Елена Михалкова
Самая хитрая рыба

Чем дольше я присматривалась к этой девочке, тем больше проникалась к ней симпатией. Да, она из тех, кто возьмет с книжной полки не Вирджинию Вульф, а Пауло Коэльо. И что же! Зато ей в голову не придет учить соседского подростка зуботычиной.

Стоило мне подумать о ней, и Наташа возникала неподалеку, но не раньше и не позже. Люди подобного рода никогда не потревожат вас. Когда они рядом, их будто нет, но стоит им исчезнуть, и вы каждую минуту ощущаете их отсутствие. Не вспоминаете, нет-нет; просто чувствуете, будто вам чего-то не хватает, – точно ветерка в знойный день.

Она приносила пироги, которые пекла сама, и покупала мне в городе книги. Она расспрашивала меня о моей жизни, и, кажется, ей действительно было интересно слушать. При готовности общаться она вовсе не была болтлива и обладала бесценным умением молчать так, что это не тяготило собеседника.

Казалось, все идет хорошо.

Но какой-то червячок по-прежнему точил меня, и страх, который я испытала, увидев их на пороге своего дома, время от времени возвращался.

А седьмого августа случилось то, что положило конец нашей спокойной жизни.

11

Изредка меня мучает бессонница. Эта ночь выдалась из тех, когда не принадлежишь ни сну, ни яви, а барахтаешься в вязком киселе полудремы.

Промаявшись до утра, я выползла наружу. Тихо, прохладно. Трава в росе.

Из-за поворота появился Мансуров с корзиной в руке. Я и не знала, что он грибник! Увидев меня, он сделал движение, будто собирался развернуться, но было поздно.

– Доброе утро, Антон!

– Рановато вы, Анна Сергеевна, – подойдя, сказал он.

– Но до вас мне далеко.

– Да, решил пробежаться с утречка по ближним рощицам, до жары. Лето грибное в этом году.

– Неудивительно – дожди!

– Вот и я говорю: дожди…

От нашей светской беседы повеяло абсурдом.

Полная доверху корзина была покрыта тряпицей.

– Хорошие грибы, чистые? – спросила я.

– Да так, сыроежки, подберезовики… Всего хорошего, Анна Сергеевна.

Мансуров сделал шаг к дому, и я неожиданно для себя самой дернула за край лоскута. Тряпица сползла. Трофеи моего соседа открылись как на ладони.

Сверху действительно были навалены подберезовики и маслята. Но под ними, среди сыроежек, бросалась в глаза нежно-зеленая шляпка на длинной ножке с муаровым узором. Я пригляделась и ахнула: под ней лежала еще одна. Бледные края шляпки, насыщенный оливковый цвет в центре – этот гриб опытному человеку невозможно спутать ни с каким другим.

Amanita phalloides, бледная поганка.

Смертельная доза для взрослого человека – треть шляпки.

– Что… что это у вас… вы с ума сошли? – забормотала я.

– В чем дело?

– В вашей корзине бледные поганки!

– Ну, это вряд ли, – добродушно улыбаясь, сказал Мансуров.

– Да вот же они!

Я выдернула корзину из его рук, сама удивляясь неизвестно откуда взявшейся силе, и ткнула ему в нос поганку.

– Разуйте глаза!

– Это разве поганка? – удивился Мансуров. – Опята же.

– Опята?!

Под возмущенный крик Мансурова я вывалила содержимое корзины на траву.

– Сдурели вы, что ли?! Я их два часа собирал!

– Их нельзя есть! Они лежали по соседству с ядовитыми грибами! Вы идиот, если не понимаете элементарных вещей! А ведь у вас ребенок… нет, это просто невозможно…

– Чего вы сразу психуете! Такие все нервные, блин, плюнуть некуда…

Он согласился уничтожить грибы. Надел перчатки, сгреб их в пакет и вынес его к мусорным бакам. Оттуда пакет на моих глазах загрузил в кузов мусоровоз. Теперь я могла быть спокойна.

– Если вы не понимаете, какие грибы ядовиты, а какие нет, какого лешего вы их собираете? – Я была ужасно расстроена.

– Ну, бывает, ошибся. – Мансуров виновато улыбнулся.

Я не раз замечала, что его улыбка располагает к нему людей. Но на меня она не действует. Я проглотила рвущиеся с языка гневные слова и ушла к себе.

Бледные поганки, подумать только! Надеюсь, приготовлением грибов занималась бы его жена. Наташа опознала бы эту гнусь.

Так я ей и сказала, когда она заглянула ко мне в тот же день.

Она неожиданно смутилась.

– Антон не хотел, чтобы я обсуждала с вами эту тему. Давайте поговорим о чем-нибудь другом.

– Но здесь и нечего обсуждать. – Я старалась подбирать слова помягче. – Вашему мужу не нужно собирать грибы, он их плохо различает. Это не преступление. Многие люди совершенно не разбираются в цветах и травах, которые нас окружают… Или взять деревья…

– Антон – грибник с большим стажем, – почти сердито перебила меня Наташа. – Анна Сергеевна, я знаю, вы недолюбливаете его. Но, ей-богу, здесь вы не правы. Он не какой-то городской дурачок, который не отличит мухомор от волнушки. Это я в них ничего не понимаю, у меня зрительная память плохая, мне покажи двадцать раз белый груздь – я на двадцать первый скажу «лисичка»! А Антон… у него не так! Он каждый год собирает грибы, сам чистит, а я только жарю и ем.

– А ваш муж? – зачем-то спросила я.

Наверное, мне уже был известен ответ.

– Антон грибы не любит. – Наташа рассмеялась. – То есть любит только ходить за ними. Говорит, его увлекает процесс, а результат ему неинтересен. У меня папа был такой же: помидоры в теплице выращивал всем соседям на зависть, а сам в рот их не брал.

– Там были бледные поганки, – тихо сказала я.

Она ласково коснулась моего плеча.

– Ну, нет больше грибов – и бог с ними. Лучше яблок поесть. Они и полезнее.

Я видела, что она мне не верит. «Дура слепошарая, ни бельмеса не видит без очков, – наверняка сказал ей муж. Я буквально слышала его голос. – Прямо психанула, прикинь. Ну, выкинул к черту всю корзину. Жалко – а что делать! Если у нее кукушечка улетает, такое соседство, знаешь, не радует».

И добрая Наташа, конечно, оценила его благородство. Добрая Наташа поцеловала его, а потом они занялись тем, чем занимаются любящие друг друга муж с женой, пока их девочка спала в своей комнате, а после завтракали на веранде и больше не вспоминали про старуху паникершу из дома напротив.

Вот откуда взялся мой страх. Стоило сообразить раньше! Ведь я ни разу не испытала его, встречая Мансурова одного, без жены. Только в те минуты, когда я видела их вместе, меня охватывал тихий ужас, который я старательно вытесняла на границу неосознанного, а он все пытался выползти обратно на свет, чтобы я наконец рассмотрела его и поняла причину.

С самого начала я боялась не Мансурова. Я боялась за Наташу.

Глава 2
Сыщики

1

– Мой сосед планирует убить свою жену, – сказала старуха.

Бабкин не записывал, потому что смотрел во все глаза.

На его памяти это был первый человек, которому Илюшин уступил свое кресло. Ярко-желтое канареечное кресло с высоким подголовником, купленное год назад за такие деньги, что Сергей, узнав цену, смог только выдавить: «Я бы тебя согласился на коленях держать за вдвое меньшую сумму».

Никто до старухи не додумался попросить Макара пересесть из него. Никому такое просто не приходило в голову.

А ей пришло.

– Макар Андреевич, не сочтите за каприз, голубчик: уступите мне ваш дивный ортопедический бержер. Буду вам чрезвычайно признательна.

И Макар Андреевич встает как миленький и послушно пересаживается в кресло для клиентов, хорошее, добротное, молчаливое кресло, а не этот… трон.

Теперь на троне восседала новая клиентка.

Она ему не подходила, точно советская кукла, упакованная в чрезмерно роскошную коробку из-под дорогой немецкой фрау. Не престарелая королева – всего лишь ухоженная старая женщина: тщательно завитые седые волосы, искусственный румянец, светло-голубые глаза за стеклами очков, увеличенные диоптриями. Брючный костюм, и на ногах – ядовито-зеленые кроссовки, своей амортизационной подошвой раздавившие продуманный образ почтенной дамы. Она готовилась к встрече, подумал Бабкин, делала укладку, деликатно нарумянила щеки, достала из гардероба забытый на много лет пиджак, – на плечах заломы от вешалки, от которых не избавиться даже парогенератором, – но вот обувь надела удобную, ту, от которой не болят ноги.

Женщина ее возраста никогда не купила бы такую модель. Дети привезли? Скорее, внуки.

– Отличные кроссовки, – одобрил Илюшин.

Она улыбнулась и сразу помолодела.

– В самом деле? Я долго выбирала. Были еще красные, но я решила, что красный в моем возрасте выглядит кричаще.

Сама выбрала? Не пенсионерские черные боты с тупыми носами, не широкие туфли на плоском ходу, а дикие зеленые кроссы, которые сам Бабкин не решился бы надеть, чтобы не выглядеть глупо в свои сорок с лишним лет?

Старуха поймала его изумленный взгляд и улыбнулась шире.

– Когда и носить такое, как не в моем возрасте, правда? Никто не подумает, что у меня плохой вкус, – все спишут на маразм!

В голосе ее прозвучало неподдельное веселье.

Бабкин смутился. Макар Илюшин захохотал.

– Анна Сергеевна, расскажите, пожалуйста, про соседа, – попросил он, отсмеявшись.

Она сразу стала серьезной.

– Мансуровы поселились в поселке чуть больше месяца назад. Они купили коттедж, который стоит напротив моего дома. Наш поселок – это бывшие мосфильмовские дачи. Мой дед получил там дачу в тридцать девятом году, он был художник на киностудии, лауреат Сталинской премии первой степени.

Илюшин нахмурился.

– Подождите… Ваш дед – Бережков?

– О, как приятно, что вам знакомо его имя! Да, Иван Давидович.

– Я слышал, это он – автор идеи поместить «Рабочего и колхозницу» на заставку Мосфильма.

Анна Сергеевна улыбнулась и покачала головой:

– Выдумки нашего времени. Кстати, вы знаете, что для заставки Мухина изготовила маленькую гипсовую скульптуру? Да-да, это копия. Но я отвлеклась. Мне сразу бросилась в глаза какая-то странность в отношении Мансурова к жене… Нет, не так. – Она задумалась. – Что-то плохое ощущалось рядом с этой четой, но поначалу я списывала это чувство на неприязнь к молодому человеку. Буквально с первого дня он вел себя грубо, некрасиво… А затем мне на глаза случайно попалась корзина с грибами, которыми он собирался накормить Наташу. И там были две бледные поганки. Я решила, что Мансуров просто не знает, что именно он сорвал и несет домой, однако позже выяснилось, что он опытный грибник. А сам не ест грибов.

– И вы полагаете, – прищурился Илюшин, – что он хотел отравить жену?

– Жену, да. А может быть, и ребенка.

– Расскажите о них, пожалуйста.

– Жену зовут Наташа Белоусова, она родилась и выросла в Щедровске. Замуж вышла рано. По образованию – медсестра, но последние пять лет не работает. Она упоминала, что ее отец погиб, а брат пропал без вести, но я не знаю подробностей.

– У вас есть предположения, зачем мужу нужна их смерть?

Бережкова покачала головой:

– Ни малейших. Они выглядят благополучной семьей. Я ломала себе голову, но так ничего и не придумала. Для этого вы мне и нужны. Вас рекомендовал мой друг… Он говорит, вы беретесь за поиски пропавших людей. Я хотела бы нанять вас, чтобы вы отыскали мотив для убийства. Видите ли, Наташа мне не верит.

– Так вы пытались предупредить ее?

– Да. Когда я поняла, что Мансуров готовит убийство, я прямо сказала ей об этом. И она…

Бережкова замялась.

– …она сочла вас сумасшедшей, – закончил за нее Макар.

– Немножко чокнутой, – грустно улыбнулась старуха. – Бедная девочка хорошо ко мне относится. Но она любит мужа и, разумеется, верит ему, а не соседке. Собственно говоря, она задала мне тот же вопрос, что и вы: «Зачем бы ему это понадобилось?» Мне нечего было ответить. В самом деле – зачем? Насколько мне известно, она сирота, у нее нет собственности, которую он мог бы унаследовать. Но я хочу, чтобы вы это проверили.

– Вы не допускаете мысли, что он психически болен?

Она покачала головой:

– Мансуров более чем нормален. У него есть план, поверьте, и план хорошо продуманный. Он жестокий, умный и хитрый человек. Но не безумец.

2

Когда старуха ушла, Бабкин отложил блокнот и повернулся к Макару.

– Отравление грибами – один из самых глупых способов убийства, о которых я слышал. Отвезут жертву в больницу, промоют желудок, и проживет она еще тридцать лет и три года. Если хочешь избавиться от человека, есть простые пути. Здесь что-то не сходится.

– Да, все это звучит странно, – согласился Илюшин.

Он пересел в свое кресло и закинул ноги на стол.

– Кресло правда ортопедическое? – спросил Бабкин.

– Допустим.

– А почему мне не сказал? Я думал, ты выбрал его за цвет, и сомневался в твоем душевном здоровье.

– Я выбрал его за цвет, – рассеянно подтвердил Илюшин.

Он уставился в приоткрытое окно. Бабкин подошел, глянул вниз.

– Бабуся садится в такси, между прочим. Из чего я делаю вывод, что зеленые кроссовки она надела не из необходимости, а по зову души. Занятная тетечка.

– Слово «погиб» обычно употребляют, когда говорят о насильственной смерти, – сказал Макар.

– Что?

– Что касается соседа, напрашивается самое простое объяснение, – вслух размышлял Илюшин, игнорируя Бабкина. – Он действительно нес домой ядовитые грибы, но никакого умысла у него не было. Сорвал по рассеянности. Или у него ухудшилось зрение. Все остальное старушенция напридумывала. Старики часто обвиняют во всех смертных грехах тех, кто им несимпатичен. Однако у Бережковой ум ясный, рассуждения здравые…

– …на первый взгляд, – закончил за него Сергей. – Семьдесят лет со счета не сбросишь.

Илюшин покивал и вынул из ящика планшет.

– Давай для начала выясним, что за люди эти Мансуров и Белоусова. Что-то мне подсказывает, что сюрпризов можно не ждать.

Спустя три дня Сергей Бабкин положил на стол тоненькую папку.

– Все, что удалось найти, – пожал он плечами в ответ на вопросительный взгляд Макара.

– Антон Иванович Мансуров, двадцать девять лет, воспитанник детского дома в Щедровске, – читал Илюшин. – Это где такой город?

– Сорок километров от Костромы. Если ты спросишь меня, где Кострома, я ударю тебя в живот.

– У меня нет живота, – обиженно пробормотал Илюшин, но на всякий случай отодвинулся. – Так, так… это ясно… это мы уже знали… Технический колледж, бывший монтажный техникум… О, перевелся в Политех! Дельный парень, хвалю. Женился, переезжал из города в город, добрался до Москвы… Мелкий предприниматель, сам перегонял машины и перепродавал, затем открыл мастерскую. Место удачное, дело быстро пошло… Через год – вторая, и в июне две тысячи восемнадцатого купили дом в Арефьево. Так, а что с супругой?

– Страницу переверни.

– А, вижу. Наталья Белоусова, родилась и выросла в Щедровске, старший брат – Максим Белоусов, пропал без вести в две тысячи шестом. Мать умерла через год после ее рождения. Отец погиб в том же две тысячи шестом… Ограбление?

– Ограбление и убийство. Убийцу взяли, он сидит.

– Так, а осиротевшая Белоусова закончила медицинский колледж в Костроме, вышла замуж за Мансурова и переехала в Москву. Родила дочь в две тысячи тринадцатом. Домохозяйка. Это точно все?

– Что тебе еще нужно? Обычная семья, каких тысячи.

– Ага. А на досуге глава семьи увлекается сбором бледных поганок.

– Ты зря не поинтересовался, была ли Бережкова в очках, когда встретила соседа, – парировал Бабкин. – Она плохо спала, вышла утром, чтобы проветрить голову… Умножь физическое состояние на возраст и подумай, кто из них, вероятнее, ошибся: молодой парень-грибник или подслеповатая, плохо себя чувствовавшая старушка.

– Убедил! – Илюшин захлопнул папку. – Отправляйся в Арефьево, понаблюдай за нашим героем.

Бабкин закатил глаза.

– Ты еще в обморок брякнись, – ласково посоветовал Макар. – Помнишь, Луиза Лавальер у Дюма только и делала, что теряла сознание, когда ей не хотелось с кем-то общаться?

– Если бы я следовал ее примеру, я бы из обморока вообще не выходил, – с той же интонацией ответил Бабкин. – Так бы и лежал у тебя на ковре, раскинувшись.

– Какое мерзкое зрелище!

– Кстати, никакой Луизы Лавальер я не припомню.

– Фаворитка короля. Три года твержу: читай продолжение «Трех мушкетеров». «Двадцать лет спустя», «Виконт де Бражелон»… Ах, поистине великая сага!

– Великая Сага – это Сага Норен, – буркнул Бабкин. – Все, я поехал в Арефьево.

Илюшин одобрительно посмотрел на него:

– Я вижу, пристрастие Маши к сериалам не прошло для тебя бесследно. «Мост» ты уже изучил. Хочешь, расскажу, чем кончится «Игра престолов»?

– Я тебя тогда распилю на части и выложу из них сложную фигуру на Крымском мосту, – пообещал Бабкин. – Уверен, что не поедешь со мной в Арефьево?

– Один справишься. К тому же я страшно занят.

Когда дверь за напарником закрылась, Илюшин посвистел себе под нос, повторил: «Страшно, страшно занят!» – и включил сериал «Мост».

3

В поселок Сергей Бабкин въехал не на своей машине, рассудив, что черный внедорожник будет бросаться в глаза, а на арендованном «Хендае». После десяти километров проселочной дороги седан покрылся густым слоем мягкой, как пух, пыли.

Арефьево было названо так же, как деревня, неподалеку от которой в тридцатых годах и выделили территорию под мосфильмовские дачи. Бабкин оставил машину перед магазином, а сам пошел по главной улице, крутя головой. Таких мест в Подмосковье он, пожалуй, не встречал.

Здесь сохранились старые дома, выстроенные больше полувека назад. Актерские дачи – с мезонинами, с балконами, с просторными верандами, опоясывающими постройки, и флигелями. «Неплохо жили», – подумал Бабкин, помнивший унылые бабушкины рассказы о садовом товариществе. Высокие сосны, роняющие негустую тень, яблоневые сады, сирень за легкими палисадами.

Здесь хватало и угрюмых каменных коттеджей, выстроенных по проектам бездарных архитекторов. Большие участки распродавались наследниками, порезанные на куски, как пирог, и на каждом куске возводились новыми владельцами аляповатые замки и крепости.

Коттедж Мансуровых был из вторых и был бы вызывающе уродлив, если бы фасад его не прятался за покрывалом девичьего винограда. Смотреть здесь было не на что. А вот перед дачей Бережковой Сергей невольно замедлил шаг.

Красно-коричневые бревна, потемневшие от старости, тяжелые резные ставни. Рассохшиеся балясины широкого крыльца увиты нежной плетистой розой. Дом был величественен, избыточен, как престарелая актриса, продолжающая играть роль и вне театральных стен.

За потрескавшимися мутными квадратиками стекол на веранде Бабкин разглядел бесконечно длинный ветхозаветный буфет.

Он не мог представить, как удается Бережковой одной управляться с этой махиной.

Следующие четыре дня Сергей наблюдал за перемещениями Мансурова. Ночевал Бабкин в хибаре на окраине поселка: комнату сдал ему без всяких расспросов хозяин, небритый старик с колючим взглядом.

Ничего интересного в жизни объекта не происходило. С утра он уезжал на работу, вечером возвращался, по дороге заехав в супермаркет. У него не было любовницы, он не встречался с друзьями. Он даже не пил.

Его жена проводила дни, занимаясь домом, садом и ребенком. У нее была своя машина, маленький красный «Пежо», обвешанный знаками «Внутри ребенок», который она водила очень осторожно. Они ужинали вместе и, уложив девочку, по вечерам прогуливались до реки и обратно.

К концу недели уставший от бессмысленной слежки Бабкин купил себе пива. Владелец комнаты драл с него втридорога за свой продавленный диван, но Сергей все равно добавил в корзину бутылочку армянского коньяка для старикана – просто так, без всякого расчета.

Его небольшой подарок преобразил старика. Из сумрачного хрыча он превратился в радушного хозяина, разговорчивого, а главное, наблюдательного.

Оставалось навести его на разговор о новых жителях поселка.

– У нас тут такие коллизии случаются! Давеча один тип парнишке рыло начистил. За что? Тот ему машину поцарапал. Нет, не нарочно, зачем нарочно… По дурости.

Бабкин с огромным интересом выслушал историю о ссоре пришлого человека и старожила и почти не удивился, услышав фамилию «Мансуров».

– А заложила его соседская бабка, – охотно рассказывал старикан. – Старухи – они только с виду слепые и глухие, а сами-то видят побольше твоего.

Сергей подумал, что ни глухой, ни слепой Анна Сергеевна не выглядит. Стал расспрашивать о ней еще – и выяснилось любопытное.

4

– Бережкова в нешуточной ссоре с Мансуровым, – сказал он, позвонив наутро Илюшину. – Тут до уголовного дела дошло, а она нам словом не обмолвилась.

Он пересказал то, что узнал от хозяина.

– Я тут еще кое-кого поспрашивал, представился покупателем недвижимости. Вроде бы Бережкова писала жалобу на нашего предпринимателя: он перекрыл проход возле своего дома. Она устроила скандал, хотя непонятно, какое отношение этот проход имеет к ней, если ее дача на противоположной стороне улицы. Кроме того, по слухам, у них вышла ссора из-за отстрела то ли кабанов, то ли кроликов… Старуха, похоже, из породы сумасшедших зоозащитниц. Откуда вообще она взялась?

Илюшин озадаченно похмыкал в трубку.

– У моего хорошего приятеля был преподаватель физики, Прудников, – по его словам, человек, заслушивающий всяческого уважения. Прудников обратился к бывшему студенту за помощью для своей подруги, а тот вывел на меня.

– А за работу подруга нам платит? – заподозрив неладное, спросил Бабкин. Вид бережковской дачи навел его на мысль, что у старушки нет лишних денег.

– Ну-у-у… – протянул Илюшин.

– Я тебя убью!

– Твоя жена призывала нас жертвовать на благотворительность? Считай, я прислушался.

– Она предлагала возить корм и лекарства в собачий приют! – взвыл Бабкин. – А ты на неделю сослал меня черт знает куда! Оторвал от семьи, от ребенка…

– Твоему ребенку восемнадцать лет, – хладнокровно заметил Илюшин. – И это не твой ребенок. Или ты усыновил Костю?

– С чего бы мне его усыновлять? У него родной отец есть, который о нем заботится. Вон, в Берлин его повез, на концерт «Рамштайн».

– Умеет Маша выбирать мужей, – одобрительно сказал Макар.

Бабкин задумался, считать ли это комплиментом, но спохватился.

– Зубы заговариваем? Благотворительствуем за чужой счет? Вот сам бы и ехал сюда, спал в яме, укрывался лапником.

– Командировочные расходы будут полностью оплачены из частных взносов пожертвователей, – успокоил Илюшин.

– Каких еще пожертвователей?

– Меня. Разве мог бы я отправить тебя вкалывать бесплатно?

– От тебя всего можно ожидать, – проворчал Бабкин, успокаиваясь. – Так я могу сворачиваться? Бережкова славная старушенция, но дело ясное: на почве конфликта с новым соседом она выдумала его покушение на супругу. Мансуров действительно не самый приятный человек. А для нее так и вовсе невыносимый.

– А жена? – спросил Илюшин.

– Тихая, милая. Но она сирота, наследства нет и не будет, и за эти дни она выезжала с территории поселка лишь затем, чтобы отвезти ребенка на кружок пения. Если ты предполагаешь мотив мести за измену, нужно устанавливать основательную слежку. Минимум на месяц.

Макар молчал так долго, что Сергей подул в трубку и сказал:

– Раз-раз, проверка связи.

– Дежурь еще неделю, – прорезался Илюшин. – Можешь заглянуть к Бережковой, чтобы не скучать.

Бабкин заскрипел зубами, но Макар уже отключился.

5

Разговор с клиенткой оказался напрасным. И нового не выяснил, и старуху восстановил против себя.

– Вы мне не верите? – сверкала голубыми глазами за стеклами очков Анна Сергеевна. – Удивительное предубеждение для человека вашего возраста! Признайтесь, вы на стороне Мансурова лишь потому, что он молод.

– Я не на его стороне…

– Нет уж, позвольте угадать! Я обвинила соседа в убийстве, поскольку он мешал мне ходить привычной тропой, не так ли?

Сергей маялся и не знал, куда деться.

– Ждите здесь! Я вам кое-что покажу.

Хозяйка ушла, шаркая тапочками. Чтобы занять себя, Бабкин стал рассматривать статуэтки на каминной полке. Его внимание привлек забавный сидящий человечек с ухмылкой на бородатом лице. Сергей сжал его в ладони, и тут за спиной позвали:

– Глядите же!

Он вздрогнул, словно его застали за чем-то неприличным, и бородач сам собой скользнул в карман.

– Вот, полюбуйтесь! – Бережкова держала раскрытый справочник грибов. – Здесь на одной странице опята и бледные поганки, именно для сравнения, это очень удобно. Как по-вашему, можно их спутать, если вы не новичок?

– Анна Сергеевна, я ведь не об этом!

– Тогда мне неясна цель вашего визита. Да, я не стала упоминать о наших отношениях с Мансуровым, чтобы вы не заподозрили меня в предвзятости. Это было правильное решение! Теперь вы приписываете мне бог знает какие мотивы…

– Анна Сергеевна!..

– …и не отдаете себе отчета в том, насколько это оскорбительно!

– Анна Сергеевна, послушайте!..

– Ян Валерьевич описал вас как людей чрезвычайно умных, незашоренных, способных на оригинальные решения… Не сочтите за грубость, но разве соответствует ваш подход к делу этой характеристике?

– Дело не в том, чему я соответствую, – сказал Бабкин, потеряв терпение, – а в том, что ваш сосед за неделю с лишним не дал ни одного повода подозревать его в чем-то, кроме ухода от налогов. Он даже не изменяет жене. Простите, мне пора.

– Значит, расписываетесь в собственном бессилии? – вслед ему крикнула старуха.

Сергей аккуратно прикрыл за собой дверь. Провел ладонью по перилам и коротко зашипел, уколовшись о розовый побег. Тьфу, черт! Все здесь против него. Ногу бы не сломать на провалившейся ступеньке. Вся эта хоромина на ладан дышит.

О человечке в кармане он позабыл.

6

Семь дней.

Протянуть семь дней.

Бабкину было не привыкать к однообразной работе, но впервые за много лет он был вынужден заниматься делом даже более бессмысленным, чем слежка за спящим котом. На кота хотя бы приятно смотреть. Рядом с котом не глотаешь дважды в день дорожную пыль. Не нужно уминать себя в тесную коробчонку машины. Диван, на котором спал Сергей, с каждой ночью проваливался все глубже, приобретая сходство с панцирными кроватями из его пионерского детства, и сны на нем снились Бабкину скверные, заполненные чьими-то горластыми детьми и злыми собаками.

К его облегчению, последние три дня из семи, назначенных Илюшиным, Мансуров провел в поселке. Сергей совершенно расслабился. Мансуров устроил песочницу для дочери, привез из леса какую-то зеленую колючку и вкопал перед домом. Трижды ходил в магазин, возвращался с желтыми шарами дынь-«колхозниц». По утрам бегал вдоль реки в наушниках. Вечерами сидел в саду, потягивая пиво.

Пару раз он прошел близко от машины, из которой Бабкин вел наблюдение, но подержанный «Хендай» его не заинтересовал: Мансуров скользнул по водителю безразличным взглядом и отвернулся.

7

– Как все прошло? – спросила Маша, когда Сергей вернулся домой.

– Ванну мне! – простонал Бабкин. – Чашечку кофе! Какаву с чаем!

Жена, смеясь, поцеловала его.

– Измучился?

– Будь проклята жизнь на лоне природы и Илюшин вместе с ней. – Он заперся в ванной и через дверь крикнул: – Если когда-нибудь Макар начнет втирать тебе про благотворительность, убей его скалкой.

Несколько дней спустя, разбирая вещи, Сергей наткнулся на фигурку в кармане джинсовой куртки. Несколько секунд он непонимающе глядел на нее, а затем вполголоса выругался.

Старуха и так о них дурного мнения. А теперь он еще и вор.

– Что-то не так? – спросила Маша, взглянув на его лицо.

– Придется ехать в Арефьево.

Бабкин отыскал номер Бережковой и позвонил, настроившись на тяжелый разговор.

Телефон старухи не отвечал.

«Абонент временно недоступен», – услышал он два часа спустя. И вечером. И на следующее утро. Человечек с бородой насмешливо и многозначительно смотрел на Бабкина большими темными глазами.

8

– Макар, мне нужен номер того преподавателя, который сосватал тебя Бережковой.

– Зачем? – удивился Илюшин.

Выслушав объяснение, он вздохнул и достал телефон.

– Ян Валерьевич, здравствуйте! Это Макар Илюшин, частный детектив. Да… да. Ян Валерьевич, вот какое дело: никак не получается дозвониться до Анны Сергеевны. Не могли бы вы… Что?

Бабкин вздрогнул и поднял на него глаза.

– Примите мои соболезнования, – медленно сказал Илюшин. – Но при каких обстоятельствах?.. Понимаю. Да. Простите.

Он положил телефон на стол.

– Что у них произошло? – резко спросил Бабкин. – Макар!

– Три дня назад в поселке случился пожар, – ровным голосом сказал Илюшин. – Дом Бережковой сгорел дотла.

– Где она сама? В больнице?

Илюшин молча покачал головой.

– Господи… – выдохнул Бабкин.

Он посмотрел на фигурку бородача, которую держал в ладони. Маленький человечек безжалостно улыбался.