Елена Кондрацкая
Клятвы мертвых птиц
5. Волк, мечтавший остановить время
Лель веселился и пил мёд с другими чернокнижниками, не обращая на Атли никакого внимания. Атли же, напротив, пожирал его глазами, не замечая ничего вокруг и чувствуя, как в груди закипает, заглушая телесную боль, гнев. Лель был с ними заодно. Всё это время. Это он. Он. Из-за него. Всё из-за него! Они все погибли из-за него!
Атли приподнялся на локтях, собираясь крикнуть Лелю всё, что о нём думает. Пусть за это Зоран исхлещет его плетью или вовсе прикончит, это было неважно. Атли хотел взглянуть в глаза Лелю, а если повезёт – дотянуться до его глотки и придушить к проклятым бесам.
Мила, которая всё это время крутилась подле Атли, заурчала и укусила его за руку, не больно, но словно бы предупреждая. Атли от неё отмахнулся, но она снова вцепилась в него зубами, уже сильнее.
– Да что ты привязалась! – прорычал он, угрожающе занося руку. Лиса взвизгнула, прижала уши и припала на лапы.
– Смотрите! Зверушки играют! – засмеялся кто-то из толпы, и все как по команде обернулись к Атли.
– Может, и медведя к ним выпустим! Посмотрим, кто кого! – гоготнул кто-то и все рассмеялись. И Лель. Лель тоже смеялся.
– А давайте напоим пса медовухой и посмотрим, что будет!
– Давайте! Давайте!
Знатно захмелевшая толпа двинулась к Атли, а он напрягся, готовясь отбиваться.
– Не подходите! – гаркнул он, скалясь.
Какая-то чернокнижница с двумя длинными косами ухватилась обеими руками за цепь и с силой дёрнула. Атли ткнулся подбородком в пол, и несколько пар рук тут же подхватили его и перевернули на спину, прижав к земле.
– Держи его! Крепче держи, чтоб не дёргался! Рот ему открой! Нос зажимай! Вот так!
Они хохотали и шутили, будто дети за дворовой забавой, будто Атли был для них занимательной игрушкой. Когда они перестали видеть в нём человека? Когда он опустился на колени? Когда лишился одежды? Или когда на его шею надели ошейник? Или, может, для них он всегда был лишь цепным псом на службе у Гвардии?
Кто-то притащил бочонок с мёдом и откупорил крышку. Горло обожгло хмельной сладостью, Атли пытался уворачиваться, но ему не давали двинуться и пришлось глотать, чтобы не захлебнуться. А они продолжали смеяться. Чьи-то руки скользили по его телу, чьи-то пальцы крепко держали за волосы. Атли не видел лиц, только беспорядочную россыпь одинаковых гримас.
Когда бочонок опустел, Атли уже едва ли понимал, что происходит вокруг, отупевший от мёда, он ещё вяло пытался сопротивляться. Его потащили к клетке с медведем. Голодный медведь, взбудораженный всеобщим возбуждением, ревел и метался за прутьями.
– Сейчас и выясним, кто сильнее! Волк или медведь! – захохотал кто-то. Атли закричал, попытался удержаться за скользкий от мёда пол, но цепь дёрнули с такой силой, что он едва не задохнулся.
Его подтащили к клетке, перекинули цепь через верхний прут и потянули, заставляя Атли подняться на ноги, а потом и вовсе отрывая от пола. Атли захрипел, хватаясь пальцами за впившийся в горло ошейник и пытаясь сделать глоток воздуха. Медведь зарычал ему в затылок, обдавая горячим, зловонным дыханием. Атли хотел отодвинуться от клетки, но не мог даже пальцами ног дотянуться до пола. Тело начала сводить судорога, лёгкие свело, а перед глазами заплясали чёрные мушки. Возможно, повезёт задохнуться прежде, чем острые когти медведя вскроют ему рёбра, пронеслась непрошеная мысль. Медведь за спиной Атли встал на дыбы.
– А ну, прекратить! – Громогласный голос Зорана разнёсся по залу. – Кто вам позволил трогать то, что принадлежит мне?!
Руки отпустили, цепь зазвенела о прутья клетки, и Атли рухнул на пол, хватая ртом воздух. Чернокнижники рассыпались в разные стороны. Атли стиснул зубы и кое-как отполз от клетки, стараясь сдержать слёзы облегчения.
– Стоило мне отлучиться, вы устроили не пойми что! – гневно продолжал Зоран. – Так же мерзко вы будете встречать нашего бога, когда я открою для него врата? А?!
Толпа нерешительно загудела.
– Скажите спасибо Сороке! Приведи она меня позже, я бы без раздумий убил каждого, кто хотя бы пальцем тронул моего пса! Не разбираясь, кто участвовал, а кто только смотрел! Стража! Тех троих в темницу!
Атли не видел, кого скрутили и вывели стражники, у него не было сил пошевелиться. Всё, что он мог, – дышать и наблюдать, как Лель в другом конце зала о чём-то шепчется с Огняной.
* * *
Атли проснулся от того, что кто-то касался его плеча. С трудом разлепив глаза, он различил лицо Сороки. Тронный зал был усеян храпящими чернокнижниками – люди заснули прямо там, где пили: на столах, лавках, на голом полу.
– Надо уходить, – сухо сказала Сорока, достала из передника связку ключей и принялась искать нужный, примеряя к замку, что держал цепь от ошейника прикованной к трону.
– Что? Куда? – голос звучал хрипло, а голова ещё плохо соображала.
– Отсюда, – бросила Сорока, не добавив никаких больше объяснений.
– Ты помогаешь мне сбежать? – Атли ничего не понимал.
– Заткнись и поднимайся, – прошипела Сорока, подобрав наконец нужный ключ. Замок щёлкнул. Она схватила цепь и потянула Атли за собой.
– Погоди. – Атли удержал её на месте. – У тебя есть ключ. Сними ошейник и кандалы, чтобы я…
– Нет, – отрезала Сорока и снова потянула Атли за собой.
– Почему?
– Мне не велено.
– Кем?
Сорока скрипнула зубами.
– Не болтай и иди. Оковы я не сниму. Это условие, если хочешь выбраться. – Она снова дёрнула цепь.
Атли поднялся на ноги.
– Выпусти медведя.
Сорока покосилась на клетку. Зверь сидел за решёткой и наблюдал за нами, склонив голову набок.
– Нет. Идём.
– Это не обсуждается. – Атли остался на месте. – Цепи остаются на мне, я не препираюсь и делаю всё, что ты велишь, но медведя мы берём с собой.
– Нет. Мы теряем время. И с ним мы можем вообще не выбраться.
– Значит, мы не уходим.
Сорока побагровела. Стиснула в пальцах цепь, переводя гневный взгляд с Атли на медведя и обратно.
– Кто он? – наконец спросила она.
– Друг. Без него я не уйду.
Сорока напряжённо думала.
– Он послушный?
Атли покосился на медведя. Он совсем не был уверен в том, что зверь будет его слушаться.
– Да.
Сорока грязно выругалась, но пошла к клетке и снова принялась примерять ключи. Спустя несколько минут замок щёлкнул, дверь открылась, и Сорока шагнулся в сторону. Медведь вышел, огляделся по сторонам, втянул носом воздух и посмотрел на Атли, будто ожидая приказов. Атли выпрямился и посмотрел ему в глаза. Вряд ли он сейчас выглядел как внушающий уважение вожак, но выбора у него не было.
– Иди за мной и веди себя тихо, – сказал Атли как можно более грозно. Медведь в ответ шумно выдохнул, что Атли принял за согласие.
Сорока цыкнула и потянула его за собой.
Они осторожно обходили храпящих на полу чернокнижников, стараясь никого не потревожить, а Атли удивлялся, как же крепко все спят. Покинув тронный зал, Сорока повернула налево – в сторону старого крыла Царских Палат, которое практически не использовалось.
– Надо успеть до завершения смены караула, – прошептала она. – Часть стражи на первом этаже удалось напоить, но те, что на втором, охраняют Зорана, могут нас услышать, так что следи за своим медведем.
Атли на мгновение даже опешил. Никогда ещё он не слышал таких длинных фраз из уст Сороки. Оглянулся – медведь послушно шёл следом, неотрывно глядя Атли в затылок.
Коридоры сменялись коридорами, каждый шорох заставлял волосы за загривке вставать дыбом, но царский терем казался спокойным. Никто не выскакивал из-за поворотов, не слышались голоса, не звенело оружие. И вот наконец они достигли старой, заброшенной кухни. Сорока открыла один из шкафов, достала оттуда подбитый мехом плащ и бросила Атли. Сердце радостно заколотилось. Атли не мог поверить, что совсем скоро окажется на свободе. Стоит только избавиться от ненавистных кандалов…
Они уже двинулись к выходу, когда медведь задел боком шкаф, тот покачнулся, но устоял. Дверцы открылись, и на пол с грохотом вывалилась посуда.
Атли с Сорокой замерли. Где-то наверху послышались шаги.
– Быстро! – скомандовала Сорока и с новой силой потянула Атли за цепь.
Они выскочили на улицу и помчались в тень деревьев.
– Погоди, конюшни в другой стороне, – окликнул Сороку Атли.
– Мы не в конюшни, – ответила она и потянула его вглубь сада.
Снег хрустел под ногами и обжигал ступни, но Атли едва ли обращал на это внимание, торопясь за Сорокой, которая уже перешла на бег. Рёбра болели, но Атли уговаривал себя держаться и не сбавлять темпа.
Свобода, он должен оказаться на свободе.
Из царского сада, под прикрытием сугробов, они дошли до рощи, а оттуда Сорока вывела Атли к развалинам гарнизона.
– Не понимаю, – прошептал Атли. – Куда…
– Заткнись. Нам внутрь.
Сорока подошла к дыре в частично обвалившейся стене и забралась внутрь. Атли послушно шёл следом, медведь дышал в затылок. Но в груди разрасталось новое, нехорошее предчувствие. Возможно, Сорока вела его вовсе не на свободу. Но куда в таком случае? Атли оглянулся. Позади ещё виднелся просвет в стене. Сорока выглядела хрупкой, он мог вырваться и сбежать. А с цепями как-нибудь разобраться, когда окажется подальше отсюда.
– Если побежишь, убью, – прошипела Сорока и зажгла на ладони огонёк, предупреждая и одновременно освещая дорогу.
Атли ничего не ответил, но с побегом решил повременить. Посмотрим, куда ведёт его эта девчонка.
В гарнизоне мало что уцелело. Своды обрушились, колонны лежали на полу, который укрывали обломки стен и мусор, сквозь дыры в крыше падал снег. Сорока вела Атли в темницы – в этом не осталось сомнений, когда они ступили на крутую лестницу, уходившую глубоко в темноту. Под рёбрами снова завозилось колючее чувство тревоги.
В отличие от верхних этажей гарнизона, темницы уцелели почти полностью, только кое-где осыпались камни с потолка. Сорока то и дело останавливалась на развилках и что-то бормотала себе под нос, будто вспоминая дорогу. Сердце Атли ёкнуло, когда она наконец подвела его к знакомой двери. Двери, за которой когда-то сидел Аспид по имени Жнец.
Наконец Атли всё понял.
Длинный коридор закончился большой круглой залой. На стенах горели факелы. И в свете одного из них стоял Лель.
– Атли… – выдохнул он, шагая навстречу.
Атли отпрянул, цепь натянулась. Сорока протянула её конец Лелю.
– Забирай. Мой долг уплачен. Жизнь за жизнь.
Лель цепь брать не стал. И Сорока просто бросила её на пол.
– Больше я тебе ничего не должна, – твёрдо сказала она. – Я пошла. Нужно ещё замести следы.
Она стремительно развернулась и пошла к выходу.
– Спасибо, Сорока! – сказал Лель.
Сорока обернулась и тряхнула головой.
– Я была бы рада, если бы он умер, – проговорила она и покинула залу.
Атли с Лелем остались вдвоём. Втроём, если считать медведя, который заинтересованно обнюхивал камни.
– Вижу, ты нашёл себе друга… – начал было Лель.
Кулак Атли ударил ему точно в скулу, Лель задохнулся и полетел на пол. Атли, с утробным рычанием, сгрёб его за грудки и впечатал в стену.
– Ублюдок! Ты был с ними заодно! – взревел он, но рёбра тут же взорвались болью, руки задрожали, и Атли упал на одно колено.
Лель, кое-как устояв на ногах, потёр затылок и поправил рубаху.
– Хорошо, что я попросил Сороку не снимать кандалы, – пробормотал он, казалось удивлённый случившимся. – Как знал.
– Всё это время! – Атли пытался отдышаться. – Ты был одним из них!
– Атли. – Лель присел на корточки и заглянул ему в единственный видящий, не закрытый повязкой глаз. – Позволь всё тебе объяснить.
Атли горько усмехнулся.
– Ты правда думаешь, что тут можно что-то объяснить? Так, чтобы после этого я не убил тебя на месте? За измену Гвардии. За предательство. За чёрную магию.
– Да, Атли. – Голос Леля звучал спокойно и тепло. – Я расскажу тебе всё, без утайки. Надеюсь, наше короткое знакомство и тот факт, что я вытащил тебя сегодня, станут некоторым основанием для того, чтобы ты всё же пошёл мне навстречу и выслушал. Ты сможешь убить меня после, если посчитаешь нужным. Что скажешь?
Атли посмотрел в глаза Леля. Они, как и всегда, как он помнил, светились нежностью и заботой. Их выражение было совсем не таким, какое он увидел в тронном зале прошлым вечером.
– Хорошо, – скрепя сердце сказал Атли.
– Хорошо, – с облегчением повторил Лель. – Но прежде ты позволишь мне помочь тебе?
Атли, помедлив, кивнул. Лель слабо улыбнулся, стянул с него плащ, разложил на полу и помог сесть. Встал на колени и внимательно осмотрел.
– Сначала я залечу раны, а потом сниму цепи, – медленно и вкрадчиво сказал Лель, будто говорил с ребёнком. – Иначе Волк не позволит моей магии помочь тебе. Хорошо?
Атли снова кивнул. Говорить он не мог, к горлу тут же подкатывал ком. Лель снова ответил нежной улыбкой.
Его руки осторожно коснулись груди Атли, и пальцы принялись методично и бегло проверять рёбра на целостность, провоцируя то тут то там предательские стайки мурашек. Наконец пальцы Леля добрались до огромных синяков на боках, и Атли зашипел от боли.
– Сейчас боль стихнет, – прошептал Лель. Правая рука осталась лежать на рёбрах, а левая прильнула к груди у самого сердца. Лель закрыл глаза, а Атли охнул, когда почувствовал, как в него проникла магия. Волк недовольно зарычал, а Атли со стоном смежил веки.
Нежной золотой лентой магия скользнула к сердцу, окутала его приятным теплом и нырнула вглубь, чтобы через мгновение собраться под пальцами Леля и укутать собой сломанные кости. Боль, ежеминутно терзающая Атли столько дней, исчезла, и он, невольно выдохнув, подался вперёд, обессиленно уткнувшись лбом в плечо Леля.
Лель погладил его по затылку, провёл ладонями по спине, вдоль обострившихся бугорков позвоночника.
– Ещё немного. – Шёпот согрел ухо Атли, вызвал дрожь в ослабленном, уставшем теле. – Давай посмотрим, что под повязками.
Лель мягко отстранил Атли и стянул с его головы ткань. Лицо Леля побледнело, когда взору открылась рана.
– Всё плохо? – спросил Атли.
– Видел и хуже, – улыбнулся Лель одними губами. – Рана загноилась, края очень неровные, и даже с серебром я чувствую, что Волк сопротивляется магии… Я вылечу, но боюсь, что останется шрам.
– Не страшно.
Лель кивнул и накрыл правой рукой рану на лице, левая снова легла на сердце. Атли стоило больших усилий сдержать стон, когда золотая лента магии снова прошла сквозь него и согрела щёки, заставляя края раны стягиваться и забирая боль. В следующее мгновение Лель притянул Атли к себе в объятия. Что-то щёлкнуло, Атли вздрогнул, ошейник разомкнулся и звякнул, падая на пол. Ещё два щелчка – и освободились запястья. Атли лежал на плече Леля и вдыхал его запах. Запах, в котором звучали нежность, свобода, горечь и сожаление.
Лель погладил Атли по затылку, привлекая внимание.
– Всё, мы закончили. Теперь я могу тебе всё рассказать.
– Прошу, – умоляюще выдохнул Атли, желавший продлить мгновения тепла, желавший, чтобы не существовало ничего до этих мгновений и после них. Ничего, что причинило бы ему новую боль. – Давай не сегодня. А сегодня, сейчас, давай оставим всё как есть.
6. Пламя в рубиновом сердце
У гуля серая кожа и ослиные копыта, зубы и когти его полны трупного яда. У волколака – лысая волчья морда и красные, жаждущие крови глаза. Глаза упырей – мёртвая серость, а острые клыки и бледно-серая кожа кричат: «Перед тобой хищник!» Но чернокнижники…
Василиса никогда не видела чернокнижников. Обычно она представляла зловещие образы, скрытые под плащами фигуры с горящими в темноте капюшонов красными глазами – хищники, чудовища, подобные волколакам и гулям. Такими они существовали в рассказах и в воображении, такими предстали на стенах Даргорода в ту страшную ночь. Но теперь Василиса смотрела на мёртвого мальчишку на снегу, пронзительно-голубые глаза которого уже подёрнулись белёсой плёнкой. Он не был похож на хищника и на чудовище не был похож. Обычный мальчишка, со щёк которого ещё не сошла детская мягкость. В этом было что-то неправильное, что-то… противоестественное. И Василиса никак не могла понять, что именно. То, что он мёртв? То, что он не колеблясь попытался убить её? То, что убить его должна была она? Или то, что ей ещё не раз предстоит убить таких, как он?
«Он чернокнижник. Остальное неважно. Выучи это поскорее, если хочешь выжить».
Финист натянул на уши новенькую красную шапку, ухватил мальчишку за ноги и потащил к другим трупам. Кирши занимался костром. Нужно было сжечь тела, чтобы не привлекать нечисть. Во время разведки, в лесу, Кирши заметил голодных гулей.
– В соседней деревне я насчитал не меньше десяти чернокнижников, – сказал он, доставая огниво. – Этих скоро хватятся. Нужно уходить.
– Доберёмся до притока Даргород-реки, – встрепенулся Финист. – Там на берегу рыбацкая деревенька. Местный ведьмак у меня в долгу. Мигом нас домчит до Тёмных Лесов. Главное, чтобы река не успела встать.
– Главное, чтобы в твоей деревне тоже не засели чернокнижники, – хмыкнул Кирши. – Далеко это?
– Если правильно понимаю, где мы, то вёрст двадцать с небольшим. – Финист задумался и начал теребить серёжку в ухе. – Если по скорости будем ориентироваться на нашу красавицу и рискнём двигаться по тракту, то, может, доберёмся засветло. Но если не хотим замёрзнуть где-то на ночной дороге, придётся идти не останавливаясь.
– Ты как, готова? – Кирши обернулся к Василисе. Та кивнула: не время сейчас думать о том, насколько она устанет. Каждый день их маленького похода был на вес золота, каждый день стоил кому-то жизни.
Финист присел на корточки возле трупов и принялся обыскивать их карманы.
– Тебе шапки мало? – скривилась Василиса, наблюдая за ним.
Финист не смутился.
– Давай без напускного благородства, красавица, на войне оно тебе ничем не поможет. А вот добро в карманах мёртвых врагов может оказаться очень даже полезным. – Он снял с пояса одного из трупов худой кошель, с победным видом подкинул его в воздух, ловко перехватил и спрятал в карман.
– Война должна быть благородной, – не согласилась Василиса, – иначе мы будем ничем не лучше нечисти.
– Нет ничего благородного в том, чтобы выпускать кому-то кишки, красавица. Это в балладах у войны есть честь, красота и доблесть. А на деле нас ждёт только грязь, дерьмо и смерть. И неважно, за что мы сражаемся. – Он цокнул языком, весело подмигнул и срезал ещё один кошель.
– Это неправда. – Тряхнула головой Василиса. – Пока ты сражаешься за правое дело, пока выступаешь против зла и защищаешь невинные жизни…
– А кто тебе сказал, красавица, что твоё дело правое? – Финист лукаво сверкнул зелёным глазами и криво усмехнулся. – Я вот уже давно не питаю подобных иллюзий.
– Что ты?..
– Тише! – шикнул Кирши, замирая и вглядываясь куда-то в темноту. – Кто-то идёт.
Василиса с Финистом оглянулись. Сердце учащённо забилось, и ладонь легла на рукоять меча, который она теперь решила на всякий случай всегда носить с собой.
Из-за поворота, откуда в прошлый раз вышли чернокнижники, выбежал вороной конь, осёдланный, но без наездника. Василиса выдохнула и опустила плечи.
– Вот такое добро мёртвых врагов будет даже лучше монет, – осклабился Финист, вскочил на ноги и прогнулся, захрустев позвонками. – Поймайте этого, а я пойду найду остальных. Должно быть, привязали где-то неподалёку.
Он бодро двинулся к плетню.
– Финист! – окликнула его Василиса. – Только без глупостей.
Тот обернулся и отвесил шутливый поклон.
– Как прикажешь, красавица!
Василиса проводила его недовольным взглядом и направилась к вороному коню. Он недоверчиво стриг ушами, но всё же позволил взять себя под уздцы и завести во двор.
Кирши наконец удалось развести огонь. Василиса сделала короткий пасс рукой, и пламя, затрепетав, заплясало бодрее, охватив настил из хвороста.
– Прости, не могу помочь больше, – смущённо сказала она, чувствуя, что и это маленькое колдовство стоило ей больших усилий. Сердце колотилось, дыхание стало тяжелее и чаще. – Мы с чарами не в ладах.
Кирши хмуро следил за тем, как пламя нехотя подбиралось к одежде и волосам покойников. А потом перевёл пронзительный взгляд на Василису.
– Знаешь, почему так? – спросил он.
Василиса покачала головой.
– Сначала я думала, что это цена, которую мне пришлось заплатить за переход между мирами. Но потом в пустыне я смогла создать огненного змея. Огромного! До самого неба! Я… мне никогда подобное было не под силу, но потом – всё. Получались только искры. Другие стихии совсем исчезли. А теперь и искр нет. Ещё кое-как удаются вот такие трюки с живым огнём, но магии во мне всё меньше… Она… она будто бы отказалась от меня.
Запахло жжёнными волосами и мясом, пламя заплясало с новой силой, дым над телами почернел. Кирши поднялся, отошёл от костра и встал рядом с Василисой.
– Если дело не в уплаченной цене за переход, тогда в чём?
– Финист считает, что во мне.
– Ты ему веришь?
– Ну, у меня пока нет других вариантов. Да мы и этот не обсуждали толком. Он обронил фразу между делом. Нужно будет расспросить его поподробнее. А вообще, я в тайне надеюсь отыскать что-то полезное в записях Белогора. Если нас ждут сражения, то лучше чарам быть при мне. Даже если я буду тренироваться каждый день, с одним мечом мне долго не протянуть. Что ж, нельзя сказать, что Беремир меня не предупреждал.
Кирши вздрогнул, будто бы что-то вспомнив, и быстрым движением снял с пояса кошель. Зазвенели монеты, и вместе с ними на ладонь его выпал золотой перстень Беремира.
– Я совсем о нём забыл. Мы встретились, и всё так завертелось. Когда тебя… – он осёкся и нахмурился, – хоронили, я снял его. Если честно, сам не знаю зачем, просто… наверное, хотел, чтобы у меня что-то осталось в… память о тебе.
Сердце Василисы замерло, когда Кирши протянул ей кольцо наставника. Рубин сиял в свете пламени, которое, казалось, горело прямо внутри него. Холодной тяжестью перстень лёг Василисе в руку. Перстень, который дарил ей уверенность и силы, отгонял страхи и сомнения, когда она оставалась совсем одна: в путешествии из Тригорской долины в Даргород, на заданиях Гвардии, по дороге к собственной смерти.
Василиса неуверенно покрутила перстень, будто не зная, с какой стороны к нему подступиться и что теперь с ним делать. В ней вдруг смешались надежда и страх. Надежда на то, что, надев кольцо, она снова почувствует прилив сил и магия каким-то неведомым образом вернётся к ней. И страх того, что этого не случится.
Досчитав до десяти, с бешено колотящимся сердцем Василиса быстро надела перстень на большой палец и сжала руку в кулак, будто кольцо могло сбежать с пальца.
Магия не вернулась, чуда не произошло, но на душе как будто стало немного спокойнее, а сердце замедлило ход, успокаиваясь, словно Василиса нашла и вернула на место маленький осколок прежней себя. Той, что осталась лежать на жертвенном алтаре.
– Всё в порядке? – спросил Кирши, внимательно наблюдая за ней.
Василиса улыбнулась, сжав губы. Глаза щипало. То ли от дыма, то ли от подступающих слёз.
– Угу, – кивнула она. – Всё хорошо. Спасибо тебе. За то, что забрал перстень, и за то, что нашёл меня.
Кирши провёл пальцами по шраму на брови Василисы, скользнул к шее, отодвинул пряди коротких, растрёпанных ветром волос и коснулся шрамов, похожих на сеть трещин, нити которых выныривали из-под одежды и тянулись к лицу. Кожа под его пальцами покрывалась мурашками, и Василиса боялась даже пошевелиться, чтобы не спугнуть их дрожащее тепло. Взгляд Кирши блуждал по её лицу, шее, виднеющимся из-под распахнутого плаща ключицам, возвращался к губам, ловил её взволнованный взгляд и начинал путь заново, словно стараясь разглядеть то, что пряталось глубже: под одеждой, под кожей, в самой её глубине.
– Мне очень жаль, что тебе пришлось пройти весь этот путь совсем одной, – тихо сказал Кирши.
– Мне тоже, – пожала плечами Василиса, сдерживая слёзы. – Но я рада, что в итоге я не одна.
– Я… – начал было Кирши.
– Вы же в курсе, что у вас тут трупы горят? – расколол воздух ехидный голос Финиста. И Василиса с Кирши, будто ошпаренные, отпрянули друг от друга. – Боги, Василиса, да твоим возбуждением за версту разит! – Финист притворно скривился и помахал рукой, делая вид, что разгоняет неприятный запах. – И я ещё после этого грязное животное? Срам, да и только.
Василиса зарделась и отвернулась, а Финиста это только больше развеселило.
– И вот не надо теперь испытывать стыд, – продолжал он, ведя за собой двух жеребцов. – Думаешь, он тебя оправдает? Я же знаю, какой ты можешь быть необузданной и бесстыжей…
– Заткнись, – ровно и коротко сказал Кирши, но в голосе его и во взгляде читалась угроза.
Финист эту угрозу безошибочно считал, заискивающе улыбнулся и вскинул руки, сдаваясь.
– Всё-всё, умолкаю, – ответил он, повернулся к лошадям и пробормотал тише, но так, чтобы все слышали: – Глядите, какие мы нежные. Творят беспредел они, а получает по шапке кто? Правильно, бедный Финист.
– Едем, – сказала Василиса, глядя на пламя, которое уже полностью захватило тела и вздымалось высоко к небу. – Пока зарево не привлекло дружков этих чернокнижников.
Собрав свои скромные пожитки, они вскочили в сёдла и поскакали прочь из заброшенной деревни. Отсвет жадного пламени ещё какое-то время освещал им путь.
