Елена Левашова
Отец (не) моей дочери
Глава 1.
Этери.
Мечусь по комнате, пихая в рюкзак все, что вижу – детские маечки, платья, полотенца, игрушки… Вот зачем мне это нужно? Руки трясутся, а предметы расплываются, превращаясь в уродливого монстра… Диван, шкаф и телевизор – все смешивается, перепутывается, походя в этот момент на мою жизнь – потерянную и никчемную. Сглатываю горький ком в горле и хватаю на руки дочурку… Я даже на оглашение приговора суда не осталась – и так все понятно. Но я хитрее этого… Самойлова.
– Сейчас мама все соберет, и мы уедем. Да, солнышко? Мамина радость… Мамина родная… Дариночка моя… Никому тебя не отдам.
– Мама, – дочка обнимает в ответ и пытается поцеловать, впечатав влажные губки в мою соленую от слез щеку.
– Давай-ка поторопимся, Дарина? А то придет злой дядя и тебя заберет.
– Гуять, – лепечет она довольно. Подбирает с пола ушастого зайку и деловито несет в прихожую.
– Да. Мы поедем далеко-далеко… Жаль, что у мамы нет машины, но мы сядем в автобус.
Кровь ревет в висках, пальцы подрагивают от чудовищной порции адреналина, выплеснувшегося в кровь. Я точно ничего не забыла? Документы в сумке, пакет мусора стоит у входной двери, вещи на первое время в рюкзаке… Вроде бы все… Остается одеться и выбежать из квартиры в неизвестность… А там… Пусть весь мир взорвется! Плевать на вердикт суда! Плевать на влияние и власть Самойлова! Дарину я не отдам. И на дурацкие тесты ДНК тоже плевать…
– Давай мама тебя оденет, моя куколка. Иди сюда, – присаживаюсь возле дочери на корточки и тотчас падаю от оглушительного удара в дверь.
– Мама, – Даринка испуганно льнет ко мне и дрожит.
Я знаю, кто за ней… Лев Борисович оказался умнее, чем я предполагала. Быстро сообразил и предвидел мой побег.
– Этери Валентиновна, откройте дверь, – гремит за стеной чужой голос.
Вот, значит, как он все вывернул? С подмогой пришел.
– Я… Я сейчас полицию вызову, – хриплю чуть слышно.
– Открывай! Немедленно! Или я разнесу дверь и не оставлю щепки!
А вот это уже голос Льва Самойлова. А следом за ним – оглушительные удары. Он прав – еще немного, и дверь слетит с петель…
– Мама…
Даринка прижимается ко мне, а я, наконец, отпускаю себя… Приваливаюсь к стене и начинаю рыдать. Капли пота, ползущие по спине, кажутся ледяными… Из меня словно вытекает тепло. Жизнь улетучивается… С каждым проклятым ударом в двери я будто умираю. Даже дочурка в моих руках холодеет, превращаясь во что-то чужое, призрачное… Сейчас ее отнимут и меня не станет…
– Открывай! – гремит Самойлов.
– Этери Валентиновна, я вызываю бричеров, – услужливо сообщает другой голос.
Медленно поднимаюсь, придерживая побледневшую малышку, и отпираю дверь. Она жалобно скрипит и тотчас отворяется, являя взору Льва Самойлова. Возле высокого, темноволосого человека я кажусь себе букашкой. Той самой, которую можно прихлопнуть и брезгливо смахнуть со стекла… Что он и делает… Уничтожает, наплевав на мои чувства и планы…Жизнь, ничего для него не стоящую…
– Я пришел за дочерью. Она моя, а вы… Надо было дослушать приговор суда. Давайте ребенка, я ее забираю.
– Мама, – Даринка прижимается ко мне и хнычет.
– Дариночка, мама тебя не отдаст, – глажу ее по спинке, смеривая Самойлова ненавидящим взглядом.
– Ее будут звать по-другому, – гремит Лев. – Я ее родной отец, а вы… Отдайте ребенка по-хорошему или я засажу вас, обвинив в похищении! Я не шучу.
Цепляюсь за кричащую малышку, чувствуя рев крови в висках… Я даже окружающие звуки слышу плохо, а уж соображаю… Валюсь на пол, слыша крики дочери в подъезде и удаляющиеся шаги. Вот и все, Этери… Какой же ты была наивной дурочкой, если верила, что все получится. Ничего у тебя не вышло. Ты неудачница, вот ты кто… Заглушаю проклятый внутренний голос, пытаясь вернуть самообладание. Погружаюсь в ступор или дремоту. Сижу на полу, не чувствуя ничего, кроме смертельного холода… Сначала я стараюсь подняться, цепляясь напряженными пальцами за края мебели и стены, а потом смиряюсь, позволяя верховодить собственному телу… Не знаю, сколько я так сижу. Кажется, целую вечность. Темнота затапливает прихожую, а вместе с ней и холод… Я уже не ощущаю ничего – пальцы словно деревенеют, а голос садится от рыданий.
Вздрагиваю от скипа входной двери и тотчас зажмуриваюсь от вспышки света. Вот и муженек пожаловал со своей… Янулей.
– А что это ты расселась? – гремит Вася, нахмурившись и склонившись надо мной. – Я же сказал тебе съехать. Почему ты еще здесь?
Яночка многозначительно поджимает губки и тянет большущий чемодан, цокая каблучками по полу прихожей.
– Вась, он забрал ее… Он забрал нашу девочку, – хриплю, интенсивно растирая пальцы. Сейчас бы в горячую ванну…
– Мне плевать на тебя и нагулянного ребенка, – брезгливо морщится он. – Разбирайся сама со своим хахалем. Я дал тебе достаточно времени, чтобы свалить отсюда.
– Васятка, так мне куда идти? – протягивает маленькая дрянь, переминаясь на входе.
– Входи, Яночка. Этери уходит, – деловито произносит муж, выхватывая ручку чемодана из ее рук. – Где твои вещи? – а это бросает мне.
– У меня… Я не успела собрать. Только в рюкзаке.
– Проваливай. Яна все завтра соберет и отправит тебе по новому адресу.
Придерживаясь за дверки шкафа, поднимаюсь с пола и сую ноги в ботинки. Они не слушаются… Тело не слушается меня, скрипит как ржавое корыто или мертвое дерево. Наверное, так и есть? Я хожу по земле, дышу, ем и пью, смотрю на яркие звезды, что вселенная рассыпает для меня на небе, но не чувствую себя живой.
– Забирай свой рюкзак, – шипит блондинистая стерва и швыряет его в подъезд.
Двери квартиры закрываются и запираются изнутри. Вот и все… У меня теперь нет дома. Наверное, суд принял правильное решение, лишив меня материнских прав. Самойлов конечно постарался, но и факты из моей биографии никуда не денешь! Такая, как есть – Этери Журавлева – бывшая жена, а теперь и бывшая мама. Бывший благополучный человек.
Дверь подъезда протяжно скрипит, выпуская меня на улицу. Ветер забирается под одежду, кусает щеки, а падающий снег рассыпает по плечам белую крупу.
Дрожащими пальцами тянусь в сумку и вынимаю смартфон. Батарейка скоро сядет, но такси вызвать успею… Так-так, куда же мне податься? В ресторан, куда же еще? Переночую там, а утром будет видно, что делать.
Прижимаю рюкзак к груди и топаю к площадке перед домом. Бросаю прощальный взгляд на высотку, понимая, что ничего не чувствую… Все выгорело изнутри. Наверное, я сама виновата в том, что Вася изменил. Последние полгода я жила, как в аду… Объявился Лев Самойлов, считающий себя отцом моей Дарины. Да и Вася… Чего я только не слышала в свой адрес: изменщица, гулена, дрянь… Вы думаете, я сама не видела, что Дарина на меня непохожа? И на моего мужа тоже… Только отгоняла от себя дурные мысли, прижимала малышку к груди, кормила своим молоком и верила в лучшее. Свято верила в недоразумение или ошибку… Листала фотографии родителей, пытаясь уловить ее с ними сходство, вспоминала до мелочей, как я ее рожала. Я ведь родила девочку и слышала ее крик… Отрубилась ненадолго и попала в реанимацию с кровотечением, но потом мне ее принесли. Она моя… Моя Дарина – дарованная судьбой. В роддоме не могли перепутать ребенка. Мы же не в каменном веке живем? А потом появился страшный человек – Лев Самойлов, утверждающий, что Дарина его дочь. А где тогда моя девочка? Что стало с ней?
– До «Пикового туза», дамочка? – голос водителя вырывает меня из задумчивости.
– Да-да, – тараторю, не чувствуя ног от холода.
– Замело сегодня не хило, – крякает он. – А вы чего туда? Ресторанчик что надо…
– Я там работаю, – отвечаю чуть слышно. – Администратором.
– Понятненько. Ну, поедем потихоньку… Начало декабря, а такое столпотворение, как перед Новым годом.
В машине я отогреваюсь… Немного успокаиваюсь и листаю предложения об аренде квартир. Надо срочно что-то себе подобрать поближе к работе. И адвоката найти – я не собираюсь сдаваться и отпускать дочь. Интересно, как она там? Детский плач до сих пор звенит в ушах, разрывая сердце на клочья. Она не голодная? Ей не страшно? Не больно? Не понимаю, он, вообще, человек? Или Лев и есть лев – хищник, привыкший рвать всех на клочья? Наверное, такой и есть…
Глава 2.
Этери.
– Какое время? Уточните, пожалуйста? – дрожащим шепотом произношу в динамик. Тебе не отвертеться от меня, Самойлов! Не хочешь поговорить по-хорошему, я добьюсь встречи другим способом.
– В одиннадцать двадцать вас устроит? – певуче проговаривает регистратор на том конце провода.
– Да, мне походит.
– Назовите свою фамилию и контактные данные.
«Черт… Если назовусь Журавлевой, Лев отменит прием и сбежит».
– Бегашвили Лали Отаровна, – называюсь именем матери.
– Отлично, записала. Ждем вас, Лали Отаровна, – милая девушка завершает звонок.
Мне бы никогда и в голову не пришло записаться в клинику «Лев»! У меня и денег столько нет… Спасибо Нике – управляющий рестораном, она эту идею придумала. Мне же остается внедрить ее в жизнь…
– Так и будешь сидеть, как сыч? И в подсобке жить, – со вздохом произносит она, бросая в меня испепеляющий взгляд. – Черная полоса скоро закончится, Тери. Вот увидишь!
– Да уж… – спускаю ноги с топчана и потираю онемевшую поясницу. – Хорошо, что ты вчера меня поддержала. Спасибо тебе, Ник… Я в таком раздрае приехала, не поверишь…
– Еще как поверю. Все СМИ вчера, как с ума сошли. Самойлов то, Самойлов это… Кстати, он такой красавчик. Настоящий Лев – высоченный, темноволосый, а этот взгляд… Просто супер, а не… – она накручивает на палец длинную кудрявую прядь.
– Ты сейчас серьезно? – вздыхаю устало.
– Абсолютно. Предложи ему себя.
– Что ты сказала? – хмурюсь в ответ.
– Ты же говорила, что на все пойдешь ради дочери? – Ника прищуривает зеленые глаза и наклоняется ко мне.
– На все…
– Думай, Тери. Завтра в одиннадцать явишься к нему королевой. Белье есть красивое? – вытягивает пухлые губы Ника.
– Ты удивишься, но есть… Я вчера в рюкзак запихивала все, что попадалось под руку. Я согласна… На все… Ты меня осуждаешь?
– С ума сошла? – Ника поднимается с места и включает чайник. – Я бы порвала за своего малыша. Иди и делай все. Ты красивая женщина, Тери. Самойлов не сможет устоять…
Надо ли говорить, что я не сплю всю ночь? Думаю о завтрашнем визите в дорогую клинику, репетирую слова, что скажу ему… Что он, интересно, сделает? Накричит на меня при всех, утопив репутацию? Или тихонько свернет шею и выбросит через черный вход в мусорку? Боже, Этери, ты сходишь от волнения с ума… Вася даже не позвонил, чтобы узнать, где я ночую? Я никому не нужна… Никому, кроме дочери… засыпаю с мыслями о Дарине. Как она, интересно провела ночь? Самойлову удалось ее накормить?
Меня будит звонок будильника и топот сотрудников ресторана по коридору. Ника закрыла глаза на мое пребывание в подсобке, но вечно это не может продолжаться. Я сегодня же найду квартиру. Позже – после визита к грозному Льву…
– Ты проснулась, подруга? – вздрагиваю от голоса ворвавшейся в комнатку Ники. – Надо же… Маникюр хотя бы. Да и лужайку подстричь не мешало.
– Ника! Все у меня в порядке с лужайкой. Кому не нравится, так и пусть… Катится на все четыре стороны, – обиженно поджимаю губы.
Ничка права – если уж и предлагать Самойлову себя, то в подобающем виде. Принимаю душ и, спешно вливая в себя порцию кофе, бегу в салон по соседству. Слава богу, у меня есть некоторые накопления – хватит и на квартиру, и на маникюр… Все еще сомневаясь в успехе компании, выбираю красный лак из палитры, предложенной мастером. Ерзаю на месте, сгорая от волнения и нетерпения…
– На свидание собрались? – улыбается мастер, смазывая мою кутикулу маслом.
– Вроде того, – бесцветно шевелю губами.
Я намеренно немного опаздываю. Хладнокровно заполняю согласия на медицинское вмешательство и использование наркоза, предложенные регистратором. Клиника платная, потому у меня не требуют паспорта… Непринужденно диктую свои контакнтные данные, заменив имя и фамилию, и следую в кабинет номер семь…
Ноги подкашиваются, а дыхание покидает легкие, когда я опускаю пальцы на прохладную металлическую ручку… Делаю глубокий вдох и произношу проиоткрыв дверь:
– Можно войти?
– Входите, – еще не видя меня, отвечает Самойлов. Ему идет медицинская пижама… И роскошный стоматологический кабинет с современным оборудованием тоже идет.
Пока он застилает рабочее место одноразовой пеленкой, я осторожно запираю дверь изнутри.
– Лев… Борисович, – произношу, обращая его внимание на себя.
– О боже! Кто вас сюда впустил? Выйдите немедленно или я вызову охрану. Сейчас сюда придет пациент, – шипит Самойлов, подходя ближе.
– Этот пациент я, – отвечаю дрожащим шепотом. – У меня к вам предложение. Я… Я готова на все, чтобы увидеть дочь. Я…
– Убирайтесь отсюда, как вас там… Этери.
Самойлов опускает ладони в карманы медицинских брюк и прищуривается. Кажется, его взгляд выжигает меня изнутри – в горле становится сухо, ладошки, напротив, увлажняются. Вскидываю руки, не отрывая от мужчины взгляда, и начинаю расстегивать пуговицы блузки.
– Что вы делаете? – косясь на дверь, произносит он. – Прекратите немедленно. Это… Суд так решил, я ни при чем. Вы нерадивая мать, Этери. И не имеете права воспитывать детей.
– Пожалуйста…
Расстегиваю блузку и распахиваю ее полы, демонстрируя Льву себя. Кружевное белье идеально подчеркивает мои прелести. Да, я пополнела после родов. Возможно, мне не мешает сбросить килограммов пять или семь, но… Черт возьми, Ника была права, когда говорила, что я привлекательна. В глазах Льва вспыхивает что-то большее, чем равнодушие… Я медленно опускаю чашки бюстгальтера, наблюдая за его взглядом. О чем я только думала? Вот же дура… Неужели, он клюнет на меня и воспользуется предложением прямо здесь, в кабинете?
– Вы что о себе думаете? – кривится Лев, приходя в себя. Отходит к окну, отвернувшись от меня. – Вы себя в зеркало видели? Вы… Посмешище, а не женщина. Я никогда, слышите, никогда не позарюсь на такую, как вы! Даже если на всей планете не останется ни одной женщины! – он тычет пальцем в воздух, расхаживая по кабинету. – Вон отсюда или я вызову охрану!
Этери.
Никогда еще я не чувствовала себя такой униженной… Пожалуй, однажды – когда застала в своей постели любовницу мужа. Глотаю жгучие слезы и выскакиваю на улицу, под хмурое небо, сыплющее на голову снежную стружку.
«– Вы в зеркало себя видели? Вы… Посмешище, а не женщина».
Вот так я выгляжу в его глазах… Посмешище… Смешная, жалкая Этери, а не привлекательная блондинка с голубыми глазами и аппетитными формами. Реакция Самойлова срабатывает триггером: я проваливаюсь в воспоминания об измене мужа, как в омут. Ведь столько раз обещала себе не возвращаться в прошлое и не бередить рану? Это все он виноват…
Плотно закручиваю шарф вокруг шеи и сажусь на обледеневшую лавочку остановки.
Вспоминаю тот злосчастный день по минутам… Ника отпустила меня пораньше, а Дарина гостила у моей мамы. По пути домой я купила продукты, чтобы приготовить любимое блюдо мужа – запеченную с черносливом говядину. Усмехаюсь своим планам, сглатывая горький противный ком в горле… Я ведь хотела устроить романтический вечер, а получила ушат ледяной правды…
Вооруженная тяжелыми пакетами с продуктами, я вынула из кармана ключи и открыла дверь, ступая в темную прихожую. Споткнулась о чужие сапожки на высоких каблуках, чувствуя, как в душе чернильным пятном расползается боль. Я стояла как истукан, позволяя ей затопить душу… Слышала тихий шепот мужа, сыплющего ласковые слова в адрес другой женщины. Ее требовательные мольбы и стоны, шорохи и скрип матраца…
Дурацкие пакеты оттягивали руки, а по спине ползли капли пота. В глазах темнело, а в горле застрял крик или вопль отчаяния… Они занимались любовью, а я стояла посередине прихожей, не понимая, как поступить. Войти в спальню и разрушить себя окончательно или развернуться и выйти из квартиры, сделав вид, что ничего не было? Наверное, тогда я приняла правильное решение? Я выбрала правду, какой бы отвратительной она ни была… Потому что нет ничего хуже, чем иллюзии… Призрачные, как розовый дым и ненадежные, как песочный замок.
Я бросила пакеты и вошла в спальню. Нет, я не отворачивалась. Смотрела на голого мужа в объятиях молодой женщины. Впитывала его испуганный взгляд и недоуменный ее…
– Тери? Ты откуда здесь? – сухо произнес он, любовно прикрывая прелести своей любовница одеялом.
Не стоило, милый… Я успела ее рассмотреть. Стояла и пялилась на девчонку, пытаясь понять, почему так вышло? Усилием воли я открыла рот и прохрипела:
– Я, вообще-то, здесь живу. А она здесь откуда?
Я не собиралась устраивать скандал и рвать ей волосы. Выгонять из дома и умолять мужа одуматься. Внутри мгновенно все умерло. Любовь умерла… Осталась опьяняющая нутро боль…
– Я давно хотел сказать, Тери. Ты только не волнуйся, Яна…
– Ах, Яна? Вась, не надо ничего объяснять, я увидела достаточно, чтобы все понять. Просто… уходите…
– Вообще-то, это моя квартира, – цинично произнес он. – Я хочу, чтобы моя любимая женщина жила здесь. Так что уйти придется тебе. Вам с… твоей девчонкой.
– Моей? Она и твоя тоже, Вась.
– Она не моя, и ты знаешь об этом. Ты сама виновата, Тери. У нас теперь ничья, да, верная женушка? – лицо мужа скривилось в язвительной ухмылке.
– Я тебе не изменяла, Вась. И я не знаю этого человека – Самойлова.
– Мне плевать на это, Тери. Я хочу создать семью и жить спокойно – без Самойлова и прочих разборок. Я не верю в эти сказки. Нельзя перепутать детей в роддоме… Сейчас не то время.
Яна молча оделась и села на краешек стула. Сделала вид, что не замечает нашего с мужем разговора. Не оправдывалась, оставляя объяснения Васе. Наверное, это правильно? Чувствовать себя защищенной и делить все тяготы пополам? А у нас не так… Никогда так не было.
– Я поняла, Вась.
Скрип колес подъехавшего автобуса вырывает меня из колодца воспоминаний. Напрасно Самойлов думает, что я сдамся. Я добьюсь правды и верну дочь… Меня больше ничего не волнует – с мужчинами покончено! Их больше у меня не будет. Да мне и не нужно ничего для счастья – только бы Дарина была со мной.
Прыгаю на ступеньку и сажусь на кресло возле окна. Успокойся, Тери… Тебе надо сохранить благоразумие и ясность ума. Некрасивая, нежеланная, посмешище, а не женщина – пускай! Я найду другой способ подобраться к Самойлову.
Глубоко дышу, возвращая трезвость ума. Пока автобус плетется по заснеженной дороге, листаю предложения об аренде квартир. Мне надо найти жилье на первое время, а лучше – оформить ипотеку и приобрести крошечную студию. Но сначала нужно развестись… Господи, почему на меня свалилось все разом?
Выскакиваю на остановке и бреду по тротуару к зданию ресторана. Сегодня не моя смена, так что у меня будет достаточно времени, чтобы заняться делами.
Замечаю Нику в банкетном зале. Шмыгаю мимо нее в подсобку, служащую временным жильем, и снимаю верхнюю одежду. Падаю на узкий диван и пытаюсь отдышаться. Какой же он козел… Самодовольный индюк, возомнивший о себе черт те что!
– Так быстро? – Ника врывается через минуту. – Я вся извелась. Рассказывай, Тери.
– Он меня прогнал, Ник, – глядя в потолок, отвечаю я. – Сказал, что никогда не позарится на такую, как я. Назвал посмешищем и… – глотаю предательские слезы.
– Вот же сволочь! Идиот! Не воспринимай его слова, как приговор. Уверена, он растерялся. Ты же к нему на работу приехала.
– Ник, у меня появилась идея, – поднимаюсь, с трудом сдерживая эмоции. Как мне это раньше не приходило в голову?
– Говори. Я помогу, если что.
– Ты же знаешь директора областного телеканала?
– Да. Но они же пиарили Самойлова. Слушай, а это идея! Я засуну тебя во все каналы. Свяжусь с блогерами, да и с редакторами желтых газетенок. Пусть общественность услышит твою точку зрения. Ты на апелляцию подала?
– Нет. Адвокат сказал, что смысла в этом нет. Анализ ДНК подтвердил родство Самойлова, а я… Я не ее биологическая мать.
– Смысл в том, чтобы позлить Самойлова. До окончательного решения суда он не сможет удочерить Дарину. И надо добиться возобновления дела по поиску твоего ребенка, Тери!
– У меня нет на это денег, Ник, – вздыхаю я. – Частный детектив, адвокат… Я неблагополучная мать, не имеющая жилья, ты забыла?
– На телевидении обратишься к неравнодушной общественности и попросишь деньги на поиски пропавшего ребенка. А пока… Нам надо зарегистрировать фонд и так его и назвать – «Помоги найти дочь». Как тебе?
– Фонд регистрировать долго.
– Недолго, если есть связи. Я поговорю с владельцем ресторана. Можно выделить счет для благотворительности. Организации так делают, я точно знаю. Ему это даже выгодно – меньше налогов платить.
– Я согласна, – решительно произношу я. – Обзванивай телеканалы и радиостанции. Я объявляю войну Самойлову.
