Елена Гусарева
Гори все огнем
Хотя глаза мои видят, иду в полной темноте.
И хотя я чувствую, ничто меня не волнует.
Дом Листьев, Марк Z. Данилевский
1
Сегодня Софье исполнилось тридцать девять. День рождения пришёлся на выходной, и муж предложил поехать отмечать на дачу, нажарить шашлыков и погулять по осеннему лесу. Софья отказалась наотрез и настояла, чтобы праздновали в ресторане, куда уже пригласила друзей. Муж надулся, поворчал про лишние расходы и глупые посиделки с псевдоинтеллектуальными разговорами, которые давно порядком ему осточертели. А сын обрадовался, что отец в кой-то веки не заставит его таскать по грязи кирпичи или полоть грядки. После завтрака он сорвался и убежал к друзьям, пообещав прийти в ресторан вовремя.
– А переодеться для праздника? – крикнула ему вдогонку Софья.
– Я и так красивый! – бросил ей сын, цапнул с обеденного стола бутерброд с ветчиной и скрылся за дверью.
Вот так он всегда: вернется со школы, поест впопыхах прямо из холодильника, схватит сумку и, бросив «я на тренировку», исчезает. А вернется – быстро в душ, опять погремит на кухне посудой и, наевшись остывшего борща из поварёшки, убегает к друзьям – и нет его до ночи.
В одиннадцать Софья обычно звонит ему:
– Жека, давай домой!
– Мам, я у Вади. Мы тут рубимся.
– Домой!
– Время детское! Буду как обычно.
– А уроки? Выпускной класс, как ЕГЭ сдавать собираешься?
– Ма-а-а!
– В следующий раз приходите рубиться к нам. Хоть посмотрю на тебя, а то уж и забыла, как ты выглядишь.
Софья сбросила вызов и долго смотрела на потухший экран телефона. Она старалась лишний раз не занудствовать. Сын учится хорошо: по профильным предметам – отлично, по остальным – без троек закончит. Когда только все успевает? Кажется, и девушка у него есть, только вот пока не знакомит. Может быть, не серьезно у них? Софья спрашивала сына, а тот все отшучивался, мол, не волнуйся, на свадьбу приглашу.
Мужа Софья видела едва ли чаще, чем сына. Он возвращается поздно и всегда усталый. Сначала работа и вечные разъезды по заказчикам – установка кондиционеров и пластиковых окон, а потом сразу на строительство загородного дома. Дачный участок в пригороде они купили пять лет назад. Муж решил построить капитальный дом, чтобы, когда сын отучится и женится, переехать туда и освободить ему квартиру. Землю общими усилиями облагородили – разбили зеленую лужайку с беседкой, у забора грядки с клубникой и кусты крыжовника, в углу на задах возле деревянной бани – стеклянная теплица. Софья с детства не любила ковыряться в земле, поэтому муж сам высадил рассаду – помидоры, огурцы, сладкие перцы. Ездил на участок поливать, подвязывать кустики, полоть-окучивать, проветривать, закрывать-открывать… Из-за огорода и строительства муж почти не бывал дома и упрекал Софью, что та мало помогает.
– Приезжаешь на все готовое, – ворчал он. – Клубнику ешь, овощи свежие, а полить или прополоть тебя не заставишь.
Софья поначалу поддерживала мужа, но ей быстро надоело. На дачу уходили почти все их сбережения. Вот уже третий год они пропускали отпуск, хотя раньше много путешествовали и даже выезжали за границу. А недавно муж заявил, что больше никакие Турции и Тайланды ему не нужны: куда лучше приехать на дачу, подышать лесным воздухом, сходить на речку и посидеть с удочкой. Софья не понимала, почему ради реки, рыбалки и пятничной бани обязательно нужно отказываться от путешествий, ресторанов, театров и всего остального, что они раньше любили вместе.
Утро дня рождения ничем не отличалось от обычного субботнего утра. Проснувшись, муж буркнул «с днем рождения», чмокнул ее в щеку и поспешил занять туалет. Софья пролежала в кровати еще с четверть часа, уставившись в потолок. Она перестала любить дни рождения именно потому, что всегда, как в детстве, ждала от них чего-то особенного. Но даже в детстве никаких сюрпризов не случалось. Ни воздушных шаров, цветов или гирлянд «С днем рождения», ни чудесных подарков в ярких обертках, ни горячего шоколада в постель. И откуда только взялись эти глупые ожидания, из-за которых весь день насмарку!
Софья села в постели.
– Саш, мне нужен туалет! – крикнула она.
Из ванной комнаты доносились глухие звуки.
– Хватит зависать в телефоне!
Зачем только они объединили туалет с ванной? Казалось, так будет удобнее, а на деле муж превратил ванную комнату в собственный кабинет, где мог пропадать часами, отмокая в горячей воде или восседая на унитазе с телефоном в руках.
Муж вышел, спохватился и опять заперся умываться.
– Саш, это невыносимо! – взвизгнула Софья, заметила в голосе истеричные нотки и расстроилась еще сильнее.
Ну почему муж не может вести себя по-человечески хотя бы в ее день рождения?
Она встала, сунула ноги в пушистые тапочки, накинула халат и пошла на кухню изучить содержимое холодильника. Ей вдруг представилось, что вечером кто-то из домашних тайком принес коробку её любимых эклеров, чтобы утром сделать сюрприз. Никаких эклеров в холодильнике, конечно, не оказалось – только старые добрые банки с солениями, которые занимали почти все пространство и этим ужасно бесили Софью. Муж предлагал купить второй холодильник и поставить его в зале, поскольку на кухне в хрущевке свободного места уже не осталось.
– Как тебе только в голову могло такое прийти?! – возмущалась Софья.
– Это временно, – уговаривал муж. – Мы его потом на дачу увезём, когда электричество проведут. И вообще, я скоро погреб вырою, тогда можно будет в десять раз больше солений заготавливать.
Софья ничего не хотела слышать о соленой капусте и маринованных огурцах.
– Зачем тратить время на заготовки, когда в магазине продается всё то же самое, и даже вкуснее? – восклицала она.
Но спорить с мужем бесполезно – его не переубедишь. Если что-то втемяшилось в голову, он будет спокойно и нудно убеждать, разговаривая с Софьей, как с капризным ребёнком.
Муж вообще все время спокоен. Раньше, когда они только поженились, Софье нравилась невозмутимость мужа. С ним она чувствовала себя уверенной и защищённой в любых ситуациях. Когда, бывало, случалось что-то нехорошее, и муж говорил «не беспокойся, всё наладится, это ерунда», Софья верила ему. Но почему-то со временем спокойствие мужа стало раздражать. Теперь ей казалось, что ему просто все безразлично, его ничто не беспокоит. Софья часто пыталась рассказать мужу о своих тревогах, объяснить, что между ними не всё гладко, не как раньше, и нужно срочно что-то предпринять. А муж твердил свою присказку «ерунда, наладится, не беспокойся». В последнее время к этому добавилось «что-то я устал сегодня, засыпаю на ходу». Когда он так говорил, Софье хотелось кричать и бить посуду. Но тут же она чувствовала себя последней дурой и больной истеричкой. Ведь муж хороший, рассудительный, работящий, заботливый, и для сына лучший пример. Жека внешне – вылитая Софья, но в повадках, в манере говорить, в том, как он снисходительно улыбается и как легко смотрит на жизнь – всё это так похоже на Сашу! Как же странно и нелогично – всё, что она так любит в сыне, раздражает её в муже.
Софья включила чайник и принялась мыть посуду, должно быть, оставленную с вечера сыном. На кухне появился муж. Он поставил на огонь сковородку, и принялся доставать из холодильника ветчину и яйца.
– Я не буду, – бросила Софья, не отрывая взгляда от скользких мыльных тарелок, норовящих вышмыгнуть из рук.
– А что тебе приготовить? – муж замер у холодильника. – Хочешь блинов нажарю?
– Опять начадишь по всей квартире. Чаю попью с печеньем.
– А я себе яишенку с колбаской пожарю, – вздохнул муж, закрывая холодильник.
– Яишенку с колбаской… – передернула Софья. Все эти дедовские словечки набили оскомину. Сколько раз она ему говорила, а он, будто нарочно, каждый день придумывает новые.
На сковородке шипела ветчина и пузырились яйца. Запах шел одуряющий. Когда муж поставил на стол тарелку с готовой яичницей, Софья подвинула её себе.
– У кого сегодня день рождения? – сказала она, лукаво улыбаясь.
– Так я и знал! – обречённо причмокнул губами муж и полез в холодильник за новой порцией яиц и ветчины. – Ешь, пока не остыла.
Софья ела яичницу и думала, что вот за такие мелочи она и любит Сашу. Пусть он не умеет пафосно поздравлять с днем рождения, не устраивает сюрпризы, не дарит цветов, зато моет за собой посуду, жарит яичницу или блины на завтрак, а еще он всегда знает, где сын, даже когда Софья не знает. Он знаком со всеми его приятелями.
Жека бубнит в трубку: «Мам, я у Вади… у Дена…, у Славки…»
Софья припоминает только двух-трех друзей, с которыми сын еще в песочнице играл.
– Кто такой Славка? – спрашивает она у мужа.
Тот кивает, мол, все нормально:
– Живет в соседнем дворе, шарит в компах и может переустановить Винду.
– Как ты их всех запоминаешь?
– Так ведь он и тебе антивирусник на ноутбуке обновлял. Забыла?
Софья морщит лоб. Она помнит наизусть около сотни стихов Блока, Мандельштама, и Цветаевой, она помнит в каком году казнили Анну Болейн, она дословно помнит главный манифест додаистов, но даже самого факта переустановки антивирусника на своем компьютере не помнит.
За окном начали собираться тучи, и Софья довольно заметила:
– А ты говорил: на дачу… Давай устроим тусовки в супермаркете?
– Может, без меня?
– Что, без тебя? – процедила Софья, складывая губы в куриную гузку.
– Я пошутил. Просто, карточка у тебя…
– И что? При чем тут карточка?! Я тебя что, ради карточки с собой зову? – Глаза ее заблестели, щеки пошли алыми пятнами. – А вообще, как хочешь.
Когда она вышла из комнаты накрашенная и слишком яркая для шопинга, муж стоял на одном колене в прихожей и завязывал ботинки.
– Ну, я готов, – сказал он, как всегда, спокойно, будто и не было между ними сцены еще полчаса назад. Он подал Софье пальто.
2
В Пассаже было ярко и людно. Мерцали бликами витрины. Играла музыка – здесь одна, там другая. В модное кафе с фонтаном под стеклянным куполом в самом центре галереи стояла очередь. Официанты в белых отутюженных сорочках с бабочками на шее взирали на гостей с особым оценивающим достоинством.
– А что, может, и мне вот так… Работенка не пыльная, а зарабатывают, наверное… – Саша мотнул головой в сторону официантов. – Смотри, ходят, важные, как гуси.
– Саш, ну какие гуси? Ты из деревни что ли?!
– Ну, хорошо, как пингвины. Такое сравнение тебя устраивает?
Софья его издевку проигнорировала.
– Зайдем туда позже, не люблю стоять в очередях – это как-то унизительно, – бросила она и потянула мужа дальше по галерее.
– А что, других кафе нет? – возмутился муж. – Через дорогу Шоколадница.
Софья остановилась и зло уставилась на него.
– Помолчи пожалуйста, – попросила она зловеще.
Муж хотел было возразить, но, видно, вспомнил про день рождения и умолк, насупившись.
Неужели он не может быть другим хотя бы в её праздник! Вечно он настроение испортит! Ведь знает, что кафе в Пассаже её любимое. Она обожала и изысканный чай, который там подавали, и крошечные глазурные пирожные, и вид на сияющий купол в небо, и мерное журчание воды в маленьком фонтане, и строгих официантов, и белые скатерти, и золотые чашки с фирменным клеймом, которые муж пренебрежительно называл мензурками. Когда Софья сидела в этом кафе и пила маленькими глотками шафрановый чай, ей казалось, что она дореволюционная дама серебряного века. Она брала с собой томик Цветаевой или Северянина, открывала на любой странице и читала стихи, которые помнила наизусть, так что и книга была не нужна, но без приятного шуршания пожелтевших крапчатых страниц не случалось настоящего погружения. Софья многое себе представляла и когда сидела в кафе, и когда потом гуляла по старым улочками города мимо деревянных домов c ажурными выкрашенными свежей краской наличниками, читала названия улиц «Ямская», «Новособорная», «Ачинская»… Как хорошо, что исконные названия вернулись. Софья пыталась, как умела, восстановить связь с далекой эпохой, с её дореволюционными предками, теми, что были дворянами и купцами, что пили вот из таких же чашек с золотым клеймом, говорили на французском неспешно и только о высоком: о книгах, о театре или живописи, и уж конечно не о засолке капусты или растущих ценах на говядину. Софья всеми силами старалась искоренить в себе суетную совковость, доставшуюся по наследству от родителей, бабушек и дедушек, которые забыли о своих настоящих корнях, а вот Софья помнила. Совковость, конечно, была неистребима. Софья чувствовала её в себе и презирала, гнала и задвигала в темные уголки души, чтобы предъявлять только по необходимости, например на работе с наглыми клиентами, не желающими возвращать кредиты. Однажды Софья пыталась рассказать обо всем Саше, показать ему другой мир без закруток и огородных грядок, но то ли она не нашла правильных слов, то ли муж слишком приземленный. Он назвал её милой фантазеркой. Софья обиделась и больше не открывалась ему.
Они шли по галерее пассажа и молчали. Софья немного впереди, муж скучая сзади.
– Офигеть! – услышала Софья возглас мужа за спиной.
Она оглянулась:
– Что?
– Посмотри на это! – Саша показывал пальцем на дорогую витрину и криво улыбался. За стеклом стоял манекен в сером газовом платье из новой коллекции Fendi. На плече у манекена висела сумка. – У моей бабушки была такая авоська, только синяя. Она с ней в гастроном за хлебом ходила. Блин! Она ведь пластмассовая! Копеечная!
На ценнике золотое тиснение – шестьдесят тысяч рублей.
– Реально, посмотри, нет ты посмотри только! – возмущался муж.
– Саш, пойдем! Ну что ты кричишь.
– Вот народ дурят! Ремешок приделали – и готово! Шестьдесят тысяч… Я просто фигею!
Продавец-консультант бутика услышала вопли Саши и нахмурившись сложила на груди руки. Софье стало стыдно за мужа.
– Пойдём, – повторила она настойчивее, схватила его за руку и потащила за собой, как непослушного ребенка.
А он продолжал голосить на весь пассаж:
– Помнишь, в девяностые все с такими ходили! Подожди, дай загуглить…
– Хватит! – не выдержала Софья. – Почему ты так себя ведешь?!
Муж опешил:
– Как?
– Как дикарь!
– Я дикарь? А разве не дико копеечную авоську продавать за шестьдесят тысяч?
– Зачем ты так кричишь? Кто тебя заставляет её покупать? Просто пройди мимо.
– Да если бы все кричали, как я, и высмеивали подобный дебилизм, никто бы не посмел продавать авоськи за такие деньги. Дети в Африке голодают, а они… Да что там в Африке, вон у нас по вокзалам сколько бездомных!
– При чем тут африканские дети? Далась тебе эта сумка?!
– Ты правда не понимаешь? Чай в мензурке за шесть сотен рублей, пирожное размером с пуговицу за восемь сотен… Это что вообще такое?
– Ты меня бесишь! – не выдержала Софья. – Зачем ты устроил весь этот цирк на мой день рождения?!
Муж осекся и отвел взгляд.
– Ты же знаешь, я не люблю шопинг, – выдавил он. – Не нужно было звать меня с собой. Давай я пойду, а ты выберешь себе все, что хочешь. Хоть эту авоську.
– Я хотела, чтобы мы провели время вместе так, как я хочу.
Софья поджала губы. Неужели раз в году нельзя сделать над собой усилие и соответствовать её ожиданиям! Ведь она постоянно мотается на его чертову дачу, помогает на строительстве, чем может. Ноги бы её там не было!
Стоило Софье вспомнить про дачу, муж посмотрел на часы:
– Слушай, мне в три должны шлакоблоки подвести, – виновато проговорил он. – Я сгоняю на часок, проконтролирую, чтобы сгрузили куда надо. Я соседа попросил присмотреть, но лучше самому, а то знаешь…
Софья громко задышала через напряжённые ноздри и отвернулась.
– Соф, ну не дуйся. Я по-быстрому, туда и обратно. Как раз к ресторану успею. А ты спокойно выберешь себе подарок и в кафе посидишь. Ты же любишь это кафе, а мне здесь не нравится. И потом, парковка здесь дорогущая.
Не сказав ни слова, Софья пошла прочь. Когда она оглянулась, Саши уже не было.
Она могла бы поклясться, что муж так и не понял, на что она обиделась. Он-то, конечно, ведет себя логично и осмысленно, а она вечно со своими капризами. Но разве правильно оставлять её в день рождения ради каких-то шлакоблоков и заставлять самой выбирать себе подарок? Он прекрасно знает, что никакую сумку за шестьдесят тысяч она не купит, ведь завтра эти деньги понадобятся на прокладку трубопровода или проводку электричества на даче. Но неужели за все эти годы она не заслужила какого-нибудь пафосно-дорогого подарка – сережек с бриллиантами, поездки на Мальдивы в шикарный отель с бунгало на воде или хотя бы брендовую сумку? Ведь она не какая-то содержанка, она работающая самостоятельная независимая женщина. И проклятая эта дача строится в том числе на ею заработанные деньги. А муж ведет себя так, будто он единственный добытчик в семье.
Сначала Софья хотела пойти и назло мужу купить пластмассовую авоську. Но потом решила, что муж в очередной раз посмеется над её неуравновешенным характером и будет вспоминать эту сумку до старости, внукам рассказывать будет. Нет уж! Она придет в ресторан и, когда подруги спросят, что подарил ей муж, она невозмутимо ответит – ничего! Вот так она его накажет.
Софья отстояла очередь в кафе под куполом и, сообщив официанту, что у неё сегодня день рождения, попросила посадить поближе к фонтану. Официант и бровью не повел, предложил ей столик с краю, возле очереди, заявив, что столики у фонтана зарезервированы.
Софья недовольно фыркнула:
– Постоянных клиентов могли бы обслуживать получше.
Она заказала как обычно: капучино и пирожное. Пока ждала заказ, открыла на телефоне поэтическую группу в ВК. В последнее время она следила за одним молодым поэтом, который каждую неделю публиковал свои стихи. Он появился в группе около месяца назад и сразу завоевал симпатию Софьи. Она неизменно комментировала и хвалила всё, что он представлял на суд подписчиков. Иногда Софья позволяла себе немного покритиковать молодого поэта, но всегда делала это в личных сообщениях, чтобы не травмировать молодую ранимую душу. Парень с благодарностью принимал все замечания, прислушивался и восторгался тонким чутьем Софьи, присылал ей исправленные стихи, которые с каждым днем становились всё лучше.
