Елена Княжина
Проклятие зеленоглазое, или Тьма ее побери!
Глава 5
Даннтиэль
В дверь тихо, но настойчиво поскреблись, и Данн с неохотой разлепил глаза. Уперся осоловелым взглядом в незнакомый низкий потолок. Скосил глаза на окно, утопающее в бело-розовом облаке штор. Что за нелепица? И где он, Варх раздери, находится?
Рядом что-то шумно сопело, и он повернул голову к источнику звука. Скривился от нахлынувших воспоминаний и обреченно вбил затылок в подушку. «Убраться задолго до рассвета»… Как же!
Умиротворенное бледное лицо с еле заметным намеком на утренний румянец было развернуто в его сторону. Черные брови были укоряюще сдвинуты. Даже во сне девчонка обвиняла Данна в том, что тот посмел задержаться в варховой постели.
Он устало потер заросшие щеки, зажмурился, проморгался. Давно он не практиковал соединение с Тьмой. Вот и расслабился. Заснул. Выключился, как слабенький, измотанный веселой вечеринкой третьекурсник.
В дверь снова требовательно поскреблись, заставив глазами обшарить пол на предмет одежды.
– Не входить! – тихо зашипел Данн, не планируя будить девицу.
Поднялся в кровати, натянул на себя рубашку и быстро поправил сорочку на беззаботно спящей заразе. Он давно уяснил, что о некоторых врачебных тайнах родителям лучше не догадываться.
Задумчиво провел пальцем по белой шее. Девчонку совсем не брал загар, очень странно для анжарцев.
По тонкой светлой коже снова ползла серая змейка. Пока еле заметная, но грозящая к вечеру войти в полную силу и налиться мраком. Эту войну не выиграть за одну ночь.
***
В залитой светом библиотеке нервно прохаживался хозяин дома. Бездумно перемещался от одного стеллажа к другому. Иногда брал книги, но тут же ставил их на место. Погруженный в тревожные мысли, он не сразу заметил вошедшего Даннтиэля.
– Я должен был выйти раньше, – признал свой промах Рэдхэйвен. – Я уснул. Устал с дороги.
– Ваши «нетрадиционные методы»…
– Весьма изматывающие, – проворчал Данн, принимая из рук откуда-то возникшей кухарки чашку горячего кофе. Удивительная предусмотрительность для деревенской прислуги. Похвальная.
– Они помогли? Методы ваши? – беспокойно уточнил отец. – Как моя девочка?
За десяток тревожных часов он пуще прежнего поседел и осунулся. И по виду теперь точно годился ей в деды.
– Эту ночь пережила, – Данн отхлебнул вполне недурно сваренный напиток и благодарно кивнул женщине.
– Мы можем подготовить для вас комнату, если… – замялся старик, не привыкший принимать в своем доме «столичных выскочек».
– Не нужно. Я вернусь к вечеру, как и договаривались, – поморщился Рэдхэйвен, не представляя, как убить еще один день в Аквелуке. Но твердо знал, что отсюда ему нужно уйти.
– Нам что-то нужно сделать, сир? – подала голос прислужница. Очень ухоженная женщина средних лет. Нет, пожалуй, она все-таки экономка.
– Долия, я сам разберусь…
– Сами, сами… – забухтела та возмущенно и вышла в коридор. – Сами вы чуть не выставили благородного сира за порог из-за старых обид на Варх знает кого! И тогда бы маленькая Эйви к утру…
Она еще о чем-то удрученно всхлипывала за дверью, но Данн перестал прислушиваться. Чутье вновь пыталось докричаться, что ему пора убираться отсюда.
– Попробуйте напоить и накормить, если придет в сознание, – коротко проинструктировал, обжигаясь кофе, но все равно продолжая пить. – Искупайте, переоденьте. Смените постель. Каждую ночь ваша дочь должна быть в новой и чистой сорочке, лучше неношеной, это важно. Позаботьтесь о том, чтобы вам их хватило… примерно на неделю.
– Неделю? – просипел старик, еще не свыкшийся с неизбежным. – Ладно, я отправлю Долию купить… Шесть новых…
– И еще… Я должен пообщаться с ее матерью. Это она на портретах? – Данн скосил глаза на верхний этаж.
– Зачем вам? – настороженно уточнил папаша.
– Иногда внутренние защитные барьеры крошатся сами по себе. Это может быть редкой наследственной слабостью, – пояснил сдержанно. – Предрасположенностью, в некотором смысле… Где мне ее найти?
– На Хитанском кладбище. Вот уже шесть лет как. Ровно шесть, – сдвинул седые брови мужчина и, предвосхищая следующий вопрос, добавил: – Она не болела… ничем таким. Случайность. Неудавшееся экспериментальное зелье, взрыв в лаборатории, брешь в системе магической безопасности.
– Все эти цветы?..
– Вчера был день памяти. Должен был быть, – выдохнул старик виновато. – Но мы так закрутились, что… Да и без моей девочки это все не то.
– Ясно. Я буду к вечеру, – кивнул Даннтиэль и, звякнув чашкой о стол, направился к выходу.
***
Вечером он снова вошел в дом, недавно наполненный жизнью, а теперь пропитанный темной материей. Как на каторгу, медленно поднялся по витой лестнице. Расцарапанной грудью предчувствовал очередной поединок с зеленоглазой когтистой бестией, отчаянно не желавшей выздоравливать.
Девчонка жалобно постанывала, валясь в забытьи на бело-розовых подушках с нелепыми оборками. Будто и не приходила в себя сегодня.
Тени на красивом лице стали резче. Из хрупкого тела сочился черный мерцающий туман. Он неявно клубился и переливался в паре пальцев от горячей кожи. Темные ноготки оттеняли смертельную бледность.
Данн тихо, стараясь не тревожить бешеную девицу, расшнуровал ее новую сорочку. Стянул вниз до самого пупка, убеждаясь в догадке: вереница вен добралась до живота и теперь ползла на бедра.
Тьма настойчиво забирала себе не только душу, но и тело, действуя с каждым разом все более быстро и алчно. Она, видно, решила, что Даннтиэль сдался после первого мучительного раунда… Наивная плутовка.
Данн выдохнул и старательно отвел глаза от обнаженной заразы. От юного крепкого тела, что вздымалось совершенно бесстыдно и дерзко. От кожи, такой тонкой, прозрачной, нежной, что даже паутинка черных прожилок ее не портила…
Демоны мрака! Отвел глаза, как же!
Он успел в мельчайших деталях разглядеть все чувственные подробности. И лишь усилием воли не позволил себе к ним, к этим, кхм, «подробностям», притронуться. Словно оголодавший вирр после спячки, Варх его раздери!
Данн стиснул зубы и зло прорычал порцию отборных ругательств, не предназначенных для девичьих ушей. Быстро, боясь передумать и сбежать куда подальше, поднял с подушек невинное создание (заразу!). Притянул к себе, на ходу распахивая парадный пиджак, украшенный эмблемой двора, и расстегивая рубашку.
Потревоженная девица опять принялась извиваться в руках мокрой змеей. Да так резво, что пришлось чуть не до синяков сжать ее талию и плечи.
И все-таки девчонка почти вырвалась. Яростно царапнула по щеке, двинула в ухо. Вцепилась пальцами в волосы и дернула так, что глаза наполнились искрами. И все это – не приходя в сознание!
– Вот же зараза… – сдавленно простонал Данн. Перехватил тонкие запястья, упал на постель и навалился на девицу всей своей тяжестью. – Тогда будем по-плохому.
– Ммм! – возмущенно промычала распластанная под ним зеленоглазая бестия.
Укусил непослушную девчонку за шею – не из надобности, а из мести. Коснулся языком, зачем-то пробуя на вкус мягкую солоноватую кожу, податливо проминающуюся под губами. Прорычал очередную порцию отрезвляющих ругательств, но они мало чем помогли. Так скоро и до проклятий дойдет…
Но Тьма не боялась ни ругани, ни проклятий, и потому вальяжно перетекала из одного тела в другое. Отвечая на зов давнего противника. Наполняя Данна знакомой болью и опьяняя еще сильнее, забирая себе остатки контроля и распаляя сознание. Варх Всемогущий! Когда же это закончится?!
Издав последний возмущенный возглас, девица безвольной куклой замерла на подушках. А Даннтиэль… Он задыхался. Сжимал в кулаке розовую шелковую простынь. Хрипел неразборчиво о том, как дорого ему обходится вархов артефакт, который не факт еще, что работает.
Кожа дикарки разгладилась и побелела, Тьма отступила. Ноготки снова порозовели, и под ними теперь хорошо просматривались сгустки крови.
По шее девчонки расползалось красное пятно с отчетливыми следами зубов. Данн хищно ухмыльнулся, потер саднящую щеку и с мыслью, что этот раунд окончен со счетом «один-один», устало свалился рядом. Но тут же вернулся к ругани и проклятьям, ощутив все прелести исцарапанной в кровь спины. Исчадие!
Он поклялся, что больше не переступит порога этой спальни. Оставит все как есть, и будь что будет. Пускай эта упрямица с ее роскошной нежной кожей, одуряющим запахом и острыми когтями отправляется к гхаррам. К керрактским демонам, к Варху, да хоть к самой Тьме в подружки!
Но следующим вечером Данн пришел снова. И последующим тоже.
На пятые сутки девица боролась уже с меньшим энтузиазмом и почти не царапалась. Того и гляди, его спина заживать начнет. То ли силы ее оставили, то ли она неосознанно попривыкла к «нетрадиционной медицине». К чужому телу, прижимавшемуся к ней в сопровождении хора хриплых ругательств.
Забирать черный яд стало легче. Боль проскальзывала в него за несколько минут, заполняя до краев и сводя с ума. Распаляя, путая мысли, обостряя и без того накаленные чувства.
Девчонка тут же теряла остатки сознания, а Данн еще долго скрежетал зубами. Обещал себе уйти и больше не возвращаться в адскую постель. И спустя мгновение крепко засыпал, оставаясь в ней до рассвета.
Утром седьмого дня серая змейка на шее не появилась. Тьма готова была отступиться, барьер девчонки почти восстановился.
Отвоеванное тело сладко сопело на светлых простынях, укутанное золотыми лучами осеннего солнца. Даннтиэль поглядел на девчонку с минуту, а затем решительно оделся и спустился вниз.
Обнадежил хозяина дома, всю неделю послушно исполнявшего условия, что грядущая ночь станет последней. А затем они договорятся об оплате, и тот больше никогда не увидит пугающего гостя.
***
Седьмой ночью она так и не пришла в себя. Но Даннтиэль знал: едва Тьма официально признает поражение, сознание к ней вернется. Утром. Уже завтрашним утром…
А пока в новой чистенькой, очень плотной сорочке, благоухающая и свежая, девица металась по кровати и прерывисто дышала. Мраморные прожилки, появившиеся за эти сутки – бледные, едва заметные, – все равно причиняли боль.
– Я пришел. Сейчас я ее заберу, – зачем-то пообещал и провел ладонью по белой щеке. Слишком нежная, приятная, словно шелковая кожа. Разве может такая быть у деревенской девицы?
Подушечки пальцев ожидаемо заискрили: ее защитный барьер был практически идеален. Данн ощутил натянутые внутри золотые струны, призванные оберегать хозяйку от вторжения зла. Крепкая девочка, стойкая… Завтра будет еще и здоровой.
А ведь он мог пройти в том парке мимо. Отвернуться, сесть в первый вояжер и отправиться в воздушную гавань. Улететь в Анжар по своим важным делам. От одной мысли становилось не по себе.
Рэдхэйвен проглотил горечь, выдохнул и приготовился к последнему поединку с зеленоглазой упрямицей. О которой он завтра надеялся и не вспомнить. Сильно надеялся, старательно.
Приспустил с острых плеч сорочку, пошитую из плотного материала, больше подходящего для фермерских мешков. Выправил свою рубашку из брюк, отчего-то замер в предвкушении. Неторопливо потянул к себе извивающееся тело…
И тут произошло то, чего Данн точно не смог бы вообразить. Ни в мечтах, ни в кошмарах, ни в проклятых фантазиях. Девчонка, ощутив требовательное движение, сама доверчиво прильнула к его груди и обвила шею дрожащими руками.
Данн настороженно заглянул в бледное лицо. Глаза закрыты, ресницы подрагивают… Нет, она по-прежнему в бреду. В мрачном дурмане, в который погружает Тьма свою жертву. Испуганно блуждает в бесконечном лабиринте без входа и выхода.
Тогда какого треклятого гхарра она прижимается так тесно, так яростно? Так сладко…
Он нащупал ладонью изголовье кровати, оперся, переводя сбившееся дыхание. Прикрыл глаза, наклонился, скользнув носом по длинной шее, и коснулся губами кожи между ключиц. Проклятие. Вархово проклятие.
Даннтиэль пил ее тьму в последний раз. До дна, высасывая затерявшиеся ядовитые сгустки из самых глубин, надеясь оставить после себя чистоту.
А оно… это безымянное проклятие с дерзкими зелеными глазищами… стонало! И если бы от муки! Тихонько, робко, явно не от боли… Так невыносимо сладко, что его шея до самых ушей покрылась мурашками, а на деревянном изголовье остался след от его ногтей.
– Ох, зараза, зачем ты так со мной? – возмутился Данн, поглядывая на девицу с осуждением. На ту ее разволновавшуюся часть, которая на глаза попалась. Исчадие!
Он упрямо продолжал тянуть дурманящий яд, стискивая до скрипа резное изголовье и цепляя арканом беснующееся сознание. С гневным рыком смиряя свое непокорное тело. И все крепче, все настойчивее сжимая в руках чужое.
Каким-то чудом сдержался. Выстоял. Отбросил хрупкое создание, утратившее всякую подвижность, на подушки и прикрыл одеялом.
Пошатываясь, встал с постели. Провел дрожащей ладонью по стене, путаясь в пространстве знакомой до последней розовой оборки спальни. Варх, не похожа она на поклонницу рюшей, но в тихом омуте… Пожалуй, это все же не самая ее дурная черта из всех.
Скользнул спиной по холодной стене, осел на подгибающихся ногах, выдохнул протяжно в темный потолок. Надо уходить.
Прямо сейчас, не дожидаясь рассвета. Попросить оплату и скрыться в ночи. И первым же рейсом лететь в Анжар, Керроу в академии уже места себе не находит. Данн слишком тут задержался.
Оплату.
Это слово терзало его который день. Дикая мысль снова проникла в измученное темной болью сознание и прочно обосновалась в голове. И все его существо, каждая клеточка ее поддержали. Невероятная глупость. Мало Данну проблем?
Он привстал с пола, пошатнулся, вернулся к постели и присел на край. Откинулся на подушку и машинально набросил на себя одеяло, пытаясь унять постыдную дрожь. Сам бы не смог с точностью определить, отчего его так колотило.
Всего пара минут. Он переведет дыхание и уйдет, не общаясь с папашей и ничего не прося за спасение дерзкой упрямицы. В конце концов, раз в жизни королевский мастер может сделать исключение из правил.
Он уже приподнялся на локтях и откинул в сторону одеяло, собираясь встать. Как вдруг девица потянулась, выгнулась, что-то неразборчиво пробормотала… и нырнула ему под руку. По-хозяйски обустроилась на плече, уткнулась вздернутым носом в подмышку. И заснула прирученной саблезубой виррой. Крепко и беспощадно. Варх, за что?!
Данн недоуменно уперся глазами в потолок, положил на девчонку свою отяжелевшую руку и набросил одеяло обратно. Смиренно вздохнул, принимая неизбежное. В конце концов, его рейс только утром, и шататься ночью по пахнущему деревней Аквелуку – то еще развлечение.
***
Небольшую комнату заливал серый свет, просачиваясь сквозь идиотские занавески с рюшами и красиво очерчивая изгибы лежащей на Даннтиэле заразы. За окнами уже собирался рассвет. Но не спешил, позволяя еще задержаться.
Данн аккуратно выбрался из нежного капкана, убрал тонкие бледные руки со своей подушки и уложил по обе стороны от чернявой головы. Провел большим пальцем по почти белым губам. Скоро они станут розовыми, а на щеках разыграется румянец.
Ладно, к гхаррам… Он был горд собой. Впервые за Варх знает сколько лет на службе при дворе сделал что-то полезное. Устоял, выдержал.
Думал, сорвется. Давно Данн не испытывал такой муки. Жилы до сих пор крутило болью, по языку растекалась сладкая горечь – до отвращения знакомый вкус Тьмы. Тело все еще звенело кипящим напряжением и отравляющим жизнь желанием.
Он окинул блуждающим взглядом девчонку. Красивая, зараза. Вбил кулак в розовую подушку, нагнулся низко к обкусанным губам. В конце концов, задолжал ему не только ее папаша. Уж один поцелуй он может позволить себе украсть на память.
Словил ее робкий выдох, остановился. Аквелукской девице и без того надолго воспоминаний хватит. Если она, конечно, хоть что-то восстановит в памяти.
Рэдхэйвен потер гудящий висок. В голове разом играло несколько оркестров, и они никак не могли договориться между собой. Была ведь какая-то важная мысль во всей этой драной какофонии? Ах, да…
Если она вообще вспомнит его.
Так и завис в какой-то паре миллиметров от нежной кожи. Вдохни девчонка поглубже, шевельнись немного – и сама бы его коснулась. На секунду даже представил, как ее приоткрытый рот вдруг смыкается с его собственным… И тут, к Варху не ходи, Данн бы точно сорвался. Не каменный.
Но зараза лежала смирно и прикасаться к нему добровольно не собиралась. Вот кто бы сомневался. Дикарка деревенская! Бешеная, кусачая, с длинными острыми когтями. Упрямая, нахальная и излишне говорливая. Дикая вирра…
Нужна ему эта головная боль? Пусть даже одуряюще пахнущая и обладающая незаконно нежной, шелковой кожей… Одно слово – зараза.
Пора уходить. Прямо сейчас. Все ведь так просто! Встать, собрать с пола вещи, привести себя в порядок и выйти из варховой спальни. Спуститься вниз, предельно вежливо пообщаться с издергавшимся папашей, принять благодарности и оплату…
И никаких ошибок. Больше они с ней никогда не увидятся. Так будет лучше для обоих. Девчонка и дальше продолжит подрабатывать в сельской книжной лавочке, а он больше носа не сунет в Аквелук. Хватит, надышался местным дивным воздухом. До сих пор легкие тьмой горят.
Пора сделать то, за чем приехал. Встретиться с давним другом, отдать долг старому профессору, содрать парочку заковыристых проклятий с академических дверей… А потом вернуться к столичной суете, напитанной смесью парфюмов, шорохом дорогих платьев и смехом доступных женщин.
Рэдхэйвен сполз на край кровати, свесил ноги, поднял с пола порванную рубашку. С силой потер лицо. Размял шею, почесал недельную щетину. Нащупал след от укуса… Ухмыльнулся. Ничего, он за него отомстил.
Скосил голову набок и очертил глазами две изящные ступни, торчавшие из-под подола длинной сорочки. Самой плотной сорочки в Эррене! Из такой ткани шьют свои платья послушницы в храме Имиры Сиятельной. И где ее умудрился раздобыть нервный папаша? Данн бы не удивился, узнай, что тот все аквелукские магазины обошел, понимая, с кем предстоит оставить ночью единственную дочь.
Сомневался в нем. А кто бы не засомневался? Он и сам в себе, раз уж на то пошло… Тьма пьянит, дурманит. И даже королевский мастер подвержен ее влиянию, пусть и в меньшей степени.
Данн задумчиво пересчитал смешные маленькие пальцы, торчащие из-под подола. Приподнял ткань, провел рукой по хрупкой щиколотке, отмеченной паутиной побледневших вен. Прорисовал каждую, запоминая витиеватый узор. Через пару часов они исчезнут совсем, он этого уже не застанет.
Девчонка дернула ножкой: щекотно. Данн развернулся, просунул руку под ее затылок и приподнял голову над подушкой. Притянул к себе безвольное тело в последний раз.
Невесомая тряпичная кукла, выбившаяся из сил, измотанная борьбой… Это сейчас зараза прикидывалась покорной. Потому и лезли в голову идиотские мысли об «оплате». А ты пойди к зеркалу да пересчитай все отметины, оставленные варховыми когтями…
Забыв об осторожности, Данн ткнулся носом в ароматную шею, вдохнул, вздрогнул, мгновенно захмелев. Отбросил девчонку обратно на подушки и резко поднялся с постели. Проклятье!
Чем выше поднималось солнце над Анжарской провинцией, тем явственнее Рэдхэйвен понимал, что не может уйти отсюда с пустыми руками. Хозяин дома сказал, что за спасение зеленоглазой заразы Данн может взять все, что пожелает. Оставалось теперь понять, чего он хочет.
Внизу его дожидался старинный родовой артефакт – вполне достойная оплата недельных трудов. В окно стучалась ветка с резными красными листьями, отбивая секунды. Хрясь! Хрясь…
Не глядя больше на полуобнаженное тело, Даннтиэль подхватил одежду, пересек спальню и вышел вон. Первым делом отыскал владельца дома, который, как и раньше, обнаружился в библиотеке. Вряд ли он за ночь сомкнул глаза.
– Тьма отступила. Барьер полностью восстановлен. К завтраку ваша дочь должна проснуться, – невозмутимо оповестил Данн. Старик выдохнул с облегчением, но что-то во взгляде гостя заставило его нахмуриться и воинственно сложить руки на груди. – А теперь поговорим об оплате.
Глава 6
Эйвелин
Колючее солнце щекотало веки, заставляя открыть глаза и подняться с постели. Чего делать решительно не хотелось. Потому как поворот тела вправо или влево карался болью в каждой мышце – это я уже опытным путем поняла. Какого гхарра со мной произошло?
– Па-а-ап… – язык во рту ощущался сухим и шершавым.
Пальцы первым делом потянулись к саднящей шее, ощупали ее аккуратно. Это что, укус?!
Нет, у меня бывали, конечно, провалы в памяти. Пару раз, после самых забористых Тейкиных экспериментов.
А еще один раз я попала под книгопад в лавке сирры Фэрвей. Разрыв материи случился на той стороне улицы, но и нас тряхнуло прилично. Отец потом долго охал, разглядывая фиолетовую шишку, что моя тяга к знаниям доведет до беды.
Но вот такого, чтобы проснуться в постели с укусами и синяками и ничего не помнить… Нет, такого еще не бывало. Впервые.
И ощущения, видит Варх, занятные. Будто по тебе стадо гхарров проскакало, старательно потоптавшись на особо мягких поверхностях. Еще и на изогнутых рогах, гады, покрутили. Для забавы.
Но в магическом родео я бы точно не стала участвовать! Вейн говорит, приличным девушкам там делать нечего. И тут я с ним совершенно согласна.
На помятом лице ощущались следы рюшей и кружева. Боги Эррена, как мы с мамой ругались из-за глупого интерьера! Помню, я комплект с глупыми оборками даже сжечь хотела. Но потом гормоны перестали устраивать бунт, и я смирилась.
Глаз я все-таки приоткрыла. Один. На большее способна не была. Кое-как дотянулась до стакана с соком альта-цитрона. Половину ожидаемо пролила на подушку, но несколько капель ядреного восстанавливающего настоя все же попало на губы. Их защипало, я зашипела. Больно!
Попыталась сесть, взвыла от острой головной боли. Вспышкой в сознании мелькнули черные глаза. Злые какие-то, обвиняющие. Как если бы я у их владельца что-то ценное украла, а он нашел меня и теперь требовал расплаты. Полный мрак.
Проморгалась, прогоняя жуткий образ из головы, потерла висок. Вперилась взглядом в бордовые листья за окном. Так, вернемся к вопросу: какого линялого гхарра со мной вчера произошло?
Или не вчера?
Анжарский клен-зубец совсем раскраснелся. А когда я приехала, удлиненные резные листья только начинали рыжеть. Проклятье! Значит, валяюсь я тут не меньше недели. И это невыносимо обидно, потому как, выходит, я и мамин день памяти проспала, и шанс подержать в руках трактат Милезингера упустила.
Началось все там, в парке… После спора с противным желтоглазым мужиком, предложившим облобызать его грязную мантию. Брр! Потом мы гуляли с Вейном к фонтану, я зачем-то лежала на траве, и вокруг было много начищенных ботинок…
Я испуганно схватилась за запястье. Точно! Мне было больно, вот здесь. Я вспомнила, как прямо по коже расползалась паутинка странных черных вен. Она кололась, тянула жилы, заполняла рот горечью. И было страшно от мысли, что я умираю. А все вокруг шептались, что это Тьма меня карает, и значит, я заслужила.
Но вот она я – живая, с совершенно чистой кожей, утопаю в дурацком розовом зефире. Неужели мне все приснилось?
– Па-а-ап?! – проорала в приоткрытую дверь спальни.
Но никто не отозвался. Я медленно сползла с постели и, хватаясь за штору, двинулась к двери в ванную. Варх Всемогущий… Если я проспала неделю, то завтра уже учебный день! А я отдохнувшей себя не слишком-то ощущаю. Вот вам и «дополнительные каникулы». После такого отпуска еще отдыхать и отдыхать.
Плеснула в лицо ледяной водой и с силой потерла бледные щеки. Надо попытаться вспомнить. Итак, трава, ботинки, горящий контейнер Марисы… Желтые глаза. Недобрые, будто предвещающие беду.
Вот что я видела последним: тот надменный квахар с жутковатыми джантариками стоял на другом конце парка. А что было дальше, не представляю, потому как я зажмурилась от резкой боли и, видимо, отключилась.
Потом мне целую вечность снились неправдоподобные сны. В них был мужчина. Рычащий, нервный, сильный… Незнакомый и знакомый одновременно. С черными, как сама Тьма, глазами. С ним было и страшно, и спокойно. Но больше все-таки страшно.
Картинки из снов, что мелькали перед глазами, были такими стыдными и смущающими, что я потрясла головой, надеясь вытряхнуть их в раковину. Но они остались внутри, только шея сильнее разболелась. Гадство!
Эти ладони… Крупные, сильные, загорелые. Сжимающие нагло то, что сжимать совершенно не положено! И черные-черные глаза, в которые проваливаешься, как в межмировые воронки. И хриплая брань, сдобренная ярким столичным акцентом. Совсем уж нереальные фантазии. Мне такое никогда не снится, Вархом клянусь!
А еще запах… Сильный, пряный, дразнящий, дерзкий. И жаркое дыхание, оплавляющее шею. И губы, сжимающие кожу так яростно, словно проучить желают. А взгляд голодный такой, что страшно делается!
Незнакомый мужчина со мной, в моей постели, в родительском доме? Глупости какие. Этому должно быть какое-то объяснение. Нормальное объяснение, а не та чепуха, что лезет в голову.
И огромным багрово-синим кровоподтекам, осыпавшим плечи, бедра и шею, его тоже найти хотелось бы. Как и запекшейся крови под ногтями… Как и новой сорочке, перешитой, по ощущениям, из фермерского мешка…
Я накинула домашний халат и на дрожащих ногах спустилась в столовую, где за накрытым столом дожидался отец. Рядом суетилась Долия, разливая по чашкам горячий фруктовый взвар.
– Папа?
Его трудно было узнать. Мы будто лет десять не виделись, и ему эти годы дались непросто.
– Эйвелин… Я все-таки тебя разбудил? Я не хотел.
– Сир Ламберт просто каждые десять минут заглядывал в твою спальню, – рассмеялась экономка. – Но совсем не для того, чтобы разбудить, да.
Я плюхнулась на стул и поморщилась. Ой! Не знаю, как остальное тело, но моя пятая точка точно всю неделю участвовала в варховом родео.
– Папа, что произошло?
– Ты заболела, дочка. Твое тело по каким-то причинам открылось Тьме, – подбирая слова, приглушенно пробормотал отец. Он так старательно прятал глаза, что даже доверчивая служительница храма Варха заподозрила бы неладное. – Тебя вылечил… один человек.
– Целитель?
Я зажмурилась, выгоняя из головы черные глаза. И жаркие лапы, и дразнящий запах… Это просто кошмар. Дурной сон. Я слышала, что Тьма любит путать своих жертв и внушать им всякую чепуху.
– Скорее, наоборот, – отец накрыл лицо рукой и потер брови. – Проезжий. То, что он встретился на твоем пути…
– Наверное, я должна выразить ему благодарность, – перебила неуверенно.
Должна ведь? Варх с ними, с синяками – вылечил же?
– Он уехал на рассвете. И обойдется без благодарностей, – строго припечатал отец и медленно выдохнул. – И так дорого взял за свои услуги.
Память, измотанная Тьмой, снова утянула меня в ловушку кошмаров. Сны и воспоминания смешались, и теперь вдруг показалось, что эти черные глаза были чем-то похожи на желтые… С той лишь разницей, что были черными, да.
Но тот столичный квахар помогать бы не стал. После всего, чего я ему наговорила? Да прямо! Бросил бы умирать и равнодушно прошагал мимо. Знаю я эту породу.
– Пап… – я прочистила горло, захлебнувшись взваром.
– Мм?
– А как он меня лечил? – поерзала на стуле. Варх! Больно!
– Не имею представления, малышка. Этот маг запирался в твоей спальне каждую ночь и…
Поймав мой ошарашенный взгляд, отец сухо кивнул. Мол, да, запирался. Да, по ночам. И делай с этой ценной информацией, что хочешь. Живи, радуйся и вот это все.
Я начала медленно сползать со стула и лишь за секунду до падения спохватилась и вползла обратно. Это же сны, просто сны… Фантазии измотанного болезнью разума.
– Но было тихо, я подслушивал, – заговорщицки добавил папа. – Если бы ты кричала, я бы сразу ворвался, нарушив слово. А ты совсем ничего не помнишь?
Я старательно – даже слишком – помотала головой. В шее опять захрустело, но я продолжала мотать, пока не убедилась, что отец мне поверил.
Да что за медицина такая странная, от которой щеки краснеют и сердце припускает в бодрой анжарской польке?
– Сейчас меня больше волнует другое, Эйви, – выдохнул папа, и тело как по команде натянулось до треска. – Ты крепкая девочка и всегда была хорошо защищена. Как могла Тьма найти лазейку? Из-за чего надломился барьер сразу по возвращении из академии?
Тело мое расслабилось и растеклось по стулу. Наши с папой волнения касались разных вещей. То есть все, о чем он говорил, было, конечно, важно. Но не важнее варховых лап «проезжего целителя», сжимающих мои бедра до синяков.
– Я написал Керроу и рассказал про твой случай, – продолжил папенька. Варх побери! – Он пообещал привлечь лучших специалистов и хорошенько проверить твою защиту. Виданое ли дело, что по невинным студенткам Тьма ползает?
– Это совершенно лишнее, пап. Не стоит дергать ректора по пустякам, – простонала, с ужасом представляя «диагностическую процедуру».
Знаю я этих специалистов. Хуже сира Райса только доктор Граймс будет. С этими его вечными шуточками на тему сияющей ауры и прочими язвительными намеками. Уж лучше сразу ампутацию мозга, право слово.
– Это не пустяк! – взвился отец. – Я не самый влиятельный человек в Эррене, но какие-то связи у меня остались. И я планирую ими воспользоваться.
***
Хоть в чем-то мне повезло: чемоданы, собранные впопыхах в академии, разобрать я так и не успела. Так что к приезду ученического вояжера мне нужно было только стащить их обратно вниз.
Спускаясь, отметила пустующую каминную полку с мерцающим куполом с функцией «антипыль». Раньше на ней стоял древний артефакт, принадлежавший маминому роду. Старинному, кстати, и уважаемому.
Наверное, из-за трепета перед маминой аристократической фамилией и из-за признания ее выдающихся заслуг и от меня ждали чего-то подобного. Открытий, достижений. Все три года в академии надо мной витал дух бесстрашного мага-экспериментатора. Мамино имя всегда во мне отзывалось гордостью, но я точно знала, что я – не она.
На пороге дежурил Вейн, весь какой-то растрепанный, необычно лохматый и взбудораженный. За ним недовольно гудел академический маг-вояжер, дожидавшийся только меня.
– Эв! Я уже издергался. Ты в порядке?
– Я ничего… вроде бы, – поправила волосы, наскоро убранные в хвост.
Проверила пуговицы на воротничке. Вроде все застегнуты, а все равно такое чувство, что с чем-то я промахнулась. Вот что бывает, когда собираешься, раздумывая совсем не о том, о чем положено.
– Этот придворный хитанец запретил тебя навещать, пока Тьма совсем не выйдет, – объяснил друг виновато.
– Хит-танец? – прошептала с запинкой. – Который?
– Который тебя всю неделю спасал, крикетка. Не помнишь разве? – Вейн закинул мои чемоданы на крышу и пристегнул их магическим лассо. – Он из тебя в парке всю тьму высосал, пока ты без сознания на траве валялась.
