Елена Грасс Контракт для няни. Пункт 7.1. Любовь исключена

Глава 1

ВЯЧЕСЛАВ

– Федя, что у тебя случилось с Анной Андреевной? – спрашиваю сына, пока он жуёт яичницу, наспех приготовленную мной.

– Ничего, – пожимает равнодушно своими плечами и смотрит в тарелку.

Он всегда так делает. Если что-то набедокурит, пытается казаться равнодушным. Мол, ничего страшного не случилось! Переживать, тебе, папа, не за что!

Но я-то знаю, что с его стороны это всего лишь притворство! И, как правило, такое поведение сына намекает мне, что причина из-за чего переживать совершенно точно имеется.

Не получается у него никак с нянями, и это для меня, пожалуй, одна из самых больших проблем на сегодняшний день.

Дело даже не в их профессионализме. С этим-то как раз всё в порядке.

Резюме у каждой из нянь идеальные: педагогическое образование, рекомендации от коллег или родителей, знание методик раннего развития ребёнка.

И вот, вроде бы находится приличная девушка или дама в возрасте, общаются нормально с сыном, но проходит месяц, другой, и всё летит наперекосяк!

Можно подумать, что дело в избалованном ребёнке, то бишь в моём Феде. Но это далеко не так!

Мой пацан смышлён и развит не по годам. Он уважителен к каждой из новых нянь, учтив, когда они начинают пытаться его воспитывать. И я бы даже сказал – терпелив… в отличие от меня.

Дамы в возрасте, не знаю, с чего вдруг, как только осваиваются и оценивают обстановку неожиданным образом, с видом знатока этой жизни начинают учить меня, как мне следует воспитывать сына.

Это фразы типа: мальчику кроме отца нужна и мать или Фёдор тянется ко мне как к матери, и я вижу, как ему не хватает женского тепла, выводят меня из себя.

Удивительно, но почему-то дамы в возрасте смотрят на мой холостой статус как на ошибку вселенского масштаба, а себя мнят в роли спасительницы, которая обязана научить непутёвого папашу, что правильно в этой жизни, а что нет.

Мои попытки убедить этих дам, что о Феде прекрасно заботится куча народу, ни к чему не приводят. Дамы формально кивают, но через несколько дней снова поднимают тот же самый вопрос.

В результате у меня не остаётся иного выхода, кроме как попрощаться с ними.

Казалось бы, выход – найди даму помоложе. И я ищу!

Но с девушками помладше другая беда…

Они осваиваются ещё шустрее и быстро понимают, что перед ними стоит одинокий мужик с ребёнком. А ещё с домом, машиной и развивающейся компанией…

И вот я уже не воспринимаюсь как работодатель. Я воспринимаюсь как добыча.

Фёдор, как правило, после этого понимания уходит на задний план, и девушки няни превращаются в охотниц, забывая о ребёнке.

Мой сын, так же как и я всё это чувствует. И так же как и мне – его такие варианты не устраивают.

Так и живём. В бизнесе всё давно налажено, в душе, если честно, тоже наступило спокойствие и ясность. А вот этот проклятый вопрос с няней так и остаётся открытым.

Как найти человека, который будет видеть в моём сыне – просто обычного ребёнка, а во мне – не холостяка-мишень для собственной выгоды, а работодателя, ума не приложу.

– Зачем мне твои няни? Я же уже взрослый.

– Так-то оно так, но ты же знаешь, что иногда я вынужден задерживаться на работе. А бывает, ещё уезжаю в командировки. На ночь, мой друг, я тебя точно одного оставить не могу.

– Но у меня есть бабушка Кира и Макар. Они могут посидеть со мной.

– Федя, я не могу их постоянно просить сидеть с тобой.

– Почему?

Почему… я не могу рассказать своему сыну – почему.

Когда я был женат, и Фёдор был маленький, я только и делал, что просил свою маму посидеть с ним. Она была с моим сыном практически с его рождения.

Конечно, как и моя мама, я считал, что ухаживать за сыном должна моя жена. Но она заниматься ребёнком не хотела, а моей любви и готовности идти у неё на поводу – оказывалось с избытком.

Мила убеждала меня, что ничего страшного, если внук будет близко общаться с родными бабушкой и дедушкой. Я тогда соглашался, не зная, что на самом деле в своей голове моя жена такое общение распределяла иначе…

– Пап, она тебе нравится? – сын возвращает меня своим вопросом из прошлого.

– Не понял…

– Ну няня, которая ко мне ходит и со мной остаётся, она тебе нравится? – смотрит на меня задумчиво.

Кажется, я начинаю понимать к чему он клонит.

Он, скорее всего, увидел в приоткрытую дверь, как она лезла ко мне с поцелуем, а я её попросил вспомнить свои обязанности.

– Не нравится, – я не вру Феде.

– Ну вот, я так и подумал! Я же видел, как она тебе всё глазки строила. А потом и вовсе к тебе целоваться полезла…

– А ты глазастый… – улыбаюсь и тереблю волосы сына.

– Пап, дело не в ней. Если бы она тебе нравилась, я бы, наверное, даже не очень сопротивлялся. Но она тебе не нравится, а значит, если она не хочет работать няней – тогда и делать ей здесь нечего. Верно?

– Верно.

– Я также подумал. Нам ведь отлично вдвоём. Но если ты вдруг полюбишь кого-то, я готов принять твою девушку. Но пожалуйста, ты, если хочешь, делай её своей женой, но не делай её моей мамой. Хорошо?

Я замечаю, как Федя поворачивается ко мне, поднимает глаза и в них теплится далеко не детская боль.

– Сынок, ты что такое говоришь? О чём ты? Я не собираюсь никого искать.

– Пап, ну если вдруг ты влюбишься, она же всё равно потом не станет моей мамой? Правда?

– Нет, конечно! – И это на самом деле думаю так. Я не ищу Фёдору маму. У меня вообще больше нет планов жениться. Никогда!

– Это хорошо, – сын облегчённо выдыхает.

– Так боишься, что я женюсь?

– Что женишься нет. Но боюсь, что кто-то будет претендовать на мамино место.

– Почему?

– Потому что я жду, когда наконец-то вернётся.

В тот момент, когда он говорит мне эту фразу, я теряю дар речи. Мой сын режет мне по живому, болезненному, но я делаю вид, что равнодушен.

Не знаю даже, что ответить ему, поэтому делаю вид, что ищу какую-то кухонную утварь.

– Пап, вот скажи мне, как так может быть, чтобы мама так долго была в командировке? Сколько она уже там?

– Не помню, – уверенно говорю ему в ответ. На сына не смотрю.

– Ну как это… Не помнишь… Пап, а ты, несмотря на то, что мама давно не была дома, любишь её?

Глава 2

Что мне ответит сыну? Врать не хочется, но как поступить иначе – не знаю.

Ведь если я скажу ему эту правду, боюсь, ребёнок будет страдать.

А я делаю всё для того, чтобы Федя не чувствовал себя одиноким, и не разочаровывался в женщинах. В данном случае – его матери.

Пусть кто угодно после этого назовёт меня трусом, мне плевать.

Да, я боюсь! Боюсь ранить сердце и душу собственного сына. А ещё боюсь, что он никогда не сможет понять моего поступка.

Пять лет назад я подготовил для жены документы, в которых она отказывалась от родительских прав на нашего с ней сына, Фёдора.

В тот момент в глубине души я думал, что это лишь формальность, и она не согласится отдать ребёнка мне.

Был уверен, что моя жена начнёт спорить, сопротивляться, кричать, доказывать, в конце концов, что он мать! Что угодно делать, лишь бы не расставаться с Фёдором!

Я думал, что она взбунтуется и в ней вместе со страхом потерять ребёнка проснётся хоть какой-то материнский инстинкт.

Но вместо этого я получил безразличное согласие на то, что теперь Фёдор будет жить со мной.

И тогда я окончательно понял: значит, я не ошибался. Она нашего сына по-настоящему никогда не любила. Фёдор был ей лишь удобен.

Конечно, я долго анализировал её поступок и поведение. Но далеко в моих рассуждениях и ходить не надо было.

Мила поняла, что Фёдор не будет для неё тем источником финансирования, на который она рассчитывала и которого я её лишил, узнав об измене.

Да, останься сын с матерью, я бы помогал материально! Но такого достатка, как был у неё, живя со мной, у неё совершенно точно не было.

Я же сразу сказал: в случае, если Фёдор остаётся с тобой, тебя я содержать не обязан, а за него ты будешь отчитываться. Кружки, развитие, вещи, игрушки, жильё – это всё на мне, но от тебя отчёт каждый месяц.

А твои бесконечные «хотелки» – это к своим любовникам.

– Фёдор, ты мне всё-таки так и не сказал, что у вас произошло с няней.

– То есть о маме ты говорить не хочешь? – мой умный сын всё понимает без лишних слов. – Ладно, я и так понял, что вы поссорились, можешь не скрывать это. Пап, я привык жить с тобой. Но мне непонятно, почему она не приезжает.

– Мне тоже, сынок непонятно, – присаживаюсь перед ним на корточки и тереблю его ласково за щеку. – Мы ведь не скрываемся, правда?

– Да, – грустно кивает Федя. – И ты бы ведь не запрещал ей встречаться со мной, да?

– Конечно же, нет! Я никогда не стал бы запрещать такие вещи! Ты же не только мой сын, но и её!

– Но она, видимо, не хочет меня видеть… – уже второй раз за год сын застрагивает тяжёлую для нашей семьи тему.

– Так что ты в итоге сказал нашей няне, что она собралась и ушла, даже не поговорив со мной и не получив расчёта?

– Я ей просто сказал, чтобы она не рассчитывала на твою любовь. Что жениться ты не планируешь, а в качестве няни она мне не нравится. Рисовать со мной не хочет. Гулять не хочет. Только сидит в телефоне и обсуждает тебя с подружками, думая, что я не слышу. Но я всё слышу!

– Следопыт ты мой! – смеюсь. – Всё правильно ты ей сказал. Если не хочет быть твоей няней, значит, делать ей здесь ничего!

Глава 3

СОФИЯ

– Опять пусто в кастрюлях! – я не успеваю стянуть с себя шапку и шарф, когда слышу, как басит мой отец.

Спешно захожу на кухню и тороплюсь достать кастрюлю, чтобы поставить её на плиту.

– Пап, я не успела, – хоть и понимаю, что оправдание бесполезное, всё равно пытаюсь объясниться.

– Почему? Ты же уже после полудня должна была быть дома? Где ты шлялась? Или… с Вовкой была? – на мгновение, отец, назвав имя моего ненавистного поклонника, сбавляет обороты своего гнева.

– Нет, я была на работе. Меня попросили отработать дополнительную смену. Напарница заболела, и я не смогла отказать.

Поворачиваю лицо к отцу и понимаю, что своими словами я вырыла себе яму. Его взгляд, в котором плещется нескрываемый гнев, говорит громче любых слов.

– Но какая же ты дура! Почему вечно вытирают ноги?! Почему ты соглашаешься на всё, что тебе предлагают!

От его очередного оскорбления в мой адрес на глазах собирается влага, но я вспоминаю, что обещала себе при отце никогда не плакать.

– Мне позвонить в министерство и нажаловаться на твою контору, что мою дочь эксплуатируют?!

Он, говоря это, словно показывает свою заботу, но я знаю, что это не так.

– Это не контора. Это простой детский сад. Не надо никуда звонить. Пап, я молодой специалист, мне надо работать и зарабатывать опыт. К тому же мне идут на уступки, позволяя брать дополнительные часы, чтобы успеть подготовиться. Пап, почему я всё время тебе это напоминаю?

Говоря последнюю фразу, сразу вспоминаю, что моему отцу нельзя идти поперёк. Чревато.

– Лучше бы ты зарабатывала деньги. Всё больше толку.

– А я зарабатываю!? Да, не очень много пока, но…

– Не спорь с отцом! – От удара по столу кулаком чашки начинают прыгать по поверхности. – Что ты там зарабатываешь. Копейки!

Его голос становится жёстким, а взгляд, тяжёлым и агрессивным.

Понимаю, что нужно замолчать. Любое слово сейчас приведёт к скандалу.

– Мне совершенно плевать, кто там, когда и почему тебе идёт на какие-то уступки! Ты давно должна выучить одно простое правило: когда я прихожу с работы, на столе должно стоять как минимум одно блюдо. Как минимум! И точка!

– Хорошо. Я поняла. Только не кричи больше. Через несколько минут всё будет.

– То—то же! – кивает отец и с победным выражением лица выходит прочь.

Когда он скрывается за поворотом в коридоре, мне кажется, что на кухне даже становится легче дышать.

Начинаю спешно крутиться у плиты, стараясь не размышлять на тему, как убедить отца, что мне нужно учиться.

Вспоминаю, что в кастрюле вчера ещё осталась гречка и пару котлет, и достаю их, желая разогреть.

– Такие простые действия мог бы сделать и сам, – бубню себе под нос, не решаясь сказать это отцу открыто.

Как только в пространстве начинают разноситься приятные запахи, отец снова появляется на горизонте.

Жду очередные претензии в свой адрес, но на удивление он заходит крайне довольный и голос мягкий, словно несколько минут назад не было конфликта.

– Сонька…

– А? – оборачиваюсь к нему и замечаю в его руках огромный и дорогой букет белых роз.

Его выражение лица такое, словно именно ему подарили эти розы.

– Смотри, какие цветы тебе твой Вовка подарил! Вот это я понимаю – мужик! Вот это я понимаю! – мой отец присвистывает и, не обращая внимания на мою негативную реакцию, осторожно начинает разглаживать лепестки на розах.

Теперь в его глазах столько тепла и доброты, что мне становится обидно. Он к цветам с большей нежностью, чем к собственной дочери отнёсся.

– Бери! – протягивает мне этот букет. – И позвони Владимиру, чтобы поблагодарить мужика.

Снова отворачиваюсь к плите, делая вид, что занята гречкой и котлетами.

– Спасибо, пап. Но брать цветы не стоило.

– Что значит – не стоило? Мужик тебе со всей душой, а ты «не стоило»?! И не «спасибо», а ценить надо такое отношение.

Голос отца снова становится привычно агрессивным и недовольным.

– Я ценю, – вру.

– Что опять тебе не так? Парень постоянно присылает букеты, дарит конфеты, подарки. Вовка – мужик с положением. Солидный и серьёзный. За ним будешь как за каменной стеной!

– Мне его солидность… Это перед тобой он солидный, потому что пытается произвести впечатление, а когда наедине со мной остаётся, он превращается в редкостного хама и козла, каких поискать! Считает, что если он дарит цветы, значит, автоматом имеет право лапать меня! – в возмущении выдаю отцу реальное лицо этого поклонника.

– А что такого, если тебя кто-то полапает? Ишь, барыня нашлась! Это сейчас, пока тебе чуть за двадцать носом воротишь, а постарше станешь, захочешь, чтобы полапали тебя молодые мужики, но поздно будет.

– Обойдусь!

– Значит так… Он завтра зайдёт, пригласит тебя в ресторан. Ты должна выглядеть шикарно. Оденься получше! Платье то, красное, что я покупал тебе для встреч с ним. Которое увидев любой мужик облизываться начнёт.

Я стою к отцу спиной, но всё равно каждой клеткой своего тела чувствую его прожигающий взгляд.

– Зачем тебе это? – я и правда не понимаю.

– Ясно – зачем! Я тебя не для того растил, чтобы за какого-то идиота замуж выходила! Пусть уж лучше это будет мужик посолиднее!

– Я завтра не могу. У меня учёба и вторая смена в детском саду. Мне некогда.

– Раз тебе некогда встречаться с Вовкой, значит увольняйся! Или бросай учёбу! Зачем она тебе? – без всякого сомнения, говорит мне отец. – За Вовку замуж выйдешь, вообще работать не надо будет. Возьмёт на содержание.

Я резко поворачиваюсь. Не могу больше сдерживаться.

– А давай я сама решу, что делать и с кем встречаться? Я не хочу, чтобы меня содержали. Я всё могу сама. Мне моя работа нравится, и я буду работать. Мне моя учёба нравится, и я буду учиться.

– Что значит – сама?! Пока ты живёшь с отцом, ты будешь в том числе прислушиваться к его мнению! Ну то бишь моему! – сразу уточняет на всякий случай, как будто бы я не понимаю, что он говорит о себе. – Завтра встречаешься с ним.

– Нет.

Отец в два шага оказывается возле меня, замахивается, но не бьёт. Кулак останавливается в несколько сантиметров возле моего лица.

Он никогда не бил меня, лишь стращал. Но сегодня я вдруг поняла, что его терпение на грани и, скорее всего, отец скоро не сдержится и всё-таки ударит меня.

– С чего ты так осмелела, девочка? Пока за счёт моего горба живёшь, будешь делать то, что я говорю! Поняла? – Он тычет пальцем в букет. – Это – твоё счастье в дверь стучится, дура! А ты со своими дипломами да работами всё проворонишь… Все вы, бабы, одного не понимаете: век ваш короткий, а конкуренция дикая! Упустишь мужика – потом локти кусать будешь.

Отец бросает букет возле моих ног, и, схватив тарелку, уходит в комнату.

– Не пойду я ни в какой ресторан. Ни за что. Не заставишь. А заставишь, возненавижу, – говорю тихо, чтобы он не слышал.

Глава 4

Когда-то мне казалось, что я живу в счастливой семье.

Но десять лет назад мой мир рухнул, когда он ушёл от мамы и бросил её ради другой женщины.

Мама очень тяжело переживала это, но нашла в себе силы жить дальше.

В то время она часто говорила, что я придавала ей сил в этой жизни. И я очень старалась её не разочаровывать. Лишь бы она не страдала.

Тогда мы научились жить друг для друга, и казалось, что уже практически выбрались из этого тяжёлого душевного состояния, когда спустя пять лет после предательства отец снова вернулся.

Я, если честно, даже не поверила, что мама сможет просить отца.

Уговаривала её не делать этого, и она вроде бы кивала и соглашалась со мной.

Но в итоге оказалось, что она тайно встречалась с ним и любила его как прежде.

– Дочка, я просто его люблю, – пыталась позднее подобрать какие-то слова мама, когда объясняла мотивы своего поведения. Но я не понимала за что его можно любить… Он груб, ленив, себялюбив.

– Мама, но он же предал нас! Тебя!

– Ты пока ничего не понимаешь! – цыкала на меня мама и просила не рассуждать на эту тему. – Женщине нельзя быть одной! Ты поймёшь это когда вырастешь!

После этих слов я поняла, что все мои попытки убедить её в ошибке безрезультатны. И первое время даже попыталась понять её.

Но в итоге всё равно, в отличие от своей мамы я так и не смогла принять, понять, и уж тем более простить своего отца.

К тому же идеального поведения хватило ненадолго.

Ласковый взгляд, подарки, доброе слово – пару недель спектакля, а дальше всё вернулось в прежнее русло.

Оскорбление, унижение, и удовлетворение от того, что другому человеку плохо – всё чаще мне казалось, он получает от этого удовольствие.

– Мало! Я не наелся! – слышу из комнаты, где он ест недовольство. – Давай ещё. Или для отца еды пожалеешь?

– Всё готово. Несу! – тороплюсь отдать ему горячее блюдо, но меня останавливает вошедшая на кухню мама.

– Давай я сама. Не лезь на рожон.

Она подходит к раковине, быстро моет руки и забирает у меня тарелку.

– Спасибо.

– Иди к себе в комнату. Я подойду через пару минут.

Радуюсь, что мне лишний раз не пришлось видеть физиономию отца. Чтобы я не делала, он всегда мной недоволен.

Но главное не это. Важнее, что мама очень часто, пусть и незаметно, но встанет на его сторону.

Я давно поняла: в этом доме у меня нет поддержки. Даже от той, кого я когда-то считала самой близкой…

Слушаю, как отец опять рассказывает маме, что я задержалась на работе и ворочу нос от Вовки.

Жду, когда она появится у меня в комнате и расскажет, что отца нужно слушаться.

– Дочка, что у вас случилось опять? Почему твой отец такой недовольный? – Мама заходит ко мне в комнату и говорит это практически шёпотом. – Пойдём на кухню. Поможешь мне сумки разобрать.

Не хочу спорить и понуро иду за ней.

Мама начинает доставать любимые продукты отца, и как я понимаю, снова хочет угодить ему.

– Зачем ты всё это купила?

– Отцу нравится эта колбаса и сыр.

– И что?

– Ну так что у вас произошло? Опять поссорились… – тяжело вздыхает и отворачивает лицо.

Молчу. Ничего не говорю. Она всё от него узнала. Зачем я буду снова пересказывать то же самое?

– Дочка…Соня… Не молчи.

– А что говорить? Ты же от него всё слышала.

– Теперь хочу услышать твою версию.

– Зачем, мам? – разочарованно вздыхаю, зная, что будет дальше. – Ты же никогда не защищаешь меня от него.

Всё-таки не сдерживаюсь и начинаю плакать от обиды на маму. Даже не на отца! А именно на неё!

– Ну… может быть я смогу помочь?

– К чему это лицемерие, мама?

Она опускает глаза после моих слов и перестаёт доставать продукты.

– Я хочу, чтобы в доме был мир. Я имею право на нормальную семью.

– А я? Я имею на это право?

– Да. Именно поэтому я и хочу помочь вам обоим!

– Если хочешь помочь, значит, выгони его. Это будет лучшая помощь. – Беру себя в руки и вытираю слёзы обиды.

– Это и его дом тоже. Он, когда ушёл от нас, даже не потребовал разделить квартиру, а оставил её нам. Соня, нельзя быть такой неблагодарной эгоисткой. Ты обязана ценить его великодушие!

– Великодушие? Он забирает всю мою зарплату. В чём его великодушие?

– Валера сказал, что ты снова не успела приготовить еды? – и снова здорова!

– Да, наш царь недоволен тем, что я задержалась на работе и не приготовила ему ужин.

– Тс-с-с! – шипит мама, видимо, боясь, что он услышит. – Зачем ты провоцируешь отца на конфликт?

– Мама… почему ты так боишься его?

– Я его не боюсь!

– Хорошо, не так выразилась. Почему ты так боишься его потерять?

– Люблю.

– Это не любовь, мама. Это какая-то… дикая привязанность. Причём болезненная и очень странная. Зачем ты так себя унижаешь?

– А ты хочешь, чтобы он снова ушёл? – даже не видя её лица, по интонации голоса понимаю, что ей плохо.

– Да, я хочу, чтобы ушёл. – В отличие от мамы я говорю это громко. – После того как он вернулся, всё пошло наперекосяк. Он, почувствовав твою больную любовь, превратился в… монстра. Мы же для него словно прислуга! Принеси, убери, приготовь, помой, развлеки…

– А что, так сложно попробовать ему угодить? – мама словно не слышит меня. Или делает вид, что не слышит.

– Угождать ему – не моя обязанность. Я была занята.

– Чем?

– Ох, неужели для тебя недостаточно того, что я сказала? Раз я сказала, что была занята, значит, так и было.

– Мне хочется знать! А насчёт отца – не кипятись. Просто кивни и улыбнись. Так проще.

После её слов, взглянув на неё равнодушное лицо в моей голове неожиданно всё встаёт на свои места.

Я поняла, какую жизнь она выбрала для себя. Она выбрала «проще»!

Проще сделать вид, что отец нас не предавал. Проще забыть свои обиды на него. Проще притвориться, что теперь он не издевается над нами, упиваясь страхом моей матери остаться одной.

Не представляю, как так возможно, но у неё получилось.

– Нет, мам, я не хочу проще. Если тебя устраивает, пожалуйста. Но от меня не требуй того же самого. В конце концов, он твой муж. И ты сама выбрала это… унижение.

– Я хотела сохранить семью.

– Зачем?

– Ради нас… Ради тебя.

– Ради меня я просила его выгнать. Но ты не слушала меня. Не прикрывайся мной, умоляю.

Хоть мне и горько от этого разговора, желая пожалеть маму, обнимаю её. Мне жаль её. По-женски, по – по-человечески.

Но в то же время я всё чаще ловлю себя на мысли, что уважение к ней тает с каждым днём.

– Семья – это труд, – гладит меня по спине ответно мама и уговаривает принять её философию в отношении семьи.

– Да. Но это труд двух человек. Мужа и жены. А в вашем случае стараешься только ты, а он лишь потребляет. Ты несчастна. И это твой выбор. Не мой. И…

Не успеваю закончить, когда на кухне снова появляется отец.

Глава 5

– Пока мать здесь, я предупреждаю тебя при ней! – прерывает наш разговор и смотрит на меня. – Ещё раз опоздаешь домой и не приготовишь мне еды, я тебя накажу.

– Мне двадцать один год… – напоминаю ему, что он не имеет права распускать руки даже потому, что я уже совершеннолетняя.

– И что? – ухмыляется. – Ты думаешь, если тебе двадцать один год, я не смогу тебя перекинуть через колено и выпороть?

– Не можешь! – говорю это совершенно спокойно, отворачиваясь от него и начиная мыть посуду, которую отец только что бросил в раковину.

– Соня, прекрати, – мама выключает воду, берёт меня за руку и пытается увести с кухни. Но я вырываю свою руку и снова возвращаюсь к мытью посуды.

Всё, мне надоело терпеть такое отношение в себе. Теперь я готова ответить ему, если потребуется.

– Смелая…

– Это плохо?

– Доченька, замолчи, – просит меня мама, сложив руки в жесте мольбы.

– Нет! Пусть слушает! Он же не стесняется нас обижать. Тебя. Меня.

– Выговориться захотелось? – хмыкает отец.

– Да, захотелось.

– Давай!

И я начинаю говорить…

По мере того, как я выдаю ему все свои претензии, вижу, как лицо отца меняется.