Елена Кулешова
Доживём до Светлогорья
Ткнув кнопку, я понял, что был прав – стряслось. Высоким, дрожащим от напряжения голосом, Яллу говорила будто бы куда-то вбок, а то и прикрывая рукой ларингофон:
– Пиши быстро, повторить не смогу. Отсчитываю три секунды: раз-миссисипи, два-миссисипи, три-миссисипи…
Я схватил стило и приготовился писать прямо на сенсорной поверхности стола. К моему удивлению, Яллу стала произносить группы цифр и букв, никак не связанные между собой. Шестизначные группы сыпались из динамика минут пять, не меньше, и я уже перелистнул третий экран, как вдруг, буквально на полуслове, Яллу прервалась, всхлипнув и передача закончилась. В некотором обалдении я смотрел на белиберду, которую мне продиктовало любимое солнышко, не сказал ни «здравствуй», ни «пока». И что это вообще такое? Стол возмущенно булькнул: его многочисленные попытки распознать рецепт, ни к чему не привели, и он желал знать – что делать с этим символьным винегретом. Да если б я сам знал!
Согнав информацию в инфоконтейнер, я позвонил отцу. Бати, как обычно, не было на связи: «безумный старец», вот уже лет двадцать горевший идеей обучить всех детей земли робототехнике, опять улетел куда-то на хакатон. Или буткемп. Или еще на какую-то встречу энтузиастов от мехатроники и робототехники. Иногда Пётр Аристархович, конечно, обращался ко мне за консультацией по семантике и нейролингвистике, но быстро скисал от объяснений, глядел в угол и тихо, но отчётливо сожалел о том, что сын пошёл не по его стопам.
– Ба-атя! – вскипал я на десятой минуте разговора.
– А что «батя»?! Нейросетки твои модельные любой ученик младшего сегмента лепит как горячие пирожки! Размечать массивы – вот занятие настоящего боевого рыцаря! А, главное, как сложно и как почётно!
Тут надо пояснить: в детстве отец мечтал, что я стану первым в семье представителем профессии «модистов», модификатором истории. Модистов, чтобы не путать с белошвейками и закройщиками прошлого, обычно называют «рыцарями». По этому поводу у рыцарей и воистов (вот, кому повезло с названием – военным историкам!) постоянные стычки, а потом, на старших курсах, у нас начались и идеологические разногласия. Дело в том, что воисты только изучают реальность: прошлое, будущее, изменённые состояния реальности, параллельные реальности и прочее. А мы, рыцари, вносим в эту реальность изменения, если это понадобится. Конечно, такое случается нечасто, но отец мой, Пётр Аристархович Лисин, посчитал, что дело благородное – пусть и невостребованное пока. Так что всё детство я провёл в историческом сегментарном интернате, параллельно постигая нейролингвистику и глубокое машинное обучение. В прошлом году меня включили в первую экспедицию на тот самый Ганимед, куда собирался, но так и не долетел Мурашка.
С Ганимедом вообще приключилась странная история: по нашим расчётам, хрупкое экологическое равновесие планетоида, на котором временная атмосфера по неясным причинам стала постоянной, должно было быть нарушено прохождением мимо кометы. Совместными усилиями нашей группы, мы сместили комету на 0,2 угловых секунды вперед, а потом вернули обратно. Спутник Юпитера не пострадал, зато пострадали мы: двух рыцарей затянуло во временную воронку, у одного отказал двигатель скафандра, и мы не успели найти его до того, как человека унесло в Большой Космос. У троих из наших, и у меня в том числе, засбоили нейронные связи головного мозга – и нас отправили на лечение, причем в три разные точки, чтобы мы ненароком не встретились и не стали обсуждать произошедшее. Понятно, что каналы связи были заблокированы заранее. Но мы и не стремились вновь увидеться или обсудить что-то. Лично мне ганимедово небо и все эти прочие замечательные красоты Мета-Греции осточертели сразу: захотелось на Землю, походить по зелёной травке, увидеть облака, закаты наши… Если солнце красно к вечеру – моряку бояться нечего, если красно по утру – моряку не по нутру…
И вот мне дали в терапевтическую помощь и на воспитание отстающего лосёнка, полгода отпуска и чрезмерно доброжелательный искин с медицинским нейроинтерфейсом. Улю я попросил меня не беспокоить часто: она поняла сразу, и даже, кажется, не обиделась. Звонила только тогда, когда уж совсем скучала, или когда на Ио намечалась какая-то очередная метановая вечеринка. Это они, астрофизики, так шутя называют местные бури. В общем, игра в галактических шпионов нам с Ульяной не свойственна – обоим уже за двадцать лет, люди серьёзные. И тут такое…
– Слушай, отец, я вообще-то по делу звоню… – прервал я очередную тираду родителя, который в последнее время стал невыносимым циником: ученый совет завернул его докторскую диссертацию в довольно оскорбительных выражениях. Батя, само собой, переписывал, но злился.
– Ну? – недовольно буркнул он. И за всё то время, что я излагал ему суть дела, буркал ещё раза два – душа человек мой отец. Потом нахмурился и заявил:
– Как по мне, это всё ерунда и мистификация. Искин твой медик, что ли? Не справится. А знаешь, что? Отдай задачку своему рогатому.
