Елена Гарда
Книга II. Дар светоходца. Враг Второй Ступени
– А это возвращает нас к цели нашего занятия, други мои, – будто выныривая из полузабытья, радостно возвестил Карфаген. – О нас вспомнили, да! За гардарининскую Академию долго боролись. Под давлением Фридриха Струве, члена Ордена, основоположника звёздной астрономии, к нам было привлечено внимание царя Александра I. На личные средства государь построил триангуляционную дугу, она, к счастью, работает до сих пор. Для немажей её строительство оправдали научными целями – для градусного измерения длины и изгиба меридиана. Для магов – двести пятьдесят восемь триангуляционных пунктов были рычагами для уничтожения кристаллимов. Подключите воображение и представьте огромное арбалетное плечо от Баренцева до Чёрного моря.
– А можно подробнее? Как это работало?
– Выясним, всё выясним. Но по порядку. На протяжении трёх километров в землю были заложены каменные кубы по два метра в ребре, над ними установили опорные точки дуги меридиана. Внутри каждого блока запечатана капсула из метеоритного железа. Иридия, которому нет равных в качестве связующего. Так что Корпус Стражей Света, находясь на пункте Дуги, при обнаружении кристаллимов был во всеоружии.
– Иридий – лучшее связующее? – не удержался Кай.
– Небесный иридий. Наряду с камаситом и тэнитом. Самое мощное связующее. Самое безотказное. Он приходит на землю с метеоритными дождями, с хвостами комет, в общем, прямиком с Небесной Тверди. Орден многие поколения вёл сбор этих небесных даров, существовали тайные хранилища, целые артели производили специальные орудия и приспособления. Бесценные.
Орден Каргера, его орден, похищенный Тори, был сделан из небесного иридия. Так ему сказал антикварщик. Значит, кроме прочего, он работает как связующее. Воспоминания о Тори больно укололи.
– А где все эти запасы сейчас? – выкрикнул кто-то из-за колонны.
Карфаген пожал плечами. Он продолжал расхаживать перед рядами студентов.
– К сожалению, с развалом прежних Академий многие документы оказалось в архивах большевиков и их попросту уничтожили.
– А что если это всё выдумки? Раз ни архивов, ни доказательств нет.
При этих словах лицо Мастера Афиногенова радостно озарилось.
– Доказательств полно! В Эрмитаже по сей день хранится личная сабля царя Александра I – из метеоритного железа, подаренная ему британской Академией Золотой Лестницы… Он слыл просвещённым скептиком, и полученным знанием не пренебрёг. К тому же, дуги, подобные Дуге Струве, были построены не только у нас. Были перуанская, ост-индийская, голштинская дуги, ещё с десяток других, их охват перекрывал весь земной шар. По существу, Фридрих Струве убедил Александра I заложить не геодезические посты, а фортификационные…
В 1834 в небе начали искать Комету Галлея, и вскоре пережили очередное нашествие кристаллимов. Как водится, ничего не поняли, но не великий Струве. Комету наблюдал царь Николай I, и он, вслед за Александром I, братом, признал важность Магии Света, понял опасность кометы и призвал лучших европейских магов. Тогда и заложил наш университет. В числе первых возвели обсерваторию, под которой мы с вами находимся. Помните же, на медали к открытию Университета было высечено: «Во Свете Твоём Узрим Свет!» Это не фигура речи… это нужно понимать буквально.
– Я не ошибаюсь, наборы в Академию происходят по количеству секций Дуги? – спросила Муза.
– Более-менее. По одному Стражу на смежную пару «Связующее – рычаг – Связующее».
– Значит их было много, как и нас? Выпускники прошлых каденций ведь ещё не совсем старики. Где они все?
– Многих нет.
– В каком смысле? Уехали?
– В физическом. Их не стало одновременно с церквями и храмами.
– Ээ-э?
– Под ту же гребёнку… Они были непонятны. Не поддержали строй. И их убрали.
Карфаген сделал паузу, откашлялся, рассматривая мерцающую конструкцию под потолком, и затем объявил:
– Пожалуй, для начала достаточно. Самое важное – один из геодезических кубов, неучтённый «нулевой», двести шестьдесят шестой в цепи, заложен здесь. Как я сказал, его координаты: 50.27.2796 северной широты и 30.31.428 восточной долготы. На нём мы сегодня и потренируемся, – зал согласно загудел. – Прошу за мной…
* * *
Занятия пятницы уже дважды начинались со сдвоенной Метеоритики и проходили в Университетской Обсерватории. Кай был благодарен составителю расписания за этот порядок. В эти часы к Каю возвращалось светлое и безмятежное настроение, словно он на занятиях в «Эрудите». Но если школьный Горыныч был строг и требователен и даже иногда покрикивал на них, то Мастер Фарба оказался тем человеком, который от них вообще ничего не ждал, но простым своим существованием поощрял их тягу к предмету.
По общему признанию пожилой астроном был чудаковат. В том смысле, что он был даже более странным чем все остальные преподаватели Академии. Он был чудаковат не как маг, а как немаж.
Обычно говорил Мастер Фарба очень громко, интонационно не отделяя пауз от завершённых реплик, много раз исправлял себя и возвращался к началу, теряя последнюю мысль и также громко продолжая новую, начало которой забыл рассказать студентам. Написав тему занятия на доске, он украдкой каждую минуту поглядывал на запись, а иногда останавливался и, сосредоточенно морща лоб, перечитывал её, шевеля губами, будто заставляя себя о ней не забыть.
В течение урока его руки никогда не были спокойны – любая бумажка, встретившаяся ему на столе, занимала его пальцы в совершенном отрыве от его мозговой активности. Выходя из транса, Мастер прятал сложенный лист в ящик стола, произнося никому не понятный набор цифр, типа «один, один, шесть, девять, один, три, девять».
Он избегал прямого зрительного контакта и никогда не смотрел собеседнику в глаза. В редкие минуты просветления, Фарба умел пошутить и незлобиво поддеть студента, но такие минуты случались с ним не часто. Большей частью общение с ним отличалось крайней буквальностью интерпретаций и давалось ему тяжело ввиду явной трудности с пониманием смысла метафор, поговорок или университетского молодёжного сленга. А дедово восклицание «трибога в душу тарантас» недавно на перемене вогнало Мастера в ступор минут на семь.
Внешностью он обладал так же примечательной. Седеющие поэйнштейновски длинные его волосы ежедневно пребывали эйнштейновском же беспорядке. Зимой и летом не расставался Фарба со своим тёмно-синим макинтошем, от которого круглый год пахло жареной картошкой. Попытки перебить этот дух одеколоном «Дипломат» успеха не имели, и этот сложный шлейф из папоротника и прогорклого лука стал неотъемлемым ингредиентом общения с астрономом. По некоторым признакам, Кай пришёл к мысли, что астроном, по-видимому, жил в этой своей Обсерватории, и там же жарил свою картошку.
Поговаривали, что результаты его исследований строго засекречены. И никто из Посвящённых не имеет права задавать ему вопросы по сути его работы.
Может быть, именно поэтому Кай так полюбил часы, проведённые в обсерватории в обществе этого тревожного человека. Его манило небо и звёзды, и никого из людей, кто был бы к ним ближе Мастера Фарбы, Кай не знал.
…
В эту пятницу, как и прошлую, тема занятия была написана на доске.
«Кристаллимы: космическое вещество на Земле».
Студенты помаленьку собирались на солнечной лужайке перед зданием, большинство ещё курило за обсерваторией, часть толклась в раздевалке.
Несмотря на утреннюю прохладу, дед с Русланом и Карной улеглись на травку на пологом холме, рассматривая причудливую восьмигранную башню. Муза присела рядом с ними, с идеально прямой спиной и ногами, поджатыми под длинной юбкой.
Решение расспросить Фарбу созрело почти сразу после слов Карны о Тори, и, сегодня, оторвавшись от друзей, он подошёл к Мастеру.
Тот быстро обернулся.
– Острожский. Кай. Что тебе? Кристаллимами интересуешься?
– Эээ-э… да, сталкивался пару раз. В общем нет. Мастер Фарба, простите, я спросить хотел. Если кого-то нет на Земле, и достоверно известно, что… нет его и под землёй… И значит он где-то за пределами Земной Тверди, то где это может быть?
Астроном уткнулся носом в свой небольшой прибор и монотонно пробормотал:
– Ну… ты мог бы сходить и поискать сам. В Твердь Небесную.
Кай открыл рот. Это был самый неожиданный ответ.
– Как это?
Астроном повернулся к нему лицом, но глаз не поднял. Он уставил в него свой палец и глухо проговорил:
– Ты светоходец. Это твоя суть. И работа. Такие как ты и приносят открытия на Землю.
– Это… через Врата Гнозиса что ли? – Кай даже чуть присел, подогнув колени, чтобы увидеть глаза Мастера, всё же его совет больше походил на шутку.
Фарба отвернулся, подхватил свой прибор и обходя Кая по кругу спиной к нему, сварливо продолжил:
– Да. А как ты думал ещё? Телетайпами? По заявлениям? В рождественских корзинках? Нет. Когда кто-то из светоходцев сходит и добудет.
Кай последовал за ним, пытаясь подхватить громоздкий прибор из тонких рук худого Астронома.
– А потом?
– Потом «нобелевский» дождь.
– Но я думал, что всё, что мы учим в Академии нам послано… или как сказать… открыто.
– Хорошо бы… – Астроном пошёл в глубь аудитории. Он шёл, сгорбившись и нервно косясь. Кай следовал за ним, стараясь не пропустить ни слова. – Но если не взять самим, то долго никто ничего не пошлёт и не откроет.
– Но светоходцы же не понимают всех наук. Всего знать невозможно.
Они совершили полный круг по периметру класса. Астроном остановился перед глухой стенкой. Он настороженно на неё посмотрел и сделал шаг вперёд.
Кай замер с открытым ртом. Стена никак не отреагировала, не исчезла, не поднялась, не стала прозрачной. Астроном ткнулся в неё лбом и сделал шаг назад.
– Да, невозможно. Светоходец не гений и не пророк. Он, скорее, курьер, – Фарба шагнул снова с тем же результатом, потёр ушибленный лоб и затараторил. – Иногда на Земле вызревает некий вопрос. Учёные подходят довольно близко к разгадке, а иногда и к совершенно ошибочному и вредному решению проблемы. Тогда Гроссмейстеры принимают решение подкорректировать их теории.
Мастер отступил на шаг и вновь не отрывая взгляда от своих ботинок ударился лбом о стену.
Кая обожгло узнавание… такой баг он уже встречал. Похожим образом вёл себя его конь в давно игранной на PC пошаговой стратегии, когда, достигнув края игрового поля, он топтался, повторяя и повторяя свой наскок.
Требовалась перезагрузка…
– Ты, в общем, если интересуешься, то возьми и сходи, – в голосе Фарбы прозвучало лёгкое раздражение, после чего он снова шагнул вперёд.
– А как?
– Прикинь координаты, рассчитай вектор, простейшая формула через квадратный корень. Ну вспоминай же… Алгебра, восьмой класс, – Фарба выкинул руку вверх, вероятно изображая вектор, и почесал ушибленный лоб, увидев, как у Кая вытянулось лицо. – Всё же просто.
– Думаете, мне уже можно? – Кай не выдержал и, мягко придержав Мастера за плечи, слегка повернул его, направляя к преподавательскому столу.
Астроном словно спохватился, как-то весь сгорбился и метнул взгляд на двери. Он снова зачастил:
– Я, конечно, раньше времени тебе об этом рассказал, вас будут натаскивать годы. Но… если есть вера в себя… И цель.
Кай молчал, обдумывая слова Мастера.
– Так что там твой гранчак? – Мастер Фарба вдруг переменил тему.
Кай вопросительно вскинул бровь. Такого названия он раньше не слышал.
– Ну кристаллим твой. Как тебе удалось избавиться от него? Вас этому точно ещё не учили. Это вам тоже рано.
Кай начал вспоминать…
– Сам не знаю. Вообще-то он наскакивал. И я ударил его хлыстом, каким-то электрическим. Не знаю, как создался. И тот рассыпался.
– А кристалл был?
– Да, чёрный… остался там в воронке. Меня конь понёс…
– Очень плохо, – Мастер Фарба разволновался по-настоящему. – Туда надо вернуться. Найдёшь место?
– Это в конной школе моей, найду, совсем недавно было.
– Боюсь, боюсь придётся просить Магду Ван Бюрен и её команду… Его надо непременно дегистеризовать! Обезвредить! – Мастер Фарба вскинул руку с указательным пальцем. – И уверен, там он уже не один. Ну, ты давай, мне пора начинать урок. У меня ещё много работы… А гранчаки и есть кристаллимы, профессиональный сленг.
Кай это уже понял и сам заторопился.
…
Идея Фарбы была столь безумна и грандиозна, что её стоило обсудить немедленно. Его распирало от ощущения безграничности собственных возможностей, ведь Мастер Фарба не стал бы врать, зачем?
Кай нашёл друзей на травке, вовсе не расположенных к обсуждению серьёзных идей. Муза махнула ему рукой. Солнце так чудесно грело, а трава была так мягка, что Кай растянулся рядом со своими и отложил обсуждение новости на потом. Было так приятно, что даже обволакивающий всех дымом Русик не портил ему настроение.
…
Но Магистр Фарба с его словами засел в его мыслях очень прочно.
* * *
Вторая неделя закончилась, наполнив головы фотоников почти целостной картиной знаний об их скрытом Мире. Почти целостной.
Оставался последний вопрос, который волновал всех и успешно прояснился на последнем занятии последнего дня недели.
Пугающая трагедия в Белоложье рождала всё больше слухов. В каждой гардарининской семье появлялись пострадавшие, и общими усилиями фотоников Мастера Фарбу удалось отвлечь от темы «дезинтеграции кометных ядер».
Астроном был необычно «в себе», он вёл себя как рядовой уставший преподаватель, не терялся в пространстве и не путался в голосовых диапазонах. Студенты засыпали его вопросами, но он лишь махнул рукой, пробормотав что-то похожее на «если б не наши из Корпуса, то всё…», и побрёл к ящику в поисках мела и своей указки, намереваясь продолжить урок.
Кай нахмурился. Внутренний голос подсказывал, что самое время узнать об этом чуть больше.
– Корпус… Корпус Стражей света, они кто вообще?
Мастер Фарба бойко повернулся ко всем лицом, но глаз от ботинок не оторвал.
– О… Это герои, – со вздохом ответил Мастер Фарба. Не только гардарининцы. Это международная степень, с допуском к угрозам вселенского масштаба. Стражи!
– Они тоже здесь? В Академии?
– Нет дружочек, представь, маги, и вы в будущем тоже, мы все на свету, а они за границей тени. Они там, где близка смерть. Общаться с таким – редкая честь. Это великие люди. Стражи… – снова вздохнул астроном.
– Кто ими командует? Соломея Медвяна?
– Нет. Геос Дадиани. Глава Корпуса Стражей, Командор Геос. И Магда.
– Туда берут? – сыпались вопросы со всех сторон.
– Не всех. Тщательнейший отбор. Курс молодого бойца. Долгий и тщательный.
– А что на самом деле могло быть в Белоложье? Если бы не эти стражи с Геосом Дадиани из Корпуса? – раздался голос Ангелины Вейко.
– Как что? – ахнул Фарба. – Как что?!! Ядерный взрыв был бы другим!!! Международный совет физиков высчитал, это сказали по телевизору, что взрыв вызвал бы испарение топлива в трёх других реакторах, сравнял с землёй двести квадратных километров, уничтожил бы Древнеград, загрязнил бы воду, используемую тридцатью миллионами жителей, и более чем на столетие сделал север Гардаринии непригодной для жизни.
Выпалив всё это на одном духу, астроном закашлялся. Он переместился к стене, задумчиво её разглядывая. Кай забеспокоился, что есть опасность снова «потерять» профессора.
Аудитория загалдела. Кто-то на задних рядах зашикал: «Заткнитесь все. Дайте послушать».
– Откуда такие прогнозы? Ведь ничего такого не произошло… – спросила Леся Вятрович, девушка с длинной русой косой, говорившая с сильным белорусским выговором.
Астроном достал из кармана платок, протёр глаза под очками, потом высморкался и, спрятав платок в карман, разогнулся. Он стоял посреди аудитории очень худой и очень длинный, и совершенно вменяемый. Кай никогда не видел его таким спокойным.
– Не произошло. Спасибо Лёшке, Валере и Борису, – он медленно загибал пальцы на руке. – Слыхали небось про водолазов, которые прекратили реакцию? Немажи не дошли бы и до середины резервуара с водой. Их водолазные костюма не спасали ни от чего. Так… тряпочка на десять минут. Наша Мастер Весёлая выстроила для них особую Магна Кварту и усилила ткань. И живы-здоровы, хотя их тоже крепко задело… Но есть такое, о чём по телевизору не скажут. Если бы плавящаяся сердцевина реактора достигла воды, последовавший за тем взрыв уничтожил бы часть материка и сделал Европу, Гардаринию и часть Гипербореи необитаемыми на пятьсот тысяч лет.
Студенты снова зашумели.
Фарба поднял руки с указкой, успокаивая зал.
– Сейчас в Белоложье работает Магда Ван Бюрен со своей разведтысячей. День за днём. Они очищают территорию. И очистят… если немажи не прекратят им помогать… – и, в поднявшемся гаме, чуть прикрикнул, – всё, довольно с вас! По домам.
* * *
На последнем звуке прозвучавшего «по домам» в зале Обсерватории из ниоткуда появилась Магистр Соломея.
Она задержала их, составляя список неофитов, которые желают присоединиться к магическому конкурсу «Любомудрый эксперимент». Весь поток, кроме Кая, подал заявки.
Соломея, по обыкновению, сильно спешила и пообещала в ближайшее время устроить встречу с организаторами, где будущим конкурсантам объяснят правила.
…
Кай ни на минуту не пожалел о своём отказе.
Нет, это, конечно, прозвучало весьма интригующе, и он был не прочь сходить на встречу с участниками в какой-то там Зиккураторий, упомянутый Главой Академии… Но у него был Путь, и на пути к Пути надо было не потеряться лабиринте героических попыток объять необъятное.
Магна Кварта
Как и толстые тетради с конспектами, новые пласты знаний требовали места – мозг должен был постоянно высвобождать отсеки для понимания вещей, благополучно забытых ещё в средних классах школы, втискивать их между старыми кластерами, в итоге всё новое громоздилось на шаткое старое, обещая сломаться и рухнуть в любой момент. Пропуск занятия стоил ночей дополнительных штудий.
И всё равно, без Академии Кай себя уже не представлял.
…
Разум Кая и друзей уже подстроился к более тонкому восприятию входящей информации, научив их распознавать в обыденных вещах печать тайного знания.
Возможно, раньше эти случаи происходили реже, а может быть Кай просто не обращал на них внимания. Если примелькавшиеся в Древнеграде провалы асфальта и катастрофические прорывы коммуникаций без тени сомнений относились ими к проделкам хтоника Велеса, который, судя по всему, всё ещё «скучал», то известия о смертоносных проявлениях Света были куда более будоражащими. Всё чаще молнии атаковали летящие самолёты. Невероятная мощь этих ударов обходила даже безупречную молниезащиту – Принцип Щита, придуманный сто пятьдесят лет назад Фарадеем – а это было практически невозможно. Гибель всё большего количества людей, попавших под прямой удар стихии, страшные свидетельства о целых домах, испепелённых грозовыми разрядами, – уже не были для них простой новостной строчкой.
Думая об этом, Кай крутил в пальцах кристалл, висевший на нитке под футболкой. Снятый с убитого молнией дерева, с того дня кристалл, похожий на жёлудь, так и оставался живым. Он по-прежнему мерцал дымчатым опаловым светом, и Кай подозревал в нём существование какой-то силы. Он несколько раз порывался показать его антикварщику, или кому-то из Магистров как амулет, но всякий раз в последний момент сам жёлудь отправлял ему послание – «нельзя». И Кай снова его прятал.
Но главное – кристалл был доказательством того, что Свет мог быть смертоносным. Кай видел совершённое им убийство своими глазами и никогда не сможет забыть.
…
Но и этим мрачные сводки новостей уже не ограничивались.
По всей Гардаринии начали расползаться слухи о совсем иных жертвах, тревожные сообщения о случаях найденных людей, убитых без видимых мотивов. Ни ограбление, ни насилие или несчастный случай к описанию преступлений не подходили. Все они были связаны одним – в найденных телах не оставалось и капли крови. Милиция ничего не смогла выяснить, обстоятельства всякий раз были столь туманными, что заводили следствие в тупик. Ни одного разумного объяснения. В Древнеграде счёт вёлся сотнями, по всей Гардаринии уже перевалил за тысячу.
Вчера Карна, застав в аудитории разговор о найденном обескровленном теле, поймав взгляд Кая, категорически замотала головой.
«Это не Велес, говорил её взгляд. Это не он. И точка».
И это означало, что больше она ни слова не скажет.
Кай и сам хотел верить, что это «не он». Это было что-то третье, что-то ещё более неясное, угрожающее, противоестественное.
Среди Магистров тоже ощущалось напряжение, но никто не решился бы задать Посвящённым подобный вопрос. Каю казалось, что причины этих беспричинных несчастий с Академией как-то связаны, но никто из преподавателей не захотел хотя бы высказать собственное предположение.
Их нежелание откровенничать Муза объясняла тем, что со временем ответы на вопросы появятся в их голове естественным путём – через понимание магоинженерии их Мира. А главным в этой магоинженерии была Магна Кварта, и неофиты терпеливо ждали, когда же, когда смогут подступиться к её азам.
* * *
Время продолжало играть в свои необъяснимые игры: то волоклось будто богомол на негнущихся ногах, то стремительным «куда?» пронзало сутки. Как и остальные, Кай сгорал от нетерпения. Но момент, отмеченный коротким «ждём», наконец наступил. Пару недель спустя на первом занятии по Технике Моментального Проектирования, которое прошло в Физической лаборатории космических лучей, Магистр Практик Лука Лиходед открыл им основу всея магоинженерии – Магна Кварту.
Эти четыре великих компонента магического действия – слово, мысль, энергия и, самое главное, связующее, о котором они уже столько раз слышали, были основой всех видов магических действий. Если три первых слова составляли ряд в какой-то мере объяснимо, и их многообразие подразумевало и порождало огромное количество комбинаций, то связующих, по словам Лиходеда, известно было не так много. Потому выбор правильного связующего, самого действенного связующего, именно твоего связующего, ставился во главу угла как залог качества всей Магна Кварты.
…
Кай, как и остальные студенты, до сих пор не научился распознавать облик Магистра Практик – с первого дня их шокирующего знакомства на демонстрации опытов по Фотонике никто не смог бы описать его внешний вид. Им позволительно было знать о его присутствии, понимать его, считывать эмоцию, посылаемую Магистром, даже каким-то образом видеть его не видя… в том смысле, что они всегда понимали, что он совершает и где стоит в данный момент. Но никто не смог бы описать, как тот выглядел. И это ещё больше сбивало с толку.
Наверное, поэтому, студенты никак не могли уловить хотя бы теоретическую основу Магна Кварты, и особенно роль связующего.
Иллюстрируя взаимосвязь, Магистр сказал, что можно спроектировать и изготовить идеальный Мерседес, в двигатель Мерседеса можно залить 76-й бензин, и он поедет, но послевкусие от творческой реализации задачи будет испорчено. А вот лыжи, хотя их конструкция несравнимо примитивнее, на 76-м не поедут вовсе. Их, как и в старые времена, рекомендуется смазывать парафином. Причина проста. Задачи у мага бывают разные – обеспечить самый долгосрочный эффект, самый неразбиваемый эффект, самый незаметный, самый мощный, болезненный, краткий, точечный, массовый… и так далее.
И в этот момент, по его словам, в помощь приходит опыт подбора правильного связующего. Важно просто набить руку.
Но набить руку удавалось реже, чем набить банок. Всякий раз, вынимая их из-под стола, неофиты надеялись, что какой-то опыт к ним уже пришёл. Это ожидание стало потоком песчинок в часах учебных будней, потому что большинством неофитов связующее по-прежнему расценивалось как каверза и подножка. Их Магна Кварта в лучшем случае рассыпалась, а если и срабатывала, то приводила к совершенно неожиданным результатам. Чем амбициознее была цель, тем чуднее мог оказаться результат колдовства.
…
К слову, о банках…
Лука Лиходед сразу приучил их совершать Магна Кварту в весьма неожиданных сосудах, простых трёхлитровых банках, которых у каждой хозяйки в доме было навалом.
Магистр в общих чертах пояснил, что способ изготовления этих банок пришёл ещё от древних стеклодувов, потому изнутри разбить их было невозможно. Во всяком случае не их скромными силами. Но банки в добавок особым образом закаляли, а этот рецепт знали лишь Хранители Техник Магистерия.
Да, не слишком красиво, и в арсенале магов, в их тайных мастерских при закрытых дверях используются дорогостоящие магические сосуды – и вид, и форма их сразу указывают на их специфичное назначение. Но в стенах Университета на глазах у немажей профессиональной эстетикой приходилось жертвовать.
Банки действительно оказались отличным подспорьем в овладении Магна Кварты. Бывало, у кого повалит дым или брызнет в разные стороны смола. Всё оставалось внутри банки. Или неофита начнёт затягивать внутрь – вовремя надетая крышка прекращала неудавшиеся чары. Однако, банки всё-таки бились. Не изнутри, а снаружи. Процент боя из-за неловкого обращения был стабильно одинаков. Одна-две банки на каждом занятии всё же ронялась и разлеталась в дребезги – от скользких рук или от внезапно выпавшего мокрого снега над столом. И тогда в игру вступал незаменимый и вечно бдительный господин Розмаринов. У которого, естественно, всякая банка была «занесена».
– Мда-с, – Конкордатор, укоризненно шевеля блёклыми кустистыми бровями, трагически сообщал, что он отвечает за это ценное оборудование головой и больше ничего не говорил. Правда каждый час до следующего практического занятия напоминал виновному о его проступке, подлавливая в самый неподходящий момент у дверей аудитории.
Магистр Лиходед с маленьким человечком не спорил. Спокойно и без лишних слов удалял осколки с пола. Только просил виновника принести на следующее занятие банку из дома. Розмаринов с Лиходедом спорить боялся, но всякий раз, констатируя ущерб, мрачно добавлял его имя к длинному суточному списку своих врагов. Дед Егор, как-то заглянув через плечо в его журнал, нашёл там Кая и даже Музу. Только внесение в Картотеку Банок новой банки вместо старой банки могло обеспечить кратковременное вычёркивание имени преступника из кондуита падших.
…
Кай не мог похвастать какими-то выдающимися достижениями по количеству выживших банок.
Его Магна Кварта слетала с пальцев очень медленно, будто смола, увязая на языке, ему буквально приходилось выталкивать её конструкцию. Её вялое формирование сам он мог наблюдать невооружённом глазом, потому и речи не могло идти о том, чтобы его колдовство можно было счесть неожиданным и молниеносным. Кай смотрел с пунцовыми щеками на её квёлое неуклюжее рождение и такое же смехотворно медленное движение. Он благодарил всех монахов за то, что его новый сокурсник Володар этого ещё не заметил и не поднял на смех, но со вздохом жаловался Музе, что на Путь его поставили определённо за какое-то иное мастерство.
Муза всегда находила слова утешения, даже если они и казались непонятными на первый взгляд.
– У тебя полно талантов.
– Не вижу ни одного.
– Например… Чудесный талант падать вверх.
– То есть?
– Каждая твоя неудача выносит тебя всё выше и ближе к ответам.
– Что-то незаметно…
…
Немногое оправдание Кай находил в том, что Муза и дед Егор тоже не слишком преуспевали в магических практиках, но Муза, как лучшая ученица Смольного института благородных девиц выпуска 1919 года, по определению была образована гораздо лучше их всех, по крайней мере, к знаниям имела большую тягу. А дед Егор по-прежнему много времени посвящал учебникам, к тому же, к удивлению Кая, чрезвычайно проникся идеей участия в конкурсе, объявленном Магистром Силы, о чём и говорил последние семь дней.
На стенания Кая дед отвечал просто:
– Мастерство точно даст о себе знать. Как только жареный петух подкрадётся со стороны заднего кармана.
* * *
Неделей позже к четырём компонентам Магна Кварты добавился ещё один. И, может быть, Каю именно этого пятого недостающего звена и не хватало. Ему казалось, что он на шажок приблизился к пониманию «механики» работы связующего и всей Магна Кварты.
Лиходед прохаживался между рядами Физической лаборатории космических лучей.
– Вспоминаем основы работы простых механизмов, физика, 7-й класс. Использование рычага. Получение большего усилия на коротком плече, за счёт приложения меньшей силы на длинном. Опора рычага – разница высот, вспоминаем.
Гул в аудитории подсказал, что попытка вспомнить была предпринята. Интонация его подсказала, что не всеми успешно.
Магистр продолжал.
– Маги древней Европы и того, что было до Европы, веков за 20-30 до нашей эры, не сильно тяготели к точности и не чурались славы. Аккуратные, иголочные магические удары были не в чести. Ценилась мощь и зрелищность. Страх и благоговение толпы перед неопознанным и смертоносным стоили больше, чем какое-то количество сопутствующих случайных жертв или разрушенных домов. Прощалось и принималось на уровне погрешности. Потому и плечо, и угол приложения силы не требовал филигранности в расчётах, в отличие от того, чему учит вас Магистр Медвяна и Мастер Карфаге… – в классе раздались смешки, – простите, Мастер Афиногенов, на Дуге.
– Для чего тогда Дуга? – спросил дед Егор.
– Вы нам и ответите, Острожский Егор, для чего тогда Дуга?
Дед задумался.
– Для усреднения плеча приложения Магна Кварты. Чтобы поближе и всегда под рукой.
– Верно. Но, в условиях отсутствия необходимости соблюдать секретность, согласитесь, стоит ли мельчить с закапыванием связующего вдоль бесконечных дуг по земному шару, если гораздо заманчивее оттолкнуться от чего-то наподобие… Кстати, фотоники, подключите фантазию, от чего? – губы Лиходеда растянулись в улыбке.
– Например, от большого куска метеоритного железа, – поднял руку Миша Головач, низкорослый парень в очках. – Или даже от целого метеорита.
– Неплохо, но метеоритное железо на дороге не валяется уже с десяток тысячелетий. В капсулах Дуги Струве захоронено по килограммовому бруску, размером с кусок мыла. И это очень щедрый запас. Ещё… Глеб Володар расскажет нам.
– Для мощных заказных задач я бы использовал энергетику стадиона, – лениво бросил Глеб Володар, высокий блондин, не расстающийся с дорогой тростью.
– Хорошая мысль, Володар. Чистый выброс. Для подчинения синхронных эманаций и эгрегоров требуется очень высокий уровень концентрации. Но с этим у тебя, будто бы, порядок. Молодец. Продолжим… – Магистр передвинулся к другому ряду, – Лизавета Ангара, есть идеи?
Лиза Ангара, та большеглазая девушка в блёклых одеждах и косынке, что с лёгкой руки деда навечно осталась Панночкой, сидела с безучастным видом, её потухший взгляд наводил на мысль о том, что она давно не с ними.
– Ну-ну, – подбодрил Лиходед с сияющими глазами.
Но несмотря на вид, ответ был тут же дан, и Панночка при этом почти не размышляла.
