В Аглее пропадала великая актриса. Самым сложным было убедить ее, что это не так уж и плохо, и не дать-таки ей пропасть. К счастью, сдобные крендели обладали ни с чем не сравнимой силой внушения, и сейчас Аглея стояла перед кухаркой, наивно и беспомощно хлопая ресницами, и лепетала что-то про внезапное озарение: вот ей уже семнадцать, а она не умеет заваривать пристойный чай. То есть подавать умеет, и с сервировкой справится получше остальных, и даже в сортах разбирается, как положено даме ее происхождения, а вот заваривать…
– Твоего происхождения?! – ядовито переспросила кухарка, уперев руки в боки, и сощурила один глаз. От него тотчас разбежались лучики морщинок – чрезвычайно ехидные и крайне язвительные, даже добавлять ничего уже не нужно было. Но она, конечно, добавила. – Дама?!
С нами почти никогда не разговаривали в подобном тоне. Аглея растерялась, не зная, что ответить, но мне было вполне достаточно того, что кухарка отвернулась от печи, сосредоточившись на незваной гостье в своих владениях.
Я прижалась к наружной решетке на кухонном окне и собралась с духом. Дело было несложным: кухарка торопилась, чтобы успеть приготовить сладости к празднику, и угли в печи пылали опасным жаром. Им требовалось совсем немного, чтобы полыхнуть.
Языки пламени вырвались вверх, жадно облизали устье печи и задвинутый противень с кренделями. Один рыжий сполох выглянул наружу и изогнулся буквой «Г», прежде чем погаснуть, и я расслабила пальцы.
Аглея сморгнула слезы и тотчас «спохватилась»:
– Ой, генеалогия! Я же не выучила! – и мгновенно потеряла интерес к завариванию чая.
А я отошла от окошка и закрыла ладонью свечу. Подождала секунду – и открыла, а затем с чинным и совершенно невинным видом двинулась в сторону часовни. Украшать ее цветами к празднику полагалось мне, Кибеле и Сапфо, но я специально встала пораньше, чтобы успеть все в одиночку. Остальным в это время полагалось выбраться через заранее подготовленный лаз в школьной ограде и прокрасться к старому пню на опушке, где кухарка обычно оставляла испорченную выпечку – птицам и лесным духам.
Я лично полагала, что лесным духам крендели ни к чему. А то, что так вредно воспитанницам «Серебряного колокольчика», что в повседневном меню отсутствует напрочь, вредно и птицам. Разве не естественный долг любой доброй девушки принять удар на себя и спасти беззащитных существ? Подгоревшее тесто, в конце концов, легко счищается ножом, а что при этом не сохраняется праздничный вид – так мы здесь птичек спасаем, а не проводим время в бесплодном чревоугодии…
С часовней я управилась ещё до рассвета. Кибела и Сапфо пришли помогать – с большим свертком, ещё теплым и упоительно пахнущим свежей сдобой. Аглея чуть задержалась, но мы благородно отложили ее часть подвига. Со своего задания на кухне она вернулась расстроенной, и крендели сыграли ещё и роль моральной поддержки, поскольку мы трое – с набитыми ртами – едва ли могли ее оказать.
– Миз Замбас сказала, что таким, как я, умение заваривать чай точно не пригодится, – пробурчала Аглея и тоже вцепилась зубами в крендель.
Я пожала плечами. В словах миз Замбас было зерно истины, но Аглея едва ли хотела услышать об этом ещё и от меня. Она и сама догадывалась, что кухарка права, иначе бы просто пропустила все мимо ушей, как и прочие пустые нравоучения.
– Наверняка это со злости, – предположила я вслух. – У тебя была реплика, которая лишний раз напомнила миз Замбас, что она играет роль обслуги при нас, даром что законнорожденная. Но это тебя учат вести беседы и сворачивать салфетки лебедем, а она возится по локоть в муке и обжигается о печь. Конечно, миз Замбас была расстроена и сорвалась на тебе, потому что ты, в отличие от учительниц и попечителей, ей ничем не ответишь… как ей кажется, – я отсалютовала надкушенным кренделем со срезанным бочком, и Аглея наконец-то усмехнулась.
– Я понимаю, – кивнула она, – и что сказать надо было именно так, иначе бы и в самом деле пришлось учиться заваривать чай, тут ты права, просто… – она передернула плечами и откусила от кренделя, чтобы иметь законный повод не озвучивать неприятную мысль.
Я снова пожала плечами, но промолчала. Как бы мы ни переживали и как бы ни старались вести себя подобающе дамам благородного происхождения, это ни на что не влияло и ничего не могло исправить. Так зачем тратить душевные силы на чужие впечатления?
Но здесь девочки согласны со мной не были, и я, следуя собственному принципу, оставила свои мысли при себе и сосредоточилась на оставшихся сладостях. Ужасающая опасность – целых двадцать сдобных кренделей с корицей – была отведена от несчастных птичек меньше, чем за час. Мы припасли часть доброго дела на ужин, чтобы не вызвать подозрений за завтраком, и разошлись по своим делам. Школа «Серебряный колокольчик» готовилась отметить свой тридцатилетний юбилей, и заданий хватало всем.
Кухарке, наверное, досталось даже лишнего. Но после пассажа о дамах ее уже никто особо не жалел – и в помощницы не вызывался. Впрочем, кто бы нас пустил?..
Нам и в самом деле едва ли пригодилось бы умение заваривать чай. А я вскоре и вовсе забыла об оборванном разговоре, потому что гости на юбилей, как выяснилось, начали прибывать в школу гораздо раньше, чем мы рассчитывали.
Не учитывать их присутствие было большой ошибкой. Но об этом я узнала только на следующий день, когда меня внезапно вызвали в кабинет к директрисе.
– Тебе очень повезло.
Когда что-то подобное произносит кто-то из учителей, поневоле насторожишься, даже если буквально минуту назад тоже так считал. Уж очень часто под везением взрослые понимают весьма сомнительные вещи, снабжая это каким-нибудь мутным объяснением. «Вырастешь – поймешь!»
Я лично все еще ничего не понимала, хотя критическая отметка, когда владелец школы полагал воспитанниц готовыми для самостоятельной жизни, была пугающе близка. Кроме того, я очень сомневалась, что строгая и неподкупная миз Фьёри полагала истинным везением вчерашнюю аферу с подгоревшими кренделями из печи – как раз довольно успешную, на мой взгляд. Моя посильная помощь в спасении птичек все еще чувствовалась теплой тяжестью в животе и покалыванием в кончиках пальцев, но признаваться в этом я не собиралась. Настоящий герой никогда не требует награды и повышенного внимания к своей персоне.
Миз Фьёри лично заботилась о том, чтобы никто из воспитанниц не забывал об этом ни на секунду. Вот и сейчас – едва сообщив о сомнительном везении, она тотчас отвернулась от меня, дабы ненароком не приучить к излишнему вниманию, и отныне обращалась исключительно к франтоватому мужчине в темно-бордовом камзоле.
– Это Аэлла, профессор Биант, – сообщила миз Фьёри, и в ее речи появились подобострастные интонации. – Она живёт здесь с семи лет, и мы обучили ее всему, что должна знать молодая девушка.
Судя по нескрываемому скептицизму на лице профессора, он тоже сомневался, что я в должной мере усвоила все женские премудрости. Но этикет обязывал его встать и поприветствовать вошедшую даму, и я ответила глубоким реверансом, смиренно склонив голову и всем своим видом олицетворяя воплощённые идеалы школы.
– Аэлла весьма… – директриса помедлила, подыскивая нужное определение, и печально закончила: – Весьма изобретательна.
Прозвучало это отнюдь не комплиментом, но профессор только усмехнулся в ухоженные усы и хитро сощурился.
– Аэлла, – повторил он, будто примеряя ко мне мое собственное имя, и велел: – Покажи мне руки.
Я нахмурилась (а в зубы это светило науки заглянуть не хочет?), но послушно протянула ладони.
Светило удовольствовалось и ими, но так придирчиво вертело и рассматривало каждый палец, что я заподозрила многоуважаемого господина Бианта в некотором пристрастии к женскому маникюру. К счастью, мне хватило ума промолчать и не поднимать глаз, потому что интерес профессора явно лежал в иной плоскости.
– Это она, – заключил профессор Биант, выпустив мои руки.
– Вы уверены? – отчего-то заволновалась миз Фьёри. – Мы наблюдаем за Аэллой почти десять лет, и она ни разу не выказывала никаких признаков!
Я снова промолчала, не рискуя встревать с ремарками про то, что между «не выказывала никаких признаков» и «ни разу не попалась на горячем» есть некоторая разница. Начинать попадаться прямо сегодня в мои планы не входило.
– О, разумеется, я не ставлю под сомнение вашу компетенцию, профессор Биант, – быстро исправилась миз Фьёри, – но я крайне удивлена.
Профессор обернулся через плечо, и в его взгляде мне померещилась хитрая усмешка.
– Не удивляйтесь, миз Фьёри, – посоветовал он. – Просто ваша подопечная и в самом деле весьма изобретательна. Обычно дети с таким дарованием попадаются в тот же день, когда обнаруживают в себе новые способности: пожар, порчу или банальную магическую драку со сверстниками сложно пропустить. Но здесь всплеск был очень аккуратным. Точечным, я бы сказал… что такого вы сделали вчера, Аэлла?
Совершила акт милосердия, укрепила узы дружбы со сверстницами и провела весьма занимательное наблюдение за тем, как люди говорят о воспитанницах «Серебряного колокольчика», когда уверены, что их никто не слышит. Но я была практически уверена, что директриса и профессор будут смотреть на события под другим углом, и мне он едва ли понравится.
– Вчера я украшала часовню свежими розами и пела гимн школы на торжественной части дня открытых дверей, профессор Биант, – тихим голосом девочки-отличницы произнесла я, потупившись.
– Вот как, – произнес профессор почти разочарованно.
Но разочарованный преподаватель – это гораздо лучше, чем преподаватель испуганный или злой, и я твердо решила стоять на своем, хотя уже и подозревала, что вчерашние действия незамеченными не остались – и возымеют-таки последствия.
– Возможно, вы захотите взглянуть на других воспитанниц школы, профессор Биант? – осторожно поинтересовалась миз Фьёри.
Но профессор только покачал головой.
– Благодарю вас за предусмотрительность, миз Фьёри, но нет. За всплеском магии огня на территории «Серебряного колокольчика» стоит Аэлла, и я заберу ее через два дня, когда начнется официальное зачисление в Эджинский университет магии и прикладных наук.
– Что?! – вырвалось у меня.
К счастью, потом я всё-таки прикусила язык и так и не озвучила, что у меня уже были планы на жизнь после выпуска из школы. Дома мне, несомненно, обрадовалась бы только мама – а вот отчим наверняка приложил бы все усилия, чтобы поскорее избавиться. Так зачем вынуждать занятого человека тратить силы, время и деньги, если при должном старании можно вовсе не попадаться ему на глаза?..
Ведь учительница, так старательно прививавшая воспитанницам хорошие манеры, должна была вот-вот покинуть школу, чтобы помочь младшей дочери с внуками. А изображать смирение, сдержанность и скромность я умела виртуозно. Что ещё нужно, чтобы держаться подальше от дома и брака по расчету, который меня, несомненно, ждал с лёгкой руки отчима?
– Собирайтесь, Аэлла, – невозмутимо велел профессор Биант, не дав миз Фьёри и слова вставить. – Я пришлю за вами карету.
Я стиснула зубы и сделала книксен. Девушки из хороших семей не спорят с профессорами, а мне было чрезвычайно важно, чтобы меня считали девушкой из очень-очень хорошей семьи. Это был мой единственный шанс на то, что продуманный со всех сторон план ещё может сработать.
Вообще-то я часто выписывала кренделя. Но, кажется, вчерашние обошлись мне куда дороже, чем можно было предположить.
На следующий день я уже знала о профессоре Бианте все, что можно было выспросить в «Серебряном колокольчике», не привлекая излишнего внимания.
Рекрутер. Меня угораздило раскалить печь именно в тот момент, когда мимо школы проезжал университетский рекрутер, в чьи обязанности входило отыскивать в королевстве одаренных подростков, которые могли бы отучиться в Эджине и после получения диплома посвятить свою жизнь службе государству!
В словах миз Фьёри притаилась злая ирония. Это и в самом деле можно было бы назвать везением, будь у меня другой дар. Девушки со склонностью к водной стихии неизменно требовались среди целителей, поскольку после должной тренировки часто обретали способность влиять на любые жидкости в организме. Воздушниц с распростёртыми объятиями ждали в светских салонах и на балах – ведь без их помощи в закрытых залах царила духота, которая могла испортить даже самый приятный вечер. А в магах земли были заинтересованы эльфы – настолько, что даже не смотрели на пол.
Но огонь…
Нет, в магах огня потребность тоже была. Нет лучших кочегаров, водителей дирижаблей или солдат, нежели маги огня. Но что среди этих профессий делать девушке из «Серебряного колокольчика», которая даже чай сама себе ни разу в жизни не заваривала?!
Не говоря уже о том, какой же это скандал – дама в университете! О вольнослушательницах Эджина рассказывали такое, что, кажется, определенные организации должны были отправлять к ним падших женщин на стажировку. Впрочем, конкретно об этом рассказывала миз Замбас, которая искренне полагала, что рождённые вне брака дети обречены повторять ошибки родителей и закончить жизнь в сточной канаве, – так что, возможно, воспринимать всерьез ее слова не стоило. Но в мозгу они засели крепко.
Ко всему прочему выходило, что уклониться от любезного предложения мне не удалось бы при любом раскладе. Профессор Биант ничуть не сгущал краски, когда рассказывал, каким образом обычно обнаруживали себя маги огня, – скорее уж наоборот.
Школа не станет рисковать, оставляя необученного мага в числе учительниц. За меня никто не вступится.
А отчим так и вовсе будет счастлив, когда узнает, что я не покажусь дома ещё несколько лет!
– Но как же так? – так растерянно и возмущённо спросила Сапфо, словно это ее планы не выдержали столкновения с жестокой реальностью, а я могу чем-то помочь – стоит только хорошенько подумать. – До выпускных экзаменов ещё две недели! Ты же не получишь документы о завершенном обучении в школе!
– Не получу, – хмуро подтвердила я и догрызла последний крендель, почти не чувствуя вкуса. – Только диплом вольнослушательницы Эджинского университета через несколько лет.
Едва ли он поможет вернуться в «Серебряный колокольчик» на должность учительницы этикета и изящных манер.
– Ты должна бежать, – убеждённо сказала Кибела и, посмотрев на меня, полезла в тумбочку за своим кренделем. – До загородной усадьбы твоих родителей всего один день пешком, они помогут тебе сохранить доброе имя!
Я с сомнением покачала головой.
– Маги должны пройти обучение. Это закон.
И если мама ещё рискнула бы пойти против него, то отчим моментально отдаст меня в руки правосудия, опасаясь за жизнь и здоровье моих единоутробных братьев. Никто не станет слушать, что я и без университета могла соизмерять свои силы и не доставляла никому проблем – ни разу за все четыре месяца с тех самых пор, как проснулся дар…
Кухарка не в счёт.
– То есть… – Кибела выглянула из-за кровати Аглеи, не вставая с корточек. – Ты не собираешься противиться? Поедешь в университет?
Я развела руками и полезла за старым кофром, с которым когда-то приехала в школу. Ему предстояло стать моим верным спутником ещё и по пути в университет.
В конце концов, не пропала же я здесь, хоть «Серебряного колокольчика» десять лет назад в моих планах на жизнь тоже не было. И в университете не пропаду. Как-нибудь.
– Лучше помогите мне собраться, – попросила я со вздохом.
Я не стала просить их поддерживать связь со мной. Они не стали предлагать.
Но в университете меня дожидались три письма из школы – только узнать об этом мне предстояло еще нескоро.
За мной и в самом деле прислали целую карету. Судя по гербам, принадлежала она университету, а вовсе не удачливому ловцу, да и сам он не снизошёл до того, чтобы составить компанию незаконнорожденной дочери виконтессы Оморфиа. Проводить меня вышла только миз Фьёри: девочки не могли пропустить уроки, и я только помахала на прощание затемненным окнам учебных классов.
До Эджина было два дня пути, и их я провела в компании нелюдимого кучера, обвешанного защитными амулетами, как деревце счастья – цветными лентами. Это, впрочем, не слишком помогало ему чувствовать себя в безопасности, и от меня он старался держаться подальше. Застарелые следы от ожогов на шее без лишних слов объяснили его позицию. Я не могла его винить, но симпатией не прониклась.
Вдобавок за годы в школе я успела изрядно отвыкнуть от поездок в карете и их неизменного спутника: постоянной безжалостной тряски. Если здесь так же укачивало магов с менее твердым самоконтролем, то кучера, должно быть, менялись с пугающей частотой.
Я отделалась тошнотой и неверными ногами. Кучер и лошади – лёгким испугом, но карета скрылась из виду с внушительной скоростью, оставив меня с тяжёлым кофром на самом краю подъёмного моста. Массивные цепи, поддерживавшие его, скрывались в толще каменных стен – таких гладких и толстых, что сомнений не оставалось: университетский замок защищали маги – и от магов. Бурная вода под мостом только укрепила меня в этом мнении.
Кажется, покинуть Эджин в случае необходимости будет непросто. Здесь лазом в кустах не отделаешься.
Я неуверенно переступила с ноги на ногу – толстые доски моста даже не скрипнули. В дозорных башнях горели огни, но помогать мне с кофром, по всей видимости, в обязанности стражников не входило – равно как и выходить навстречу.
Я сглотнула и невольно задумалась, что будет, если я прямо сейчас развернусь и уйду. Сумеет ли профессор Биант отыскать пропажу? И станет ли искать?
Скорее всего, нет.
Только вот в «Серебряном колокольчике» уже знают о моем даре. Дома, вероятно, тоже. А идти в город и надеяться, что удастся обустроиться там, без рекомендаций и особых сбережений… нет, настолько наивной я не была.
А потому глубоко вздохнула, поднатужилась – и поволокла свой кофр мимо серых университетских стен. Я не имела ни малейшего представления, куда именно мне следовало идти, но логика подсказывала, что на мосту я точно указаний не получу. А вот то, насколько педантично попечители подошли к вопросу охраны, прозрачно намекало, что на территории университета посторонняя девица с тяжёлым кофром незамеченной не останется.
Интуиция не подвела: стоило пересечь внутренние ворота, как ко мне немедленно подскочил необычайно высокий и вместе с тем невероятно тощий юноша в синем камзоле с вышитым на груди голубем.
– Простите, миз, но время посещений строго до одиннадцати, – не поздоровавшись, выпалил он. – Вам придется прийти в другой день. И, боюсь, передачи для вновь поступивших должны пройти проверку на предмет…
Я наконец-то оторвала взгляд от пухлой тетради, которая парила над его плечом будто бы сама по себе, и сконцентрировалась на первом за два дня человеке, заговорившем со мной напрямую.
Торжественности моему прибытию он не добавил. Юноша будто целиком и полностью состоял из локтей и колен. Синий камзол сидел на нем так, будто кто-то шутки ради обрядил огородное пугало в университетскую форму. Впечатление несколько скрашивали пышные каштановые кудри – которые, впрочем, сделали бы честь любой красавице, будь они обрезаны не так коротко.
– Миз?
Голос, напротив, будто принадлежал кому-то лет на десять старше и на все сорок – солиднее, и я наконец-то вспомнила о манерах.
– Аэлла Доро, подопечная профессора Бианта, – представилась я и, прикинув статус встречающего, ограничилась книксеном. – Боюсь, профессор не оставил инструкций, к кому надлежит обратиться по прибытию, и вы меня очень обяжете, господин…
Господин будто бы и не понял, к чему я сделала паузу в речи. Зато пухлая тетрадка сама собой вылетела вперед и зашелестела страницами, открывшись где-то на середине.
– Профессор Биант? – недоверчиво переспросил встречающий, и тетрадка нетерпеливо подпрыгнула у него перед лицом, будто желая привлечь внимание. Он перевел взгляд на записи и с удивлением приподнял брови – так, что они едва не скрылись под кудряшками полностью.
– Что-то не так? – кротко уточнила я. У меня начинали сдавать нервы, хотя память услужливо подсказывала, что в день моего прибытия в «Серебряный колокольчик» тоже все шло кувырком и ещё ничего не было организовано, хоть приезд и согласовали заранее.
Здесь же не школа на пару десятков воспитанниц, а университет для магов со всей страны. Стоило ли удивляться, что хаоса и неорганизованности оказалось на порядок больше?
– Нет-нет, все в порядке, миз… – юноша запнулся и густо покраснел, будто только сейчас осознав, какую фамилию я назвала. – Доро?
Скрывать свое происхождение было себе дороже, и я задрала подбородок, словно общая для всех незаконнорожденных детей фамилия давала мне какое-то преимущество.
– Именно так, господин.
Эту паузу он будто бы тоже не заметил.
– Что ж, – как-то растерянно произнес он и на всякий случай ещё раз заглянул в тетрадь. – Позвольте ваш багаж. Я провожу вас до кабинета приемной комиссии.
– Приемной комиссии? – переспросила я не в меньшей растерянности, но охотно выпустила ручки кофра. – Разве я не зачислена вольнослушательницей?
Кофр юноша подхватил неожиданно легко – да и сам как-то приободрился, словно ощутив облегчение от того, что нашел, на кого переложить заботу о непрошеной новенькой.
– Ещё нет, – охотно пояснил он и развернулся к внутренним постройкам, предусмотрительно прячущимся за толщей внешних стен. – Комиссия проведет собеседование, сделает замеры и зачислит вас, если вы отвечаете требованиям к студентам Эджина.
– А если не отвечаю? – тоже несколько приободрилась я, почуяв возможность вернуться в «Колокольчик».
Увы, эта надежда явно не была достойна звания радужной: мой провожатый заметно помрачнел и оглянулся через плечо, подыскивая слова.
– Не беспокойтесь, я уверен, вы поступите, – сказал он так неискренне, что стало ясно: подбадривать абитуриентов в его обязанности не входило, и он с трудом представлял, как это делается. – К вольнослушателям комиссия гораздо снисходительнее. Кроме того, профессор Биант… – мой провожатый запнулся, и я буквально нутром почуяла, что наткнулась на что-то интересное.
– Профессор Биант? – переспросила я ангельским голосом и хлопнула ресницами.
– Профессор редко кого-либо приводит, – помолчав, признался провожатый. – Можно было бы сказать, что он самый неудачливый рекрутер во всем университете, если бы его абитуриенты не поступали в девяти случаях из десяти. Вы слышали, что это он нашел нынешнего помощника придворного мага?
– Не доводилось, – призналась я, с трудом скрывая досаду.
Что же ему мешало и дальше охотиться на потенциальных придворных магов?! Или хоть кого-нибудь, кто мог бы обеспечить своего благодетеля сотней бархатных камзолов, расшитых золотом?! Что за интерес столь выдающемуся рекрутеру в девице, которая всего-навсего раскалила кухонную печь?..
– Главный целитель Эджина – тоже находка профессора Бианта, – ничуть не смутившись, сообщил мой провожатый. – Вы ещё познакомитесь.
– Я бы предпочла не торопиться с такими знакомствами, – с чувством призналась я. – Было бы весьма досадно посетить лечебницу раньше учебных классов.
Провожатый хохотнул, но заверять меня, что такого точно не случится, что-то не стал.
За разговором мы пересекли широкий внутренний двор замка и подошли к приземистой постройке, будто отлитой из камня целиком. Окон в ней не было, а вот крыша выглядела какой-то совершенно несерьёзной – лёгкий соломенный настил, будто на бедной крестьянской избе, разве что свежий. Дверь представляла собой хлипкую деревянную створку и ещё тонко пахла смолой.
– Вам сюда, – с достоинством сообщил провожатый и посторонился. – Я доставлю ваш багаж в женское крыло либо к воротам, в зависимости от результатов собеседования.
Я не стала напоминать, что не далее пары минут назад он заверял меня, что находку профессора Бианта почти наверняка зачислят, и постучалась в дверь. Она задрожала на петлях, и изнутри торопливо велели:
– Входите!
Провожатый, так и не соизволивший представиться, подмигнул мне и любезно придержал дверь – то ли из вежливости, то ли просто чтобы убедиться, что она не упадет прямо на меня. Я сдержанно поблагодарила его и поскорее переступила порог.
Всю постройку занимала одна-единственная комната. В центре красовался небольшой шар на подставке – можно было бы решить, что я по ошибке заглянула к ярмарочной гадалке, если бы шар был хрустальным, а не каменным, как и стены вокруг. Обещанная приемная комиссия сидела за длинным столом у дальней стены и навстречу гостье что-то не торопилась.
– Имя?
– Аэлла Доро, – отозвалась я и на этот раз всё-таки сделала реверанс.
Трое мужчин за столом остались недвижимы. Единственная женщина, в своем строгом черном платье с белым воротничком чем-то неуловимо похожая на гувернантку при трёх великовозрастных оболтусах, перелистнула тетрадь и что-то тихо шепнула своему соседу.
Тот выразительно выгнул одну бровь и перевел взгляд на меня.
– Это должно быть интересно, – без особого оптимизма заметил он. – Перед вами измеритель дара, миз Доро. Вам известно, как им пользоваться?
– Сожалею, но мне не доводилось сталкиваться с измерителями, господин, – смиренно отозвалась я.
Кажется, представляться каждому абитуриенту здесь в принципе не трудились. Мужчина терпеливо вздохнул и, проигнорировав мой намек, пустился в объяснения:
– Подойдите к постаменту и положите обе руки на измеритель. Ни о чем не думайте и ничему не сопротивляйтесь. Если вашего дара недостаточно, чтобы пройти полный курс обучения в университете, его временно запечатает, чтобы вы не представляли опасности для окружающих и самой себя. Повторить попытку вы сможете через год. Всего попыток допускается три, после чего дар запечатается навсегда, поскольку вреда от него в этом случае будет больше, чем пользы. Если же дара хватит… что ж, этого вы не пропустите.
Это не слишком успокаивало, но я решила надеяться на лучшее. Год отсрочки позволил бы мне сдать выпускные экзамены в школе и даже немного пожить дома, пересматривая свои планы на будущее. Статус необученного мага под наблюдением рекрутеров заставил бы отчима быть осмотрительнее в своих решениях и не торопиться с поиском жениха как можно дальше от поместья. А там… я что-нибудь придумаю. Вряд ли за один год запечатанный дар вырастет до такой степени, чтобы я смогла служить государству наравне с солдатами Медного полка, а значит, будет ещё отсрочка. Два года – это много. Достаточно, чтобы отыскать способ укрыться от судьбы мага и прожить свою жизнь так, как я изначально рассчитывала… а если дар настолько мал, что и через три года не позволит мне поступить в университет, то проблема и вовсе решится сама собой. С женщинами это выходило чаще всего: как ни крути, мы по природе своей слабее мужчин. Вот они пусть и отдуваются на службе!
Эти мысли успокаивали меня недолго. Во-первых, полагалось не думать вообще ни о чем (мудрый и предусмотрительный профессор с тем же успехом мог велеть мне не вспоминать о белом медведе), а во-вторых, черный камень на постаменте оказался таким нестерпимо холодным, что пальцы буквально примерзли к нему – даже пошевелиться не получалось!
Я дернулась раз, другой – и сделала единственное, что пришло мне в голову: направила силу в шар, пытаясь согреть его, как грела угли в кухонной печи.
Черный камень отзывался с куда меньшей охотой. Я отдавала все больше и больше, пока в пальцах не начало колоть от усилий. На помощь никто не спешил. Я испугалась, что этак вовсе отморожу руки, – и раскрылась, опустила последние барьеры, вычерпывая весь дар без остатка.
Пальцы вдруг промяли камень. Шар сделался мягким, будто глина, – а ещё засветился и потек вниз по постаменту, шипя, как тысяча разъярённых гадюк.
Я отскочила назад, неприлично высоко подобрав юбки. Мужчины за столом оставались недвижимы, и только по выражению их лиц, подсвеченных рыжеватыми отблесками от расплавленного камня, я поняла, что произошло. И мысленно согласилась: пропустить ЭТО было и в самом деле сложновато.
– Да, – задумчиво протянула женщина из приемной комиссии, – профессор Биант всегда славился талантом находить диковинки…
Трое мужчин дружно повернули к ней головы. Она с невинным видом развела руками и сделала пометку в своей тетради.
– Вы приняты, миз Доро, – невозмутимо сообщила женщина и умолкла.
А камень перестал шипеть только некоторое время спустя.