Елена Михалкова
Кто убийца, миссис Норидж?
Восемь принципов миссис Норидж
Эдвард Кендел откинулся на спинку кресла, сложил руки на животе и с любопытством взглянул на гувернантку.
– Ну-с, миссис Норидж, расскажите немного о себе.
Перед ним сидела высокая сухопарая женщина лет сорока с очень прямой спиной. Твердый подбородок выдается вперед, губы плотно сжаты, вид бесстрастный. «Суровая дама», – одобрительно подумал мистер Кендел. Возможно, Люси правильно сделала, что наняла ее.
– Я имею в виду не биографию, – уточнил он. – О чем-нибудь важном для вас.
Гувернантка ненадолго задумалась.
– Я бы сказала, сэр, у меня есть принципы.
– Принципы? Что ж, отлично! Рад это слышать. В наше время не так-то просто встретить человека с принципами. Не то чтобы я хочу сказать, будто все вокруг беспринципны, но людям не хватает твердых этических правил!
Миссис Норидж, не моргнув глазом, выслушала эту пылкую речь.
Слегка успокоившись, Эдвард Кендел придвинул к себе чашку с чаем.
– Так что же с вашими принципами?
– Их восемь, сэр.
– Любопытно, любопытно!
– Во-первых, выпивать на ночь стакан теплого молока. Во-вторых, съедать утром яблоко. В-третьих, каждый день читать хотя бы одну главу из книги. В-четвертых, никуда не ходить на голодный желудок…
Мистер Кендел смотрел на Эмму Норидж со все возрастающим изумлением и наконец не выдержал:
– Послушайте, но разве… Простите, я хотел сказать – какие же это принципы? Это обычные правила!
– Правила, которые соблюдаются неукоснительно, становятся принципами, – спокойно возразила гувернантка.
Мистер Кендел так разволновался, что выпил залпом полчашки горячего чая.
– Но принципы – это нечто значительно большее, чем молоко! Например, альтруизм. Вам знакомо бескорыстное служение ближнему?
– Я предпочитаю служить ближнему за строго оговоренную плату, – сухо сообщила миссис Норидж.
– Ох, боже мой… Ну хорошо, а стремление содействовать всеобщему благу? «Что ни сделаю, все на пользу обществу!» – продекламировал он. – Разве не прекрасно?
– Не вижу, чем это существенно отличается от моего ежеутреннего яблока.
Мистер Кендел поперхнулся чаем.
Гувернантка сочувственно посмотрела на него и сочла нужным развернуть свою мысль:
– Я регулярно покупаю фрукты, следовательно, этот принцип стимулирует развитие сельского хозяйства. А съедая утром яблоко, я сохраняю собственное здоровье, что, несомненно, наилучшим образом отзывается на системе нашего здравоохранения. Ведь оно долго еще не будет иметь со мной дела.
Мистер Кендел издал звук, похожий на кваканье. И некоторое время молча сидел, таращась на нее.
Миссис Норидж вежливо ждала, пока он найдет новые аргументы. Но поскольку минуты шли, а мистер Кендел по-прежнему походил на жабу, оглушенную камнем, она хладнокровно осведомилась:
– Так когда я могу приступить к работе, сэр?
Две недели спустя
– Поридж! Миссис Поридж! Поридж! Миссис Поридж!
Роза, Милисент и Норман влетели в столовую, толкая друг друга и хохоча.
– Дети, дети! – остановила их мать. – Не смейте называть миссис Норидж овсянкой!
– Но она похожа на овсянку!
– Такая же пресная!
– Такая же холодная!
– И от нее невозможно избавиться, – пропищала младшая девочка.
– А вы хотели бы от нее избавиться? – удивилась Люси Кендел.
– Не-е-ет! – хором выкрикнули все трое.
– Пусть и дальше мучает нас примерами, – великодушно добавил мальчик.
Люси наклонилась к мужу:
– Я же говорила, – шепнула она ему на ухо. – Она их околдовала. Даже Норман бегает за ней по пятам.
Не отрываясь от утренней газеты, Эдвард фыркнул:
– Не понимаю, чем это объяснить. Она невозможная чудачка! Что бы ни случилось, лишь хмыкает в ответ. И чопорна, как королева. В ее присутствии меня вечно тянет выпрямиться и втянуть живот.
– Тебе бы это не помешало, – с улыбкой сказала миссис Кендел и поднялась навстречу вошедшей гувернантке. – Доброе утро, миссис Норидж!
За завтраком мистер Кендел начал читать почту и вдруг издал леденящий душу стон.
– В чем дело, дорогой? – встревожилась Люси.
– Полли Парсонс пишет, что собирается приехать на мое сорокалетие! – простонал Эдвард.
– Твоя тетушка Полли? Но это же замечательно! Ты сам говорил мне, что двадцать лет ее не видел.
– И с радостью не видел бы еще столько же. Как вспомню ее пенсне, кривые зубы и неизменного английского бульдога возле юбки, так мурашки бегут по коже. А эти вечные проповеди! Она даже путешествовать отправилась лишь затем, чтобы нести всем свет истины.
– Где она сейчас?
– В Индии, – уныло ответил Эдвард. – Вернее, мчится оттуда в Англию на всех парах. Как будто мало мне будет визита братца.
Миссис Норидж удивилась:
– У вас есть брат, мистер Кендел?
Дети захихикали.
– Норман! Милисент! – строго призвала их к порядку гувернантка.
Эдвард махнул рукой:
– Наши отношения ни для кого не секрет. Отец включил в завещание пункт, по которому я могу выделять Дэвиду содержание, если посчитаю нужным. Но при условии, что он будет являться за деньгами лично. Отец надеялся, что таким образом я смогу контролировать его. Если бы не этот пункт, я бы вряд ли удостоился счастья видеть своего непутевого брата.
– Эдвард! – укоризненно воскликнула миссис Кендел и с улыбкой обратилась к гувернантке: – Не слушайте его. Дэвид, конечно, шалопай, но они с Эдвардом любят друг друга. Я бы сказала, Дэвид из тех людей, которые полезут через забор, даже если рядом есть калитка.
– Шалопаем можно быть в двенадцать лет, – проворчал ее муж. – А в тридцать пять это уже неприлично. Но ничего, на этот раз у меня для него кое-что приготовлено.
Люси Кендел покачала головой:
– Ты не уговоришь его жениться на Дороти.
– Это мы еще посмотрим!
Норман вскочил и обежал вокруг стола:
– Дядя Дэвид будет учить меня стрелять из лука!
Он повис на шее отца:
– Папа, а покажи свои ружья!
– И мне, и мне! – поддержала Милисент.
Эдвард нахмурился:
– Ну что за глупости?
– Но миссис Норидж не видела твою коллекцию, папочка!
– В самом деле? Разве я не показывал вам мои ружья, миссис Норидж?
– Увы, нет, сэр.
С самым равнодушным видом, который он только мог на себя напустить, мистер Кендел спросил:
– Не хотите ли взглянуть?
– С удовольствием.
Люси Кендел сдержала улыбку.
В своем кабинете мистер Кендел отдернул штору на стене, и за ней обнаружилась узкая металлическая дверь с кодовым замком.
– Обратите внимание – последнее слово техники, – похвастался он. – Комбинация цифр известна только мне.
Эдвард быстро нажал несколько кнопок, замок щелкнул, и дверь распахнулась.
– Прошу вас, миссис Норидж.
Дети, войдя в оружейную, благоговейно притихли. На стенах в застекленных шкафах висели ружья – начищенные, сверкающие благородной сталью. Мистер Кендел с гордостью обвел рукой свою сокровищницу:
– Я хочу собрать коллекцию ружей из всех стран, где их только производят.
Он открыл стеклянную дверцу.
– Вот эти два – из Германии. Великолепные образцы!
– А это, мистер Кендел? – спросила гувернантка, указывая на узкий ствол со странными значками на ложе.
– Японское. Купил его по случаю для коллекции. Таких существует всего пять штук, они сделаны известным мастером.
– Должно быть, это большая ценность, сэр?
– О, вовсе нет. Японцы не большие специалисты в оружейном деле. Удивительный народ: даже к ружью они ухитрились приложить многостраничную инструкцию – на своем языке, разумеется. Вы можете себе представить – руководство по использованию ружья!
Недоуменно качая головой, Эдвард Кендел повесил оружие на место.
– А вот эта красавица не чета той поделке. Кремниевое турецкое ружье! Взгляните, миссис Норидж, не стесняйтесь! А вот аркебуза: золоченая мушка, резная ореховая ложа с граненым прикладом, костяная резьба… Смотрите, как подогнаны пластинки.
– Это, кажется, сцены из охоты богини Дианы, – заметила миссис Норидж, приглядевшись к резьбе.
– Возможно, – согласился Эдвард, не проявив особого интереса. – Колесцовый прижимной замок – вот что любопытно! Видите ли, в аркебузах подобного типа…
Миссис Норидж вздохнула про себя и отдалась на волю провидения.
Провидение, однако, было к ней благосклонно: каких-то десять минут спустя мистера Кендела позвали.
– Я расскажу вам об этом в другой раз, – пообещал он, с видимой неохотой прервав свою речь.
– Надеюсь на это, сэр, – солгала миссис Норидж, не моргнув глазом.
Две недели спустя гость, которого так страшился мистер Кендел, пересек порог его дома.
– Почему меня никто не встречает? – скандальным тоном вопросила тощая сутулая дама, окинув гостиную возмущенным взором.
На носу дамы криво сидело пенсне, на подбородке торчали две бородавки, возле ног пристроился хмурый белый бульдог. В одной руке дама сжимала дорожную сумку, в другой – томик Библии.
– Тетушка Полли! – с фальшивым воодушевлением воскликнул Эдвард, спеша ей навстречу. – Бог мой, какая радость!
Мисс Парсонс гневно уставилась на него.
– Я полагала, твоя семья выстроится у дверей, чтобы приветствовать меня. Какой недружелюбный прием!
– Но тетя Полли! Мы не знали, когда вас ждать.
– Это тебя не оправдывает, – отрезала пожилая дама. – Я вижу, ты все так же бестолков. Твоему отцу следовало лишить наследства не только твоего младшего брата, но и тебя. И передать его кому-то, кто мог бы распорядиться деньгами с умом и добродетелью!
Она горделиво повела подбородком, так что сразу становилось ясно, кто этот умный и добродетельный человек. Затем сунула племяннику сумку, вручила поводок и двинулась в глубь дома, недовольно бормоча.
Люси Кендел подошла к мужу.
– Кажется, я понимаю, почему тетушка редко приезжала к вам с Дэвидом, – тихо сказала она, провожая взглядом сутулую фигуру.
– Отец ее терпеть не мог, несмотря на то что она его двоюродная сестра и единственная родственница. Когда мне было чуть меньше двадцати, она уехала из Англии, и все вздохнули с облегчением.
Подбежавшая Милисент прильнула к матери.
– Надолго к нам тетушка Полли?
– Полагаю, на неделю, милая. Как раз до папиного дня рождения.
– А завтра прибудет твой любимый дядя Дэвид, – напомнил Эдвард.
Но когда миссис Норидж с Милисент отошли, девочка сказала, насупившись:
– Я вовсе не люблю дядю Дэвида. Он хоть и веселый, но злой.
Веселый и злой Дэвид оказался обаятельным загорелым мужчиной с белоснежными зубами, часто обнажающимися в улыбке. Эдвард Кендел был широкоплеч и основателен, Дэвид – тонок и высок. Миссис Норидж поняла, почему Люси заступалась за него: такие мужчины, как Дэвид, для нее всего лишь озорные мальчишки.
Но проказы мальчишек не всегда бывают безобидны.
Гувернантка мало говорила, но много подмечала. Из фраз, которыми обменивались мистер и миссис Кендел, она поняла, что в юности Дэвид не питал особого уважения к закону. Подделанные чеки отца, взломанные ящики, карточные долги, беспорядочные связи с женщинами… Разъяренный мистер Кендел-старший в конце концов наказал беспутного младшего сына.
Но в свои тридцать пять лет Дэвид по-прежнему был весел и беззаботен. Последние полгода он путешествовал по Италии на деньги брата и, по убеждению Эдварда, впустую прожигал жизнь.
Чтобы наставить Дэвида на путь истинный, старший брат задумал женить его. Но найти подходящую супругу для человека, лишенного наследства, оказалось не так-то просто. Четыре месяца матримониальных исследований – и Эдвард наконец обнаружил среди девиц, засидевшихся в невестах, такую, которую не отпугивало прошлое младшего Кендела.
– Персиваль Уокер? – в ужасе воскликнул Дэвид. – Ты пригласил священника?!
– Священника и его сестру, – уточнил Эдвард. – Дороти Уокер – отличная партия.
– Ты забыл добавить – для самца трески.
Эдвард побагровел, но сдержался. Сосчитав про себя до десяти, он сказал:
– Она милая неглупая девушка. И у нее много других достоинств.
– Например, умение многозначительно молчать целыми часами и возводить очи к небу с таким видом, будто она села на булавку, но вынуждена терпеть. Перестань, Эдвард! Я отлично помню Дороти. Она бледная снулая рыбина, и ее братец точно такой же. Если хочешь, держи их в своем садке, но не думай, что и я буду барахтаться с ними.
– Черт возьми, ты будешь делать то, что я тебе скажу! – вспылил Эдвард. – Я не прошу тебя немедленно бежать с Дороти под венец. Но ты можешь присмотреться к ней? Поговорить? Неужели это так много?
Несколько секунд Дэвид смотрел на него жестким пристальным взглядом. Затем внезапно сдался:
– Хорошо, если ты этого хочешь.
И вышел из комнаты.
Эдвард мысленно поздравил себя с успешным завершением непростого разговора. Но в глубине души ему было не по себе. Судя по тому, как быстро Дэвид пошел на попятную, он что-то задумал.
А все, задуманное Дэвидом, было чревато серьезными неприятностями для остальных членов семьи.
– Гастон, моя крошка! – ворковала тетушка Полли, присев на корточки перед бульдогом и пичкая его печеньем. – Ну-ну, моя детка, не отворачивайся от мамочки!
На морде бульдога были написаны тоска и отвращение.
– Тетушка Полли, он не хочет! – сказал Норман.
– Мисс Парсонс лучше знает, что нужно ее собаке! – тут же вмешалась Дороти Уокер.
– Благодарю вас, милая, – любезно сказала пожилая дама. – Вы совершенно правы: я лучше знаю.
Но тут бедный Гастон, потеряв терпение, вскочил и бросился наутек.
– Ловите его! – закудахтала тетушка Полли. – Ловите!
Священник с сестрой, медлительные и неловкие, одновременно вскочили, кинулись за псом и столкнулись в дверном проеме. В них врезалась тетушка, и пока все трое бились в дверях, бульдог во всю прыть улепетывал к калитке.
Норман прыснул, и даже Люси Кендел не смогла сдержать смех.
– Этот пес постоянно от нее удирает, – раздраженно сказал Эдвард. – И вообще он крайне неприятное животное. Вчера я обнаружил его разлегшимся на моих домашних туфлях. Кажется, скоро он будет расхаживать по дому в моей пижаме!
После долгой суеты беглеца изловили и торжественно привели обратно. Запыхавшейся и хромающей мисс Парсонс сестра священника заботливо подложила подушку под ноги.
– О, благодарю вас, милая! Я растянула связки пару недель назад, и травма до сих пор дает себя знать.
– Должно быть, это случилось в том поезде? – сочувственно спросила Дороти. – Я читала, что в Индии состав сошел с рельсов. Вы ехали в нем, мисс Парсонс?
– Да, пересекала материк с юга на север, – кивнула тетушка Полли. – К счастью, мой вагон накренился, но не упал. Можно было бы сказать, что я отделалась легким испугом, но это было бы неправдой: я ни капли не испугалась.
Священник взял со стола газету и развернул ее.
– Здесь пишут, что состав рухнул с насыпи. Сообщают о сорока погибших и двух сотнях раненых! Вам очень повезло, мисс Парсонс.
– Эти газетчики вечно преувеличивают. Невозможно читать их нелепые выдумки! Позвольте-ка газету… Вот, пожалуйста: ограбления, убийства, кражи! Уверена, половины этого не происходило на самом деле. А фотография мошенника в разделе происшествий! У людей не бывает таких выпуклых лбов, рыбьих глаз и обвисших до шеи усов. Это портрет сома, а не человека.
– Ограбления? – переспросил Дэвид, не обращая внимания на портрет, который тетушка совала ему под нос. – Можно взглянуть? Смотри-ка, Эдвард!
И он зачитал вслух:
– «Этот месяц ознаменовался серией необычных краж, жертвами которых стали известные коллекционеры оружия. Злоумышленники проникали в оружейные комнаты, вскрывали сейфы, но что именно было похищено и на какую сумму, не сообщается. Преступники пока не найдены, но полиция прилагает все силы…» И так далее.
– Эдвард, на твоем месте я была бы осторожна, – заметила тетушка Полли.
– Если кто-то и представляет угрозу для его замков, то лишь я, – со смехом отозвался Дэвид. – Помню, в детстве ни одна закрытая дверь не была для меня препятствием.
Но, поймав предостерегающий взгляд Эдварда, он осекся.
– В самом деле, мистер Кендел, – встревожилась Дороти. – Вы уверены, что ваша коллекция хорошо охраняется?
– Совершенно, дорогая мисс Уокер. Новейший кодовый замок и код из шести цифр защищает ее от любого взлома.
Он победоносно оглядел окружающих и подытожил:
– Мои ружья в полной безопасности!
Перед тем, как лечь спать, миссис Норидж по своему обыкновению взяла книгу. Но пять минут спустя поймала себя на том, что строки, которые она только что прочла, улетучились из головы.
Гувернантка отложила книгу, сняла очки и задумалась.
Что-то шло не так.
Эмма Норидж всегда прислушивалась к своему внутреннему голосу. А сейчас он тихо, но настойчиво предупреждал, что грядет нечто плохое.
Эмма припомнила, что происходило сегодня. Самой серьезной неприятностью был испорченный обед, а за ним и ужин. Кухарка безбожно пересолила и то и другое, а когда Люси Кендел спустилась на кухню, чтобы выяснить причину, вместо ответа горько разрыдалась. На все расспросы хозяйки она отвечала слезами, просила прощения и клялась, что это больше не повторится.
Кухарка работала в семье Кенделов больше тридцати лет. Было бы странно подозревать ее в чем-нибудь.
И главное – в чем?
Миссис Норидж с досадой побарабанила пальцами по столу. Неужели та глупая газетная статья подействовала на нее?
Так ничего и не придумав, Эмма потушила лампу и легла спать, очень недовольная собой.
Когда часы в большой зале пробили полночь, она проснулась от их глуховатого «бом-м-м!» и даже привстала на кровати, пораженная ужасной мыслью. Бог ты мой, со всеми этими размышлениями она забыла про свое молоко!
Какая непростительная рассеянность! Вокруг могут происходить ограбления, бури, землетрясения и войны, но неизменный стакан молока должен быть выпит.
Эмма накинула на плечи шаль, сунула ноги в домашние туфли и вышла из комнаты.
Пробираясь на кухню по темным коридорам, она прислушивалась к дыханию дома. Все крепко спали. Ни единый звук не нарушал ночную тишину, кроме шелеста ее собственных шагов, тиканья часов и…
…и хриплого сопения.
Миссис Норидж остановилась. Это что еще такое?
Наклонив голову, она уловила, что к сопению примешиваются еще какие-то звуки. Неподалеку кто-то скребся.
Гувернантка прошла еще несколько шагов и заглянула в приоткрытую гостиную. Там-то и обнаружился источник звука.
На подоконнике, перевесившись передней частью за окно, висел бульдог Гастон и отчаянно работал задними лапами, пытаясь перебросить свою толстую тушу наружу. Окно забыли запереть, и в эту узкую щель, больше подходившую для кота, чем для раскормленного бульдога, пытался выбраться негодный пес.
– Гастон! – шепотом окликнула Эмма.
Задняя часть Гастона на секунду замерла, а затем пес принялся еще более ожесточенно скрести задними лапами по подоконнику. Прежде, чем миссис Норидж успела подбежать и схватить его, он наконец вытолкнул себя, точно пробку из бутылки, сверзился на землю и припустил прочь.
Миссис Норидж не могла допустить, чтобы чужой пес удрал. И поскольку возиться с засовами на двери не было времени, гувернантка подняла створку окна и последовала примеру беглеца.
Спустя некоторое время случайный наблюдатель мог бы видеть удивительную и редкую для этих мест картину. По освещенной лунным светом дорожке в направлении деревни мчался, переваливаясь, упитанный бульдог. За ним почти так же быстро бежала худая женщина в длинной белой ночной рубашке, делавшей ее похожей на привидение. Время от времени бульдог оборачивался, убеждался, что его все еще преследуют, и прибавлял скорость.
Эта странная пара миновала поместье Кенделов, пересекла поле и выбежала к деревне.
На пригорке бульдог остановился. Он повел носом, приглушенно гавкнул, точно прощаясь, и потрусил по обходной дороге, больше не оглядываясь назад.
Минуту спустя на том же месте, тяжело дыша, стояла миссис Норидж. Она считала себя весьма упорным человеком, но на этот раз ей пришлось признать, что целеустремленность бульдога победила ее собственную. Перспектива бежать до самого Лондона за негодной собакой ее не прельщала.
Оставалось одно – вернуться в поместье. Но прежде чем идти обратно, Эмма устало облокотилась на ближайшую ограду. Ей требовалась передышка.
Возле дома, в окнах которого горел свет, послышался смех.
– …только ради тебя, – донеслось до миссис Норидж.
Голос Дэвида Кендела!
Женщина, смеясь, что-то отвечала. Гувернантка из деликатности отошла, но дверь приоткрылась, и она успела заметить в упавшей полосе света высокого мужчину и прильнувшую к нему молодую темноволосую женщину.
– Хм, – осуждающе поджала губы миссис Норидж.
Что ж, Дэвид оставался верен себе. Даже здесь, в маленькой деревушке, он ухитрился обольстить одну из местных красавиц.
Обратный путь показался миссис Норидж довольно утомительным. Она даже пожалела, что перед ней не бежит бульдог. Вернувшись в поместье Кенделов, гувернантка подошла к двери, дернула за ручку и только тут вспомнила, каким путем покинула дом. От всей души надеясь, что никто не застанет ее в столь двусмысленной ситуации, она поплелась к окну.
К счастью для репутации миссис Норидж, все жители особняка крепко спали. Кроме Дэвида, но Эмма предполагала, что он вряд ли ложился в эту ночь.
Уставшая, побежденная бульдогом, миссис Норидж доплелась до кухни, подогрела молоко, выпила его и вернулась к себе. Уснула она сразу, едва ее затылок коснулся подушки.
Утром миссис Норидж проснулась с тяжелой головой. Не столько из-за погони за собакой, сколько оттого, что всю ночь ей снились сны, в которых она преследовала разнообразных животных. Вспомнив, каково было бежать за носорогом, гувернантка поежилась.
Но, несмотря на усталость, она сразу заметила, что один из ее воспитанников чем-то расстроен.
– Что случилось, Норман?
Но мальчик лишь крепче сжал губы и помотал головой.
– Тебя кто-то обидел? – допытывалась гувернантка.
Норман шмыгнул носом и отвернулся.
– Я уже все рассказал отцу, – проговорил он. – Он говорит, что это ерунда.
Если про себя миссис Норидж и высказала несколько нелестных эпитетов в адрес Эдварда Кендела, с губ ее не сорвалось ни слова.
Она достала тетради, в которых они вместе решали примеры, села рядом. Но вместо того, чтобы начинать урок, молча погладила Нормана по руке.
Эта неожиданная ласка от всегда сдержанной гувернантки вдруг пробила брешь в обороне мальчика. Он обернулся, обнял миссис Норидж и всхлипнул.
– Ну-ну, мой дорогой… Скажи, что случилось?
– Их там больше нет!
– Кого?
– Скворцов! На вязе было гнездо с птенцами. Трое, совсем крошечные, лысенькие. Я каждое утро забирался на дерево, чтобы полюбоваться на них. А сегодня залез, а они… они… Они пропали!
Он со страхом взглянул на миссис Норидж, боясь, что над ним будут смеяться. Но гувернантка даже не улыбнулась.
– Это очень печально, Норман. Пропали только птенчики?
– Нет, все гнездо. – Он вытер слезы. – Значит, они все умерли.
– Все гнездо? – повторила миссис Норидж. – Покажи-ка мне это дерево, Норман.
Они вышли в сад, обогнули дом и остановились возле старого раскидистого дерева.
– Гнездышко было вон там, на третьей ветке, – показал мальчик. – А сейчас его там нет.
И тут миссис Норидж выкинула фокус. Она ухватилась за ветку над головой, подтянулась с неожиданной для своего возраста легкостью, перебралась на ветку повыше и встала, держась за ствол.
От изумления Норман даже забыл о своем расстройстве.
– Вот это да! Миссис Норидж, где это вы так научились?
Но гувернантка не ответила. Она оглядела ветку, на которой раньше было гнездо, а затем внимательно осмотрелась вокруг. Особенно ее заинтересовал вид в окне, которое было прямо напротив. В кабинете мистер Кендел раскладывал на столе какие-то бумаги, не догадываясь, что в шести футах от него находится человек.
С той же легкостью миссис Норидж спустилась вниз, спрыгнула на землю и отряхнула ладони.
– Ты, наверное, думаешь, что гнездо пропало из-за тебя? – спросила она.
Норман молча кивнул.
– Я не трогал их, – горячо сказал он, – я знаю, что нельзя! Но скворцы все равно кричали и вились вокруг.
Миссис Норидж присела перед ним на корточки и взяла за руки.
– Можно испугать птиц настолько, что они бросят своих птенцов. Но чтобы они унесли гнездо – о таком я не слыхала. Поверь мне, ты ни в чем не виноват.
Успокоив мальчика, миссис Норидж направилась прямиком к его отцу.
– Мистер Кендел, могу я поговорить с вами?
– О, конечно. Что-то с детьми?
– Нет, с ними все в порядке. Не считая того, что Норман был сегодня очень огорчен…
– …какими-то птенцами, знаю, – подхватил Эдвард. – Я не придал значения этим глупостям.
Миссис Норидж поджала губы.
– Осмелюсь сказать, сэр, напрасно. Это важно.
Эдвард Кендел недоуменно воззрился на нее.
– Что важно?
– Исчезновение гнезда. Учитывая это, а также пересоленную еду, я бы очень рекомендовала вам, сэр…
Она замялась. Эдвард наклонился вперед:
– Что рекомендовали бы?
Миссис Норидж вскинула на него серые глаза.
– Сменить код на замке в вашу оружейную комнату, сэр.
Несколько секунд Эдвард удивленно смотрел на нее, а потом расхохотался. Гувернантка, ничуть не обиженная, невозмутимо ждала, пока он закончит смеяться.
Эдвард вытер слезы, выступившие на глазах:
– Извините, миссис Норидж. Мне просто показалась очень забавной связь между пересоленным бифштексом и моими ружьями.
– Однако она есть, сэр.
– И в чем же она заключается?
Миссис Норидж покачала головой:
– Простите, я пока не могу сказать этого. Но мой долг – предупредить вас о возможной опасности.
Мистер Кендел снисходительно улыбнулся, глядя на нее.
– Вы прислушаетесь к моему совету? – прямо спросила миссис Норидж.
– Простите, боюсь, что нет.
– Отчего же?
Эдвард помолчал, по-прежнему улыбаясь, снял очки и повертел их в пальцах.
– Миссис Норидж, помните наш первый разговор? Вы рассказывали о принципах?
– Разумеется, сэр.
– Вы сказали, у вас их восемь. Но перечислили всего четыре. Нельзя ли услышать про остальные?
– Конечно. Пятый принцип – помнить о том, что ленивый работает вдвое больше. Шестой – если не можешь принять решение, ложись спать. Седьмой – коровам, детям и собакам нужно уделять поровну внимания…
Ее прервал раскатистый хохот Эдварда.
На этот раз миссис Норидж пришлось ждать дольше, пока мистер Кендел успокоится.
– Коровам… собакам… – с трудом выговорил он сквозь смех, – и детям… Поровну! Ох, миссис Норидж! А что делать тем несчастным, у которых нет коров?
Эмма явно собиралась ответить, но Эдвард замахал руками:
– Нет-нет, умоляю вас! Это был риторический вопрос. Вы меня до разрыва сердца доведете своими принципами и рекомендациями. Не обижайтесь на меня, миссис Норидж, но…
Он пытался подобрать слова, и гувернантка пришла ему на помощь:
– Но мои советы кажутся вам не заслуживающими внимания.
– Нет-нет! Скорее, странными. Поймите меня правильно! Я не разделяю ваших… м-м-м… своеобразных принципов и не могу разделять ваших опасений.
Миссис Норидж поднялась.
– Что ж, я поняла вас, мистер Кендел. Благодарю за уделенное время.
За ужином все шло как обычно. Но чуткое ухо миссис Норидж резали нотки фальши в чьем-то голосе. Неуловимый флер тревоги сгущался над беззаботными внешне людьми.
Впрочем, был ли кто-то из них и впрямь беззаботен?
Мистер Эдвард не сводил глаз с брата, опасаясь, не скажет ли тот мисс Уокер что-нибудь, что отвратит ее невинную душу от такого негодяя. Словно заботливая дуэнья, Эдвард готов был в любую минуту исправить промах Дэвида.
Сам же Дэвид шутил и смеялся, но глаза его оставались серьезными. Он теребил сигару, не замечая, что табак сыплется ему на колени. Что-то тяготило младшего Кендела, но он тщательно скрывал это от всех.
Мисс Уокер, как и ее брат, играла роль восхищенной слушательницы. Ей, похоже, было все равно, кому внимать – лицо ее выражало одинаковый восторг независимо от того, велась ли беседа о музыке или о разведении свиней. Священник кивал, и улыбка не покидала его бледное узкое лицо, держась на губах, точно приклеенная. Мистер Уокер настолько привык к ней, что даже когда все дружно начали выражать соболезнования тетушке Полли по поводу пропажи ее любимой собаки, он не перестал улыбаться.
– О, я уверена, Гастон вернется, – решительно заявила тетушка. – Его маленькое любящее сердечко просто разорвется вдали от меня.
Миссис Норидж вспомнила, как бульдога насильно кормили целыми днями, и подумала, что если бы он остался, то мог бы разорваться его маленький любящий желудок.
– Мисс Парсонс, мы завтра поищем его, – пообещала Люси.
– Разумеется, поищете, – ворчливо отозвалась пожилая леди. – Неужели я буду сама с больной ногой бегать по всей округе!
«Люси Кендел – вот кто спокоен, – подумала миссис Норидж. – Даже постоянные придирки тетушки Полли не слишком задевают ее».
Не подозрительна ли подобная безмятежность чувствительной Люси?
Миссис Норидж решительно встала. Определенно, ей нужно на время выкинуть все это из головы, или она начнет подозревать даже сбежавшего бульдога Гастона.
Эдварду Кенделу ночью не спалось. Он ворочался, вставал, читал, разбирал деловые бумаги – словом, проделывал все те действия, которые в другое время непременно усыпили бы его.
Но сон все равно не шел. Неясная тревога снедала Эдварда, и хуже всего было то, что определить ее источник он не мог.
Проще всего было решить, что причина в Дэвиде – в Дэвиде, который выводил его из себя подчеркнутым послушанием даже больше, чем насмешками. За насмешками Эдвард видел привычного младшего брата – безалаберного, ленивого, подвергающего осмеянию все то, что ценил в жизни сам Эдвард. Но за Дэвидом послушным, за Дэвидом кротким скрывался неизвестный ему человек, и на что он способен, старший брат не знал.
Он снова лег в кровать, твердо решив на этот раз не поддаваться тревожным мыслям. И это ему почти удалось. Но, уже погрузившись в сон, Эдвард самым краешком сознания вдруг уловил, что было причиной его беспокойства.
Странное поведение миссис Норидж.
Он произнес это в полудреме и вдруг проснулся. Проснулся окончательно, без малейшей надежды заснуть вновь, словно его окатили холодной водой.
Гувернантка! Ее смехотворное, нелепое предложение о смене шифра! Вот что не давало ему покоя. Эта донельзя странная теория о связи между пересоленным обедом, пропавшими птицами и кражей! Какая великолепная, образцовая глупость! Но именно из-за нее он мучился уже два часа.
Эдвард Кендел не на шутку рассердился. Завтра же, твердил он себе, расхаживая по комнате, завтра же он поговорит с ней всерьез и объяснит, что нельзя… что она не должна… что эти ее дурацкие принципы должны оставаться при ней!
В своем воображении Эдвард Кендел призвал миссис Норидж к благоразумию. Заложив палец за борт жилетки, он произнес целую речь. В ней он порицал чудачество и высмеивал странности. «Эксцентричность, – восклицал мистер Кендел, – не имеет права на существование в наше время прогресса и торжества здравомыслия!»
Когда он закончил свою пламенную тираду, а воображаемая миссис Норидж раскаялась и устыдилась, мистер Эдвард вытер пот со лба, точно оратор, произнесший лучшую в своей жизни речь, и рухнул бессильно в кресло.
