Первый рабочий корпоратив пришёлся на Новый год. Михаил Александрович арендовал один из ресторанов в центре Красноярска. На такой шикарный банкет Аню пригласили впервые.
‒ Может, ты останешься дома? ‒ состроив недовольную мину, предложил ей Юргис. ‒ Зачем тебе видеть, как мужики пьют и снимают девочек?
‒ Это ты о себе? ‒ холодно пробормотала Анна, выпрямляя кудри утюжком для волос. ‒ Юргис, советую тебе смириться с тем, что мы работаем вместе.
Неприятные разговоры и комментарии мужа напоминали Анне манеру общения Берты. В такси супруги ехали молча. Машины у них до сих пор не было, да и формат праздника предполагал наличие выпивки на столах.
На входе их встретили Наташа и Борис. Настроение у Ани сразу улучшилось, но внимательная Наташа поняла состояние подруги по глазам:
‒ Анечка, почему грустная такая? Муж забыл про день рождения?
‒ Нет, Наташа, не забыл. Ревнует меня к работе: слишком я стала занятая, активная, не домашняя. – Обреченно вздохнула Аня.
‒ Слушай, ты опять оправдываешь его? То, что ты перестала выполнять все его желания, даёт ему право обижать тебя? ‒ недоумевала Наташа.
‒ Видимо даёт, ‒ выдавила Анна, заметив, что волосы подруги украшает платок-тюрбан, закрученный вокруг головы. ‒ Наташ, необычный наряд! И платок такой интересный, восточный…
‒ Мне надо поговорить с тобой, ‒ прошептала Наташа.
‒ Когда? После банкета? ‒ спросила Анна.
‒ Можно и сейчас.
Гости выпивали и наперебой заказывали музыкантам песни. Стёкла резонировали от топота модных женских и мужских туфель, отбивающих танцевальный ритм. Столы ломились от лакомств и спиртного. Михаил сидел во главе стола, окружённый гостями, коллегами и членами семьи. Наконец, Наталья выбрала момент для уединения с Анечкой. Жестом она позвала её в сторону туалетных комнат.
Когда подруги вошли, Наташа закрыла дверь на замок и сняла с головы платок… Нет, это не был стон удивления – из груди Анны вырвался крик ужаса и отчаяния! Вместе с платком Наташа сняла внушительную часть волос. Они рассыпались неживой кучей на полу.
‒ Наташенька, что это? Господи… ‒ недоумевала Анна.
‒ Анечка, я не знаю как сказать… ‒ замялась Наталья. ‒ У меня рак.
‒ Борис знает? ‒ осторожно поинтересовалась Анна.
‒ Нет, я сама узнала совсем недавно. Боря возил меня в Таиланд, чтобы я отдохнула, выспалась, но после поездки стало хуже: у меня порой нет сил даже встать, ‒ выдохнула Наташа.
Анна отбросила панику и обняла подругу.
‒ Наташа, так нельзя, надо сказать ему. Уверена: всё будет хорошо. Твой муж любит тебя и сделает всё на свете, чтобы ты была здорова. – Сглотнув горечь, внезапно заполнившую горло, промолвила Анна.
‒ Конечно, сделает… ‒ пробормотала Наташа.
****
Год спустя.
Наташа почти не вставала: месяцы страданий и нескончаемой, не отпускающей ни на секунду боли сложились в целый год… За окном уже падал мягкий, осенний снег.
‒ Придёшь завтра? ‒ сухими потрескавшимися губами выдавила Наташа и тронула руку мужа прохладными пальцами. Борис потянулся обнять её, но Наталья отстранилась. ‒ Борь, мне больно от малейшего движения…
Ей было тяжело говорить и дышать. Он обнимал жену тёплым любящим взглядом, нежно поглаживал по щеке и истощенным кистям воскового, уже неживого, ядовитого тела, изъеденного метастазами.
‒ Ещё спрашиваешь… Хочешь, я сегодня здесь останусь? ‒ Борис почти не мог говорить от физического ощущения её боли. Гадкий комок в горле, как будто такая же опухоль, мешал ему дышать. ‒ Наташ, прости меня за всё… ‒ Слезы текли из его глаз. ‒ Если ты хочешь попросить о чём-то…
‒ Боря, пожалуйста, живи… И всё… Будь счастлив, люби… Мне не за что тебя прощать, это ты прости меня, ‒ ей трудно давалось каждое слово, женщина тяжело дышала, лоб покрылся мелкими каплями пота.
Борис смочил платок под холодной струей воды и бережно вытер лицо жены. За эти месяцы он возненавидел больницы, их холодные кафельные объятия смерти, звуки капель воды из протекающих кранов, приторные запахи. Вошла медсестра, чтобы сделать укол. Наташа погрузилась в болезненный, короткий сон. Её веки дрожали, из груди вырывались хрипы. Борис сидел неподвижно, боясь шевельнуться, чтобы не нарушить покоя. Ещё немного, хотя бы пару часов… С понедельника состояние Наташи, по словам доктора, должно было стабилизироваться, что позволило бы продолжить курс химиотерапии.
Почти полночь. Борис вышел на улицу покурить. Что будет дальше? Он физически ощущал, как ей больно, и ненавидел себя за то, что не может помочь. За что? Лучше бы это случилось с ним. Безжизненная ночь освещалась лишь огоньком его дымящейся сигареты. Борис устало завёл машину. Тишину разорвала сирена спешащей скорой помощи. Он включил музыку и поскорее уехал от этого острова смерти. Сна почему-то не было, от нечеловеческой усталости и перевозбуждения в теле началась дрожь.
Борис уснул под утро, абсолютно разбитый. Рассвет был какой-то чужой, ярко-красный, слишком ранний… Морские волны превращались в воздушную вязкую пену. Берег нежный, песок очень мелкий. Похоже, они в Египте. Он бежит в спортивном костюме за убегающей от него Натальей… Её розовое платье в пол развевается на ветру. Волосы распущенные, длинные и густые, как колосья. Натуся смеётся и дразнит его. Борис не может её догнать, прибавляет скорость, бежит ещё быстрее. Вот он касается её плеча, ещё чуть-чуть, и закружит жену в объятиях, его руки запутаются в волосах… Но Наташа отрывается и бежит вперед… Все время впереди него… Он проснулся, судорожно глотая душный воздух. Вышел на балкон, оставив дверь незапертой. Закурил. Время 7-00. Сон… Это просто сон…
‒ Борислав Михайлович, мне очень жаль, Наталья Алексеевна скончалась в 6-30 утра. Примите мои соболезнования, ‒ тишину нарушил звонок врача.
Из комнаты словно выкачали воздух. Борис чувствовал, как очерствела его душа. Только физическое тело, будто ватное, как ненужный мешок, жило и упорно не хотело умирать вместе с душой.
‒ Я могу приехать? ‒ прохрипел он.
‒ Да, конечно. Мы отвезли её на вскрытие, а после вы можете забрать тело.
Он находился в ступоре и не мог вести машину, сидел неподвижно, пока его не вывел из оцепенения звонок Анны:
‒ Боря, доброе утро. Ты не против, если я сегодня вместе с тобой навещу Наташу? ‒ спросила его Анюта, но ответа не последовало. ‒ Борь! Ты слышишь меня?
‒ Она умерла… Ань, умерла, понимаешь? ‒ Борис давно знал, что так будет и он произнесёт это страшное слово… И все равно оказался не готов…
‒ Господи, Боря, ты уже в больнице? Я сейчас приеду! ‒ она стала всхлипывать в трубку.
‒ Я дома… Приезжай, пожалуйста, за мной.
Растерянная, с глазами, опухшими от слез, Анна приехала через двадцать минут. Она застала Бориса в машине. Мужчина был почти не в себе, беспомощный, растерянный, с потухшими глазами.
‒ Боря, держись, ‒ она не могла сказать большего. Её сердце было опустошено потерей близкой подруги.
Они приехали в больницу, не проронив ни слова. Холодный кафель опустевшей палаты… Наташу уже увезли в морг.
‒ Аня, я справлюсь… Поезжай домой, ‒ с трудом проговорил он.
‒ Нет, я тебя не оставлю, ‒ Анна сжала его руку. ‒ Боря, ты сообщил всем?
‒ Нет… Сейчас… Надо позвонить отцу.
‒ А родственники Наташи? Неужели нет никого?
‒ Нет, Аня. Спасибо тебе…
Врач проводил Бориса для подписания документов. Какие-то бумаги, диагнозы…
«Почему я живу? Зачем ты оставил меня здесь страдать?» ‒ Борис начинал день с этих вопросов Богу. С каждым днём ему становилось труднее дышать, мучительнее вспоминать, его поглощала звенящая пустота. Их с женой корни, сплетенные в одно целое жизнью, с хрустом, грубо и безжалостно разорвала смерть, оставив кровоточащую рану.
Квартира без Наташи опустела. Борис заходил в спальню, которую она оборудовала под мастерскую. Недописанные картины, кисти, флакончики с растворителем, краски, лаки – всё, к чему она совсем недавно прикасалась руками. Казалось, вещи еще не остыли от её тепла. Не было светлой памяти и смирения, лишь безумная тоска. Он никого не пускал домой, не отвечал на звонки родственников и друзей, лишь ложился на пол мастерской и призывал смерть, желая её, как избавления, но она не приходила…
Родители тревожились, стремились быть рядом, поддержать, но его горе любило тишину. Ему хотелось вспоминать любимую, разговаривать с ней или молча сидеть в мастерской, не делиться своей бедой ни с кем. Борис так замкнулся в себе, что не думал о дочери и том, как тяжело Алина переживала смерть матери. Девочку окружили заботой и теплом его родители.
Борис, всегда обладающий мужеством и силой духа, сломался. Надо было заниматься похоронами и документами, но Бориса ослепило горем. Он никого не хотел видеть, прогонял Юргиса и Анну, но они упрямо стучали в его дверь, уговаривая открыть.
‒ Боря, я дверь выломаю! Немедленно открой! ‒ гневался Юргис. ‒ Да будь ты мужиком, в конце концов!
‒ Поехали… ‒ Борис вышел им навстречу небритый, помятый, с потухшим взглядом.
Они забрали тело Наташи. Анна уже сталкивалась с этой жуткой процедурой, когда хоронили её папу. Она с тоской смотрела на её мертвое лицо, молча гладила холодную, серого цвета щеку и плакала, пока не пришло время закрыть крышку гроба.
Наташа… Как же так? Кто будет теперь принимать Анну такой, какая она есть на сто процентов, не желая изменить? Кто станет заставлять её любить себя, уважать, принимать свои слабости и недостатки? Кто, если не Наташа, будет учить её говорить «нет», ценя свои интересы и свободу превыше всего? Анна плакала, прижавшись к плечу оглушённого горем Бориса.
После похорон Борис пригласил друзей, родственников и коллег Наташи в кафе на поминки, которые помог организовать Юргис. Родители Бориса на время перевезли Алину к себе, чтобы дать возможность сыну восстановиться после потери жены.
Это было страшное время для всех близких Наташе людей. Она была источником житейской мудрости, данной ей от Бога, в которого искренне верила. Её доброе слово могло быть резким и отрезвляющим. Теперь без неё, как без живой воды, близкие задыхались от жажды, не в силах принять её смерть.
Борис утопал в своём горе долгое время. Он не желал смиряться, забывать жену и жить дальше ради дочери, не хотел отвлекаться ни на что. Борис пребывал в тоске и, как совладелец бизнеса, позволял себе не ходить на работу.
У Анны не было такой возможности: ей приходилось мило улыбаться клиентам отдела продаж, выполнять поручения, переводить дипломы и читать лекции студентам. Они с Юргисом беспокоились за состояние Бориса. Тот по-прежнему не отвечал на звонки, много пил и не хотел ни с кем разговаривать.
Михаил Александрович и Вера Петровна окружили Алину неподдельной заботой и лаской. Она была уже вполне взрослым подростком и всё понимала, с болью, юношеской обидой на судьбу, отобравшую у неё маму, пыталась справиться с горем.
В один из осенних промозглых дней, когда прошло сорок дней со дня смерти Наташи, к Анне в отдел прибежал Юргис.
‒ Ань, я переживаю за Борю, давай съездим к нему. Раньше он хоть какие-то признаки жизни подавал, писал сообщения, а со вчерашнего дня не отвечает. – В его голосе звучала неподдельная тревога.
‒ Ты не говорил об этом с Михаилом? ‒ заволновалась Анна.
‒ Нет, не хочу его беспокоить, тем более, Михаила Александровича тоже нет на работе, он взвалил на себя всё управление холдингом.
‒ Хорошо, я отпрошусь, и поедем. ‒ Анна вскочила с места.
Они молча ехали по дождливому, сонному осеннему городу, боясь своих худших ожиданий. Небритый, заросший Борис, как ни странно, открыл им дверь. Анна заметила, что в его темно-каштановых волосах заблестела седина.
‒ Раудис. Мое любимое семейство. Спасибо, что приехали, ‒ он жестом пригласил их на кухню. ‒ Ань, не пугайся, ‒ виновато произнёс Борис.
‒ Боря, я останусь и помогу тебе убраться. Юргис, ты не против? ‒ сказала Анна, ужаснувшись про себя масштабу беспорядка.
Муж одобрительно кивнул. Анна прошла в мастерскую Наташи. Борис оставил здесь всё как было: холсты, растворители, кисти. Анюта вспомнила, как Наташа угадывала её внутренние переживания, страхи с помощью цвета.
‒ Боря, какую краску ты хотел бы сейчас использовать? Подумай. И сделай мазок.
‒ Зачем это всё? ‒ недоверчиво пробормотал Борис.
‒ Это была наша с ней игра. Я хочу, чтобы ты знал.
Он с сомнением теребил в руках палитру, выбрав, наконец, желтую краску.
‒ Желтый? Тоска, разлука, одиночество, ‒ промолвила Анна. Ей показалось, что они оба одновременно ощутили присутствие Наташи прямо сейчас, в этой комнате.
‒ Аня, спасибо тебе. Все хотят, чтобы я забыл, боятся говорить о Наташе, а ты напоминаешь о ней, заставляешь вспоминать с теплом и благодарностью. Ты знаешь, мне кажется, что она…
‒ Наташа здесь, Боря. И мне это не показалось, ‒ уверенно проговорила Анна.
Она погладила его по плечу и предложила начать уборку. Борис уговорил Анну сначала съездить на кладбище. Юргис не планировал задерживаться столько времени. Похлопав Бориса по плечу, он попрощался и скрылся за входной дверью в подъезде: как начальнику экономического отдела, ему было непростительно бросать холдинг в отсутствие всех Колосовских.
Шёл дождь, когда Борис в сопровождении Анны отправился на могилу жены. Они заехали в цветочный, чтобы купить любимые цветы Наташи ‒ ромашки. Пробирающий до костей холод превратил прогулку по кладбищу в невыносимую пытку. Зябко ёжась, Анна неуверенно предложила пообедать в любимом кафе Наташи на проспекте Мира, возле её галереи. Втянув голову в воротник, Борис охотно согласился.
‒ Боря, вот наше любимое с ней место, ‒ стряхивая мокрый снег с шапки, Анна указала на угол прямо у окна.
‒ Аня, какой же ты хороший друг! Спасибо тебе, что воспоминаешь о ней вместе со мной. Я и не знал, что Наташа любит это кафе, ‒ он на секунду замолчал. ‒ Любила…
Они пообедали и поехали в осиротевшую квартиру. Борис уговаривал прекратить затею с уборкой, однако Аня была непреклонна. Уже поздно вечером, когда Борис одевался в прихожей, чтобы отвезти её домой, Анна спросила:
‒ Придёшь завтра на работу?
‒ Приду. Буду работать до Нового года. Я уезжаю в Германию. Оформил рабочую визу себе и дочери. Отец все-таки решил попробовать развиваться за рубежом.
‒ Что вы будете там делать?
‒ Пока только инженерно-техническую документацию и архитектурные проекты. Сама понимаешь: там никто не допустит нас к строительству, ‒ он накинул пальто на плечи Анны.
‒ Боря, я рада, тебе это пойдёт на пользу. А что ты решил с квартирой?
‒ Здесь будет жить Берта. Она закроет дверь в мастерскую, оставит её для меня на память.
Они вышли из подъезда в густую вечернюю тьму.
‒ Правильно. Я рада, что ты возвращаешься к жизни. Ты будешь приезжать? Юргис расстроится…
‒ Буду, но редко. Раза два-три в год. Я надеюсь, что вы будете приезжать в гости, ‒ Борис медленно вырулил на оживленную трассу.
Дни тянулись медленной вереницей, покрывая город белыми сугробами, укутывая волшебным сибирским снегом.
Холдинг сотрудничал лишь с несколькими зарубежными поставщиками, поэтому Анна много времени проводила в университете. Михаил Александрович осторожно относился к разного рода деловым предложениям, тщательно проверяя репутацию и надёжность партнеров.
Аня долгое время ловила себя на мысли, что ей хочется позвонить Наташе, послушать мудрые советы, поболтать. Она часто вспоминала, как подруга журила её за любовь к мучному и вкуснейшим маминым пирожкам, домашним тортам. Скоро Новый год: всего несколько месяцев, как её нет…
Вот уже полгода, как Анна отказалась от приёма стимулирующих гормональных препаратов. Словно снежный ком выросло непонимание в отношениях с мужем. Взаимные упреки и обиды по мелочам объединились в чудовищное непрощение. Анна поймала себя на мысли, что рожать ребёнка от Юргиса ей не хочется. Только эти мысли ничего, кроме чувства вины, не принесли. Она не знала другой жизни, не мыслила себя без мужа и любимой дочери. Смиряться, прощать, проглатывать ‒ вот то, чему её учили с детства.
Анна окуналась с головой в работу, забывая о семейных проблемах, но разум не покидала мысль: «Что я сделала не так?». Неужели крах её семьи случился только лишь из-за работы в холдинге? Они жили с мужем мирно, без скандалов, но брак находился в отвратительном состоянии полного безразличия. Первое время она пыталась поговорить с Юргисом, но муж искренне не понимал «капризов» жены и не обращал на них внимание. Анна страдала, ища причину своей женской несостоятельности. Ей хотелось любви и заботы, участия и внимания, которые муж считал бесполезной блажью. В конце концов Анна решила плыть по течению, не пытаясь больше исправлять и исправляться. Она просто существовала, а так хотелось жить!
Шло время. Из жизни Анны исчезло волшебство желаний, она просто перестала желать чего-либо для себя и благодарила жизнь за то, что имела: благополучие мамы, мужа, дочери, их здоровье и успехи. В такие времена услужливая память поднимала из глубин души мудрые советы Наташи. Анюта следовала им через силу, баловала себя, когда совсем не хотелось, загадывала маленькие желания, чтобы ощутить радость от их исполнения.
Так Анна пристрастилась к бегу и езде на велосипеде. Забота о своём здоровье принесла ей несомненную пользу в виде существенного похудения. В её скромном гардеробе, состоящем из длинных юбок или балахонов, появились брючные костюмы и облегающие силуэт платья. Густую русую косу Анюта безжалостно отрезала, сменив причёску на стильное удлиненное каре.
Следуя собственной интуиции, Анна выбрала правильный путь: меняться самой, внешне и внутренне, расти, развиваться, становиться лучше. Она давно оставила идею поменять мужа, как и некоторых сварливых коллег.
Борис прилетел из Берлина через год после смерти жены, замкнутый и безучастный. Анна с трудом узнала его. С ней и Юргисом он был внимательным и разговорчивым, шутил. Юргис, конечно, не заметил никаких изменений, что совершенно не удивило Анну, только для неё было очевидно ‒ Борис не живет, а существует. Её личные, внутренние переживания обострили восприятие окружающего мира и людей. Она будто почувствовала его, как никогда раньше.
‒ Аня, у вас все нормально? ‒ спросил Борис вечером после работы, когда они ехали в лифте на парковку холдинга. Юргис уехал раньше, чтобы забронировать столик в небольшом пивном ресторанчике в центре.
‒ Да, Боря, все в порядке. Почему ты спрашиваешь? ‒ с недоумением ответила Анна. Борис прекрасно знал Юргиса, его манеру общения и восприятие жизни.
‒ Да так… Какая-то ты стала другая, глаза несчастные, похудела. Черт возьми, что происходит? ‒ воскликнул Борис.
‒ Не выдумывай, ‒ смутилась Анна, потупив взгляд. ‒ Расскажи лучше, как ты? Мне интересно всё. Бизнес в Берлине удалось наладить? ‒ она меняла тему разговора, подумав, что ее личные проблемы стали видны окружающим.
‒ Да. И тебе предстоит работа. Мы с отцом в скором времени полетим в Берлин заключать договор с немецким партнёром, необходимо грамотное сопровождение переговоров.
‒ Боря, вы же владеете немецким. Зачем я там нужна? ‒ удивилась Анна.
‒ Аня, договоры переводить все равно придётся тебе.
‒ А что они собираются поставлять?
‒ Я хочу построить небольшой отель в Шарм-эль-Шейхе, ‒ ответил Борис. ‒ В память о Наташе. Самостоятельно нашему холдингу не справиться, поэтому нужны партнеры, готовые вложить средства в этот проект. ‒ Борис выруливал с парковки на оживленную улицу.
‒ Ты сам работаешь над проектом отеля? ‒ удивилась Анна. ‒ Боря, там же столько тонкостей.
‒ Вот именно. Отчасти сам, но планирую привлечь специалистов со стороны. Мы полетим в Германию с готовым проектом на руках и подробной сметой расходов.
‒ Когда планируется поездка? ‒ деловито спросила Анна.
‒ А что? Боишься не получить разрешение мужа? ‒ пошутил Борис.
‒ Конечно, боюсь. Ты же его знаешь, ‒ улыбнулась она в ответ, умолчав, что почти не разговаривает с ним.
Борис и Анна вошли в уютный холл пивного ресторана. Юргис помахал им рукой. Он забронировал столик возле камина. Деревянная добротная мебель, обилие натурального камня в интерьере создавали в заведении особую атмосферу. Борис не любил пиво, предпочитая ему крепкие напитки, которые умел пить, всегда зная меру. Юргис уговорил его попробовать новый сорт живого пива: как оказалось, он частенько приходит сюда выпить. Анна натянуто улыбалась, заставляя себя смотреть на мужа и поддерживать беседу.
Как только Юргис, весьма довольный ужином и встречей со старинным другом, направился в туалет, Борис обратился к Анне:
‒ Что происходит?
‒ Боря, я настаиваю, чтобы мы закрыли тему, – возразила Анна. ‒ Всё у нас нормально.
‒ Анюта, видела бы ты себя со стороны, ‒ сказал Борис. ‒ Как же не хватает Наташи: ей бы ты все рассказала.
‒ Рассказала бы, Боря, ‒ устало прошептала Анна. ‒ Только никто нам не поможет: взрослым, умудрённым опытом людям порой очень сложно помочь.
Борис ни одним словом или взглядом не выдал беспокойства о взаимоотношениях друзей. Анна ехала с подвыпившим мужем в такси, с трудом сдерживая слезы. Проблемами в семье она делилась только с Кристиной, а Борису знать о них совершенно ни к чему.
Они вошли в темную прихожую. Анна сняла пальто, обувь, собираясь пойти в свою комнату, которую делила с дочерью.
‒ Постой… ‒ Юргис притянул её к себе, отчего Анна опешила.
‒ Тебе нужно что-то? ‒ сухо спросила она.
‒ Мне нужна ты, ‒ он поцеловал жену жадным, голодным поцелуем.
‒ Юргис! Ты полгода не прикасался ко мне. И сейчас вот так просто говоришь, что я нужна тебе? ‒ она высвободилась из сильных объятий мужа.
У Юргиса от слов жены округлились глаза: похоже, собственное невнимание стало для него открытием.
‒ Как полгода? Да ты путаешь… Анька, хватит разговоров! ‒ он притянул жену к себе, пытаясь снять с неё одежду.
Анна оттолкнула его.
‒ А я не хочу! Оставь меня в покое! Я не хочу тебя больше, слышишь?
‒ Ах так? А я спрашивать должен ‒ хочешь или нет? ‒ Юргис силой затащил Аню в спальню.
Анюта ощутила себя героиней плохого кино – отвратительного и дешёвого. Она лишь плоть: тело, кости, волосы… Кукла без эмоций… И с ней самодовольно занимается сексом муж, которого устраивает тело без души, взятое им силой…