bannerbannerbanner
Францисканский орден: от апостольского движения к ученой корпорации (Франция, XIII в.)

Елена Кравцова
Францисканский орден: от апостольского движения к ученой корпорации (Франция, XIII в.)

Полная версия

Впервые критика источников прозвучала в 1768 г. в дискуссии, организованной издательством болландистов “Acta Sanctorum”54. Болландист Константин Суй-скен издал многостраничное исследование с публикациями «Первого жизнеописания» Фомы Челанского и «Легенды трех товарищей», впервые после приказа 1266 г. об их уничтожении. Это была первая попытка найти в агиографиях «настоящего» Франциска.

В XIX в., на волне позитивизма, происходит становление самостоятельного раздела медиевистики – францискановедения. В последней четверти XIX—начале XX в., после празднования семисотлетия святого (1182—1882), вышла серия публикаций источников францисканским издательством Квараччи55, Британским обществом изучения францисканского движения56, болландистами57. Появились многочисленные периодические издания “Ordo Fratrum Minorum”, в которых печатали свои статьи выдающиеся медиевисты-францискановеды58. Последовала волна публикаций сочинений самого Франциска59.

Одним из дискуссионных моментов стало выявление заимствований в различных агиографиях с последующим открытием их возможного первоисточника. Спор был инциирован Полем Сабатье, который поставил вопросы о заимствованиях жизнеописаний официальной и маргинальной линий, таких как «Легенда трех товарищей» и «Второе жизнеописание» Фомы Челанского, а также о «праве первородства» «Первого жизнеописания» и «Зерцала совершенства». При этом наибольшие споры вызывали записанные предания: «Легенда трех товарищей» и «Зерцало совершенства».

После выхода монографии П. Сабатье «Жизнь св. Франциска»60 интерес к основателю Ордена получил новый мощнейший импульс, перешедший даже в сферу массовой культуры, что не могло не стать началом еще большего искажения его образа, а равно и куда более значительнойдеформации легенды61. Именно Сабатье инициировал спор по «основному францисканскому вопросу» в двух аспектах: во-первых, поиск «настоящего» Франциска и «идеального» источника и, во-вторых, анализ истории становления Ордена через призму противостояния обсервантов (спиритуалов, “zelanti”), последователей брата Льва, и конвентуалов, сторонников папской курии. В этом противостоянии он видел ключевой момент истории Ордена62. В отечественной дореволюционной историографии подобный подход представлен монографией С.А. Котляревского63.

Таким образом, в первый период францискановедения появилась теория, объясняющая бурное развитие агиографической литературы в XIII в.: после смерти Франциска Орден раздирали внутренние противоречия, основанные на толковании его устава. Выделились две группы: ревнители первоначального устава (обсерванты), и братья, придерживающиеся устава, скорректированного Римской курией (конвентуалы). Написание Бонавентурой нового жизнеописания и уничтожение предыдущих объяснялось крахом политики, заданной Илией Кортонским (1180—1253), конвентуалом и преемником Франциска, а также попыткой обсервантов негласно объявить себя единственными хранителями истинного знания о дальнейшем развитии Ордена, что сделало крайне популярными в “Ordo Fratrum Minorum” сочинения первых сподвижников его основателя.

Следовательно, согласно теории, конфликт обсервантов и конвентуалов обозначил противостояние последователей «истинного» Франциска и приверженцев Римской курии. Логичным развитием спора стало появление вопроса: как проходило становление Ордена? О какой его организации, собственно, спорили конвентуалы и обсерванты?64

В конце XIX в. К. Мюллер, опираясь на «Первое жизнеописание» Фомы Челанского и «Легенду трех товарищей», высказал предположение – “Ordo Fratrum Minorum” в своих истоках представлял свободное сообщество, копирующее первоапостольские традиции. Но братья стремились не к воссозданию раннехристианского общества, а к чему-то новому, о чем свидетельствовало создание третьего ордена – терциариев65. Позднее Ф. Мандоннэ развил эту точку зрения в следующую теорию: изначально аморфный, Орден принял определенную форму и разделился на три части во время паломничества Франциска в Святую Землю, когда кардинал Уголино, будущий папа римский Григорий IX, фактически взял на себя управление братством66. П. Сабатье, с присущим ему радикализмом, развил идею:

 

церковь в лице епископа Уголино и иерархов Ордена любое духовное начинание Франциска переводила в структуру, в организацию67. Но это интересное и перспективное направление изучения “Ordo Fratrum Minorum” – проблема перехода от братства к Ордену – долгое время оставалось в тени «основного францисканского вопроса» и получило новое развитие во второй период францискановедения, после разрешения источниковедческих споров.

Ко второй половине XX в. «основной францисканский вопрос» был прочно вписан в область основных проблем медиевистики. По мере развития исторической науки и детализации направлений исследований, при научном анализе образа Франциска Ассизского или истории его Ордена, в качестве исторического источника стал рассматриваться не только текст агиографий, но и «визуальный код», например, фрески Джотто.68 Исследователи применяли новые приемы, связанные с изучением структуры мифа, и другие методы. Все это привело к изменению взглядов на «Легенду» о Франциске Ассизском.

Ж. Ле Гофф, исследуя с позиций школы «Анналов» образ Франциска и созданный им Орден, вписывал праведника в социальную историю, продолжая поиски реального «беднячка из Ассизи» в структурах его времени69. Ученый доказывал, что «словарь Франциска» неотделим от городского контекста. Ле Гофф показывал, как деятельность Францисканского ордена, выбравшего город в качестве поля действия, вела к постепенной монетизации экономики, реабилитации труда и появлению идеи Чистилища, ведь грех можно было отработать. Орден нового типа оспаривал право главенства у монастырей старого типа, он появился в период перестройки средневекового мира, вписался в этот процесс и ускорил его. Франциск основал последнее монастырское сообщество и первое современное братство70.

В область интересов А. Воше и его последователи входит феномен святости в западноевропейском Средневековье в контексте объединенной истории церковных и светских институтов. Образу Франциска Ассизского в этих исследованиях отведено одно из центральных мест71. Например, А. Воше доказывал, что идея получения стигматов человеком большой святости появилась в середине XII в., но первым истинным (т.е. утвержденным церковью) подтверждением их обретения стало чудо Франциска Ассизского, поскольку францисканское движение – одно из мощнейших инструментов Римской курии72.

Яркий представитель итальянского францискановедения Дж. Микколи, чья позиция мне наиболее близка, считал, что каждый агиографический текст необходимо подвергнуть предварительной обработке, посмотреть на него с точки зрения истории Ордена и его развития, поставить каждый его эпизод в контекст – конкретный и глобальный одновременно. Придерживаясь данных позиций, Микколи попытался выйти за рамки традиционной оппозиции сторонников версии Фомы Челанского и версии брата Льва, дабы отыскать «настоящего Франциска». Микколи предположил, что причина перехода от примитивного братства к ордену миноритов кроется в ранних годах Франциска. Он выявил вертикальную линию, устанавливающую иерархическую связь Франциска с Богом, и горизонтальную, связь праведника и общества, основанную на обете бедности. Совокупно эти две стратегии должны были противостоять традиционным монастырским формам. Микколи считал, что в намерения Франциска не входило создание такой структуры, которая бы обновила церковь, он не принимал в этом процессе организационное участие. Его единственной целью был пример евангелической жизни, чтобы опровергнуть, поставить с ног на голову все постулаты и устои современного ему мира. Микколи утверждал, что действия меньших братьев не реформировали церковь, и не обновляли общество. «Правило, утвержденное буллой» (1223) всего лишь организовало внутренний распорядок Ордена, но никак не было связано с внешним устроением, поскольку желание Франциска полностью полагаться на членов католической церкви шло вразрез с его стремлением к бедности, которую Римская курия не поддерживала73.

Тяготение к ревизии массива «историографических мифов» привело Ж. Даларена к мысли, что «трагедии Франциска» вовсе не существовало, а кризис институционализации “Ordo Fratrum Minorum” на протяжении XIII в. и конфликт Ордена с Римом всего лишь историографическая фикция. Ещё одна историографическая фикция – это отказ Франциска от власти. Совершив тонкий тактический ход, Франциск правил именем брата Петра Каттани (1220—1221) и брата Ильи Кортонского (1221—1226). После смерти основателя Ордена (взгляды которого, по мнению Даларена, не противоречили «Правилу, утвержденному буллой») министры вынуждены были определяться между традиционным монастырским и новаторским нищенствующим монашеским укладом. «Правило, утвержденное буллой» составлено так, что выбор нищенствующего образа жизни очевиден74.

Историками религии могут быть не только светские ученые. Важную роль во францискановедении играют исследования ученых-францисканцев со своей специфической точкой зрения на раннюю историю “Ordo Fratrum Minorum”. Так, А. Джемелли полагал, что Франциск заложил в основу Ордена принцип диалектичности, в частности, выражающийся в его отношении к учености: он, стоя на позиции «простеца», тем не менее, не отказывал братьям в получении знаний в университетах. Именно этот принцип повлек за собой дальнейший раскол Ордена75. Интересное и информативное исследование истории Ордена на протяжении XIII в. и влияние на его институционализацию идей Франциска провел Г. де Пари, францисканец и историк “Ordo Fratrum Minorum”76.

Таким образом, в настоящее время францискановеды либо пытаются найти «настоящего» Франциска, либо встраивают его фигуру в мир, в котором он жил, а также исследуют аспекты деятельности праведника и его Ордена в западноевропейской цивилизации. В последние десятилетия францискановедческая историография подвергает рефлексии сама себя, что свидетельствовует о выходе на принципиально иной этап научных изысканий.

В отечественной медиевистике раздел францискановедения развит довольно слабо. В дореволюционный период исследованием личности Франциска в контексте средневековой культуры занимались Л.П. Карсавин, резко полемизирующий с источниковедческой позицией Сабатье77, и П.М. Бицилли, позиционирующий «беднячка из Ассизи» как предтечу Возрождения78. Вопросы институционализации рассматривал С.А. Котляревский, ставивший акцент на роли Римской курии в данном процессе, но при этот практически никакого внимания не уделявший «основному францисканскому вопросу»79. В связи с изданием книги П. Сабатье в русском переводе в среде отечественной интеллигенции возрос интерес к Франциску, он стал «модным», как и на Западе, в свете его «либеральной оппозиции церковности»80.

 

В советский период развития российской медиевистики созданный Франциском Орден традиционно рассматривался в негативном плане. При этом даже вопрос об «образе» был снят, речь в исследованиях шла только о «реальном» «беднячке из Ассизи».

Новое дыхание отечественное францискановедение получило в последние десятилетия. Наиболее значимым автором выступил В.Л. Керов, чьей монографии предшествовали его исследования, проделанные в советский период81. В специальной монографии собран хороший фактический материал по французским интеллектуалам-францисканцам в первый век существования Ордена. Сделана попытка проследить становление “Ordo Fratrum Minorum” в его взаимоотношениях с римской курией и французской церковью, акцент сделан на фигуре Петра Иоанна Оливи82.

Нельзя не упомянуть краткий очерк С.С. Аверинцева, где он отметил важность фигуры Франциска Ассизского для подготовки Итальянского Ренессанса и его роль в становлении смеховой культуры Средневековья, восстановив, таким образом, преемственность от П.М. Бицилли и М.М. Бахтина до нашего времени83.

Одними из последних работ, посвященных образу Франциска Ассизского и его влиянию на Францисканский орден, являются диссертации А.Л. Дунаева84, Э.М. Дусаевой85, и В.Н. Садченко86.

Таким образом, в настоящее время сохраняется тенденция поиска «реального» Франциска, но оценена и важность, и принципиальность мифологизации его образа. Беспрецедентный всплеск интереса к личности Франциска Ассизского в конце XIX—начале XX в. еще более исказил как анализируемый образ, так и первоначальную историю Ордена, развивающихся в рамках этой легенды.

Особенность представленного исследования заключается в том, что оно не ставит целью найти «настоящего» Франциска, или выявить его «внутреннюю» жизнь, ни самого по себе, ни в контексте эпохи. Нам интересен образ Франциска как сумма воззрений авторов житий.

Глава II
Представления ордена об институциональной власти и о месте сообщества в «теле церкви» (1226—1274)

На IV Латеранском соборе закончилась эпоха традиционных монашеских орденов и наступила эпоха орденов нищенствующих, образцом для которых был самый первый – Францисканский. Однако для самого “Ordo Fratrum Minorum” прошло довольно много времени, прежде чем он смог продолжить свое существование в относительной стабильности. Во многом влияние на длительную институционализацию ордена оказал его создатель, Франциск Ассизский. Как отметил Жак Даларен: «Согласно Франциску, организация – это в первую очередь перенос индивидуального опыта на коллективное предприятие, переход от ego к мы»87. Далее я покажу, манифестацию образа «беднячка из Ассизи» в агиографических текстах, а равно и на представление о легитимной власти и ее источнике влиял поиск места францисканского сообщества в церковных структурах.

§ 1. Средневековое монашество и его реформы. Между мирской и духовной властями

Монашество высокого Средневековья, принципы организации которого пересмотрел Франциск Ассизский, возникло как результат длительной и сложной реформы, начавшейся в посткаролингской Европе и приведшей к столкновению различных институтов власти, сформировавшихся, в том числе, под её влиянием88.

Современные исследователи ведут начало монастырских реформ от всеобщего религиозного подъема IX—X вв. Иначе говоря, развитие монашества было тесно связано с ростом христианизации общества. Если до монастырских реформ большую часть каролингских монастырей составляли питомцы (“nutriti”) и обещанные дети (“pueri oblati”), то в период реформ и после них решение поступить в монастырь принималось сознательно и самостоятельно: общество начало длительный переход от формально-юридического благочестия к индивидуальному поиску путей к Богу89.

Со второй половины XI в. в посткаролингской Западной Европе распространилось монашество «клюнийского типа», не ограниченное политическими границами, не зависящее от властных институтов. Вместе с тем усложнились взаимоотношения монашества и сеньориальной знати, без поддержки которой эти реформы не могли бы состояться90. Произошла трансформация «монашеско-аристократической» культуры, монахи отказались от пассивной роли и начали оказывать самостоятельное давление на мирян.

В конце XI в. спонтанно возникло массовое движение крестовых походов. Это было, по сути, своеобразное преломление и продолжение религиозного подъема91. Стремление к «внутренней колонизации» привело к созданию цистерцианских монастырей, осваивающих не только духовное, но и географическое пространство Западной Европы. Религиозный подъем, не нашедший отклика у клира, вылился в XII столетии в череду еретических движений. Некоторые из них (вальденсы), не получившие поддержки со стороны католической церкви, были, тем не менее, выдержаны в христианском духе, а некоторые – как, например, катары, – и вовсе составляли прямую угрозу традиционным устоям. В конце XII в. цистерцианский аббат Иоахим Флорский создал первую самостоятельную после Бл. Августина историософию, в которой предвещал скорый конец эпохи Нового Завета и приход нового царства Святого Духа92.

В начале XIII в. на «духовном небосклоне» появился Франциск Ассизский с идеей монашеских орденов, не ограниченных стенами обители и не отягощенных никакой собственностью, ежедневно выходящих на городскую площадь с проповедью покаяния. После того, как римский понтифик одобрил его идею – началась эпоха торжества нищенствующих орденов. Она закончилась в 1274 г., т.е. после выхода постановлений II Лионского собора о запрете на создание новых нищенствующих орденов и расформировании всех, кроме основных: Францисканского и Доминиканского, а также кармелитов и августинцев.

Новый принцип организации, предложенный Франциском, дал монашеству возможность выйти из обители и продолжить реформу не только среди братьев, но и распространить её на общество целиком. В XIII в. монашеское стремление к утопическому Граду Божьему столкнулось с народной религиозностью. Монахи могли её игнорировать, укрываясь от мира за стенами монастырей, но при встрече с ней лицом к лицу такая возможность пропадала.

Одновременно с преобразованиями в монашеской среде, в 1046 г. провели реорганизацию церкви как властного института. Каково было их соотношение? Одни исследователи утверждают, что монашеские реформы инициировали церковную реформу XI в., которая завершилась, по сути, в начале XIII в. постановлениями IV Латеранского собора93. Ведь перемены в церкви начались, когда папство взяло прямое руководство над многочисленными движениями по ее обновлению. Другие полагают, что нововведения в монастырях служили дополнением к церковным преобразованиям, и особенно – института папства94. Третьи считают: церковная реформа свела весь небывалый религиозный подъем X—XI вв. к борьбе за инвеституру и противостоянию Папства и Империи.

Вначале папы пытались подавить симонию, продажу церковных должностей и ввести целибат в среде клириков, действуя в русле исправления нравов. Однако начиная с понтификата Григория VII (1073—1085), понтифики становились все более амбициозными, стремились поставить свободные выборы каноников под контроль высшего клира. Когда Римский епископ выдвинул себя главой всего христианского мира, а каноническое право стало единым для посткаролингской Европы, разделенной на множество регионов, монастырские преобразования и вдохновленная ими церковная реформа явились объединяющим фактором для культур народов, соединяемых в единое целое мирскими и религиозными элементами, договором и памятью95.

Грегорианская реформа и борьба пап с императорами в XI—XIII вв. политизировали духовную власть понтифика (“auctoritas”). Проходя этапы правления Григория VII, Александра III (1159—1181), Иннокентия III (1198—1216) и Иннокентия IV (1243—1254), власть понтифика распространилась как на религиозные, так и на мирские сферы, был создан принцип полной власти папы внутри мира и церкви, основой чему служила идея «трансляции империи» в ее теологической трактовке96. Светская власть, которая оперировала тем же принципом, не могла конкурировать с теократической империей. В периоды обострения борьбы пап и императоров, при Генрихе IV (1056—1106), Фридрихе Барбароссе (1155—1190) и Фридрихе II (1220—1250), всегда побеждал Римский престол.

В итоге противостояния папства и светской власти появились две модели развития западноевропейского мира: военная сакральная модель Империи, и модель Папства, чьим орудием были монашеские ордена. Однако современное представление об авторитарной власти, в том числе и о «внутренней» власти папы над орденами, сильно преувеличено. Так, во Франции были сильны позиции местной церкви, представители которой довольно часто оспаривали решения главы католического мира. Нельзя недооценивать и географический фактор: преодоление расстояния между Римом и иными населенными пунктами всей христианской ойкумены требовало времени.

Пока понтифики оспаривали главенство в христианском мире у императоров, в капетингской Франции в период XII—XIII вв. был сформирован новый тип власти, конечно, не лишенный сакральности, но имеющий в своей основе соблюдение принципов права. А именно – власть факта, административного управления (“potestas”), в своем оформлении многое заимствующая из папской канцелярии97.

В 1296 г. Бонифаций VIII (1294—1303) издал буллу “Contra Laicos”, в которой утверждал приоритет регулярного клира над секулярным, власти духовной над мирской98. Но это представление было реальным только для определенных кругов, в то время как объективная историческая действительность выразилась в начале XIV в. в Авиньонском пленении пап и в крахе идеала теократической власти понтифика. Борьба теократической и светской империй XI—XIII вв. закончилась в XIV в. победой национальных государств.

Дальнейшее исследование придерживается подхода, согласно которому реформы церкви существенным образом влияли только на институты власти, церковные и мирские. Массовый народный религиозный подъем выливался или в крестовые походы, призванные проводить идеологическую экспансию, или в ереси (с точки зрения нормы, которая только вырабатывалась). «Ренессанс XII века» затронул и развил лишь определенный слой общества, в то время как подавляющее «необразованное» большинство не было охвачено реформами. Но в нищенствующих орденах, которые с точки зрения истории церкви и религиозности являются реформированным монашеством, наконец, происходит встреча церковных и мирских институтов власти, народной религиозности, различных культур и традиций. При создании нищенствующих орденов столкнулись, как минимум, два ожидания: чаяния Франциска, действовавшего на волне общего религиозного подъема, и надежды понтифика, увидевшего возможность новой реформы монашества и появления очередного инструмента влияния на институты мирской власти, в частности – Империи. Иначе говоря, своим появлением нищенствующие ордена свели в одну точку религиозную историю и историю институтов. Именно поэтому, как будет показано дальше, вековое становление “Ordo Fratrum Minorum” проходило с неимоверными сложностями.

54Acta sanctorum. 1768. T. 2, 10 (Octobris). (Подробно о дискуссии см.: Salter E.G. Sources for the Biography of St. Francis of Assisi // Speculum. 1930. Vol. 5. №. 4. P. 388—410).
55Analecta franciscana, sive chronica aliaque varia documenta ad historiam Fratrum minorum spectantia. Quaracchi, 1885—1912. T. 1—5; Archivum Franciscanum historicum. Quaracchi, 1908—2010.
56Monumenta Franciscana / Ed. J.S. Brewer. London, 1858—1882. T. 1—2.
57В периодическом издании Analecta Bollandiana. Bruxelles, 1882—2010 и др.
58Первым из них стало: Miscellanea Francescana di Storia, di Lettere, di Arti / Dir. dal Sac. Don Michele Faloci. Pulignani (Foligno), 1884.
59Cм., например: Boehmer H. Analecten zur Geschichte des Franciscus von Assisi. Leipzig, 1904; Opuscula S. P. Francisci Assisiensis. Edita a PP. Collegii S. Bonaventurae. Quaracchi, 1904.
60Sabatier P. Vie de saint François. P., 1894. Монография выдержала 28 изданий на французском языке, была переведена на несколько языков, в том числе – русский (Сабатье П. Жизнь Франциска Ассизского. М., 1895).
61Возможно, это произошло в связи с «очеловечиванием» образа Франциска Ассизского Полем Сабатье, благодаря его эмоциональной и пристрастной манере письма. Скажем несколько слов о личности самого автора. Первоначально протестант, Поль Сабатье перешел в католичество после того, как приступил к исследованию истории Франциска Ассизского. Многие ученые упрекали Сабатье в излишней эмоциональности и личной заинтересованности, отмечали, что в основе своих взглядов Поль остался протестантом: Франциск для него был «Реформатором до реформации», а противостояние спиритуалов и конвентуалов напоминало противостояние католиков и протестантов.
62Sabatier P. D’une bulle apocryphe de Clèment IV déclarée authentique par curie sous pontificat de Benoît XIII, avec une fac-similé // Revue historique. 1905. Vol. 89. P. 308—315.
63Котляревский С.А. Францисканский орден и римская курия в XIII и XIV веках. М., 1901. См. также: Флоровская К. Св. Франциск в «Древе крестной жизни» // К двадцатипятилетию учено-педагогической деятельности Ивана Михайловича Гревса. СПб., 1911. C. 63—106.
64Самые значимые работы, последовательно развивающие это направление: Gratien de Paris. Histoire de la fondation et de l’évolution des Frères mineurs au XIIIe siècle. Paris;Gembloux, 1928; Marinus a Neukirchen. De capitulo generali in primo Ordine seraphico. Rome, 1952; Brooke R.B. Early Franciscan Government: Elias to Bonaventure. Cambridge, 1959; Idem. The Coming of the Friars. L.;N.Y., 1975; Dala rune J. François d’Assise ou le pouvoir en question. Principes et moda lités du gouvernement dans l’Ordre des frères mineurs. Bruxelles, 1999.
65Müller K. Die Anfänge des Minoritenordens und der Bussbruderschaften. Freiburg, 1885. Более подробно о дискуссии см.: Little A.G. The Sources of the History of St. Francis of Assisi… P. 643—645.
66Mandonnet F., O.P. Les Origines de l’Ordo de Poenitentia. Freiburg, 1898.
67Little A.G. The Sources of the History of St. Francis of Assisi… P. 643.
68Наиболее авторитетное исследование в этом направлении см.: Brooke R.B. Image of St Francis: Responses to Sainthood in the Thirteenth Century. Cambridge, 2006.
69Le Goff J. Saint François d’Assise. P., 1998. Соответственно исторической концепции автора, в агиографиях и сочинениях Франциска Ассизского выделяется и исследуется социальный словарь в контексте времени и Библии.
70Le Goff J. Saint François d’Assise… P. 31.
71См., например: Vauchez A. Saints, prophètes et visionnaires. Le pouvoir surnaturel au Moyen Âge. P., 1999.
72Vauchez A. Les stigmates de saint François et leurs détracteurs dans les derniers siècles du Moyen Âge // Mélanges d’archéologie et d’histoire. 1968. Vol. 80. №. 2. P. 595—625.
73Miccoli G. Di alcuni passi di san Bonaventura sullo sviluppo dell’ordine francescano // Idem. Francesco d’Assisi. Realtà e memoria di un’esperienza cristiana. Turin, 1991. P. 264—280 (эта же статья: Idem. Di alcuni passi di san B. sullo sviluppo dell’ordine francescano // Studi medievali. 1970. Vol. XI. P. 381—395).
74Dalarun J. François d’Assise, ou le pouvoir en question. Principes et modalités du gouvernement dans l’Ordre des frères mineurs. Bruxelles, 1999.
75Джемелли А. Францисканство. М., 2004.
76Gratien de Paris. Histoire de la fondation et de l’évolution des Frères mineurs au XIIIe siècle. Paris;Gembloux,, 1928.
77Карсавин Л.П. Очерки религиозной жизни в Италии XII—XIII вв. СПб., 1912.
78Бицилли П.М. Cв. Франциск Ассизский и проблема Ренессанса (1226—1926) // Он же. Избранные труды по средневековой истории: Россия и Запад. М., 2006. С. 533—549.
79Котляревский С.А. Францисканский орден и римская курия в XIII и XIV веках. М., 1901.
80Аверинцев С.C. Введение // Истоки францисканства. Assisi, 1996. C. 11—16.
81Cм., например: Керов В.Л. Народное еретическое движение бегинов юга Франции и Петр Иоанн Оливи // Французский ежегодник’1968. М., 1970. С. 5–33; Он же. Народные восстания и еретические движения во Франции в конце XIII—начале XIV в. М., 1986.
82Керов В.Л. Францисканцы во Франции в XIII—первой половине XIV в. Петр Иоанн Оливи и спиритуалы. М., 2007.
83Аверинцев С.С. Введение… C. 11—16.
84Дунаев А.Л. Францисканский орден и движение спиритуалов: история конфликта: 1220—1319 гг. Дисс. … к.и.н. М., 2009.
85Дусаева Э.М. Формирование образа Франциска Ассизского в западноевропейской культуре XIII—начала XIV вв.: “Legenda maior” Бонавентуры и цикл фресок Джотто в Верхней церкви Ассизи. Дисс. … к.к.н. М., 2004.
86Садченко В.Н. Францисканский монашеский орден и его социально-религиозные функции (XIII—первая половина XV вв.). Дисс. … к.и.н. Ставрополь, 2005.
87“L’institution, selon François, c’est d’abord la transposition d’une expérience individuelle en enterprise collective, le passage de l’ego au nos” // Dalarun J. François d’Assise, ou le pouvoir en question… P. 26.
88Каждый исследователь, столкнувшийся с реформами средневекового западноевропейского монашества IX—XIII вв., рано или поздно приходит к основной проблеме: монашеская реформа исходит от монахов и противопоставляет себя иерархии церкви, или она идет от церкви и связана с её институционализацией? Этот вопрос был поднят в дискуссии К. Халлингера (автора концепции «Горце-Клюни», см. Hallinger K. Gorze-Kluny. Rome, 1950—51. T. 1—2) и представителей фрай-бургско-мюнстерской школы, учеников Г. Телленбаха. Монография Халлингера вызвала яростную полемику, итоги которой были подведены сборником статей: Monastische Reformen im 9. und 10. Jh. / Hrsg. R. Kottje, H. Maurer. Sigmaringen, 1989. Халлингер выдвигает идею об «антифеодальном» характере клюнийской реформы и противодействии клюнийцев институту частной церкви, а также иных процессов феодализации церкви, роль ведущего монастырского центра отдается им Горце (Лотарингия). Магер, Воллаш и Шмит пересматривают тезис Халлингера об «антифеодальном» характере клюнийской реформы. Они доказывают, что клюнийцы активно использовали институт частной церкви при строительстве своего объединения и проведения реформы, способствовали духовному самоутверждению местных династий, их дальнейшей консолидации. Кроме того, в Клюни проходит реформа «сверху», в традициях Каролингской империи. Именно поэтому клюнийские монастыри отсутствуют на территории Германии вплоть до 70-х гг. XI в. Литература по церковным реформам необозрима. Общее представление дает библиография Ж. Констэбля: Constable G. Medieval Monasticism: A Select Bibliography. Toronto, 1976.
89Об этом институте см.: Усков Н.Ф. Христианство и монашество в Западной Европе раннего Средневековья. СПб., 2001.
90Арнаутова Ю.Е. “Caritas” святого Геральда: к проблеме авторских интенций в “Vita s. Geraldi” Одо Клюнийского // Долгое Средневековье. Сб. в честь А.А. Сванидзе / Под ред. А.К. Гладкова. М., 2011. С. 225—256.
91От классических историков Франции идет представление о том, что именно крестовые походы сформировали облик средневековой Западной Европы, и любое действие правительства и церкви было подчинено идее крестового похода. Современные историки подвергают этот тезис переосмыслению.
92Об иоахимизме см. ниже в сноске 158.
93Verger J. Culture, enseignement et société en Occident aux XIIe et XIIIe siècle. Rennes, 1999. P. 19. Там же (на стр. 21—22) находится хорошая библиография основных проблем культуры XII в.: проблема Возрождения, появления интеллектуалов и т.д. IV Латеранский собор подвел итог церковной реформы. До IV Латеранского собора не было строгих письменных формул канонов, они окончательно оформились в его постановлениях. Cм.: Constitutiones concilii quarti Lateranensis cum commentariis glossatorum / Ed. A. García y García. Vatican City, 1981; Concilio-rum oecumenicorum decreta / Ed. G. Alberigo et al. Freiburg, Breisgau, 1962.
94Cм., например: Blumenthal U. The Investiture Controversy: Church and Monarchy from the Ninth to the Twelfth Century. Philadelphia, 1988.
95Церковная реформа XI в., затронувшая и церковь, и государство, и культуру, стала одним из толчков к ускоренному развитию Западной Европы. Гипотезу выдвинул Яков Буркхардт (см.: Burckhardt J. Weltgeschichtliche Betrachtungen / Ed. B. Schwabe. Basel, 1942 (англ. изд.: Burckhardt J. Force and Freedom: Reflections on History / Ed. and trans. J.H. Nichols. N.Y., 1943)).
96Хачатурян Н.А. Король-“sacré” в пространстве взаимоотношений духовной и светской власти в средневековой Европе (морфология понятия власти) // Священное тело короля. Ритуалы и мифология власти / Отв. ред. Н.А. Хачатурян. М., 2006. С. 21.
97Динамика развития папской власти может быть прослежена по истории развития папской канцелярии. 1. Первые века – Лев IX: примитивная организация, первые пробы, редкие документы, затруднения в классификации материалов. 2. Лев IX (1048) – Иннокентий III (1198): период организации, внешний вид, стиль, формулировки, постепенно фиксируются различия между видами посланий. 3. Иннокентий III (1198) – Евгений IV (1431): период окончательного формирования канцелярии, правил оформления и различия папских посланий. 4. Евгений IV (1431) и до наших дней: характеризуется множеством и разнообразием форм папских посланий (см.: Giry A. Manuel de diplomatique. P., 1925. P. 661—705). За основу своего концептуального исследования этот принцип взял Рокен Ф. (см.: Rocquaine F. La papauté au Moyen Âge. P., 1881).
98Исторический контекст см., например, в: Rocquaine F. La papauté au Moyen Âge – P. 238—261; также см.: Registres de Boniface VIII / Ed. G. Digard, M. Faucon and A. Thomas. P., 1907—1939.
1  2  3  4  5  6  7  8  9  10  11  12  13  14  15 
Рейтинг@Mail.ru