жизни не видела ничего более совершенного.
Акар с легкостью взобрался в седло и протянул мне руку.
– Иди ко мне, Тея.
– А что будет с Остроком?
– Ничего. Чтобы вулкан остыл потребуется много времени.
Моя рука оказывается в прохладной ладони Акара, а затем он помогает мне взобраться на коня и усаживает перед собой, бережно обнимает одной рукой, а второй перехватывает поводья.
– Он… быстрый? – теряя голос от волнения, спрашиваю я.
– Быстрее ветра.
Он бьет коня под ребра, и тот с места пускается вскачь.
Мы несемся по коридорам дворца так стремительно, что я жмурюсь от ветра, который летит в лицо. Кладу ладонь поверх руки Акара, которой он держит меня, убеждаюсь, что не отпустит, я в полной безопасности.
Сакрал чувствует своего хозяина. Они – единое целое. Особенно сейчас, когда конь лавирует между каменными великанами, встречающимися по пути.
Наконец, мы скачем к зеркалу, через которое два дня назад попали во дворец, и меня охватывает тревога и сомнение. Я сильнее, чем следовало сжимаю пальцы, цепляясь за руку Акара, и он натягивает поводья, заставляя Сакрала остановиться.
– Ашарес, собери отряд, – приказывает хозяин гор, и я вижу, что в тронном зале в поклоне склонился бессмертный: – За грядой есть души?
– Сегодня слишком тихо, мой повелитель, – отвечает драгманец, – на рассвете мы нашли много следов к северу от гряды, но больше ничего.
– Двадцать камней, – спокойно приказал Акар, – из отряда антрацита. И лучники. Убивать любого, кто приблизится.
Эти слова напомнили мне о том, что хозяин гор, в первую очередь, воин.
Он прижал меня плотнее, так что я почувствовала напряжение мышц на его груди и животе. Прижал так, будто опасался, что кто-то посмеет посягнуть и даже просто посмотреть, будто и это было запрещено. Будто он был моим всем, а я принадлежала ему, как любой его раб.
Двадцать каменных воинов выступили первыми, и лишь потом Акар пустил коня.
Сакрал выпрыгнул из зеркала в искрящийся снег, и меня ослепило утреннее солнце. Снегопада не было. Не было даже ветра.
Тяжелые копыта заскрежетали по камню – конь резво прыгал в снегу, будто был способен радоваться свободе после долгих лет заточения.
Я вдохнула полной грудью, оглядывая горы и степь за ними. Плотный нетронутый снежный наст сиял россыпью алмазов.
Акар натянул поводья, успокаивая коня, пустил его шагом – я услышала, как приятно хрустят снежинки.
– Конь зависит от тебя? – озвучила я догадку: – Ощущает твои желания?
Акар тихо смеется мне в волосы.
– Думаешь? – и продолжает, растягивая слова: – Сейчас мои желания очень порочны, Тея.
Каменные воины рассыпались по периметру, лучники заняли позиции в горах.
Какое-то время конь шел шагом, а я ощущала ветер в волосах и подставляла лицо солнцу.
Я почувствовала ладонь Акара на животе, и мне следовало сказать ему снова: «Эй, убери руки!», но я не сделала этого. И не хотела себе признаваться, почему.
– Можно? – робко спрашиваю и тянусь к поводьям.
Сакрал тотчас ведет ушами и замирает, почувствовав перемену.
– Покажи ему, что ты хочешь. Дай ему почувствовать, что ты главнее, – Акар положил свои руки поверх моих: – Не бойся.
Сердце стучит громко, заглушая все, даже собственные мысли, от которых хочется бежать на край света.
Акар слегка ударяет коня, заставляя того перейти в галоп.
– Крепче, Тея, – приказывает он, и я сжимаю поводья, тяну в сторону, и Сакрал уходит вправо по дуге, набирая темп.
Мы несемся вдоль горной гряды. Морозный ветер шумит в волосах и холодит кожу.
Впереди нетронутая степь, затянутая сверкающей снежной коркой.
– К озеру! – приказывает Акар.
Я натягиваю поводья – Сакрал недовольно ведет головой, показывая норов. Выдувая воздух, он замедляется и неспешно бежит к озеру.
Наше отражение плывет по ледяной блестящей глади. Вокруг озера торчит сухой редкий кустарник.
– Лед достаточно крепкий? – спрашиваю я.
– Не стоит рисковать.
Нам нужно возвращаться, потому что мы довольно далеко от входа во дворец. Мы здесь одни.
Я останавливаю коня – он нетерпеливо гарцует.
– В Молберне мы с Льяной каждую зиму катались на озере. Очень похожем на это, – во рту ощущается обжигающий холод льда, когда я вспоминаю, как мы с сестрой летели на коньках наперегонки, глотая злющий ветер.
– С кем?
– Льяна – моя младшая сестра. Ей семнадцать, – и смеюсь: – Мы катались до изнеможения, пока не переставали чувствовать ноги. Погоди, – я спрыгиваю с коня.
Передо мной стелется горный камень, а после толща прозрачного льда, пронизанная белыми трещинами, словно плоть жилами. В детстве мы с Льяной слушали голос воды, прислонив ко льду ухо.
Я быстро спускаюсь к озеру, и слышу позади:
– Девчонка, назад!
Акар такой серьезный, что я назло хохочу и выскакиваю на лед. Оборачиваюсь, потому что горный дух страшно ругается и спешивается. Он замирает на берегу и с беспокойством глядит, как я скольжу по льду. Это забавно, надо сказать.
Поскальзываюсь, падаю на спину и смеюсь в голос. Небо глубокое, и облака плавают в нем пышной пеной. Если смотреть в небо долго, можно почувствовать, что летишь в бездну.
– Тея! – вместе с окликом Акара раздается треск льда.
Я приподнимаюсь и смотрю, как подо мной расползаются трещины.
– Замри! – голос Акара рассерженный и строгий: – Медленно перевернись на живот и… – Наперекор его приказу, я подскакиваю и бегу по ломающемуся льду. – Твою мать!
Запоздало вспоминаю, что со мной нет рэйкона, а значит, я не так уж быстра. И точно простужусь, если попаду в воду.
– Акар! – лед под ногами трескается, и я прыгаю в руки горного духа и врезаюсь в него со всего маху.
– Глупая девчонка… – слегка отшатывается он, притягивая меня крепче и обнимая, – это не смешно.
– Нет, – я мотаю головой, но меня почему-то разбирает смех. – Ты испугался?
– Что? – вскидывает он брови. – Нет.
– Ты бы видел свое лицо, Акар.
Его дыхание учащается. Он опускает ресницы и смотрит на мои губы, а затем мне в глаза. Желваки на его щеках ходят ходуном.
– Проклятье, – это самое невинное из его ругательств.
Он припадает к моим губам, сладко целует и стонет от удовольствия.
Это мучительно приятно.
Во мне снова восстает страх. И, кажется, я понимаю, чего боюсь. Прозреть, святой Тангор! Увидеть в злом и жестоком духе Зазеркалья мужчину. Обмануться и влипнуть сильнее, чем сейчас!
– Акар… – срывается стон.
Он нежно обхватывает мои щеки ладонями и тяжело дышит.
– Тея, я хочу тебя, – смотрит мне в глаза, почти касаясь любом моего лба.
Эти слова не просто пугают, они вызывают во мне волну жара, сдавливают легкие и пульсируют в животе.
– Надо возвращаться, – говорю ему.
– Да, – мягкий шепот.
И больше он не говорит ни слова, но дышит мной, закрывает глаза и сглатывает.
***
Мощные удары копыт, скрежет камня, дыхание стужи – я чувствую все так остро, будто сердце у меня забилось только сейчас, будто та пустота внутри, где десять лет жил рэйкон, вдруг заполнилась теплом.
Я направляю Сакрала в горы, чтобы он опять обрел покой на многие тысячи лет.
Каким было Зазеркалье, когда еще не было кровавой битвы между Эморой и Тангором, когда богиня еще не вздумала уничтожить мир людей руками Акара. Ведь именно он был на той фреске в Замке встреч. Он и его воинство, которое сейчас безмолвно дремлет в недрах Железного дворца, некогда почти истребили нас по приказу богини.
Акар мог бы уничтожить весь наш мир, если бы не Тангор.
Было ли Зазеркалье миром грез, наполненным волшебством?
Что таилось в Пустоши, и почему она навеки превратилась в ледяной склеп для людских душ?
Акар неожиданно сжал мои пальцы, до боли – я вскрикнула.
Над моим ухом свистит первая стрела – вонзается в шею Акара и пробивает насквозь.
Он натягивает поводья, и Сакрал мотает головой, сбиваясь с шага, но замедляется.
Тотчас раздается пронзительный волчий вой, а затем целый град из стрел проносится в воздухе, и Акар сбрасывает меня с лошади в снег. Я чудом уворачиваюсь от выступающих в почве камней и перекатываюсь на живот, чувствуя, как шумит в голове кровь. В землю рядом со мной вонзается стрела, я машинально дергаю за древко и вижу прозрачный наконечник, сверкающий острыми гранями – алмаз.
В горах чудовищно ревет какое-то животное.
Перед глазами у меня мутнеет, но я поднимаюсь на ноги.
Сквозь пелену я увидела, как Сакрал встал на дыбы в окружении стаи волков. Меня оглушает лязг железа и камней, стоны, волчье рычание и лай.
– Дерион, – не кричу, а шепчу.
Прыжками по снегу бежит неизвестный рогатый зверь – чудовище, покрытое шерстью. Он делает рывок и вышибает Акара из седла, сцепляется с ним клубком и катиться по снегу. А следом со всех сторон ссыплются волки, раздирая горного духа на части, всадники – пять человек – мечут в него стрелы: одну за другой.
«Я почти неуязвим…» – вспоминаю я слова Акара. Почти. Но уязвим?
Я вижу лишь черную мантию, которая кусками летит в разные стороны.
– Хватит! – мой голос оглушает даже меня, он чужой, проникнутый болью, почти безумный.
Бросаюсь вперед, но падаю от острой вспышки боли в ноге.
Мне так страшно, что я почти не дышу. Перед глазами темнеет, а сердце бьет на разрыв.
Несколько всадников пленяют Сакрала. Конь скачет и брыкается, разрывая веревки, что беспрестанно накидывают ему на шею.
Незнакомцы все в белой амуниции: плащи, сапоги, дублеты. На груди и руках сверкают латные доспехи.
Сакар топчет их нещадно, и они с криками отползают в стороны. Лишь одному из них удается взобраться в седло, он просовывает руку между черными пластинами на шее коня и резко выдергивает Светоч – в глазницах Сакрала гаснет пламя. Светоч горит и пульсирует в руке незнакомца, но не обжигает.
Я бегу, невзирая на боль, а в голове лишь одна мысль: «Он ведь жив? Он же бессмертен!»
Между тем, раздается рев боли – чудовище вскидывается. Его пасть вся в крови. Волки продолжают рычать и бросаться в клубок тел, а затем отползают окровавленные и изнеможенные.
Я вижу, как всадник, забравший Светоч, снимает с седла большой прозрачный лук, и догадка бьет меня в самое сердце – Сельвум.
В этот момент раздается скулеж – меч Акара сверкает, острие пронзает сначала зверя, а затем волков одного за другим. Горный дух поднимается из-под них, сбрасывая с себя, точно щенков. Рубит безмолвно, безжалостно, мощно – брызги крови летят в разные стороны. Акар обламывает стрелы, торчащие из его груди, вырывает и те, что засели в шее.
… а всадник уже натягивает тетиву. Стрела звенит в его руках.
Я резко выдергиваю кинжал и бросаюсь на незнакомца.
– Тея!
И будто прихожу в себя – в один миг. Понимаю, что передо мной Ха-шиир. Он выбивает кинжал из моей руки и изумленно смотрит мне в глаза. Секунда, и он осознает, что я пыталась сделать. Серые глаза затапливает мрак.
Он снова натягивает тетиву и целится. Теперь его лицо сурово и сосредоточено, брови сдвигаются над переносицей.
– Встань мне за спину, Тея! – рявкает он, а затем кричит: – Стой, где стоишь, хозяин гор!
К моему изумлению все звуки стихают.
Акар, за спиной которого корежатся от боли волки, останавливается и смотрит на драгманца. Его губы вдруг трогает усмешка, такая злая и холодная, что даже я сжимаюсь от страха. Сейчас Акар в одной из своих лучших ролей – убийца, свирепый и беспощадный. Но он не двигается.
– Ха-шиир! – бросаю я.
– Иди сюда, Тея! – драгманец напряжен и не спускает с Акара глаз.
И снова я смотрю на горного духа, но в этот раз разрешения не спрашиваю, потому что взгляд Акара красноречив – он не отпускает.
– Тея, – говорит Ха-шиир, – чтобы он не сделал, как бы ни обидел тебя, ты будешь отмщена, клянусь. Иди ко мне, милая.
– Ха-шиир, – шепчу.
Он бросает на меня короткий взгляд, а затем снова глядит на Акара. Его пальцы, которыми он держит оперение стрелы, начинают дрожать.
– Тея, – голос звучит сипло: – ты исполнила свою часть сделки и смогла сбежать. Светоч у нас. Все остальное ты забудешь очень быстро. Я сделаю все, чтобы забыла, – он пытается меня утешить: – Иди сюда, моя славная девочка. Все уже позади. Не бойся его.
Акар делает шаг, и Ха-шиир вскидывает лук.
– Свою часть сделки? – внезапно Акар начинает смеяться: сначала низко и тихо, а затем громче.
Его взгляд такой злой, в нем исчезает все, что я видела прежде: никакой теплоты или человечности. Он ровно такой, какой был в первую нашу встречу – безжалостный.
И Ха-шиир разжимает пальцы – стрела свистит, разрезая воздух, и глухо, но весомо пронзает грудь Акара, входя плотно, пробивая и защиту, и его тело. И он припадает на одно колено, упираясь мечом в землю. Его волосы падают на лицо, и он тихо рычит, сжав зубы от боли.
Ему больно…
Мне больно…
Так больно, что я хватаю ртом воздух, дергаюсь к нему, но Ха-шиир обхватывает меня, разворачивает к себе, обнимает лицо ладонями.
– Все хорошо, Тея, – шепчет. – Эта стрела медленно убьет его.
– Нет, – голос так тих, что Ха-шиир разбирает ответ лишь по шевелению моих губ.
– Оруэн доставит тебя в лес, – драгманец стирает с моих щек слезы. – Он слуга Дериона.
– Ха-шиир, пожалуйста, – в груди печет, я плачу навзрыд и голос исчезает.
– Оруэн! – кричит драгманец. – Забери ее! Быстрее!
Меня обхватывают чужие руки.
Я вижу, как Ха-шиир снимает топор с пояса и идет к Акару.
Все холодеет у меня внутри.
Я пытаюсь кричать, но голос лишь тихо сипит, и тогда брыкаюсь, но незнакомец тащит меня к своей лошади.
Я вижу, как Ха-шиир замахивается. Он бьет снизу вверх по лицу Акара, и раздается скрежет. Горный дух не падает, лишь пошатывается, и тогда Ха-шиир бьет снова, толкает Акара ногой, пытаясь повалить его.
В глазах у меня темнеет. Я обмякаю в руках незнакомца, ощущая, как болит каждая клеточка моего тела, как она наполняется ужасом, как из-под ног уходит земля.
Я просыпаюсь резко, точно от тычка под ребра, пытаюсь вскочить на ноги, дергаюсь, оказываясь в чужих руках и шепчу: «Акар!»
Шепчу, но голоса нет.
Передо мной возникают серые глаза Ха-шиира. И глаза эти наполнены беспокойством за меня, горьким сожалением и нежностью.
– Дева, – за его спиной я вижу Дериона, облаченного в белые одежды и белую, расшитую камнями мантию.
Он невредим, даже царапин нет. Неужели раны на его теле затягиваются так быстро? В том, что именно он был зверем, который вышиб Акара из седла, сомнений нет.
Одного взгляда хватает, чтобы понять – мы в Алмазном дворце.
Ха-шиир садится на кровать, которая завалена белоснежными перинами. Дерион торопится сесть с другой стороны постели.
– Теперь вы в безопасности, мое сокровище, – говорит он. – Больше вам не нужно опасаться моего брата. Забудьте о нем.
Я замираю, закрываю глаза и делаю глубокий вдох.
– Ей нужно отдохнуть, – произносит Ха-шиир. – Я не представляю, что она пережила там, с ним, – и задыхаясь от внезапной вспышки гнева: – убью его!
Дерион и берет в теплые ладони мою руку.
– Ты еще хочешь сохранить ему жизнь, после того, что он с ней сделал? – понизив голос, шипит драгманец.
– Акар мне брат, – мрачнея, отозвался Дерион. – Он сотворен таким. Жестоким. Но Кузница нужна нам, и Акар нужен в Пустоши.
– Но это не значит, что его нельзя убить?
– Не думай, что это так просто. Если Светоч оставить в его теле, он умрет, конечно. Но его смерть будет очень долгой. Острок тоже начнет постепенно гаснуть. Это займет некоторое время, но души Пустоши могут доставить нам неприятности уже сейчас, а я потерял почти всех волков.
Я молча слушала их разговор, изумляясь, как за эти три дня они настолько хорошо поладили.
– Ты должна еще поспать, Тея, – мягко произнес Ха-шиир, касаясь пальцами моей щеки.
Яркой вспышкой возникло воспоминание, как он бьет Акара по лицу, и я резко дернулась от этого прикосновения. Ха-шиир замер, нахмурился и, растолковав мою реакцию как-то по-своему, тихо выругался.
– Нет, я все-таки убью его, – произнес он в сторону и поднялся.
Дерион склонился ко мне:
– Тэя, к вашим услугам мой помощник, Оруэн, – он поднес мою руку к губам и поцеловал холодные пальцы.
Указал кивком головы на молчаливого, невзрачного юношу, который стоял чуть поодаль. Светлые волосы и серо-голубые глаза выдавали в нем жителя Меясы.
– Он побудет с вами, моя королева. Любая ваша прихоть будет исполнена им беспрекословно, – лесной король тепло мне улыбнулся: – Вы знаете, как вы дороги мне, – и хотел погладить меня по волосам, но я дернула головой.
Дерион и Ха-шиир молча удалились, а я осталась вместе с очередным бессмертным и молча оглядела себя, понимая, что я все еще в черном мундире и брюках. Сапоги с меня стянули прежде, чем уложить в постель.
На изящном деревянном столике, покрытом белой краской, стоял поднос с ягодами и фруктами, графин с водой и стаканы. Я первым делом налила воду и жадно выпила.
Мысль о том, что Акар страдает от боли невыносима.
Представляю, как он зол. Да он, наверняка, в бешенстве. И, если освободится, убьет каждого, кто приложил руку к его пленению.
Я спустила ноги на пол и надела сапоги. В это время Оруэл безотрывно и удивленно глядел на меня.
– Ты из Меясы, верно? – задала я вопрос и поняла, что голос все еще сипел и не слушался.
Юноша кивнул и стыдливо опустил взгляд. Ему было неловко из-за моего присутствия.
– Сколько я здесь проспала?
– Со вчерашнего дня, госпожа.
Значит, осталось всего три дня. Скоро часы на башне пробьют последний раз!
– Ты можешь отвести меня к Акару? – мой вопрос вынудил Оруэна застыть от ужаса: – Ты знаешь, где его держат?
Губы юноши нервно дернулись.
– Его величество будет недоволен.
– Это всего на пару минут, а потом можешь сообщить обо всем Дериону.
Юноша нехотя согласился.
– Двери в Алмазном дворце заколдованы, – сказал он. – Вам нужно только захотеть, госпожа, и вы окажетесь в темнице. Но учтите, его величество сразу почувствует ваш переход.
– Спасибо.
Я подошла к двери и взялась за ручку. Боль в ноге не ушла, а напротив стала резче, налилась тяжестью. Но, когда я представила, что увижу Акара, я сразу забыла о ней. Готова признать, что заглянуть в его глаза после всего произошедшего очень волнительно. Нет, это смертельно страшно.
Почти как в ту ночь, когда я просочилась сквозь Атхор в Замок встреч из Мертвого леса. Или, когда впервые встретила Акара, сидя на бортике старого колодца в саду. Нет, страшнее всего мне было, когда он первый раз меня поцеловал.
Я резко дернула за ручку, распахивая дверь, и переступила через порог, сразу погружаясь в нестерпимый холод.
Помещение было разделено на две зоны решеткой. Одна из них – узилище.
Привыкнув к полумраку, я увидела пленника.
Дерион решил, что недостаточно уязвил его, просто заточив в Алмазном дворце. Акар стоял на коленях и был прикован цепью. Его шею сдавливал ошейник, от которого к стене тянулась толстая алмазная цепь. Руки тоже были зафиксированы за спиной. В его груди все еще торчала стрела, но больше не пылала, а тлела углем.
Акар вскинул голову: бледен, по подбородку изо рта тянется тонкая струйка черной крови.
– Свою часть сделки, – хрипло припомнил он, припечатав меня взглядом. – Вижу, что ты выполнила эту часть превосходно.
Он был без мантии и без меча. Но все-равно не выглядел поверженным.
Под его сердитым взглядом я сразу стушевалась и бросила глупое оправдание:
– Я хотела выкрасть Светоч. В обмен Бороган позволил бы мне войти в покои богини. У меня осталось всего три дня, чтобы найти выход отсюда.
– Думаешь найти его в спальне Эморы? Поверь, если бы он там был, я бы заметил.
Разумеется, он знает там каждый уголок.
– Ты не мог держать меня силой в своем дворце, Акар! – наконец, выдыхаю я с таким жаром, будто только это меня и волновало. – Почему бы вам, духам Зазеркалья, не перестать враждовать?
– Просишь меня об этом сейчас? – ухмыляется он. – Они посмели пленить меня. И кто придумал все это, Тея? – его черные глаза щурятся: – У тебя есть выбор, лгунья. Не такой сложный, как ты думаешь, – он наклоняется вперед, и цепи, которые его сдерживают, зазвенят от натяжения: – Попытаться, как можно быстрее меня прикончить, потому что, как только я убью твоих защитников, я сделаю тебя своей шлюхой.
Я отшатываюсь назад, уязвленная его словами до глубины души.
В этот момент за моей спиной раздается хлопок двери, и я бросаю взгляд через плечо. Сначала входит Дерион, и выражение его лица говорит само за себя: он страшно недоволен. Ха-шиир, который появляется вторым, и вовсе кипит от злости.
– Вам не стоило, моя госпожа, приходить сюда, – Дерион набрасывает мне на плечи белую шубу, спасая от холода.
Ха-шиир, между тем, подходит прямиком к решетке, глядит на хозяина гор с ненавистью и предлагает мне:
– Если хочешь, всади в него пару стрел.
Акар, слыша это, улыбается шире.
– Давай, Тея, – говорит он одобрительно.
– Не смей говорить с ней! – взрывается Ха-шиир. – Не смей обращаться! Даже думать о ней не смей!
– Я буду думать о ней, драгманец, – тихо, с наслаждением произносит Акар, – особенно вспоминать вкус ее губ.
Я услышала, как Ха-шиир зашипел, резко выдыхая.
– Перестаньте! – вырвалось у меня. – Когда я соглашалась на сделку с Бороганом, я не знала, что, если забрать Светоч, Острок потухнет, и это погрузит все Зазеркалье в вечный холод. И я не думала, что из Пустоши сюда хлынут безумные души.
Лесной король долго смотрит на меня, а затем поднимает взгляд и глядит на брата.
– Значит, ты не рассказал ей?
– Заткнись! – мрачно бросает Акар.
– Ты не сказал ей, что сам повинен в том, что происходит за грядой? Может, ты просто не хочешь, чтобы она знала? – Дерион сцепляет руки за спиной и медленно движется к решетке, замирает, величественно расправив плечи и вскинув голову: – Ты не сказал, что убил так много людей, что потерял им счет? Что ты не просто исполнял волю Эморы, но исполнял с радостью и наслаждением? – и он коротко взглянул на меня: – Он не рассказал вам, любовь моя, что Пустошь не всегда была такой?
– Нет, – отвечаю тихо.
– Когда Тангор ослаб и потерял память, Эмора изгнала его и приказала Акару уничтожить все его творения. И он уничтожил. Всех. До единого.
– Но… – изумленно пролепетала я. – Мы ведь остались живы. Тангор спас нас.
– Тангор спас жалкую кучку людей. Он успел переправить вас через зеркала. Так возникла Драгма и Меяса. Но те, кто остался, были убиты.
– Мы жили здесь? – не поверила я. – Люди?
– Да. За грядой. Это была ваша земля. Единый народ. И в вас струилась магия. Эта магия плотно связана с этим местом, Тея.
– Мы жили рядом с богами, – произношу я и поднимаю взгляд на Акара: – почему Эмора захотела нас уничтожить?
– Потому что вы лицемерны, – вдруг сказал он. – Лживы и порочны. И теперь я понимаю, как она была права.
Я сделала шаг к решетке, и все трое мужчин дернулись: Дерион, чтобы защитить меня, Ха-шиир, чтобы оградить от Акара, а последний, чтобы позабавиться.
– Если ты передумаешь, Акар, – со злостью выговариваю ему, – если захочешь помочь нам, если тебе нужен мир после всего, что ты сделал, просто скажи.
Когда я пошла к двери, мне в спину прилетел лишь его злой смех.