Елена Михалкова
Дудочка крысолова
К шесту, на котором болталась связка набитых сухой травой крысиных тушек, он привязал несколько бубенцов. Теперь ему не нужно прятаться – наоборот, чем больше внимания он привлечет, тем лучше.
Последнее, что он бережно достал из своего необъятного мешка и повесил себе на шею, была дудочка – простенькая дудочка на шнурке. Он поднес ее ко рту, и короткие переливы огласили окрестный лес и спугнули любопытных дятлов с соседнего дерева.
Теперь он был полностью готов. Под дубом стоял тот, кому предстояло спасти город Хамельн.
Крысолов».
* * *
Комната, которую им выделили для допросов, напоминала будуар, но Бабкин решил, что придираться не стоит. Возможно, подумал он, для девушек эта обстановка подойдет как нельзя лучше.
Рыжая Женя Коромыслова сидела в кресле напротив него, закинув ногу на ногу, освещенная мягким светом, падавшим из узкого, как бойница, окошка за спиной Сергея.
– Гражданин начальник, дай закурить, а? – нарочито гнусаво протянула она.
Некурящий Бабкин всегда носил с собой пачку сигарет и зажигалку, на опыте не раз убеждаясь, насколько вовремя предложенная сигарета облегчает общение.
– «Мальборо» только, – с извиняющейся интонацией сказал он.
– Плевать! Пускай «Мальборо»…
Бабкин протянул початую пачку, щелкнул зажигалкой, и Женька торопливо вытащила сигарету, закурила, затянулась с такой жадностью, что мысленно он посочувствовал ей – в гроте, конечно, курить русалке было нельзя, а в той комнате, где они сидели под наблюдением, тем более.
«Чертовски соблазнительна», – вот что приходило в голову, когда он смотрел на нее. Книжное какое-то выражение, немного устаревшее, но очень подходящее к рыжеволосой русалке, выпускавшей дым из четко очерченных, ярких, как маки, губ. «Чертовски соблазнительна». На тонкой руке болтался простенький браслет из разноцветного бисера, и Бабкин, удивленный тем, что красавица носит ерундовую вещицу, вгляделся в него. Не такой уж он был и простенький, этот браслетик: бусинки складывались в рисунок из цветов с желтыми серединками и белыми лепестками, незаметный на первый взгляд. Но русалке, решил Сергей, украшение совсем не подходило.
– Расскажи, как у тебя день сегодня складывался, – попросил он, непринужденно переходя на «ты».
– Я уже рассказывала!
– Ты невнимательно вспоминала, могла что-то важное забыть… Попробуй еще раз.
Слушая девушку и делая попутно короткие пометки в блокноте, Бабкин понимал, что она повторяет сказанное прежде. Была в гроте убитой два раза, один раз – одна, второй раз с Эль. «Эль – это у нас нимфетка… Проверить». Приходила поболтать, поесть сладостей, просто убить время: гости плавали в первом озере, соревновались друг с другом.
– А к тебе сегодня кто-то из них приходил?
– Приходил… Олежка, красавчик мой! С утра прибежал, как ошпаренный. – Она довольно усмехнулась. – Покувыркались мы с ним, правда, недолго, и он уплыл. Ах!
Она картинно вздохнула, взглянула на Сергея из-под длинных ресниц. Интуитивно Женька догадывалась, что ему неприятно ее слушать, и постаралась зацепить его еще раз:
– Олежек, конечно, мальчик красивый, но хозяйство у него с Ванюшиным не сравнится. Да ты сам знаешь, наверное: грузин русского всегда в этом обскачет.
Женька двусмысленно улыбнулась, выпустила дым и решила, что теперь можно и поменять позу. Сняла правую ногу с левой, раздвинула их, на секунду замерла в непристойной позе, и ленивым движением закинула левую сверху. «Ну, хороший мой, краснеть будем?»
– Да-да-да, «Основной инстинкт» все смотрели, – кивнул Бабкин. – Ты, может, поудобнее сядешь?
– Мне и так удобно, не тревожься! – огрызнулась Женька, раздосадованная тем, что не удалось смутить этого большого угрюмого мужика, похожего на медведя.
– Тогда расскажи мне, что ты делала после ухода Олега. Кстати, во сколько он ушел?..
Когда Женька удалилась, Бабкин вздохнул с облегчением. В комнату заглянул Саша, озабоченно спросил:
– Кого теперь тебе прислать?
– Давай, что ли, эту… Эль. Кстати, где Илюшин?
– Он у шефа, они там с опергруппой разговаривают, смотрят показания клиентов. – Он поколебался, но не смог удержаться от вопроса: – Вытащил что-нибудь из этой ведьмы?
– Потом видно будет, – уклончиво ответил Сергей.
– Если кто и придушил Микаэллу, так это она! – убежденно сказал Саша. – Она же просто бешеная! Сейчас узнала, что ей отсюда никуда не уйти, и чуть лицо мне не расцарапала. А я что сделаю?! Распоряжение шефа! «Сидеть в клубе до тех пор, пока убийцу не найдут»! Шла бы к нему да орала на него…
Бабкин подумал, что Евгения очень хорошо знает, на кого можно орать, а на кого нет, и Перигорскому не грозит услышать ее яростные выкрики.
– Зачем бы ей душить Микаэллу? – поинтересовался он. – Похоже, они были в неплохих отношениях… В гости друг к другу ходили, о клиентах, наверное, сплетничали.
– Ну не знаю…
По Саше было видно, что он разочарован. «Наверное, хотел, чтобы я сразу рыжую расколол. Раз – и готово! Убийца рыдает, раскаявшись, и все довольны».
– Давай сюда вашу нимфетку, – попросил Бабкин. «Ох, эта сейчас тоже начнет выкаблучиваться…»
…Оксана вошла, замерла посреди комнаты в растерянности, и одного взгляда на нее Сергею хватило, чтобы понять: эта выкаблучиваться не будет. Девушке было не по себе. Она избегала встречаться взглядом с Бабкиным, и он почувствовал себя мучителем детей. Ему пришлось напомнить себе, что перед ним не ребенок, а двадцатитрехлетняя девушка.
– Сядьте, пожалуйста, – сказал он.
– Я никого не убивала! – выдавила Эль и подняла глаза на Сергея. В них был страх. – Честное слово, не убивала!
Бабкин сообразил, что она боится не кого иного, как его. «Черт, Илюшин бы сейчас очень пригодился… Вот кто умеет разговаривать с перепуганными девицами всех мастей».
– Оксана, послушайте… – как можно мягче сказал он, вспомнив уроки Макара, – вас никто ни в чем не подозревает. Мы с вами немного поговорим о том, что вы сегодня делали, а потом вы вернетесь в свою комнату и сможете поесть. Вы же наверняка хотите есть, правда?
Бабкин говорил, почти не задумываясь, помня то, чему учил его Илюшин: женщина реагирует в первую очередь на интонации, и только во вторую – на смысл произносимого. Ему самому верилось в это с трудом, но, судя по Эль, Макар был прав: девушка немного ожила, опустилась в кресло, сжав колени.
– Ну, вот и замечательно… А теперь вспомните, пожалуйста, во сколько вы пришли в клуб?
Оксана осторожно наблюдала за мужиком, что-то записывавшим в блокноте, и следила за тем, чтобы не расслабляться и не менять положение тела. Ножки вместе, пальцы рук переплетены и прижаты к груди. Во-первых, так она кажется совсем худенькой и юной, а во-вторых, у нее очень выигрышные запястья. Пусть посмотрит, дурачок.
Ей хватило одной минуты, чтобы он заговорил с ней не тем голосом, что был у него вначале, а таким, каким неизбежно начинали разговаривать с Эль рано или поздно почти все мужчины: заботливым и ласковым. У многих появлялись воркующие ноты, но по этому шкафу видно, что от него воркующих нот ждать не приходится. Поэтому он не понравился Оксане: она предпочитала управляемых мужчин.
Она часто называла себя Эль, и в мысленных разговорах обращалась ко второй стороне своей натуры в третьем лице: «А что Эль хочет? А что Эль порадует? Эль, это нам понравится…» Становясь Эль, она на глазах сбрасывала несколько лет, растягивала гласные, двигалась порывисто, иногда неловко. Кожа у нее была от природы тонкая, нежная, и окружающие считали, что Оксана не пользуется косметикой, но только Ливи и Клео знали, сколько времени уходит у нее на правильный макияж. «Что макияж! Через пару лет придется в носогубки рестилайн уколоть… А может быть, и лоб поправить…»
– Знаете, Мика была очень злая, – услышала Оксана свой голос, и в первый миг испугалась, не сболтнула ли чего-нибудь лишнего. Задумавшись, она потеряла нить беседы, позволила себе плести невесть что…
Конечно, «медведь» зацепился за брошенную фразу.
– Злая? В чем это проявлялось?
Оксана решительно загнала Эль поглубже и добросовестно задумалась, стоит ли честно отвечать на вопрос. Выходило, что правда ей ничем не повредит.
– Например, она Ливи терпеть не могла. Изводила ее, приставала к ней!
– Почему?
– Не знаю… Она вообще-то к нам с Клео тоже приставала, но не так сильно. А к Ливи – просто постоянно! То заявляла, что у нее в гроте грязно, то грозилась рассказать шефу, что Ливи отказывается делать завивку…
– Завивку? – непонимающе переспросил Бабкин.
– Ну да, завивку. Мы обязаны волосы завивать.
– Зачем?
– Чтобы, когда из воды выходишь, смотрелось красиво: кудряшками, а не сосульками. Вы никогда не замечали, что если у девушки прямые волосы, то они ужасно выглядят мокрые? А нам нужно быть хорошенькими, мы же русалки! Поэтому раз в полгода специальную завивку делаем – и я, и Клео, и Мика…
– А Ливи что, отказывалась?
– Ага. У нее волосы от природы вьющиеся, они и так красивые, зачем их завивкой портить? А Мика ругалась, кричала на нее. Говорю же, злая! И гадости постоянно ей говорила. Ливи терпела, потому что она недавно работает, ей нельзя ни с кем ссориться. Игорь Васильевич очень этого не любит.
– Кто из гостей чаще бывал в гроте Микаэллы?
– Сушков и Олежек, – не задумываясь ответила девушка.
«Олежек… Второй раз слышу про этого Олежека. И к Рыжей он заплывал утром, и у убитой был частым гостем. Интересно, что там Илюшин нарыл…»
– Я замерзла, – пожаловалась Эль, трогательно поводя худыми плечиками. – Можно я пойду? Я вам уже все-все рассказала, честное слово!
Бабкин взглянул на нее, и на долю секунды у него мелькнуло ощущение фальши. Но оно тут же прошло.
– Я сейчас Сашу позову, – сказал он и поднял трубку телефона, не заметив торжествующего блеска в глазах Эль.
…Когда снаружи послышались шаги, Алька подобралась и приказала себе немедленно стать умной, хитрой и сильной. И желательно еще невидимой. Можно даже просто невидимой, и бог уж с ними, умом и хитростью. «Мне нужно бежать отсюда, любым способом бежать!» Но когда Крупенников зашел в комнату и жестом показал, что наступила ее очередь, Алька выглядела всего лишь взволнованной и в меру уставшей от долгого ожидания.
– Что, обидела тебя Клео? – сочувственно спросила она у Саши.
Криков Женьки она не слышала, но догадывалась, что та не могла спокойно принять известие о том, что им придется находиться в «Артемиде» до тех пор, пока Перигорский не даст разрешения уйти.
Крупенников только вздохнул.
Они вышли из комнаты с зеркалом, где последние сорок минут Алька сидела в одиночестве, и направились в ту часть здания, где располагались кабинеты врача, массажистов и еще какие-то помещения, в которых она никогда не бывала. «Если ударить Сашку, толкнуть, то можно добежать до комнат и спрятаться в одной из них… Нет, бесполезно. Даже если какая-нибудь окажется открытой, меня очень быстро найдут. Ну же, Аля, думай!»
Из-за двери, мимо которой они проходили, раздались мужские голоса, и она вздрогнула. Саша покосился на нее.
– Все на нервах, – пробормотал он. – Скорее бы это закончилось.
«Боюсь, это закончится не совсем так, как ты надеешься», – мысленно сказала ему Алька, прикидывая, чего ей стоит ожидать. С ней будет беседовать один из тех двоих, что заходили полтора часа назад… Или оба. Если оба, то у нее точно ничего не получится, а вот если один, то шанс есть. Отвлечь его, ударить чем-нибудь тяжелым, и пока он валяется без сознания, выпрыгнуть в окно… «И торопливо закопаться в землю, – закончила она. – Потому что мимо охраны я не пройду, а через стену не перелезть».
Панический страх, подступавший к ней с того момента, как их собрали вместе и стало ясно, что с территории клуба ей не выйти, накатил снова. «К черту! Выбраться хотя бы из здания, а там будь что будет!»
Но когда они вошли в комнату, где спиной к окну сидел тот, похожий на бывшего боксера, она сразу поняла, что не выберется. Никак. Несмотря на то, что он был один и Алька сразу схватила цепким взглядом, чем его можно было бы ударить.
Но окно! – черт возьми, окно было такое узкое, что даже ребенок не пролез бы в него, и она едва не вскрикнула от разочарования. Крупенников вышел, оставив ее вдвоем с Сергеем – она вспомнила, как его зовут, – и Алька села в кресло, пристроилась на самом краешке. Не для того, чтобы вызвать жалость, а потому что вскакивать с краешка было бы легче, чем из глубины кресла, а она не исключала, что ей все-таки выпадет шанс. Жизнь научила ее, что шанс выпадает всегда, главное – заметить его.
Бабкин отложил блокнот и внимательно посмотрел на девушку. Она напомнила ему типаж, вошедший в моду вслед за появлением на киноэкранах Мэрилин Монро: очаровательная блондинка-хохотушка, глуповатая или притворяющаяся таковой, легкомысленная и ветреная. Только в этой не было выставленного напоказ, всячески подчеркиваемого сексапила, и фигура больше соответствовала современным вкусам. «Ну да, не зря же Саша говорил о том, что пышнотелая русалка им не подходит».
Вглядевшись в ее лицо, Сергей сообразил наконец, какого зверька напоминает ему Алла Рокунова. Лисичку. Треугольное личико, чуть раскосые, широко расставленные серые глаза под светлыми бровями и вздернутые уголки губ, придававшие ее лицу выражение лукавства.
– Ко мне можно на «ты», – быстро сказала она, пока он не успел ничего спросить. – Давай уж без формальностей.
Пожалуй, по первому впечатлению она нравилась ему больше, чем Клео и Эль…
– Это ведь ты нашла тело?
– Да. Но я ничего не трогала!
– Я и не говорю, что трогала. Итак, ты увидела, что Костина лежит возле воды… Кстати, ты вошла через дверь?
– Да… Я зашла – дверь была открыта – и увидела ее. И сразу поняла, что она мертвая! Она так лежала… и эта веревка… Я даже не стала близко подходить. Кажется, закричала и нажала на кнопку в кармане костюма. У нас всех есть такие тревожные кнопки, которые…
– Я в курсе. Что потом?
– Почти сразу приплыли спасатели, но они тоже при мне ничего не трогали. Только отругали меня за то, что я…
Ливи осеклась и смутилась.
– «Что я» – что? – встрепенулся Сергей.
– Я украшения в сундук собрала, – призналась она, отводя глаза. – У нее стоял сундук с драгоценностями, его опрокинули, и часть просыпалась в песок. Мне было страшно смотреть на мертвую Мику, поэтому я отвернулась и стала складывать всю эту бижутерию обратно.
Бабкин выругался про себя: никто не сказал ему о том, что сундук опрокидывали. Это могло не иметь ни малейшего значения, а могло и иметь.
– Зачем ты приходила к Костиной?
– Она сама хотела, чтобы я к ней зашла. Не знаю, зачем.
Он задал еще несколько вопросов, но Ливи повторяла то, что говорила оперативникам – почти сразу же в грот по тревоге прибыло начальство, и ее отправили в отдельную комнату, где дважды допросили, а затем привели туда Эль и Клео.
– Расскажи, что ты сегодня делала утром? – привычно попросил Бабкин.
Ничего нового Рокунова не рассказала. Она тоже, как и Клео с Эль, была утром в гроте Микаэллы.
– Выслушала полагающуюся мне порцию…
Девушка запнулась, и Сергей пришел на помощь.
– Помоев, – подсказал он, внимательно следя за ее реакцией.
Она не смутилась, только нахмурилась.
– В общем, да… У Микаэллы был не самый легкий характер, от нее многим доставалось.
– Но тебя она особенно не любила.
– Она никого не любила, кроме своего сына, – спокойно сказала Алька. – Про него могла бесконечно рассказывать, даже если ее никто не слушал. Почему она придиралась ко мне, я не знаю, но догадываюсь.
– И почему же?
Она взглянула на него без улыбки, словно обдумывая, можно ли ему довериться.
– Потому что Игорь Васильевич не прислушался к ее мнению, когда выбирали новую девушку взамен Сони – той русалки, которая работала до меня. Скажу честно: платят здесь очень хорошо. Очень! Микаэлла привела свою знакомую, но та была брюнеткой, а Игорь Васильевич решил взять блондинку, и приняли меня.
– Почему?
– Потому что джентльмены предпочитают блондинок, – улыбнулась Алька. – А на самом деле не знаю. Я ведь не видела ту девушку, подругу Микаэллы. Может быть, у нее подготовка была недостаточно хорошей для того, чтобы плавать туда-сюда… Ведь это не так просто, как может показаться.
– Мне совсем не показалось, что это просто… – проворчал Бабкин, вспомнив, как они ныряли вместе с Сашей и ему едва хватило воздуха.
– Вот видишь! – тут же подхватила она. – Ты это понял, а многие не понимают! Думают, что плавать по тоннелю из одного озера в другое, задерживая дыхание, это ерунда! Ты знаешь, что мы не должны надевать маски, ведь это разрушает иллюзию?
– Догадываюсь.
– А гости, разумеется, надевают, если хотят. И если они решили поплавать с русалкой, то это может быть очень тяжело и утомительно… Не зря же у каждой из нас разряд по плаванию. Другие просто не справились бы с этим.
– Ясно. Скажи…
Бабкину пришлось прерваться на полуслове: в дверь постучали, и вошел Илюшин.
– Не помешал? – осведомился он. – Серега, я на минуту.
Он положил на стол бумаги, непринужденно присел на его краешек, не обращая внимания на Альку. Она внимательно, почти жадно наблюдала за обоими.
– Вторую строчку смотри, – посоветовал Макар вполголоса.
Бабкин поднял на него глаза, покачал головой.
– Шо, опять?? – спросил он с комическим ужасом в голосе.
– Именно. Даже не могу сказать, облегчает это нашу задачу или усложняет.
Он наклонился ближе к Сергею и заговорил так тихо, что Алька различала только неразборчивое бормотание. Но ее не интересовало содержание их разговора. Она следила за другим: за мимикой, за жестикуляцией, за расстоянием, на которое старший позволил приблизиться младшему… «Они не просто приятели, они друзья! Мальчики, окажитесь голубыми, а? Пожалуйста!» Но Алька уже видела, что они не геи. Впрочем, это не являлось препятствием… В уме ее созревал дикий, рискованный, жестокий план. Для его осуществления обязательны были два условия: второй сыщик должен уйти, и она должна узнать, где можно будет быстро найти его. «Почти невыполнимо…»
– Ладно, заканчивай и приходи, – сказал светловолосый парень по имени Макар, и Алька едва не дернулась от охватившего ее волнения: он уходит!
– А где Женька с Оксаной? – как можно естественнее поинтересовалась она.
Макар обернулся к ней, и ей стало не по себе от его взгляда. Серые глаза, очень умные, оценивающие… Взгляд такой, будто ему по меньшей мере сорок, а не двадцать шесть.
– Мне хотелось узнать, отведут меня потом к ним или нет? – заторопилась объяснить Алька.
– Отведут, – кивнул сыщик. – Я хотел поговорить со всеми вами. Так что, наверное, я и отведу.
Она благодарно улыбнулась, и он улыбнулся в ответ.
Когда дверь за ним закрылась, мозг Альки бешено заработал. Сейчас ей нужно выверять все, каждую мелочь. Слишком многое поставлено на карту, чтобы она могла допустить небрежность.
– Знаешь, Сергей, я кое-что вспомнила, – медленно сказала она, хмурясь, будто вспоминая. «Не переигрывать!»
Он вопросительно посмотрел на нее. Алька потерла висок, невидящим взглядом уставилась на стену за спиной сыщика.
– Нет… – наконец в нерешительности выговорила она, – это, наверное, не имеет значения.
– Что ты вспомнила?
– Микаэлла очень интересовалась личной жизнью наших гостей. Ей нравилось думать, что она осведомлена обо всем, и чувствовать себя хозяйкой положения. Всем нужны иллюзии: кому-то – русалки, кому-то – ощущение собственной значимости… Конечно, напрямую она ничего не смела у них спрашивать, но о чем-то клиенты проговаривались сами, а что-то она, как мне кажется, подслушивала.
– У нее была такая возможность?
– Я про это и хотела тебе сказать… Ты же видел коридор, который ведет вниз, к гротам? Там много сюрпризов и таких фокусов, о которых не знаем даже мы. Один из них – это «кастрюлька».
– Про «кастрюльку» мне рассказали. Это бассейн с горячей водой.
– Да, но дело не в этом. Микаэлла как-то сказала мне, что если в нем нет воды…
Алька замолчала.
– Если в нем нет воды, то что? – терпеливо спросил Сергей.
Она быстро осмотрелась вокруг, словно сообразив что-то. Затем покачала головой.
– Я могу показать, – тихо сказала она. – Это просто. Господи, я, кажется, поняла, как все было!
Бабкин хотел что-то сказать, но Алька вскочила, испуганно приложила палец к губам и умоляюще замотала головой.
– Когда твой друг вернется? – торопливым шепотом спросила она.
– Минут через пять-десять. А что?
– Нам, наверное, нужно подождать его… А потом я покажу вам, из-за чего убили Микаэллу. Если только за это время они не догадаются…
– Пошли сейчас, – прервал ее Бабкин. – Покажешь, в чем там дело.
Он сунул телефон в задний карман и решительно направился к двери.
Когда они вышли, девушка спряталась за его спиной и схватила Сергея за руку так, что он охнул от боли.
– Ой, извини! Мне показалось, там кто-то есть!
– Никого там нет. – Бабкин на всякий случай заглянул за угол. – Успокойся.
До залы, из которой вниз, к пещерам, вел лабиринт из красного камня, они дошли, никого не встретив по дороге. Оказавшись перед дверью, за которой начиналась лестница, Алька вдруг сообразила, что у нее с собой нет ключа, и похолодела. Ключ остался в костюме русалки… Почти не надеясь на успех, она положила ладонь на холодную плиту, толкнула – и та неожиданно подалась под ее рукой. Алька облегченно выдохнула.
– Ты чего застыла? – проворчал сзади сыщик. Его огромная тень падала на кривые ступени, грубо вырубленные в скале.
– Иду, – сказала Алька и легко скользнула вниз, навстречу дрожащим светильникам, почти неотличимым от факелов.
Когда Илюшин, вернувшись, обнаружил пустой будуар, первым его побуждением было позвонить Бабкину. Однако, подумав, он решил подождать несколько минут: наверняка у Сергея были веские причины для того, чтобы уйти вместе с девушкой. Поэтому когда дверь почти бесшумно приоткрылась, он встал со стула, собираясь поинтересоваться, где друга черти носят, но осекся: в комнату вошел не Бабкин, а Алла Рокунова. Что-то в выражении ее лица изменилось по сравнению с той испуганной блондинкой, которую он видел пятнадцать минут назад, и Макар нахмурился, пытаясь осознать перемену.
Рокунова прикрыла дверь и прислонилась к ней спиной. Плотно сжатые губы и странный блеск в глазах насторожили его. Она смотрела на него исподлобья, сжимая что-то в правой руке. Рукав рубашки был мокрый, и капли стекали на пол.
– Ливи, где Сергей? – спросил Илюшин, специально назвав ее «рабочим» именем.
– Хороший мужик твой Сергей. Доверчивый.
Взгляд Макара метнулся к предмету в ее руке – на долю секунды ему показалось, что это пистолет и девушка сейчас выстрелит в него. Но это был всего лишь телефон.
– Где он, я тебя спрашиваю? – резко сказал Илюшин, вставая.
Он уже понял, что все пошло наперекосяк, но еще надеялся, что ошибся в своих предположениях и стоящая перед ним женщина имеет в виду что-то иное… Но Алька быстро подошла к нему и перевернула телефон кверху экраном.
– У тебя очень мало времени на то, чтобы выслушать меня, а повторять я не буду, – сухо предупредила она. – Твой друг сейчас здесь…
Она нажала на кнопку, и на экране развернулась фотография. Даже слабенькой мобильной камеры хватило, чтобы запечатлеть картинку: на дне маленького бассейна лежал Сергей в позе спящего на животе человека, повернув голову вправо. Алька увеличила снимок, и Макар увидел, что глаза Бабкина закрыты.
– Он без сознания, – спокойно сказала Алька, пока Илюшин молча смотрел на фотографию. – Дверь в коридор закрыта и заблокирована. Это его телефон, видишь?
Илюшин видел. Это действительно был телефон Сергея. Даже если бы он не узнал модель, характерные царапины на корпусе не дали бы ему ошибиться: Бабкин не любил часто менять телефоны и пользовался одним и тем же до тех пор, пока тот окончательно не изнашивался.
– А теперь посмотри… – сказала Рокунова, когда Макар перевел взгляд на нее.
Она подняла левую руку – в ней был зажат маленький черный брелок. Палец лежал на выпуклой кнопке.
– Здесь все автоматизировано до предела, – пояснила Алька. – Эта штуковина придумана специально для нас. Нажимаю на кнопку – в «кастрюльке» включается вода. Она набирается за две минуты. Я поставила температуру на семьдесят градусов.
Илюшин выбросил руку так молниеносно, что, если бы Алька не была к этому готова, брелок был бы уже у него. Но она знала, что он поступит именно так, и успела отпрыгнуть в сторону.
– Еще раз так сделаешь – и нажму на кнопку, – предупредила она. – Мне терять нечего, понял? Мику я придушила, поэтому мне по-любому нужно выбираться отсюда. Ее, суку, мне не жалко ни капли, она это заслужила… – лицо Рокуновой исказилось от ненависти, – но твоим другом я тоже пожертвую.
– Что ты хочешь от меня? – Илюшин быстро просчитывал ситуацию. При любом раскладе получалось, что эта дрянь успеет нажать на кнопку, а он не успеет попасть вниз быстрее, чем за несколько минут. Если она догадалась заблокировать двери, ведущие в лабиринт, то и больше. Но даже если представить, что он откроет дверь сразу, как только подбежит, Сергей успеет свариться в семидесятиградусной воде. Название «кастрюлька» внезапно приобрело такой ужасающий смысл, что Макар содрогнулся.
– Выведи меня отсюда! – приказала Рокунова.
– Как ты себе это представляешь?! Снаружи охрана.
– Вот именно. Поэтому, если я поведу тебя под дулом пистолета как заложника, мне отсюда не выйти. А если ты поведешь меня, то нас пропустят. И пистолета не понадобится.
Илюшин вынужден был признать, что расчет Рокуновой прост и точен. Перигорский дал всему персоналу указания: помогать ему и Бабкину по мере возможностей. Наверняка такие же инструкции получила и охрана.
– Они свяжутся с боссом, когда мы будем выходить, и он запретит выпускать нас, – быстро сказал Макар.
– Тогда я нажму на кнопку, – пообещала Алька. – Мне все равно за Микаэллу срок светит… На твоего медведя мне плевать, а лысому козлу я подлянку устрою напоследок. Все, время вышло! Нажимаю?
Макар посмотрел ей в лицо. Рокунова была взвинчена до крайней степени: при всех стараниях казаться хладнокровной, она часто дышала, и на виске ее билась короткая синяя жилка. Исчезли привлекательность и кокетство, остались ярость и страх затравленной крысы, готовой кинуться даже на многократно превосходящего силой противника.
«Женщины непредсказуемы», – вспомнил Макар слова Перигорского, с каждой секундой убеждаясь в мысли, что Алла действительно нажмет на кнопку. Нажмет, не задумываясь о последствиях. «А если Серега рассердил ее во время разговора, то она сделает это с большой охотой».
– Пошли. – Илюшин, не раздумывая больше, двинулся к выходу.
– Возьми меня под руку и веди так, как будто хочешь со мной расправиться, – приказала Рокунова.
«Не так уж далеко от истины».
– Быстро, быстро!
Они бежали по коридорам, замедляя шаг, когда встречали людей. Но на них почти не обращали внимания. Расчет Рокуновой срабатывал: все видели, как ее ведет, ухватив за предплечье, человек Перигорского.
Завернув за угол, она на ходу, не останавливаясь, залезла в карман его джинсов и, вытащив портмоне, сунула себе в нагрудный карман рубашки:
– Фотографию любимой женщины верну при случае.
Поворот направо, еще один, вниз по лестнице, коридор, снова лестница – и все быстро, быстро, почти бегом! Макар пытался сориентироваться, но все мысли из головы начисто выбивала показанная фотография: Бабкин, без сознания лежащий на дне чаши. «Как же она его вырубила?!»
– Сейчас мы выйдем из здания, – предупредила Алька. – До ворот будет совсем недалеко. Не вздумай фокусничать, понял?
Перед дверью Макар на мгновение остановился, взглянул ей в глаза.
– Не трать слов, – посоветовала Рокунова. – Они тебе понадобятся, когда будешь объясняться с лысым.
Илюшину захотелось ударить ее – так, чтобы она потеряла сознание с одного удара, и брелок вывалился бы у нее из пальцев. Но он понимал, что Рокунова может успеть нажать на кнопку. К тому же уже в следующую секунду он осознал, что хотел ударить ее не для того, чтобы обезвредить, а потому, что сейчас она вызывала в нем холодную ярость, какой не вызывала до нее ни одна женщина. Перед ним была хитрая, расчетливая стерва, которая сперва обманула их обоих, притворившись невинной овцой, затем заманила Сергея в ловушку и оглушила, а теперь пользуется им, Макаром, как отмычкой для выхода из своей тюрьмы. И он сам выводит ее из «Артемиды»!
– Хватит рефлексировать, двигаемся! И запомни: теперь жизнь твоего друга зависит только от того, насколько ты будешь убедителен!
Она толкнула дверь, и они вышли из здания, стоявшего ближе прочих к воротам. В лицо Илюшину ударил ветер, показавшийся ему после теплых помещений клуба колючим, как зимний. Только теперь он сообразил, что Рокунова одета в одну рубашку и босоножки, и мельком подумал о том, что, наверное, снаружи ее ждет машина с сообщником.
– Соберись, – сквозь зубы приказала Алька. – Близко уже!
– Как зовут начальника охраны, знаешь?
– Вадим Лямин.
Охранник, стоявший в стеклянной будке возле ворот, увидел одного из сыщиков, приглашенных боссом. Он пригляделся, чтобы убедиться, что не перепутал, но к ним направлялся именно тот, про кого шеф ясно сказал: «Любые перемещения по территории разрешены». Удивительным было то, что парень практически волочил за собой одну из девчонок, работавших на дальней «сцене» – хорошенькую грудастую блондиночку, лицо которой сейчас было искажено от боли. Блондиночка была в туфлях и тонкой рубашке, похоже, накинутой на голое тело, а парень – в джинсах и майке, хотя вечер выдался вовсе даже не жаркий.
– Э-э, Вить, чего это с ними? – удивился второй охранник, проследив за направлением его взгляда и тоже заметив странную пару.
– Щас узнаем, – философски пожал плечами Витя.
Парень тем временем подошел вплотную к воротам и делал знаки, чтобы ему открыли. Виктор вышел из будки и направился к ним. Лицо у девицы, как выяснилось при ближайшем рассмотрении, было заплаканное и покрасневшее, а от крепко держащего ее парня исходила такая ярость, что охраннику стало не по себе. «Измордовал совсем девчонку…»
– Ворота открывай, – холодно приказал Илюшин. – Я тебе сказал, хватит скулить! – обратился он к девушке и сильно тряхнул ее.
– Я не хочу туда! – простонала та.
– Раньше надо было думать, теперь поздно. Уже машина снаружи ждет. Да открывай быстрее, тормоз! – рявкнул он на Виктора. – Или мне Лямину позвонить, чтобы он лично сюда прибежал? Сколько я еще должен здесь яйца морозить?!
Хамский тон и грубость сделали свое дело: Виктор немедленно убедился, что парень имеет полное право отдавать ему приказы. Если у него и была мысль связаться с начальником охраны, чтобы уточнить полномочия белобрысого, то после упоминания фамилии шефа она исчезла. Белобрысый явно знал, что делает, и не стоило ему мешать. «Еще назначат потом крайним, если что не так…»
