Елена Гордеева
Секлетея
Москва 1978 год (продолжение)
Лита вернулась домой в сияющем настроении и стала ждать. Но Игорь не звонил. Прошло уже три дня, она все сидела дома и не отходила от телефона. В институте заканчивалась весенняя сессия. Раньше они с Анной Александровной планировали поехать в Крым на летние каникулы, но сейчас она никуда не хотела.
– Я пока побуду в Москве, – говорила она маме Ане. А Игорь все не звонил, прошло уже семь дней со времени их знакомства на выставке.
И, наконец, на восьмой день в четыре часа пополудни раздался звонок.
– Привет, это Игорь. Как ты?
– У меня все хорошо, – ее голос дрожал.
– Я не знал, получится ли что-нибудь с Таганкой. Вот только что решилось: мне принесли билеты на завтра. Но хочу тебе сказать, что там и бельэтаж, и второй ряд, и места с краю. Больше ничего не было, так что я не знаю, как поступить. Мы пойдем на «Мастера и Маргариту»?
«Конечно, пойдем, как он может об том спрашивать. Я готова идти с ним на любой спектакль, лишь бы быть вместе», – пронеслось в голове Литы.
А в трубку она сказала:
– Я так давно хотела пойти на Таганку, что согласна на любые места, даже на откидные.
– Ну, слава Богу, у нас нормальные места. Тогда до встречи! Увидимся завтра у театра в половине седьмого. Я буду вас ждать, – и он положил трубку.
От радости сердце выпрыгивало из груди: какое счастье, что он, наконец, позвонил и они увидятся. Она стала думать, какое платье лучше надеть: ей было из чего выбрать, ведь благодаря Анне Александровне у нее был обширный модный гардероб. Июльскими вечерами в Москве было прохладно. Дождя не ожидалось, поэтому Лита выбрала платье-рубашку в сиренево-серо-серебристую полоску, которое Анна Александровна скопировала с модели Кристиана Диора. Чтобы не замерзнуть вечером, она накинула на плечи связанный крючком из литовской шерсти серый палантин. Свой наряд она дополнила клатчем, который сама вышила переливающимся бисером оливковых цветов. Такой наряд привлек бы внимание и сегодня, а в 1978 году, в эпоху дефицита, Лита выглядела ослепительно. А когда она распустила струящиеся пепельные волосы и они упали ниже пояса, она стала похожа на древнегреческую богиню.
Уже в метро у нее стали спрашивать лишний билет. Несмотря на то, что спектакль шел через день 15 раз в месяц, на него было не попасть. Билеты на Таганку вообще продавались у спекулянтов за чеки Внешпосылторга, а на отдельные спектакли, к которым в 1978 году относился «Мастер и Маргарита», за билет давали двойную цену в чеках, и в рублях билет мог стоить в 6-10 раз выше номинала.
Игорь ждал ее у театра в элегантном светло-сером костюме и белоснежной рубашке. Он взял ее за руку и повел сквозь толпу жаждущих «лишний билетик». Когда они вошли в фойе, Лита поняла, что он здесь завсегдатай: с ним многие здоровались, а на нее смотрели оценивающе.
– Давайте слегка перекусим, – он увлек ее в буфет, где угостил бутербродом с дефицитной красной икрой и чашкой кофе.
– Кстати, а вы читали эту величайшую книгу?
– Я читала, но не все поняла, – смутилась Лита. – Моя мама приносила книгу, напечатанную на пишущей машинке, всего на два дня, так что у меня было мало времени, чтобы ее прочесть.
– Это большой пробел! Я подарю ее вам на день рождения. Кстати, когда у вас день рождения?
– 28 октября.
– И вам исполнится девятнадцать?
– Нет, в этом году мне будет восемнадцать.
– Какой прекрасный нежный возраст, – произнес Игорь, улыбаясь своей лучезарной фирменной улыбкой.
Спектакль шел в бешеном темпе с двумя небольшими антрактами и продолжался до половины одиннадцатого. Литу поразила атмосфера свободы, а когда Маргарита, которую играла Нина Шацкая, в сцене бала у Сатаны вышла обнаженной, у нее перехватило дыхание. В Советском Союзе 1978 года девушки получали пуританское воспитание и «секса не было». Эта знаменитая фраза была произнесена на телемосте несколькими годами позже, но она точно отразила суть советского воспитания. Многие девушки выходили замуж невинными, а отношения до свадьбы были не частыми: обществом строго не осуждались, но и не поощрялись.
Он поехал провожать ее на метро, а когда на Пушкинской она сказала, что у метро ее встретит мама и что она не разрешает ей ходить по улице Горького (улица Тверская) после 11 часов одной, он заулыбался и стал прощаться:
– Я тебе позвоню, и мы обязательно куда-нибудь еще сходим, – с этими словами он поцеловал ее в щеку и заторопился к пришедшему поезду.
Он не позвонил ни в июле, ни в августе. Лита летом не уехала из Москвы. Она много читала, вязала себе осенне-зимний гардероб, ходила в Пушкинский и Третьяковку. Но, главным образом, она ждала его звонка.
Наступил сентябрь и вместе с ним холодные и слякотные дни ранней московской осени. В институте начались занятия. Когда она почти успокоилась и перестала ждать, раздался телефонный звонок. Без какого-либо энтузиазма она сняла трубку:
– Привет, это Игорь. Я только приехал из Сибири из стройотряда. Как ты?
– Привет, я хорошо.
– Ты куда-нибудь ездила летом? Я звонил летом, но никто не подошел. Я думал, что ты уехала с мамой на юг.
– Нет, я была с мамой в Москве.
– Ты знаешь, в повторном (кинотеатре повторного фильма)30 завтра вечером идет «Солярис»31. Ты что-нибудь слышала об этом фильме? Давай пойдем.
И хотя она злилась на него и в мыслях хотела отказаться, но спокойно и достаточно тепло ответила:
– Да, давай сходим. Я что-то слышала об этом фильме, но книгу не читала.
– Да, хорошо. Фильм идет на последнем сеансе в восемь вечера. Встретимся на улице Герцена в 19-45? Скажи маме, что фильм длинный, идет больше трех с половиной часов, пусть не приходит раньше половины двенадцатого.
Премьера научно-фантастического фильма «Солярис» великого Тарковского состоялась в январе 1973 года. Советская интеллигенция приняла его с восторгом. Нравилось все: и музыка Баха, и картины Брейгеля, и философские дискуссии героев, которые обращались к именам Л. Н. Толстого, Ф. М. Достоевского, Мартина Лютера, к произведению Гете «Фауст» и идеям Фридриха Ницше. Впечатляло международное признание фильма: призы на международном Каннском кинофестивале и приз на кинофестивале в Карловых Варах. Наиболее преданные поклонники творчества Тарковского говорили о том, что он снял не Станислава Лема, а Федора Достоевского. Самому Лему фильм категорически не понравился из-за его ярко выраженной русскости. Он писал книгу о науке, а получился философский фильм о чувствах православных героев, о совести, которой неожиданно предстает безбрежный океан Соляриса.
Фильм сложно восприняли простые люди: советские рабочие и крестьяне. Они не поняли затянутости и философского значения отдельных сцен. Некоторые смеялись на фильме очень невпопад, чем раздражали аудиторию интеллигенции, а большинство в знак протеста уходили с фильма примерно после сорока минут действия под звуки кантаты Баха.
Нужно сказать, что создание фильмов в Советском Союзе финансировало государство и не все фильмы в принципе окупались. Фильмы Андрея Тарковского окупались на 80-90 процентов, что было вполне приемлемо при том, что все они получали международные призы. Но прокатная киношная деятельность в СССР так или иначе должна была приносить кассу, поэтому «Солярис» не демонстрировался на широких экранах с момента премьеры, а шел иногда в «Иллюзионе» или кинотеатре повторного фильма. Любители Тарковского ловили эти моменты, перезванивались, выкупали билеты, и, к удивлению прокатчиков, на всех сеансах были аншлаги.
Кинотеатр повторного фильма, или, как его называла советская интеллигенция – «повторный», находился в здании на углу улицы Герцена (Большая Никитская улица) и Суворовского (Никитского) бульвара в дворянской городской усадьбе, пережившей пожар 1812 года. Вход и кассы кинотеатра были на первом этаже рядом с популярной у «гостей с юга» шашлычной «Казбек». В небольшую парадную залу второго этажа шла истертая мраморная лестница. Там перед сеансами работал буфет, а иногда выступали музыканты. Уютный зал кинотеатра с рядами недорогих откидных кресел вмещал не более 200 человек, что создавало камерную, полутеатральную обстановку.
Игорь как всегда был ласков и приветлив, улыбался, рассказывал про Сибирь и работу в стройотряде, и Лита еще сильнее увлеклась им. Во время фильма он держал ее за руку, что было очень изыскано и полностью соответствовало ее представлению об отношениях девушки с молодым человеком. Фильм поразил ее, и она мысленно объединила Игоря, «Солярис» и «Мастера и Маргариту» и все свои положительные эмоции приписала только ему.
А когда через неделю он пригласил ее на прогулку по Москве, она уже его глазами увидела и Пионерские (Патриаршие) пруды, и квартиру Воланда на Большой Садовой 10 (дом 302-бис), и особняк Маргариты на улице Алексея Толстого (улица Спиридоновка). Она была уже влюблена и счастлива.
29 октября Игорь участвовал в праздновании 60-летия комсомола (Всесоюзный ленинский коммунистический союз молодежи), проходившем во Дворце Съездов. А потом он уехал на выездную комсомольскую конференцию в Подмосковье. Так что встретиться и отметить ее день рождения они смогли только 3 ноября. Он пригласил ее в кафе-мороженое «Космос», которое находилось в доме 4 по улице Горького.
На втором этаже располагался огромный зал с окнами на улицу Горького, декорированный стеклянными орнаментами планет Солнечной системы и космического небосвода. В меню, помимо чая и кофе, предлагались мороженое, соки, пирожные и советские коктейли. Они заказали персиковый сок, коктейль «Шампань-коблер», мороженое «Космос» и кофе. Он подарил ей «Мастера и Маргариту» первого советского издания без купюр 1973 года, которое при советском книжном дефиците была настоящей жемчужиной.
– Ты никогда не была у меня. Поедем, посмотришь, как я живу, – предложил он, как всегда лучезарно улыбаясь и нежно глядя ей в глаза.
Лита была на седьмом небе от счастья.
– Конечно, поедем, – сказала она и подумала: «Мне так хорошо, что я готова ехать с тобой на край света».
У Игоря была однокомнатная квартира в районе метро Полежаевская, которая по советским меркам выглядела стильно. В прихожей висело огромное чеканное панно с запряженной тройкой лошадей, на кухне – иконы с изображениями Христа, Николая Чудотворца, Божьей матери Казанской и Божьей матери Новгородской. А стены комнаты были увешаны чеканными картинами девушек. Здесь были профиль Нефертити, портреты восточных и русских девушек, изображения женщин в национальных костюмах, с кувшинами, цветами, свечами и даже с прялкой и веретеном.
Он пригласил ее в комнату, и при мерцающем свете абажура, который отражался в чеканных панно, ей стало казаться, что она в прекрасном дворце с золотыми стенами. Бокал ледяного шампанского привел ее в состояние блаженства и восторга, и она отдала Игорю всю себя без колебаний и сомнений.
Москва, ноябрь 1978 года
7 ноября 1978 года состоялось празднование 61-й годовщины Великой Октябрьской социалистической революции. На Красной площади в Москве прошел военный парад, а затем праздничная демонстрация. Игорь Веснин вел колонну демонстрантов из студентов и аспирантов МГИМО. В 8 утра они собрались у здания МИДа на Смоленской площади, распределили портреты членов Политбюро, плакаты, транспаранты, искусственные цветы и надувные шарики, построились в колонну и двинулись к Новому Арбату по Садовому кольцу. В пути к ним присоединились другие демонстранты: представители институтов, заводов и фабрик. Все московские предприятия в этот знаменательный день организовывали свою колонну на демонстрацию трудящихся в честь празднования Великой революции. На площади 50-летия Октября многочисленные людские потоки сливались в два основных. Демонстранты с Нового Арбата и улицы Горького проходили на Красную площадь справа от музея Революции (Государственный исторический музей) по Кремлевскому проезду, а демонстранты с Пушкинской улицы (улица Большая Дмитровка) и проспекта Маркса (улица Охотный ряд) вступали на Красную площадь через Исторический проезд (в 1993 году на месте Исторического проезда восстановили Воскресенские ворота). Под звучащие из динамиков революционные песни коммунисты, комсомольцы и беспартийные «широкой рекой» шли мимо Мавзолея Ленина, с трибуны которого их приветствовали руководители Коммунистической партии и Советского правительства.
Владимир Васильевич Старыгин был куратором Игоря от Комитета Государственной безопасности. Два-три раза в месяц Игорь писал для него отчеты о проведенных встречах и о нелояльных высказываниях сокурсников и сослуживцев. На Октябрьской демонстрации они вместе возглавляли колонну МГИМО и в перерывах между выкриками лозунгов и «Ура!» дружески беседовали.
– Когда ты сдашь отчет по комсомольской конференции? Ведь ты там работал с болгарской делегацией? – спросил Владимир Васильевич.
– Закрутился, много работы, завтра напишу.
– Знаю, с кем ты закрутился. Нам нужно побеседовать, зайди ко мне после праздников.
Игорь лучезарно улыбнулся Владимиру Васильевичу и сказал, что, конечно, зайдет, а про себя подумал: «Где-то я прокололся, что-то этому гэбисту от меня нужно». Впрочем, он подозревал, что ему нужно. Владимир Васильевич уже целый год сватал его за дочь посла СССР в Болгарии, которой очень хотелось замуж именно за Игоря. Летом после краткого пребывания в Норильске по стройотрядовским делам он провел с ней три восхитительных недели на посольской даче под Бургасом.
Элитная обстановка и обслуживание, море, белый песок и вкусная еда очень нравились Игорю, но он никак не мог смириться с мыслью о предстоящей женитьбе, потому что не любил ее. Он говорил Ольге про свою занятость в Москве и про то, что ему хотелось бы сыграть свадьбу весной перед майскими праздниками, когда в Болгарии расцветут сирень, тюльпаны и миндаль. Влюбленная в него Ольга готова была ждать, но ее папе это очень не нравилось, и он позвонил Владимиру Васильевичу.
Не желая нагнетать обстановку на работе, Игорь решил какое-то время не встречаться с Литой. Он позвонил ей и очень ласково сообщил о том, что его снова командируют в Норильск по работе и что он будет очень скучать.
День советской милиции был важным праздником для Владимира Васильевича – он всегда отмечал его с сослуживцами, ходил на концерт во Дворец съездов с женой и потом еще праздновал еще с друзьями-однокурсниками по Высшей школе КГБ. Игорь знал это и запланировал встречу на 14 ноября во вторник.
Ровно в 10 часов в белоснежной рубашке, темно-сером костюме с безликим дежурным галстуком Игорь предстал перед Владимиром Васильевичем. В кожаном портфеле у него был отчет о проведенной работе с болгарской делегацией на комсомольской конференции. После десятиминутного разговора о текущих задачах работы Игоря в МГИМО Владимир Васильевич, наконец, подошел к сути встречи.
– Ты когда планируешь свадьбу?
– Мы договорились с Ольгой в конце апреля. Она хочет букет из сирени, тюльпанов и цветущего миндаля.
– Я не знаю, какой букет она хочет, но папе все это очень не нравится. Вы открыто с ней жили на посольской даче. Конечно, людей там было немного. Там отдыхал мой друг, советник посла по культуре, с женой, который, я уверен, будет молчать, но обслуга – куда от нее скроешься. По посольству поползли слухи, у нас ведь не очень приветствуются такие свободные отношения.
– Владимир Васильевич, я тоже не приветствую эти отношения до бракосочетания. Но сначала вы меня послали в Болгарию с поручениями, потом Ольга настояла на том, чтобы мы отдохнули на посольской даче. Ну как в таких условиях без отношений, я же не монах, да и она не девственница.
– Посол недоволен, прошу тебя вылететь в Софию и решить все вопросы без сирени и миндаля. С консулом мы договоримся, испытательный срок для регистрации брака – это в Москве, а там все консул обеспечит. Решишь все вопросы, побудешь там две или три недели и вернешься в Москву. Ей еще полтора года учиться: папа сказал мне, что она ни за что не хочет прерывать учебу в Софийском медицинском университете. Хочет получить высшее образование в Болгарии.
– Хорошо, я позвоню Ольге и спрошу про букет. Она так хотела…
– Не валяй дурака! – в голосе Владимира Васильевича послышался металл. – Ты что думаешь, мы здесь зря хлеб едим. Я все знаю про твою новую пассию. А вот ты все ли о ней знаешь? Ее отец был репрессирован по «Ленинградскому делу», она даже родилась в поселении где-то в Тюменской области. О ее матери вообще ничего не известно, тоже, наверное, из ссыльных. Так что решай: или едешь в Болгарию, или по распределению в Норильск на три года. И в Норильск, конечно, можешь поехать со своей молодой подругой, но только сначала спроси: хочет ли она из Москвы вернуться к истокам?
Игорь молчал: он предполагал, что о его романе станет известно куратору, и поэтому был готов к подобному разговору. Но информация об ее отце ему не понравилась. «Да, эти отношения могут стать для меня роковыми. Если ее отец был завязан в политике, да еще и по «Ленинградскому делу», то это мне волчий билет на всю жизнь».
– Владимир Васильевич, я сегодня же позвоню Ольге и предложу отпраздновать нашу свадьбу с хризантемами. Я думаю, что она не откажется. Готовьте мне командировку.
И они перешли к обсуждению предстоящего празднования 101-й годовщины освобождения Болгарии от Османского ига.
Когда они исчерпали все вопросы, Игорь попросил:
– Владимир Васильевич, окажите мне услугу. Мне сейчас собираться в командировку – времени совсем нет. Сходите к ней в институт, побеседуйте. Скажите, что вы направили меня в длительную командировку и что позвонить я ей не смогу.
– Не волнуйся, все сделаю в лучшем виде, – ответил Владимир Васильевич и подумал о том, что неплохо было бы сегодня попробовать десятилетний армянский коньяк, который ему подарили сослуживцы из Еревана на день милиции.
Москва, январь 1979 года
Заканчивался ледяной декабрь 1978 года. Каждый день температура в Москве понижалась на несколько градусов. Сначала было минус двадцать, потом минус двадцать пять, потом минус тридцать, а в ночь на 1 января синоптики объявили, что температура по области опустится до минус сорока двух градусов.
Москва замерзала, особенно страдали новые районы. Во многих домах система отопления не выдерживала и трубы батарей полопались. Стойкие к трудностям москвичи в ночь Нового года, чтобы согреться, разводили во дворах костры и сжигали все, что могли, а чаще всего —деревянные ящики, которые валялись в большом количестве около овощных и продовольственных магазинов.
Анну Александровну и Литу в эту ночь спасли газовая плита и колонка. Чугунные батареи начала 20 века выдержали морозы и не лопнули, но были чуть теплыми. Температура в комнате ночью опустилась до 10 градусов тепла, они зажгли все четыре конфорки газовой плиты и сидели до утра на кухне. Недалеко от их дома прорвало теплотрассу, и на пересечении улицы Неждановой с улицей Герцена поднимался водяной горячий туман. Ремонтники приехали утром, кое-как залатали пробоину, и в квартире стало теплее – целых 18 градусов.
Наступило первое холодное утро 1979 года, в Москве потеплело: температура поднялась до минус 32 градусов.
По традиции 1 января они пошли в храм к обедне и поставили свечи за здравие и за упокой близких. А потом Лита засела за учебники, потому что 3 января у нее был первый экзамен зимней сессии – научный коммунизм.
Игорь не звонил с ноября. Сначала она ждала, потом злилась на него, а когда он не поздравил ее с Новым Годом, стала думать, что с ним что-то случилось. После обеда 31 декабря она поехала на Полежаевскую к его дому, но окна его квартиры были темными и безжизненными.
Она не знала, что Игорь был в теплой Софии и встречал Новый год со своей молодой женой Ольгой на модном горнолыжном курорте Боровец среди вековых сосен Рильских гор.
В Москве стало теплеть, и к 25 января температура поднялась до минус 5-ти градусов. Зимняя сессия заканчивалась, и Лите остался последний экзамен – английский язык. Это был ее любимый предмет, и она почти не готовилась. Чтобы как-то себя занять, она расшивала в технике ришелье свадебное постельное белье – две наволочки и огромный белый пододеяльник. «Он скоро вернется, мы поженимся, и как хорошо нам будет вместе под этим моим пододеяльником. Господи, когда же он позвонит?» – думала она.
После экзамена к ней подошла секретарь декана и многозначительно сказала: «Пожалуйста, зайдите в деканат. С вами хотят поговорить».
«Господи, это Игорь, это от него», – подумала она и побежала на четвертый этаж к приемной декана. Дверь в кабинет была открыта, а за столом декана восседал Владимир Васильевич.
– Меня просили зайти в деканат, – начала Лита.
– Да, проходите, пожалуйста, это же я вас пригласил, – с этими словами Владимир Васильевич вскочил из-за стола и подставил ей кресло.
– Ведь вы Секлетея Красицкая? Какое красивое и редкое имя! Пожалуйста, садитесь. Я очень рад нашей встрече.
Она присела на краешек кресла и стала ждать, что он ей скажет. Владимир Васильевич невольно залюбовался прекрасной раскрасневшейся девушкой, с распущенными пепельными волосами и огромными серыми глазами. «Какая красавица! – подумал он. – Как ему повезло, этому Игорю. И почему его все женщины так любят?!» Владимир Васильевич украдкой вздохнул и с сожалением подумал, что у него никогда не было, да и, наверное, уже никогда не будет такой девушки.
– Меня зовут Владимир Васильевич, я начальник Игоря и его научный руководитель в аспирантуре. Он просил меня встретиться с вами и переговорить. Он мне рассказывал о вас и вашем романе, – Владимир Васильевич взял паузу. Не в первый раз он решал подобные вопросы и уже выработал определенную технологию разруливания деликатных ситуаций. Он привык, что девушки взволнованно вскрикивали: «Что с ним? Он жив?», а Владимир Васильевич их успокаивал и рассказывал про важную для страны работу и длительную командировку их кумира.
Но пауза затянулась, а Лита холодно и как-то отстраненно смотрела на него. И он решил ее не жалеть и не успокаивать.
– Игорь просил передать вам, что больше не может с вами встречаться. Он только что женился на прекрасной девушке Ольге, и у них медовый месяц. То, что было между вами, – это мимолетная страсть. А свою жену он любит, с ней у него на всю жизнь. Он желает вам счастья и всяческого благополучия.
Лита встала и натянуто улыбнулась:
– Большое вам спасибо, что вы нашли время встретиться со мной. Передайте, пожалуйста, Игорю, что я ему за все благодарна. Я очень рада, что он здоров и счастлив.
Владимир Васильевич похолодел: она не плакала, не жаловалась, она благодарила! Такое в его жизни было впервые. «Да, что-то неведомое мне есть в этой девушке. Какое самообладание!» И, так как она уже направилась к выходу, он достал из-под стола букет темно-бордовых ранних армянских роз, которые ему привезли утром с ереванского самолета, и протянул ей:
– Это вам. Он вам просил передать.
– Большое вам спасибо, – сказала она, сжала букет обеими руками и расцарапала себе ладонь колючими шипами.
Хлынула кровь, и он, ругая себя за то, что не срезал шипы, спешно достал платок и протянул ей. Несколько капель крови упало на платок, и при виде крови она побледнела, инстинктивно протянула ему букет и схватилась за край стола. Он еле успел подхватить ее, усадил ее на стул, аккуратно положил рядом цветы и побежал за секретаршей.
– Вызывайте скорую: вашей студентке вдруг стало плохо. Она, наверное, перезанималась. Нельзя так девушек загружать, – запричитал Владимир Васильевич.
Секретарша побежала в медпункт за нашатырем, и, когда они вместе с Владимиром Васильевичем привели ее в чувство, он засобирался на срочную и важную работу.
– Скорая будет с минуты на минуту, а мне нужно на службу. Я вам позвоню позднее и справлюсь о ней.
Через полчаса приехала скорая. Молодой врач-ординатор взял ее под руки и спросил:
– Вы можете идти? У вас очень низкое давление, и я повезу вас в больницу.
Услышав в ответ тихое «да», он попросил секретаршу проводить их до машины. Та подхватила букет и вещи Литы и пошла за ними к машине скорой помощи. Врач бережно положил ее на носилки, взял вещи и букет и сказал секретарше:
– Я везу ее в Склифосовского. Через какое-то время сможете ее навестить.
Анна Александровна приехала в больницу поздно вечером и добилась встречи с дежурным врачом. «У нее ничего страшного, было очень низкое давление, но мы сделали укол, и она сейчас спит. У нее было такое раньше? – и, получив отрицательный ответ, врач продолжал: – Мы ее завтра после утреннего обхода выпишем, а вы проверьте ее у гинеколога. Я думаю, что она беременна».
