Елена Казанцева
Порталы в другие миры
Девушка робот вдруг на миг остановилась, замерла, а потом просто вышла из столовой.
Они появились через мгновение, роботы, их было шестеро, в руках у них были короткие металлические дубинки, они бросились на нас, не реагирую на приказ остановиться.
Только мое чувство опасности, спасло нас, я уже была готова, схватив нож, которым разделывали курицу, я ринулась в бой, меня не подвели мои бойцовские навыки.
Андрей и Арис не были готовы к столкновению, к сожалению Арису не повезло, он сидел спиной к двери, из которой появились наши убийцы, и не успел среагировать, получив удар по плечу и голове. Он упал на пол, заливая кровью белый ковер столовой, рядом с ним приземлился кувшин с вином, красные капли вина смешались с его темной кровью, образуя замысловатый кровавый узор на ковре.
Андрей успел увернуться, но получил удар по плечу, его рука повисла плетью, что ограничило его возможность.
Я осталась одна на этом поле боя, и пока Андрей пытался отмахиваться от двоих роботов, четверо рванулись ко мне. Первому сразу не повезло, я, вооружившись ножом для разделки курицы, ударила его по сгибу руки, перерезав артерии, что питали эту конструкции, на ковер прыснула голубая жидкость, словно в насмешку конструкторы сделали их кровь голубой, надо же нами скоро будут управлять «люди» с голубой кровью.
Второго я ударила в шею, замкнув электрическую цепь, робота закоротило, забила сильная дрожь, из разреза потекла синяя жидкость, и он упал на пол, марая ковер. Двое других, что пытались справиться с Андреем, поспешили на выручку оставшимся двум, оценив меня как потенциального врага, это дало передышку для Андрея, он успел снять блок защиты со здания и вызвать охрану.
Я же продолжила крошить роботов, у меня уже в руках был не только огромный нож для разделки мяса, но и дубинка, что я отобрала у поверженного робота. Удары по голове не приносили урона этим конструкциям, их электронные мозги были надежно защищены, а вот тела имели такую же уязвимую кожу, как и человеческие. Так что я продолжала отмахиваться дубинкой и резать их тело. Не прошло и пяти минут, как пол столовой был залит синей жидкостью, а все шесть, напавших на нас робота, повержены. Тот, кто послал их, не знал о моих бойцовских качествах, не предполагал, что я дам отпор, значит, это кто-то не знал меня, не был знаком с тем, кого хотел уничтожить.
Вбежавшие охранники, поскользнулись и маслянистой голубой жидкости, и дружно грохнулись на пол, да с какими бойцами мы бы не спаслись.
Андрей взял на себя командование, ему пришлось связываться с советом и запрашивать срочную медицинскую помощь и дополнительную охрану, к нам уже спешил Пилат и двое докторов с капсулой.
Но до их прибытия, нам пришлось оказывать помощь Арису, он был плох, удар по голове вызвал кровоизлияние, а удар по плечу к переломам, он так и не пришел в сознание. Только через час появились доктора с капсулой, куда переместили пострадавшего. По периметру здания выставили дополнительную охрану. И Пилат начал расследование.
Я так устала, напряжение последних часов дало о себе знать, меня накрыло чувство тяжести, той тяжести, что лежала у меня на плечах. Краски дня померкли, чувствовала себя раздавленной. Андрей, понимая мое состояние, отправил меня в спальню, помочь в расследовании им я уже не смогла.
Моя спальня была чуть поменьше зала, в огромной комнате стояла такая же огромная кровать, на ней бы легко мог уместиться великан трехметрового роста, под стать кровати стоял такой же шкаф и стул, обитый красной тканью, во все помещение расстелен ковер ярких сочных оттенков красного, желтого, оранжевого. Мне было жалко его пачкать, по рукам и ногам с меня капала голубая жидкость, я прошла вдоль стеночки, чтобы не замарать ковер, прошла сразу в ванную, и меня не удивило, что и ванна была таких же грандиозных масштабов. Во всю стену ванной было зеркало.
Смотрю на свое отражение и поражаюсь, я лохматая, с черных склоченных волос стекает голубая жидкость, в ней перемазано все мое тело, разорванная, и порванные штаны и рубашка, я похожа на чучело, что выставляют в огороде.
Снимаю с себя одежду и становлюсь под душ, даже не замечая, какой температуры вода, грязь и жидкость стекает с меня голубыми струйками, стою до тех пор, пока вода не начинает идти чистой.
В голове ворочаются мысли, как тяжелые валуны, вот почему я никогда не любила роботов, потому что ими легко управлять, можно поменять программу, вместо добрых и послушных, они станут убийцами…
На кровати нашла разобранную одежду, кто-то из обслуги заранее побеспокоился. Значит прежде пойти нас убивать, у них программа работала нормально, они делали то, на что их программировали.
Одеваюсь и бегу в кабинет, мне надо этой мыслью поделиться с Андреем. В кабинете во всю идет расследование, из роботов убийц извлечены карты памяти и чипы, их исследуют, из дальних галактик прибыли спецы. Они тоже такого же мнения, как и я, до определенного момента все шло хорошо, программу запустили дистанционно, но раз роботы никуда из здания не выходили, значит, вредоносный чип им вставил тот, кто бывает в этом доме.
– Вам надо с Андреем остановить расследование на время,– говорит Пилат.
– Почему?
– Это опасно, на вас напали уже дважды за последний день, вы слишком быстро продвигаетесь к разгадке.
– Значит надо ускориться, а не останавливаться,– настаиваю я.
– Энжи, будет очень плохо, если мы тебя потеряем.
– Вы меня не потеряете, вы же сами сказали, что у меня есть способности Маргуса.
– Тебе их надо развивать, да и эти способности самого Маргуса не спасли от смерти.
– А что если Маргуса убили не какие-то воришки, а человек, которого он хорошо знал, и не ожидал подвоха от него.
От этой мысли мне самой становится страшно, вижу, как лицо Пилата вытягивается и резко бледнеет.
А если Маргус знал человека убившего его, значит этот человек из его ближайшего круга, а может из совета. Я не озвучиваю эту мысль вслух, но меня поняли все присутствующие. У Пилата начинают трястись руки, вижу, как он взволнован, он отворачивается, чтобы скрыть свое волнение.
И в этот момент, мне кажется, что он знает, кто совершил покушение…
Часть2 Глава 17
На следующий день мы решили продолжить свое расследование. И первым делом решили изучить кусок шерстяной ткани, который использовали как мое одеяльце. Мы разворачиваем его на столе и стараемся рассмотреть. Н первый взгляд обычное тканое шерстяное полотно, раскрашено разными красками, но оно явно было оторвано от большего полотнища, края были неровными, нитки легко осыпались. Мы долго рассматривали полотнище, но так и не смогли определить, что на нем изображено.
Держу одеяльце в руках, и вдруг мне приходить мысль, что это тряпицу держал в руках мой отец, в ней несла меня мать, значит, она хранит память от прикосновений, каждый предмет на себе несет мгновения памяти, только их надо почувствовать. Я беру одеяльце в руки, крепко прижимаю к груди, как мать, несущая свое дитя, и закрываю глаза…
Закрываю глаза, останавливаю мысли, я в пустоте вселенной…тишина оглушающая…
Вдруг откуда то издали стали доноситься отголоски разговоров, крик, плачь, то плачет ребенок, на взрыв, ребенок плачет давно, голос его охрип…
И вдруг вспышка, мир залился яркими красками, меня словно бросили в кипяток, это воспоминания, прошлое…
Вот огромный шерстяной стяг белый с пятью красными полумесяцами, чья та рука рвет его на части…
Женская изящная ручка пишет письмо, перо дрожит в ее руках, а в другой руке она комкает шерстяное полотно…
Молодой красивый мужчина улыбается, держит за руку молодую женщину, она краснеет и опускает глаза, стараясь вырвать свою руку из захвата, но незнакомец держит крепко, над ними герб…
Эта молодая женщина бежит, оглядываясь, платок сбился, волосы растрепались, в руке она держит что-то завернутое в полотнище, то полотнище, которое оторвали …
Вот сверток лежит на ступеньках дома, сверток кряхтит, а затем заходиться плачем, плачет долго до хрипоты…
Все! Воспоминания окончились, больше половины я не поняла, они, словно кадры плохого фильма, фильма о прошлом, промелькнули у меня в голове.
Одно я поняла точно, что женщина, которую держал за руку мужчина, и женщина, что подбросила ребенка – одно лицо. Я увидела свою мать. И если верить этим воспоминаниям, то ей грозила какая то опасность.
В голове сумбур, не могу привести чувства в порядок, словно увиденное что-то всколыхнуло в моей душе, что-то такое, о чем я знала, но память моя была закрыта до поры…
Иду к Пилату. Он сидит один в кабинете, на окнах закрыты шторы, в полутьме, скорбно склонив голову, сидит в одиночестве, на его лице печаль, последние дни сильно повлияли на него, он как-то резко состарился.
Пилат поднимает на меня глаза, я вижу, как шевелятся его губы, но слов нет, только тихий шёпот, словно он молится, если бы не знала, что «древние» в этом мире как боги, то подумала, что он молится каким-то другим известным только ему богам.
– Расскажи мне про Маргуса, ты же его хорошо знал, какой он был?
– Что ты хочешь от меня услышать? Он не был идеальным, как его представляют нынешние, и у него были враги, и были друзья, все было…
– И все же, какой он был на самом деле?
– Разный, он был политиком и бизнесменом, великим ученым, отличным любовником, его любили женщины, а он их, он был разный…Красавец, сердцеед…
– Что из этого могло привести к его смерти?
– Все вышеперечисленное, в политике у него было много противников, он был против, чтобы люди узнали и признали нас своими правителями, мы всегда оставались в тени, но были советники, которые хотели это изменить. Его любило множество женщин, но он не одну из них не выбрал своей спутницей. Как великий ученый сделал много открытий, но был против, чтобы делиться этим с людьми. И во многом он прав, однажды на этой планете мы раскрыли для людей тайну ядерного деления, хотели дать им в руки источник почти не иссекаемой энергии, а через некоторое время они взорвали две бомбы, уничтожив два ни в чем не повинных города вместе с людьми. Маргус был мудр, но беспечен в отношении женщин, обиженная женщина, может начать мстить. Так что было много причин для его смерти…
– И все же кто-то выстрелил в него так, что его не удалось спасти, тот, кто стоял к нему очень близко…
– Да, я понимаю твою озабоченность, девочка, возможно, этот кто-то сейчас старается скрыть свои следы, и убрать тебя из игры, и тут скорее политические мотивы, ведь ты займешь в совете место Маргуса.
– Мне кажется, что ты ошибаешься, Пилат, что-то подсказывает мне, что дело в другом, кто-то просто не хотел, чтобы у Маргуса были наследники…
При этих словах голова Пилата нервно дернулась, он впился пристальным взглядом в мое лицо.
– Почему ты так решила, Энжи?
– Потому что кто-то уничтожил его, а потом убил его сына, преследовал мою мать, а сейчас пытается убить меня.
– С чего ты это решила?
– Я видела прошлое, правда не все поняла, но я это видела…
Пилат сидел передо мной с выпученными глазами, бледный, на его висках и лбу выступили маленькие капельки пота, его рот открывался и закрывался беззвучно, он явно чего-то испугался. Потом он встал и резко выше из комнаты.
И мое убеждение, что он знает, кто убил моего деда, и сейчас пытается убить меня, только окрепло…
Что-то тут было не так. Но я пока молчу о своих догадках, ничего не буду говорить Андрею…
Иду обратно к Орловскому, он погряз в бумагах, что удалось собрать по разным источникам, что-то разрешил посмотреть Ватикан, что-то привезли из местных музеев. Упоминание о моем деде нигде нет, да и как ему там быть, если мы управляем миром незримо, и все же присутствие «древних» есть, в необычных открытиях, постройке грандиозных сооружений, технологии, которые опережают свое время.
– Ты знала, Энжи, что живешь сейчас в комнате своего деда?
– Это его спальня?
– Да.
– В ней мебель такая огромная, какой у него был рост?
– Три метра, он был просто великаном.
Я рассматриваю на столе у Андрея бумаги, и вдруг мой взгляд натыкается на герб, я уже видела его в своих ведениях, на белом полотне пять красных полумесяцев.
– Чей это герб?
– Это фамильный герб одного из Великих магистров, герб шестьдесят восьмого Великого Магистра Мануэля Пинту да Фонсека, он построил город Корми, и город взял его фамильный герб.
– Я этот герб видела в своих видениях.
И я рассказываю Андрею, что я увидела, он молчит, потом берет в руки остаток ткани и долго ее рассматривает.
– Это не цветной рисунок на ткани, это поплыли краски от стирки, краску на шерсти не закрепили, и она полиняла. Это герб указывает, что твой отец как-то был связан с домом Великого Магистра.
– И где нам искать дальше?
– Давай пересмотрим все документы и личные письма Магистра за время его правления, может там что найдем, еще одна мысль- что это могло быть связано с городом Корми, там тоже герб семьи Фонсеки.
И мы снова погрузились в бумаги.
Часть2 Глава 18
За просмотром бумаг мы провели почти месяц, на Мальте наступило лето, жаркая погода, яркие солнечные дни. Море плескалось и манило, но мы сидели на вилле и просматривали тонны бумаг, в надежде найти хоть какую-нибудь ниточку.
И ниточка нашлась, в толстых книгах, где перечислены были припасы и закупки в доме магистра, мы нашли клочок бумаги, записку, что писал служка кому-то.
« Третьего дня к магистру пожаловали гости, дальние родственники. Престарелый муж со своей молоденькой женой, особой весьма пикантной…»
Возможно, эта молодая особа как-то связана с моим дедом.
С прибытием гостей увеличились закупки провизии, видимо двор путешествующих был достаточно большой. Затем нашли еще одну записку, в которой говорилось, что молодая особа – Мария-Луиза была кокетлива, и тот, кто писал записку, обсуждал со своим собеседником размер рогов ее мужа…
Из дальнейших записей мы увидели, что пара осела в городе Корми. В то время мой дед помогал строить крепости на острове. Если здесь был рожден его сын, то он был под присмотром, и дед знал, что у него растет сын.
Герб указывал, что события происходили за тридцать лет до смерти моего деда. Но это были лишь наши догадки.
Вскоре на остров прибыл Ваалар, он замещал Ариса на время его отсутствия, он и Пилат просили нас остановить расследование, мотивируя, что моя принадлежность к дому Маргуса доказана, никто не сомневается в моем наследстве, все боятся за мою жизнь, и пытаются всеми способами затормозить мои поиски истины. Но я «закусила удила», в моей голове вертятся десятки версий, и возможных развитий событий, пытаюсь найти зацепки, куда мог податься мой отец, как то он встретил мою маму, и что с ними случилось потом.
И тут в моей памяти всплывает эпизод, как нянечка баба Катя отдает мне это одеяльце, приговаривая, что мама меня по нему найдет. Не знаю почему, я этот эпизод забыла, наверное, была очень маленькой, ведь даже лица той женщины не помню, только тепло, с которым она ко мне относилась. Все дети в детских домах ждут, что матери придут и их заберут, им недостает материнского тепла, и они – брошенные детки льнут к каждому, кто даст хоть толику ласки. Вот и я любила эту нянечку, и всякий раз, когда она была на смене, прибегала к ней, ластилась, ждала, когда она меня обнимет, я даже запах ее помню. И одеяльце, что она мне отдала, хранила все эти годы как зеницу ока, ведь это была моя надежда отыскать маму.
Вспомнила ее, и сразу в голове родилась цепочка предположений, а если она знала мою маму? Ведь откуда-то она взяла мое одеяльце? Может я начала поиски не с того конца? Может, стоит поискать следы моей матери…
Первая мысль найти ту нянечку. Но вот беда, уже тогда она была не молода, жива ли она сейчас?
Мне стоит только задать параметры поиска, и несколько человек уже рыщут по базам, отыскивая никому не известную женщину. К вечеру передо мной листок бумаги, на нем фамилия и имя той женщины, что когда-то нянчила меня в детском доме.
Бабу Катю зовут Екатерина Семеновна Воронцова, она до сих пор жива, и живет все в том же маленьком городке под Москвой, где стоял мой первый детский дом.
Я делюсь своими мыслями с Андреем и Пилатом, надо снова лететь в Москву, они оба бросаются меня убеждать, что это опасно, понимаю их, но это ниточка к моей матери.
Утром готовят самолет, мы выезжаем с виллы ближе к обеду, едем по узким маленьким улочкам, обеденное время, сиеста, город опустел, только жаркие лучи полуденного солнца плавят асфальт, тихо шелестят пальмы, да летают над морем жирные чайки.
Дорога бежит по берегу моря, вдоль него выстроились белые виллы, на причалах скучают яхты. Нас провожает ласковое море, да крики чаек…
Лайнер взмывает в небо, оставляя за собой белый след, и вот мы уже за облаками. Всего пять часов полета, и мы в Москве.
И хотя уже лето, город нас встретил дождем, и пронизывающим холодом, серое низкое, сумрачное небо не добавляло восторга от встречи, мокрые машины, огромные пробки, по какой-то закономерности, как только начинался дождь, на улицах скапливались пробки из машин. Ехать пришлось далеко, в маленький подмосковный городок.
Я не смотрела по сторонам, мои мысли были заняты другим, вспоминая свое детство, предвкушала встречу с бабой Катей, моим прошлым, и моей ниточкой к маме. Может поэтому не слушала себя, не воспринимала подсказок вселенной.
Через час стояния в пробках, мы выскочили на шоссе, ведущее за пределы МКАДа, чем дальше продвигались к желанной цели, тем уже становилась дорога, и вот мы уже мчимся по извилистой дороге, кругом лес, пустые поля, да мшистые болота.
Из воспоминаний меня выдернул крик водителя, я вынырнула из своих воспоминаний, и увидела, как по мокрой дороге занесло огромный грузовик со встречной полосы, и он неумолимо летит на нас. За долю секунды до удара, я изменила его движение, грузовик еще раз повернулся вокруг своей оси и съехал на обочину.
Все в кортеже облегченно выдохнули.
Пришлось остановиться, охрана подбежала к ошалевшему водителю, они трясут его и орут, а он стоит у обочины и бубнит: Ничего не понимаю, машина исправна, вожу двадцать лет, а вот такого еще ни разу не случалось, она меня просто перестала слушаться.
Только я понимала, что произошло, где-то там внутри машины стояло устройство, что в нужный момент заблокировало тормоза, отправив машину в занос, и человек, что поставил это устройство, знал, куда мы поедем, и когда мы поедем. Это означало только одно, человек, пытавшийся меня убить, был рядом с нами всегда, и это не последняя его попытка.
Я смотрю на Андрея, он понимает ход моих мыслей, и ему они не нравятся, ведь это человек кто-то из нас, а значит нас, тех, кто управляет миром, кто, по своему долгу, должен рождать любовь, мир, нести разумное во вселенную, поразил вирус, страшное разложение, один из нас готов на убийство. Только вот ради чего? Неужели так важно политическое место внутри совета, что человек не боится пролить чью-то кровь?
У нас мало времени, и мы оставляем незадачливого водителя стоять на трассе, только по моему настоянию, один из охранников осторожно вынимает из машины странное устройство, делаем все быстро, так чтобы у водителя не появились подозрения. И продолжаем свой путь.
Возможно, нас ждет еще много неожиданностей на этом пути…
Вот мы и в городе, тихом, провинциальном, проезжаем мимо моего детского дома, теперь здесь расположился обычный детский сад. На площадке куча ребятни бегает, играет в догонялки, роется в песочнице, качается на качелях, они радостные, довольные и счастливые, в мое время все здесь было иначе, и такого счастья и радости не было.
А вот и маленький домик, где живет моя любимая баба Катя. Я делаю шаг к калитке, и вижу пожилую женщину, в платочке, стоптанных башмаках и телогрейке, накинутой на плечи. На меня нахлынуло такое чувство нежности, в уголках глаз появляется слеза, я думала, что забыла ее, но стоило мне ее увидеть, как я сразу узнала свою бабу Катю.
– Баба Катя, здравствуй, – говорю внезапно севшим голосом.
Он поднимает глаза, подслеповато щурится, потом щеки ее розовеют, она всплеснула ладошками, и, прихрамывая, бежит ко мне. Открыв калитку, бросается мне на грудь, обнимает и целует мне руки.
– Уж не думала, что свидимся, милая моя, как же я тебя ждала,– она плачет, слезы бегут по ее морщинистому лицу, она утирает их одной рукой уголком платка, другой – крепко держа мою руку.
– Баба Катя, прости меня, я совсем забыла о тебе…
– Что ты, что ты, милая, ты и не могла меня запомнить, мала была, пошли в дом, я тебе кое-что отдам.
Я иду с ней, из маленьких сеней попадаем в такую же маленькую кухню. Большую часть дома занимает печь, в центре стоит стол, накрытый белой вязаной скатертью, венские стулья прошлого века, под потолком божница, на нас с икон смотрят суровые очи.
Баба Катя предлагает мне стул, суетиться, вынимает из печи чайник, разливает по кружкам пахучий чай, из буфета достает вазочки с печеньем и вареньем. Она вся такая уютная домашняя, настоящая бабушка.
– Я хотела тебя найти, когда ты подросла, так тебя из детдома в спортивную школу забрали, и я тебя найти уже не смогла. Болела тогда, ноги плохо ходили, думала все, уже не разыщу, тебе ведь без документов в детдом отдала! Я тебе дальняя родственница, никто об этом не знал, кто не родственнице адрес даст.
– Баба Катя, вы моя родственница, тогда почему я в детдоме оказалась?
– Это длинная история, – а ты пей чай, пей. – Маме твоей, Елизавете Глинской, – я родственница, ее троюродная тетка, у Лизоньки других то родственников нет, у меня тоже, по молодости она со мной отношения не поддерживала, так только открытку к праздникам посылала. А тут появилась у меня на пороге, беременная. С ее слов поняла, что кто-то убил ее мужчину, они даже расписаться не успели, и теперь, чтобы ты не родилась, хочет убить ее, вот и решила она спрятаться у меня.
– А кто это был? Она не рассказывала?
– Она говорила, что чем я меньше знаю, тем лучше, что это страшные люди. Потом она родила, оставила тебя у меня и уехала, говорила, что скоро вернется. Потом позвонила и сказала мне, что бы я отдала тебя в дом малютки, без документов, подкинула, сказала, что злые люди до нее добрались, и если кто-нибудь узнает о твоем рождении, это будет последний день в твоей жизни. Я не хотела, но она меня упросила сделать так. И я отнесла тебя в дом малютки. Но не смогла без тебя жить, устроилась в тот дом малютки нянечкой, все ждала, может, тебя усыновят добрые люди. Потом ты подросла и тебя отдали в детский дом, я снова устроилась туда нянечкой, чтобы быть с тобой рядом.
– А мама?
– А мама твоя, она больше не звонила, только когда тебе стукнуло пять лет, я узнала, что ее убили, кто-то зарезал ее в подворотне. Пять лет она скрывалась от преследователей, следователь ко мне приезжал, расспрашивал, я ему о тебе, конечно, ничего не сказала. Ты к тому времени выросла, в пять лет я подарила тебе тот лоскут ткани, что так берегла твоя мать, не знаю почему, но он был ей дорог.
– Я помню этот момент, вернее, вспомнила недавно. А что же было дальше?
– А дальше, тебя увезли в другой детский дом, там была школа, я приезжала туда изредка и смотрела на тебя, ты росла боевая, а потом ты пропала. Вот тогда и узнала, что тебя забрали в спортивную школу, я успокоилась. Пыталась, конечно, разыскать, но уж где мне старой, думала, больше не свидимся.
Мы еще долго сидим, пьем чай, смотрим старые фотографии семьи, я расспрашиваю ее о жизни.
–Бабушка, а может, ты ко мне переедешь жить, там врачи хорошие, дом со всеми удобствами.
– Нет, внученька, свиделись, и хорошо, а жить мне здесь нравится, здесь родилась, здесь и умру.
– Дом без удобств, как же ты живешь?
– Так я привыкшая, с малых лет дрова колю, печку топлю, воду таскаю из колодца.
Про себя подумала, что бабушку, конечно, мне не увезти, но жизнь наладить я ей смогу, ведь получается она единственный живой родственник у меня.
В самом конце, когда мы уже прощаемся, бабушка вдруг хлопнула себя по лбу: Я – дура старая, совсем запамятовала, тебе же мама вещь одну оставила, говорила передать. Бабушка бежит бегов в дом и выносит что-то завернутое в тряпицу: Вот, говорила, что когда ты станешь взрослой, то должна посмотреть это одна.
Прощаемся, я ей обещаю, что приеду к ней еще обязательно, она машет головой, но не очень верит.
Уже садясь в машину, даю указания, чтобы в дом было проведено отопление, вода, и все удобства. Знаю, что будет все исполнено. А еще даю задание для наших врачей, жизнь человеческая короткая, но я хочу, чтобы бабушка прожила ее всю… долгую и счастливую…
Часть2 Глава 19
Утром мы уже были на Мальте.
Пока летели, с Андреем обсудили дела. Он категорически против, чтобы я рассказала о своих подозрениях Пилату или Ваалару. Человек, который всячески пытается нас уничтожить, кто-то из близких нам людей, или связан с ними. Не хочется его не спугнуть, лучше затаится и ждать, он скоро себя покажет.
Только прилетев домой, я разворачиваю тряпицу, что дала бабушка Катя, в ней сферический предмет на тонкой ножке, чем то похожий на юлу, он светиться молочно-голубым светом, переливается в лучах солнца, внутри его вспыхивают миллиарды искорок.
– Что это?– спросила я у Андрея.
– Это очень старый накопитель, скорее всего тебе написали послание, давай не будет его здесь открывать, это не безопасно, будет лучше, если ты его пока спрячешь.
– И как нам посмотреть это послание.
– Скажем так, я тебя приглашаю на свидание, завтра мы прогуляемся на яхте вдвоем, когда выйдем в море, откроем накопитель.
– Ты меня приглашаешь на свидание?
– А ты против? – он смотрит на меня таким взглядом, что у меня пересохло во рту.
– Это настоящее свидание?
– Если ты хочешь, то да…– сердце пропускает удар…
Смотрю на Андрея, за эти дни мы так много пережили вместе, мы почти не расстаемся, стали друг другу родными, в душе поднимается волна тепла, неужели я ему не безразлична? Но из приятных мыслей меня вырывают дела.
Мы с Андреем решаем сказать о нашей поездке только узкому кругу людей, и если в море с нами что-то случится, то искать будем среди них.
Нам пришлось сказать Ваалару и Пилату, что после долгих поисков и многих тревожных ситуаций очень устали, и решили выделить время для отдыха, отправляясь в море на яхте, одни.
Пилат против нашей поездки, он как никто другой понимает всю сложность положения, требует для нас усиленной охраны.
Но мы настаиваем и уезжаем.
Утром ступаем на палубу белоснежной яхты «Мавритания», яхта большая, но ее нельзя сравнить с тем монстром, на котором нас встретил Арис, и все же удобная, с четырьмя каютами спальнями, большим салоном для обеденной зоны и гостиной. На ней есть все, а на верхней палубе выстроились шезлонги и небольшой бассейн. А главное на ней нет команды, она может плавать автономно. Наконец то мы будем одни.
Андрей проверяет настройки навигационной системы яхты, а я настраиваюсь, мысленно пробегаю по механизмам, палубам, не хотелось бы взорваться в море и сгореть, но нет, все хорошо, тот, кто гоняется за нами, не успел подготовиться. И мы отплываем.
Наш путь лежит в небольшом отдалении вокруг острова, а за наше спокойствие будут отвечать летающие роботы, которые сканируют пространство вокруг яхты, отмечая для навигационной системы другие суда, и определяя потенциально опасные.
Море встретило нас штилем, яркие солнечные блики играют на его поверхности, обещая ясный день, на небе ни облачка, солнце лениво встает из-за горизонта, мимо проплывают лодки рыбаков, они вышли в море задолго до рассвета, и сейчас плывут с уловом к родной гавани.
Вокруг тишина. Мы уже далеко, остров с его голыми отвесными скалами отдаляется, видна лишь кромка земли. И вот мы в море, необычные ощущения, никогда раньше я не испытывала такой тяги к морю, а сейчас меня притягивает его мощь, сила, красота. Оно так изменчиво, в штиль вода спокойная бирюзовая, но чуть подует ветерок, и по поверхности побежит рябь, цвет воды меняется, она становится серебристой, словно это уже не вода, а ртуть, и чем сильнее ветер, тем темнее становится вода, тяжелее перекатываются волны. Стоит подняться сильному ветру, как воды становятся свинцовыми, страшными, бушующими, море вздымает к небу огромные волны окаймленными белыми пенными гребешка. Мне нравится оно любое. Может, сказывается моя жизнь на далекой планете, где три года мне пришлось жить в плавучих городах…
Стаю на верхней палубе и смотрю на прекрасную водную гладь…
Только отплыв достаточно далеко, мы спускаемся в каюту и достаем тот предмет, что передала мне баба Катя.
Странный сферический предмет, он светиться в лучах солнца, отбрасывая блики на поверхность стола.
Андрей вертит его в руках и нажимает какой-то малозаметный рычажок на поверхности, после чего юла начинает вращаться, проходит минута, другая, я уже разочаровано вздыхаю, как из верхней точки юлы появляется луч света. Луч расширился, и вот уже перед нами раскрылась голограмма, старая техника, ее давно никто не использует. В блеклых лучах голограммы появляется мужчина. Он красив, даже скудные цвета старой голограммы передают яркость его глаз. Они голубые, словно ограненный голубой топаз, в сапфировом ободке, черные брови в разлет, темные волосы уложены в старомодной прическе. Мужчина что-то говорит, но звук скрежещет, и только через несколько минут становится понятно, о чем идет речь.
Этот мужчина – мой отец!
Он рассказывает историю нашей семьи, то, что мне известно, я – внучка Маргуса, старейшего представителя, что эта планета была всегда нашей родиной, мы родились здесь, а потом он рассказал, как познакомился с мамой. У них была самая романтичная встреча, ведь мама была балериной, и он, увидев ее на сцене, влюбился.
Мы слушаем его рассказ молча, в душе у меня смятение, я впервые вижу своего отца, но вот его рассказ прерывается и в кадре появляется женщина, он обнимает ее и целует. Это моя мама, дальше не могу смотреть, по моим щекам катятся слезы, я с трудом сдерживаю рыдания. Проклинаю того человека, кто лишил меня радости расти рядом с родителями.
В самом конце голограмма обрывается, а затем снова появляется отец, его последние слова: Мы с мамой очень ждем твоего рождения дочь, и уже любим тебя, мы очень хотим, чтобы ты была счастлива, а главное – выжила! Меня пытаются убить, по моим следам идут убийцы, эту запись я сделал специально для тебя, мама спрячется в России, где ты и появишься на свет, но если и ей не повезет, и ее найдут убийцы, эта запись поможет тебе узнать, кто ты есть на самом деле.
Запись оборвалась…Все…
Кто же был убийцей моего отца?
Почему он, умирая, не раскрыл тайну?
– Я хочу побыть одна.
– Как скажешь, но я буду рядом.
