Елена Паленова
Не злите ведьму. Сказочная работёнка
Глава 3. Важные решения
Олег Григорьевич Карпунин – личность выдающаяся и за многие из моих бед ответственная, но он не один во всём виноват. У него просто возможностей больше, чем у других членов этой треклятой семейки. Орать на него одного – только время тратить. Я даже не раздумывала, когда вслед за его именем назвала блюду с голубой каёмочкой ещё два. И доставило их блюдо в такой же последовательности – сначала Олега Григорьевича, потом старшего сына и младшего.
Ой, умора, честное слово. Олег Григорьевич, судя по всему, культурно отдыхал, когда ему вздумалось позвонить Власову с угрозами и предупреждениями. Он материализовался на блюде одетым только в плавки. В курчавых седых волосках на старческой груди запутался кусочек тонкой водоросли – дедуля явно в речке недавно купался. В одной руке он держал шампур с готовым шашлыком, аромат которого сразу же распространился по гостиной, а в другой – полную рюмку чего-то коричневого. Вроде бы коньяка, но не факт. Картина маслом – на журнальном столике стоит увеличившееся в размерах блюдо, а на нём с торжественным выражением лица восседает подвыпивший дедок в труселях. Он, видимо, тост какой-то хотел толкнуть, но увидел сначала свирепую меня, а потом сердитого Власова. Осмотрелся, громко сглотнул и после этого смог только поздороваться.
Дальше было ещё веселее. Блюдо раздалось в длину и стало толще, а потом выдало мне ещё двух Карпуниных – по левую и правую руку от их папеньки. Артур появился в камуфляжных штанах, чёрной футболке и синей кепке. Он внимательно разглядывал какую-то карту и не сразу понял, что что-то вокруг него изменилось. А Мирон был одет в деловой костюм и с кем-то разговаривал по телефону. Увидев меня сквозь линзы своих очков, он вежливо пообещал телефонному собеседнику перезвонить позже и счёл необходимым спросить:
– Какого чёрта?
– Лысого, – сразу же ответила я.
Артур оторвал взгляд от карты и тупо уставился на Власова, который хоть и не знал, что я намерена делать с этими гостями, но на всякий случай встал рядом со мной, скрестил руки на груди и грозно нахмурился. Олег Григорьевич пребывал в состоянии приятного подпития, вследствие чего соображал туговато. Он всё-таки опрокинул в себя содержимое рюмки, понюхал шашлык и закрыл глаза. Открыл их, убедился, что происходящее ему не мерещится и только тогда попытался напустить на себя дежурную важность. А я сковала всех троих заклятием неподвижности, чтобы они не вздумали разбегаться, и заявила:
– Короче, так, уважаемые господа Карпунины. У меня к вам есть множество серьёзных претензий, поэтому я сейчас буду говорить, а вы всё внимательно выслушаете и усвоите с первого раза. Повторять ни для кого не стану. Если ещё хоть раз хоть один из вас попытается даже подумать в сторону моей семьи, вы все трое превратитесь в маленьких жирных кабанчиков. Вот в таких.
Для демонстрации своих возможностей я выбрала Мирона, хотя он был виноват передо мной меньше других. Рассчитала силу заклятия так, чтобы оно затронуло только тело превращаемого, но не разум, и щёлкнула пальцами. Деловой костюм опал на блюдо, из вороха дорогой ткани послышалось жалобное «Уи-и-и!», а потом оттуда высунулся и хрюкнул серый пятачок.
У Артура глаза округлились и наполнились неподдельным ужасом. Олег Григорьевич удивлённо приподнял бровь и спросил:
– Девочка, ты в своём уме? Ты соображаешь, кому пытаешься угрожать? Бессмертной себя возомнила?
Шампур с шашлыком и пустая рюмка упали на пол, а рядом с Мироном захрюкал, путаясь в мокрых плавках, ещё один кабанчик – миленький такой, полосатенький. Из человекообразных собеседников у меня остался только Артур, но его внутренний голос, кажется, к этому моменту уже вовсю глотку вопил о том, что спорить с рассвирепевшей ведьмой себе дороже. Этого Карпунина я тоже превратила в поросёнка – пусть прочувствует, что я не шучу.
– Эль, не перегибай, – тихо попросил Власов.
– Тебе их жалко что ли? – удивилась я. – Из них троих я только Мирону не хочу свернуть шею, потому что он не слишком сильно успел мне насолить. Один убить пытался год назад, другой недавно тамбовским ментам взятки раздавал, чтобы меня посадили за твоё убийство. Это разве люди? Свиньи они и есть. Они же ни с кем не считаются. Ты сам пять минут назад говорил, что мы для них не ценнее мусора. Так почему я должна относиться к ним иначе? Пусть поймут, что безнаказанности больше не будет. Похрюкают минут пять, прочувствуют свою свинскую суть, а потом пусть катятся на все четыре стороны. Я сейчас ещё и Фросю попрошу кое-что у этих хрюканов в головах подправить.
Сказала – сделала, хотя поросята протестующе визжали. Обездвиживающее заклятие на людей было рассчитано, и после превращения оно действовать перестало, но я ограничила свинтусов в возможности беготни пределами блюда. Позвала кикимору и попросила её нашептать всем троим, что они относятся ко мне и Власову с безграничным уважением и врагами нас не считают. Именно так. Страх делает противника опасным и непредсказуемым, а уважение позволяет трезво оценивать собственные слабости. Я не хотела, чтобы Карпунины меня боялись, потому что с перепугу в их головы могла прийти мысль о расправе.
Когда Фрося закончила шептать, я вернула гостям их человеческий облик. Посмотрела с усмешкой на трёх голых мужиков, сидящих на огромном блюде и стыдливо прикрывающих свои причиндалы руками, а потом вежливо предложила им убраться к чертям собачьим с моих глаз.
– Толя, проводи их до того внедорожника, о котором ты говорил, – попросила мужа. – Пусть слуги сами развозят своих господ по домам. Олег Григорьевич, вы ведь насчёт слежки и всего остального хорошо мои слова поняли?
Он понял. Я отвернулась, чтобы пристыженные мужики могли спокойно одеться, и встретилась взглядом с Власовым. Огорчение – вот что я там увидела. Моё поведение его расстроило. А я ведь предупреждала, что по-старому уже ничего не будет. Говорила, что белой и пушистой быть не смогу. Придётся ему привыкать ко мне такой, если, конечно, трансформация из любимой жены в злобную ведьму не заставит его отказаться от меня и семьи. Раньше он любил меня такой, какая я есть. Я изменилась. Изменятся ли его чувства?
– До свидания, Элеонора Алексеевна, – вежливо попрощался со мной Олег Григорьевич.
Принёс извинения за доставленные неудобства и разве что не раскланялся. Учитывая, что при этом был одет только в мокрые плавки, зрелище получилось то ещё. Артур вёл себя примерно так же, а Мирон всегда был человеком культурным, поэтому его поведение не слишком отличалось от прежнего. Толя ушёл их провожать, а кикимора выглянула в окно и сочла нужным сообщить:
– Марии это может не понравиться.
– Пока я не вмешиваюсь в её дела, ей на всё плевать, – возразила я. – Мои разборки с Карпуниными её никак не касаются. Вот когда коснутся, тогда и будем разговаривать по-другому.
* * *
Остаток дня прошёл в домашних делах и заботах. Власов своё мнение относительно произошедшего так и не высказал, но я чувствовала, что ему не по себе. Мы съездили в магазин за продуктами, одеждой и предметами первой необходимости. Потом я возилась в кухне, готовя еду, а Толя косил траву во дворе – своим триммером, добытым через волшебное блюдо.
Пётр Семёнович по весне разбил на нашем крошечном участке грядки, которые после отъезда старика успели сильно зарасти сорняками, и Власов спросил, что с ними делать – полоть или просто выкосить под корень. Я сказала, что помидоры и огурцы выращивать там точно не буду.
– Значит, выложим плиткой и сделаем просто большую зону отдыха, – подытожил муж и выбил косилкой всю зелень до самой земли.
Ему нужно было чем-то себя занять. Бизнес, стройка, дела по хозяйству – что угодно, лишь бы не сидеть без дела. Сергей позвонил и сказал, что приедет только завтра, поэтому Толя весь вечер составлял в своём ноутбуке какие-то таблицы, делал подсчёты и рылся в Интернете в поисках информации. При этом неловкость между нами с каждой минутой ощущалась всё сильнее, потому что мы оба понимали – впереди ночь, и нужно решить, в одной постели мы её проведём или порознь. Это было важно. Я не хотела близости, потому что в памяти ещё были очень свежи воспоминания о моих кувырканиях с Лопатиным и о том, что Власов тоже мне изменил. Он, судя по всему, грузился этим не меньше меня. В итоге я ушла спать первой. Долго ворочалась с боку на бок, несколько раз вставала – то водички попить, то уборную посетить, то у детской кроватки постоять, вздыхая. А потом пришёл Власов, разделся, залез под одеяло, вздохнул, обнял меня, поцеловал в макушку и… И всё. Так я и заснула – в его уютных, родных объятиях, с мыслью о том, что склеить разбитое у нас, возможно, уже не получится. Взаимные чувства есть, но в них появилась червоточина, от которой будет очень сложно избавиться.
Ночью к нам на постель забрались коты. Муха улеглась рядом со мной и начала громко мурлыкать, а Батон улёгся у Власова в ногах. Потом ещё и Нефёд припёрся – кошкой обернулся, залез на мою подушку и попытался засунуть мне в голову какой-то сон, но я от него закрылась. Хотела использовать пророческий дар, чтобы во сне увидеть наше с Власовым будущее. Увидела, блин. Лучше бы даже не пыталась.
Мне приснился незнакомый двор. Собачья будка, взрослая овчарка на цепи. Беседка-песочница, в которой темноволосый мальчик лет трёх-четырёх лопаткой накладывает песок в кузов игрушечного грузовика. Чуть дальше от ворот женщина развешивает на верёвках постиранное бельё. Не я. Я не знаю, кто это. Молодая, светловолосая, красивая. Из дома выходит Власов – тоже молодой. «Папа!» – улыбается ему мальчик. «Толя, помоги, пожалуйста», – зовёт Власова незнакомка. Он идёт к ней и помогает повесить на верёвку плед. Обнимает сзади, целует в шею, кладёт руки на её округлившийся живот…
Я проснулась от плача Владика. Встала с постели, взяла сына на руки и почему-то подумала, что та жизнь, которую я видела во сне, лучше того, что я могу дать моим мальчикам. Им нужна нормальная семья. Да, я люблю их, но с моей стороны было бы верхом эгоизма удерживать их при себе. Что ждёт их рядом со мной? Каким будет наше будущее, если они останутся? Но, опять же, я не вправе решать за всех. Власов не хочет от меня отказываться. Не знаю, любовь им движет, страхи или растерянность – это не имеет значения. Я буду с ним до тех пор, пока ему это нужно. Захочет уйти – отпущу. Захочет забрать сына – отдам. Я на всё согласна, лишь бы они были здоровы и счастливы. Умру за них, если потребуется. На любые жертвы пойду.
Власов тоже проснулся. Я с Владиком ушла в кухню, чтобы приготовить ребёнку смесь, но Толя, наверное, привык спать чутко. Пришёл, посмотрел на меня хмуро, стёр ладонями слёзы с моего лица и поцеловал. Просто прикоснулся своими губами к моим – легко, нежно, но уверенно. А потом спросил:
– Ты меня любишь?
– Угу, – кивнула я.
– Правда?
– Угу.
– Сильно-сильно?
– Больше жизни, – прошептала я.
– Тогда позволь сейчас мне немножко побыть главным, хорошо?
Он позвал Фросю, забрал у меня Владика и отдал его кикиморе с просьбой покормить ребёнка. Подхватил меня на руки, унёс в спальню, выгнал оттуда весь зверинец, а когда мы остались вдвоём, усадил к себе на колени и целовал до тех пор, пока я не позволила себе расслабиться. Это была не страсть – мы просто заново учились чувствовать друг друга. Растворяться друг в друге. Доверять. Поддерживать. Любить. Дальше поцелуев дело не пошло – не ради постельных утех Власов затеял эту чувственную игру. Он хотел лишь удостовериться, что я не вру самой себе. Мы оба воздвигли между нами преграду, и у Власова достало сил первым начать ломать её, независимо от того, какие у его действий могут быть последствия. Я бы на подобное не решилась. Не так быстро. Несмотря на дурную привычку следовать спонтанным решениям, этот шаг я обдумывала бы долго и скрупулёзно. Изводила бы себя сомнениями, а его – отчуждением.
Я – ведьма. Настолько сильная и могущественная, что даже Мария уже не кажется мне непобедимым злом. Но я – женщина. Настолько слабая, что мне нужна опора. Надёжное плечо. Верный друг. Любящий человек. Тот, с кем мне не нужно будет притворяться. Тот, с кем мне всегда будет просто и легко. Тот, кто способен защитить меня от самой себя.
– Власов, я ведь превращу твою жизнь в бесконечный магический кошмар, – вздохнула я, уютно устроившись у него на плече.
– Если при этом ты запретишь домовому храпеть на подушках в нашей постели, то я не возражаю, – отозвался он и признался: – Элька, мне сложно. Раньше как-то спокойно на это смотрел, но с осторожностью, а теперь, когда самого коснулось… Я боюсь. Не так, как под шепотками кикиморы, а по-настоящему. И не тебя, а за тебя. Я не понимаю магию, не вижу её и не чувствую, но знаю, что она есть. Для меня это неведомое зло, которое может отнять самое ценное. Я боюсь потерять тебя и сына. Мне неспокойно даже когда вы рядом, и я вижу, что с вами всё в порядке. А самое ужасное заключается в том, что так теперь, наверное, будет всегда. И как с этим страхом жить дальше, я не знаю. Ты можешь как-то это вылечить?
У меня внутри всё оборвалось. Он любит меня настолько, что готов быть рядом вопреки всему. А я? Готова ли я быть рядом с ним, зная, что из-за меня он страдает? Что это будет за жизнь? Магией можно человека от любого страха избавить, но это вмешательство не пройдёт бесследно. Такие недуги иначе лечатся. Я знаю способ, но Власову он точно не понравится.
– Я подумаю, что можно сделать, – пообещала я.
Мы забрали Владика у кикиморы и вместе уложили сына спать. Я велела Нефёду больше не лезть к нам на постель и разрешила ему своровать хоть все носки Власова, если приспичит снова делать обереги на семью. В этот раз я заснула быстро и крепко – в кольце рук любимого человека, больше не испытывая сомнений относительно нашего общего будущего. Я всё решила. Мой сон станет явью, потому что любимые люди заслуживают счастья, а не жизни в постоянном страхе. Но сначала я избавлюсь от всех, кто способен мне помешать.
Глава 4. Бывает и так
Кто ходит в гости по утрам к невыспавшимся ведьмам, тот поступает не слишком мудро. Сергею повезло, что в гости он приехал не ко мне, а к Власову – мне совесть не позволила спустить его с крыльца с рекомендацией приехать попозже. К тому же, я всё равно уже проснулась, ведь возвращение в мою жизнь семьи вернуло и определённые семейные обязанности – стирка, готовка, кормёжка, забота и всё такое. Ребёнку нужны мамины внимание и любовь независимо от того, сколько часов маме удалось поспать. Иногда, конечно, можно заменить маму кикиморой, но это не очень честно.
Вот как раз в тот момент, когда Сергей постучал во входную дверь, я размышляла о том, нормально ли, что Фроська постоянно крутится возле Владика. Это сейчас ему всего пять месяцев, и он ничерта не понимает, но мальчик ведь будет расти. Когда-нибудь начнёт рассказывать всем подряд, что с нами живёт «тётя Фрося». А нежить ведь не всем показывается и даже так может делать, что в одно и то же время кто-то её видит и слышит, а другие не замечают. Я просто представила себе нормальный такой разговор в детском садике. Воспитательница: «Ой, Владик, а кто это тебе такую интересную игрушку из соломки сплёл?», а Владик ей со всей своей детской непосредственностью: «Тётя Фрося. Она кикимора, поэтому любит всё сплетать и заплетать». Ну ужас же? Так ведь не должно быть.
– А Палыч спит что ли до сих пор? – отвлёк меня Серёжа от мыслей о будущем.
– В половине седьмого утра? – уточнила я. – Если ты не спишь, это не означает, что весь мир должен бодрствовать.
– Я вообще-то предупреждал, что приеду рано, – напомнил он. – И это не мне надо, а ему.
Он не улыбался. Я не сразу обратила на это внимание, а потом – как обухом по голове. Серёжа не улыбается! Раньше у него улыбка постоянно как приклеенная светилась, а в этот раз её не было. Видимо, в жизни племянника Власова что-то неприятное произошло, но мне почему-то не хотелось спрашивать об этом – ещё свежи были воспоминания о нашем последнем разговоре.
Я разбудила Толю и вернулась к своим домашним делам, предоставив мужчинам возможность пообщаться наедине. Через полчаса Сергей уехал. Нефёд притащил мне новости раньше, чем это сделал Власов. Оказывается, вчера Женя Карпунина дала Серёже от ворот поворот, поэтому крёстный моего сына и был так хмур. И виновата в их размолвке, конечно же, я.
– Ты превратила её папашу в свинью, – напомнил мне домовой. – А ещё деда и дядю. Конечно, девочка расстроилась.
– Да конечно! – усмехнулась я в ответ. – Расстроилась она, ага. Ей просто повод нужен был Серёгу отшить. Он же встречался с ней не из романтических побуждений, а только ради того, чтобы досадить Карпуниным. Думаешь, она это не чувствовала? Да, ей ещё даже девятнадцати нет, но она далеко не дура. Плохо только, что не нашла в себе сил в глаза ему правду высказать, а в остальном я её полностью поддерживаю. Умница! Давно надо было это сделать.
Власов эти мои слова услышал. Он об истинных мотивах внимания Сергея к Женьке не знал ничего. Племянник не поставил его в известность о своих подлых намерениях, а этим утром ещё и на меня свалил вину за крах несуществующих матримониальных планов. Объясняться перед мужем пришлось мне, но не как виновнице, а как осведомлённому человеку.
– М-да, не ожидал от Серёги такой мерзости, – огорчился Толя. – Женьку то зачем в это втягивать? Ей и так досталось без вины, а на чувствах играть… Это на него как-то не очень похоже.
– Я уже пережила разочарование в Серёже, а теперь твоя очередь, – похлопала я его по плечу. – А пока будешь разочаровываться, потютюшкайся с Владиком, пожалуйста. Мне со своей роднёй тоже кое-что надо разрулить, чтобы уж все точки над i окончательно расставить и не думать больше об этом. Я быстро. Администрация всё равно ещё закрыта в такую рань, попозже туда съездим.
Нам нужно было решить вопрос с регистрацией по месту проживания. Это даже не столько нас касалось, сколько Владика – его же к поликлинике надо прикрепить, медосмотры проходить, прививки делать. Мы будем жить в Мухино, пока я не покончу со всеми злодеями, которые портят жизнь мне и угрожают своей семье. Неважно, что будет после. Бюрократия не знает такого слова. Если у нас останется мизгиревская прописка, в мухинской поликлинике мне все девять кругов Ада пройти придётся, прежде чем Владьку к какому-нибудь педиатру припишут. Не хочется просто время тратить на это всё. Со штампами о местной прописке всё намного проще будет.
* * *
Проблемы от мелких неприятностей отличаются тем, что первые требуют решения, а от вторых нужно просто избавляться. Мой брат Вовка – это мелкая неприятность, способная создать проблемы. С ним я поступила примерно так же, как с Карпуниными.
Если подробнее, то дело было так. Я взяла волшебное блюдо и позвала Фросю в мансарду, чтобы лишний раз не нервировать Власова демонстрацией магических возможностей. Попросила у артефакта доставить мне Вовку. Вовка в это время ещё спал, поэтому поставленное на пол блюдо вытянулось в длину и явило мне братика, завёрнутого в тонкий пятнистый плед. Шаурма, блин. Проявлять к родственнику почтительность в мои намерения не входило, поэтому я не слишком вежливо потыкала его в бок пальцами ноги, чтобы разбудить. Он открыл глаза, увидел меня, несколько раз моргнул непонимающе, а потом сел на блюде и поинтересовался:
– Это чё за хрень?
– И тебе доброе утро, – ответила я со злорадной улыбкой. – Познакомься, Вова, это Фрося. Она кикимора. Сейчас она немножко вправит тебе мозги, после чего ты вернёшься к жене и детям совершенно другим человеком. Улучшенной версией версией себя, так сказать.
Я и сама могла бы кое-что исправить в его голове, но брезговала. А ещё я опасалась что-нибудь сломать. Человеческий разум – материя хрупкая. У кикиморы сотни лет опыта работы с ней, а я свои возможности и силу ещё не осознала. Вдруг у братца после моего внушения мозги окончательно набекрень съедут? Не-не-не. Так нельзя. Я даже с Карпуниными не рискнула так поступить, хотя их не жалко, а этот паразит мне вроде как родной.
Вовка думал, что ему всё это снится – мне так Фрося сказала. Я попросила, чтобы он и дальше пребывал в этом заблуждении. Ну а что? Проснётся потом адекватным человеком. Так даже лучше. Кикимора нашептала ему, что он стыдится своего прежнего поведения и хочет всё исправить, в связи с чем извинится перед всеми родственниками и активно займётся поисками работы. Ему уже за тридцать – пора научиться жить самостоятельно, а не за чужой счёт.
Заодно я проверила, работает ли артефакт в обратном направлении – после промывки братику мозгов попросила блюдо вернуть то, что на нём находится, туда, откуда это было взято. Оказывается, так тоже можно. Завёрнутый в пледик Вовка испарился, а я с помощью способности к магическим перемещениям убедилась в том, что объект доставлен по нужному адресу. Хорошо, что сообразила окружить себя мороком невидимости, а то заодно познакомилась бы с племянницами.
От одной мелкой неприятности вроде как избавилась – у Вовки теперь другая жизнь должна начаться, и осталось только дождаться положительного результата моего вмешательства. Пророческий дар сказал, что мой братик изменится в лучшую сторону – найдёт престижную работу, перестанет цапаться со всеми и искать лёгкие пути. Хорошо ведь.
А с мамой всё обстояло намного сложнее. К ней в голову я лезть не хотела. Я её десять лет не видела и даже не интересовалась, как она живёт. Она забыла обо мне, а я – о ней. Мы обе виноваты, и теперь непонятно, имеет ли смысл это исправлять.
Магия перенесла меня на лестничную площадку – к двери родительской квартиры. За этой дверью я выросла. Там я плакала, обижалась на всех и обрастала комплексами. Оттуда я хотела сбежать и сбежала сразу же, как только закончились школьные годы. Для меня ничего хорошего за этой дверью никогда не было. Странное чувство – столько лет прошло, а я по-прежнему не хочу снова открыть эту дверь и переступить порог. Так и стояла в нерешительности, подняв руку к дверному звонку, пока дверь не открылась сама, и на пороге не появился незнакомый мужчина лет пятидесяти пяти.
– Здравствуйте, – удивлённо моргул он. – Вам кого?
– Маму, – ляпнула я первое, что пришло в голову, и добавила: – Я Эля.
– Эля? – переспросил он. – Дочка что ли?
– Ну да, – кивнула я.
– Ну так мама твоя уже три недели как на кладбище. Опоздала ты, дорогуша, – сообщил он.
– Как на кладбище? – нахмурилась я. – Ко мне Володя приезжал месяц назад. Всё нормально вроде было.
– Месяц назад было, – подтвердил мужчина. – А потом был несчастный случай. Ты извини, но я тороплюсь. С братом связь поддерживаешь, вот с ним и разговаривай. А я за последними вещами заезжал. Можешь передать ему, что никаких претензий я на вашу квартиру никогда не имел. На вот, отдашь наследнику.
Он сунул мне в руку ключи от квартиры и торопливо сбежал вниз по лестнице. А я стояла как громом поражённая. Мамы больше нет, а Вовка не счёл необходимым даже сообщить мне об этом. Вот почему он не появлялся повторно в Мизгиревке и не донимал меня – он унаследует мамину квартиру, а больше ему ничего и не надо.
В квартиру я заходить не стала – не смогла. Оставила ключи соседке и заодно выяснила, как произошла трагедия. Если честно, то я первым делом на Вовку подумала – с него станется. Но нет, мой брат к смерти матери никакого отношения не имел. Она на работе погибла. Зашла на склад накладные отдать, а там с автопогрузчика какие-то коробки тяжёлые на неё упали. Виновника уже уволили, он под следствием.
Я была на кладбище – постояла немного у свежей могилы, размышляя о том, как жестоко обошлась с нами судьба. Отца решила не навещать – у него своя жизнь. Если бы захотел общения со мной, нашёл бы способ связаться. Вовка же нашёл.
Вовка, кстати, звонил мне. Телефон я вместе с бездонной сумкой с собой взяла, чтобы Власов ненароком не выпустил Белену или анчутку. Я как раз собиралась уйти с кладбища, когда услышала звонок. Ответила. Поговорили. Братик раз сто, наверное, извинился передо мной за гадости, которые успел сделать мне за всю жизнь. И про маму рассказал. А я сказала ему, что и так уже всё знаю. Не знала только, что она завещание составила на его имя – как будто предчувствовала, что умрёт. Или для того, чтобы он перестал донимать её насчёт квартиры. Да какая теперь разница?
Больно. А что поделаешь? Посидела на лавочке у кладбищенских ворот, поплакала. Подобрала увядшую хризантему, начала обрывать на ней лепестки… И благодаря провидческому дару всплыло всё, чего мне уже не исправить.
* * *
– Хозяйка, беда! – встретил меня Нефёд, когда я снова очутилась в мансарде нашего с Власовым дома в Мухино.
– Ещё одна? – с кислой миной спросила я. – И какая на этот раз?
– У кошек блохи! – сообщил он с таким видом, будто извещал меня о том, что на дом вот-вот свалится огромный метеорит.
– А разве не ты у нас тут домовой, которому положено гонять мышей и насекомых? – осведомилась удивлённо.
– Ну так я и гоняю, – развёл он руками-лапками. – Я их прогоняю, они уходят, а потом Муха и Батон выходят погулять и снова приносят эту орду на себе в дом. Это ж не домашние вредители, а звериные. У меня над ними власти нет.
Вот что это – проблема или мелкая неприятность? Для меня второе, а для домового – вообще катастрофа. Его не столько шокирует, что блохи по дому скачут, сколько то, что они пушистых любимцев грызут.
– Пф-ф-ф… – шумно выдохнула я, надув щёки. – Ладно, пойдём мыть кошек.
– Мыть?!
Я и забыла, что водные процедуры вызывают у Нефёда приступы паники. Кошки тоже не особенно любят купаться, но других быстрых способов избавления от блох я не знаю. Магией если только, но к колдовству представители семейства кошачьих тоже относятся далеко не восторженно.
– Хорошо, попробуем договориться с блохами, чтобы они наших котов не трогали, – предложила я Нефёду другой вариант решения проблемы.
Пошутила, конечно. Я ведьма, да, но блохам это до фонаря. У них интеллекта не больше, чем у табуретки. А Нефёд поверил. Приволок ко мне в мансарду сначала Муху, а потом и Батона – договаривайся, мол. И при этом так доверчиво на меня смотрел, что мне аж стыдно стало. Добыла с помощью блюда спрей от блох, резиновые перчатки и пару ошейников, обработала зоопарк, а потом прояснила ситуацию.
– Либо магия, Нефёд, либо химия. Других способов просто не существует. Теперь имеющиеся блохи сдохнут или разбегутся, а новые какое-то время приставать к нашим кошкам не будут. Но лучше бы мы их всё-таки помыли, правда. Так быстрее было бы.
Оставила беднягу сокрушаться над тем, что от его друзей теперь воняет, а сама спустилась вниз, чтобы выбросить перчатки и вымыть руки. Знала, что Власов непременно заметит изменения в моём настроении, поэтому сообщила сразу:
– Мама умерла три недели назад. Соболезнований не надо.
– Почему? – нахмурился он.
– Почему умерла? – уточнила я. – Несчастный случай на производстве.
– А насчёт соболезнований?
Я в ванной вымыла руки, вытерла их, прошла в кухню, включила чайник, села за стол и только после этого снизошла до объяснений.
– Белена как-то говорила, что все мои жизненные проблемы происходят из душевной пустоты, которая предназначена для магии. Якобы из-за этого дара я выросла несчастной, никчёмной и лишённой родительской любви. Знаешь, она была почти права. Раньше я не понимала ничего, а теперь хватает способностей, чтобы во всём этом разобраться. Моя пустота, Толя – это не дар. Это предназначение. Я знаю это потому, что теперь обладаю способностью видеть прошлое и будущее. Ты тоже имеешь право это знать, и о нашем с тобой будущем я скажу немного позже, а сейчас расскажу немного о прошлом, которое тебя не касается. Если ты, конечно, не против. Мне просто нужно сказать это кому-то, иначе правда сведёт меня с ума.
Он был не против, и я рассказала ему то, что увидела, когда ревела возле кладбища, бездумно обрывая лепестки на увядшем цветке хризантемы. Моему провидческому дару не нужны карты – необходимы только цель и простые действия, через которые можно сбросить лишние эмоции. Хризантема вполне сгодилась для того, чтобы разум раскрылся, и внутренний взор отыскал причину моих неправильных отношений с родственниками.
Меня вообще не должно было быть. Отец завёл роман на стороне и ушёл из семьи. Подал на развод. Мама вернула его приворотом. Она не была ведьмой. И она не знала о последствиях приворотной магии то, что знаю я. Она нашла какую-то тётку, которая дала ей «рецепт семейного счастья», завязанный на кровной магии. Это сложная магия, нехорошая, но действенная. А последствий у неё – хоть отбавляй. И общий ребёнок, рождённый после приворотного ритуала, нужен как вытяжка для слива всего негатива, положенного в наказание за такое колдовство. Я родилась не для того, чтобы меня любили. Мама забеременела мной только потому, что хотела защитить семью от последствий своих же желаний.
– Её предупреждали о том, что ребёнок будет бельмом на глазу для обоих родителей, но его придётся растить и воспитывать в семье. Кормить, одевать, дать образование, проявлять внимание и родительскую заботу. Они вырастили меня, воспитали, а потом отправили в институт и забыли. А Вовка просто видел их отношение и думал, что тоже имеет полное право меня не любить.
– И твоя мать пошла на это всё осознанно? – недоверчиво спросил Власов.
– Представь себе, да, – грустно усмехнулась я. – Оказывается, бывает и так. Я в лепёшку готова была разбиться ради хотя бы капли родительской любви, но, как выяснилось, не для того меня родили. Моё предназначение и жизненный путь были обозначены заранее.
– Элька, ну так не бывает, – возразил Толя, безуспешно пытаясь отыскать в бесчеловечном поступке моей матери хоть что-то человеческое.
Я вздохнула и ответила:
– Бывает, любимый. Недавно я вырвала тебя и сына из своего сердца, потому что не хотела страдать. Это не то же самое, но из той же оперы. Люди способны на многое ради своих желаний.
– Но ведь твои родители всё равно развелись, – напомнил он.
– Угу, – кивнула я. – Развелись. Это пожизненная магия, но отец два года назад пережил клиническую смерть, и все магические настройки слетели. У него аневризма в голове была большая, операцию делали, и что-то там пошло не так. А после этого приворот действовать перестал на обоих. Папа уже не хотел ничего в своей жизни менять, но маме он надоел, поэтому они и разошлись. Возможно, её смерть не была естественной. Последствия приворотной магии долго могут сказываться.
– У меня это всё в голове не укладывается, – признался Власов. – Получается, ты всю жизнь была несчастной только для того, чтобы были счастливы они?
