По телевизору повторяли праздничный митинг на Находкинском проспекте.
До московского парада ещё два часа, а во Владике уже прошёл. Надо городской посмотреть, знакомых кого увидеть… Как всегда власть поздравляет, глава. Вечно повторяют одно и то же… А председатель ветеранов, Александр Васильевич, начал говорить, да не смог, видно дух перехватило. Совсем сдал, а помладше меня будет. Вот кадеты с венками, выдумали тоже, детей, как в прежние времена, в форму одевать. Стараются, маршируют, красиво, конечно. А это кто идут с портретами? Написано, какой-то бессмертный полк. Чьи портреты-то? Батюшки-святы… Паша!
Она приподнялась с дивана, дрожащей рукой нащупала на табуретке у изголовья очки и, надев, прильнула к экрану телевизора. За транспарантом с надписью «Бессмертный полк» в первом ряду в нарядной белой рубашке шёл Викин пацан. В руке он нёс белый шест, а на нём – большой Пашин портрет, сделанный с фотографии, оставленной перед больницей на столе. Павел Ширинкин, молодой, здоровый, грудь в орденах, победно возносился над притихшей человеческой толпой, а серьёзный маленький школьник, сжимая побелевшими кулаками древко, направлялся к Вечному Огню в плотном строю несущих портреты взрослых и детей.
Когда с экрана исчезло Пашино лицо, и сюжет переключился на возложение венков, Антонина Николаевна, уже не пытаясь найти носовой платок, легла потяжелевшим затылком на подушку и прикрыла веки мокрых глаз. Она была словно оглушённая и, казалось, ни о чём не думала. Но постепенно мысли стали возвращаться и принимать привычное ворчливо-скептическое направление.
…Вика-то что учудила: ребёнка в начале мая в одной рубашке на улицу отправила. И что, что солнце? Там в центре ветер с моря в любую погоду свежий. Бронхита давно не было? Поддела под рубашку какой-то свитерок. И в куртке все бы заметили, что ребёнок одет празднично, только по погоде! А пацан, ишь ты, своего деда нет, нашего взял… Ничего, если кому скажет, что дед родной, Паша бы не обиделся. Надо мальца угостить, пирожков, что ли, к вечеру напечь? Да пусть фрукты у меня заберёт, вон сколько нанесли. А то у Вики, поди, ребёнка вкусненьким побаловать и нет ничего, сникерс когда сунет, только зубы портит. Что ж она ему куртку не дала? Может, нету, вырос из старой? Самой купить ему, что ли? Где он там? Во дворе, как всегда, бегает?
Антонина Николаевна встала, подошла к окну, плотно прижала к раме верхнюю часть откинутой фрамуги, аккуратно вернула ручку в исходное положение, старательно повернула по горизонтали и только затем открыла настежь створку окна. Викин пацан, одетый в растянутый свитер и коротковатые джинсы, чертил что-то деревянной щепкой на вытоптанном участке земли между двух деревянных скамеек. Он лежал поперёк ближайшей из них, свесив до земли ноги с одной стороны, а с другой – упираясь ладонью выпрямленной руки в тёплую, хорошо утрамбованную почву. Кошка с ещё не окончательно вылизанными зеленоватыми лапами тёрлась о худенькие прутики ног, выглядывающие из задравшихся штанин.