Елена Гарда
Книга I. Дар светоходца. Враг Первой Ступени
Был и ещё один загадочный момент, Кай совсем забыл о нём и вспомнил лишь дома под утро. Уже в дверях Муза Павловна, которая ни на мгновение не поддалась общей панике в амфитеатре, задумчиво спросила:
– Если это Свет, то какова же тогда Тьма?
Соломея задержала её руку в своей и тихо сказала:
– Ты помнишь, я уверена, ты помнишь.
Муза вскинула на неё глаза. Кай мог поклясться, что в них мелькнул ужас.
Соломея Медвяна ответила ей печальным долгим взглядом.
– Он вернётся. Но ты выберешь не его. Вам дано лишь несколько минут.
На мгновение взгляд Музы затуманился, в следующую минуту она была совершенно спокойна.
– Спасибо. Нам хватит, – Муза улыбнулась и вышла из аудитории.
Это был очень короткий, но совершенно загадочный обмен репликами. Кай немного знал о судьбе Музы Павловны, но то, что он знал, было ужасно. Соломея Медвяна, которая впервые видела Музу, заглянула в неё как в книгу за считанные секунды, рассказав и о её прошлом, и о её будущем.
Магистры действительно творили невероятные с точки зрения обычного мира вещи, это было ясно.
Но даже не это лишало его сна. Кай вспомнил тот чудовищный вихрь, которым когда-то связал его Велес. Тогда же Каргер окутал тело Кая какими-то золотистыми нитями и, преодолевая нечеловеческое сопротивление, извлёк из кипящей бездны голубые волокна света и соткал из них полусферу, каким-то образом обезоружив хтоника.
Единственный вопрос стучал теперь в его висках – неужели такие силы были подвластны и Каргеру? И следом надежда – неужели эти силы откроются и ему самому?
Некому было задать этот вопрос.
Кай покосился на тускло мерцающую лампу с зелёным абажуром из серафинита. Он до сих пор не разобрался, как она тогда вызвала Каргера. Было бы здорово задать все эти вопросы ему самому.
Он зажмурился и уснул. Ведь завтра предстояло ещё одно небольшое знакомство с Академией – дружественное застолье и не где-нибудь, а в Обсерватории.
* * *
Ровно в 17-00 дверь в небольшое совершенно тёмное здание открылась. Неофиты неуверенно потянулись внутрь. Наконец кто-то нащупал выключатель, и помещение озарилось белым ярким светом.
В зале Обсерватории было просторно, обычные студенческие парты и скамьи располагались обычным порядком. Одну стену занимала широкая чёрная доска. Каю сперва показалась, что она ничем не отличается от школьной. Но, подойдя ближе, он обнаружил, что это не доска, а скорее окно, выходящее прямо в чёрное звёздное небо. Стекло в нём заменяла какая-то парящая плотная субстанция. Весьма любопытная… Кай приблизил лицо к её границе, пытаясь рассмотреть, из чего она состоит. В этот момент он почувствовал чёткий сигнал шестигранного значка на груди – «Тебе не хочется потрогать её рукой». И Каю и вправду перехотелось.
Стены по кругу от доски были уставлены стеллажами, полки их занимали разнообразные глобусы небесных сфер и телескопические приборы, на антресолях высились груды рулонов карт. Кроме наличия сотен не на что не похожих серебристых блестящих приборов, этот учебный класс отличался от такого же в его родном «Сикорском» ещё и размерами. Класс был огромен. И Каю казалось, что по мере того, как в помещение входят неофиты, его размеры тоже добавляются. Окна в какой-то момент шириной превысили высоту, хотя в начале Кай отметил, что окна имели несовременную узкую сводчатую форму. В воздухе совершенно неуместно витал запах жареной картошки. Кай поискал глазами источник столь необычного аромата, но не нашёл ничего похожего на плиту или сковородку. Хотя один из приборов на шкафу курился белым дымком. И Кай решил, что запах этот есть продукт какой-то необычной реакции, нужной владельцу этого астрономического рая.
Дед, быстро втянув носом воздух, тут же подхватил Карну и Музу под руки и, что-то нашёптывая обеим поочерёдно в уши, незаметно увлёк их через сквозные двери на лужайку снаружи.
Тори не последовала за ними, взглянув на Кая, она присела на лавку у входа.
В груди его что-то мягко и тепло задрожало. Может быть сейчас? Может быть снова?
Кай, не раздумывая, опустился там же на перильце, их руки коснулись друг друга за долгое время впервые. Другие девушки восприняли столь явный знак внимания с неодобрением. Некоторые даже отвернулись, поджав губы. Мужская половина фотоников разбрелась по аудитории, разглядывая приборы на стеллажах, повторяя опыт Кая с классной доской и ожидая какой-нибудь отмашки к действию. Но пока никто из Академиков не появлялся.
Все чувствовали неловкость и избегали встречаться глазами с сокурсниками. Наконец появилась Магистр Соломея Медвяна, следом за ней вошёл очень маленький мужчина в очках и чёрном хозяйственном халате. Она попросила мужчин присоединиться к господину Розмаринову, указав на коротышку, после чего тот быстро организовал перестановку парт в длинный стол буквой «П».
Некоторые девушки немного разочарованно вздохнули, многим наверняка виделось, что Соломея сейчас взмахнёт волшебной палочкой, парты ловко взлетят и перестроятся сами, в зал забегут крошечные эльфы с грудами тыквенных пирожных на подносах, под потолком заструятся караваны горящих свеч. Но Соломея, с улыбкой предваряя вопросы студентов, сообщила, что Посвящённые приняли решение лишний раз не пренебрегать секретностью, потому что Обсерватория, хоть и удалена от основного Университетского здания, находится в любимом парке горожан, и в любой момент их неосторожные действия могут стать центром внимания немажей.
В следующий момент из открытых дверей донёсся сигнал клаксона, у дверей урчала небольшая машинка, в фургоне которой нашлось всё необходимое для их «дружественного застолья». Девушки, деловито отстраняя парней с дороги, высыпали наружу, разбирая невесомые коробочки тортов и пирожных. Парни подхватили ящики фруктов и упаковки соков. Очень быстро столы были накрыты, посуда расставлена, чай и соки разлиты, и все расселись.
Соломея выглядела очень весёлой. Она хлопнула в ладоши и, после установления тишины, снова поздравила всех с началом учёбы.
– Я попросила бы вас всех скорее познакомиться друг с другом, чтобы наша вечеринка стала началом ученического партнёрства, которое переросло бы в крепкую дружбу. Очень важно сберечь это чувство единения и сквозь годы учёбы пронести дух крепкого безоговорочного доверия друг к другу.
Все вежливо захлопали. Господин Розмаринов даже привстал, он хлопал громче всех.
Соломея с улыбкой попрощалась и, оставив всех на попечение маленького человечка в чёрном хозяйственном халате, исчезла.
Фотоники приступили к еде, но знакомиться всё же не спешили, в воздухе витала нервозность и тревога. Если бы не твёрдое указание Магистра Соломеи, большинство охотнее бы сбежало домой, размышляя над вопросом, как лучше всего спрятаться, исчезнуть, потеряться, лишь бы никогда не возвращаться в стены Академии. И не прибегнуть ли к способу Марика Вариводы, чтобы уж стереть всё из памяти одним махом…
Атмосфера за ужином царила гнетущая, хотя дед Егор и господин Розмаринов изо всех сил старались развеселить компанию. Кай попытался устроиться рядом с Тори, но неожиданно его опередил Марик Варивода, а с другой стороны её прижал студент, который представился необыкновенным именем Логвин Лилье. В результате сложных манёвров Кай оказался соседом этого самого господина Розмаринова, весь вечер донимавшего его рассказами о нововведениях в отправлении учёта, разработанных и внесённых им ради процветания Академии.
Дед Егор с Музой и Карной сидели на другом краю стола, их почти не было видно. Кай подумал, что с момента обращения эти трое нормально-то и с людьми не пообщались, всё нянчились с его проблемами. Ведь они теперь молодые и красивые, и могли бы найти для себя что-то новое в необычном мире молодости. Он решил не отрывать их, пусть познакомятся с другими студентами.
Кай от скуки то и дело поглядывал на Тори, но из-за того, что её постоянно закрывал собой Марик Варивода, чаще встречался глазами с ним. Каю почему-то казалось, что при виде кая этот парень страшно пугался. Во всяком случае, он поглядывал на Кая с опаской. Правда, после представления Магистра Лиходеда на этого краснощёкого парня многие тоже поглядывали в волнении. Кай списал это на всеобщую нервозность, потому что по большому счёту, ему не было никакого дело да Марика, в волнении или без.
Снаружи темнело. Вечер был тёплый, но с уходом солнца в воздухе потянуло колючим холодком, словно зима подгоняла осень уступить ей место.
Вскоре женская половина приглашённых всё же перезнакомилась, девушки оккупировали подоконники, и по их виду было ясно, что им есть что сказать друг другу. Большинство парней вскоре разбрелись по парку, некоторые совсем ушли, включая Розмаринова, но несколько самых отчаянных уселись играть с дедом Егором в карты. Кай, насупившись, перевёл взгляд на Руслана Хорунжего.
– Это надолго. И скучно.
– Я посмотрю, пожалуй.
Тори вообще исчезла из поля зрения. Кай признал, что настроение было безвозвратно испорчено.
Оставив картёжников, он вышел из здания Обсерватории и медленно побрёл по парку Ботсада. Он размышлял над тем, почему ему было так неприятно видеть, как Варивода подсаживается к Истории, по крайней мере он решил попытаться быть рассудительным и искал для этого какое-нибудь тихое местечко.
Ботсад, каким его знали древнеградцы, никогда не был тихим, совсем рядом на проспекте ревели потоки автомобилей. Откуда-то доносился гитарный бой и дружный хохот. Студенты всё-таки нашли способ поднять настроение, по рукам пошла бутылка в бумажном пакете. Кай усмехнулся, пить не хотелось.
В конце концов он набрёл на пустынную полянку неподалёку от Обсерватории. Улёгшись на сухую траву, Кай заложил руки под голову и уставился в белёсую пелену неба. Сейчас небо было неинтересным, но там, далеко за тучами, звёзд было не перечесть. Горыныч говорил, что точного числа не знал никто, может быть, целый миллион. Каю всегда казалось, что ответ на все загадки жизни кроется где-то там, среди звёзд, ведь жизнь пришла оттуда, он в этом не сомневался. Однако, сколько он в небо ни вглядывался, ответ не давался.
Кай не считал себя несчастным человеком. Но душа его оставалась неспокойной. Кай не смог бы объяснить, в чём дело и что не так, потому что сколько бы его не учили, он никогда не умел правильно рассуждать. Вернее, в детстве он так много думал и рассуждал, что, когда его начали к этому понуждать в школе, он совершенно утратил своё умение. Он перестал быть рассудительным. Он, скорее всего, стал решительным. Не думать, но действовать, и это обычно помогало. В чём в чём, а в этом он был по-настоящему хорош. Раньше… Но с этим Велесовым заданием у него ничего пока не получалось. Он не знал, как действовать. Нужно было думать, понимать и рассуждать.
Вот и сегодняшняя проблема с Тори требовала именно рассуждения, и Кай пытался рассуждать, всматриваясь в тусклое небо с надеждой, что оно как-то поможет, что ответ придёт оттуда. Но звёзд не было, в груди скребло и ответ не приходил.
Мысль о Тори засела в голову, и выгнать её оттуда не получалось. Кай вспомнил своё ощущение постоянной неуверенности рядом с ней. Он никогда не испытывал того спокойствия, которое даёт полная уверенность в чьей-то симпатии или любви. Он попытался убедить себя в том, что в её поведении нет никакой угрозы – по крайней мере, не из-за Марика Вариводы. Но мысль не уходила. То, что казалось невозможным, теперь прорисовывалось очень яркими сценами в его голове. Марик брал Тори за руку. Его ладонь опускалась на талию и уходила под свитер. Его губы накрывали губы Тори. Тори откидывала голову и смеялась счастливым смехом. Рука Марика ползла ниже…
Внутри резануло неожиданным странным звуком. Словно кто-то коротко взял аккорд на низкой октаве, взял и бросил. Звук взревел, сотряс всё внутри него и тотчас же заглох.
– Вот зараза! – вслух выругался Кай, и какой-то автомобиль радостным взрывом шины громыхнул ему в ответ.
Они были друзьями. Раз.
Тори всё ещё ему очень нравилась. Два.
Когда-то он даже поцеловал её, считая своей девушкой, и она ответила ему, но вспоминать об этом не хотелось. Три.
Всё как-то испортилось в один миг. С тех пор он всеми силами берёг то, что осталось. Тень их дружбы.
Всё закончилось болью. С того момента он ни разу не прикоснулся к её руке. Не дотронулся до плеча. Не посмел в шутку ущипнуть или пощекотать.
И не сказать, что он больше этого не хотел, но что-то останавливало его. Приблизительно так же, как шестигранный значок остановил его полчаса назад. «Тебе не хочется коснуться её… не хочется поцеловать», звучало в голове предупреждение. И Кай отступал.
Сейчас он снова остро осознал – она не могла быть чьей-то девушкой. Да, ключ был именно в этом. Ему нравилось знать, что он единственный и самый близкий её друг. Кай вдруг почувствовал, что не смог бы вынести её потерю. Нет, повторил он про себя в отчаянии, чувствуя, что губы не слушаются и лицо начинает дрожать. И отдать Тори их новому знакомому, доброму парню Марику, он тоже не был готов.
На минуту Кай позволил себе поддаться мечте, белые клавиши снова расплескали в душе щемящую лазурь, но в груди так застучало, что он зажмурился. И тут из кустов неподалёку донёсся сердитый окрик, за которым мгновение спустя последовал хлопок. Нет, никакая это не шина… это выстрел. Второй выстрел…
Всё замерло на миг, как будто звук положил конец весёлому карнавалу, будто кто-то через невероятную огромную воронку откачал из пространства вокруг все иные звуки один за одним, затем Кай услышал чью-то приглушенную ругань и быстрый топот. Группа людей пробежала довольно близко от него и растворилась в темноте.
– Назад! Вернитесь! – раздался чей-то крик, и Кай понял, что этот голос ему знаком.
В следующий момент он уже сорвался с места.
Он пробежал метров пятнадцать, отделявших его от лужайки перед Обсерваторией.
Ещё через миг по парку пронёсся восторженный гул и улюлюканье.
Кай бежал, сметая студентов. Он не видел ничего перед собой. Он хотел лишь одного – найти Тори. Убедиться, что она в безопасности.
Он быстро нашёл своих, макушка деда Егора была видна со всех сторон. Девочки, Карна и Муза, стояли за его спиной. Он не видел только Тори…
Он налетел на деда, едва не столкнув его с ног, тот ошарашенно уставился на внука. В следующий момент за спинами взметнулось облако золотистых волос – Тори разогнулась и поднялась с корточек, она завязывала шнурок. Сердце ревниво кольнуло, ему было всё равно, что о нём подумают. Кай кинулся к ней, прижал её к груди, вдохнул запах волос; его будто обожгло изнутри, но в следующий миг они отступили друг от друга.
Тори смущённо поправила волосы. Карна сердито смотрела на Кая, дед взволнованно отступил.
За спинами раздавалось нестройное:
– Вот это да-а-а!
Ему было всё равно, что весь факультет сейчас смотрит на него. Он выпрямился и расправил плечи, засунул руки в карманы и вызывающе обернулся к толпе.
Но неофиты были заняты обсуждением какого-то другого события. Некоторые, конечно, посматривали на их компанию, но реплики относились не к нему. Он прислушался:
– Как его Магистр Лиходед уделал!
– Тот и пикнуть не успел!
– А Розмаринов-то, Розмаринов…
– Я думала, он ушёл, а он вдруг как дунет!
– Лиходед – моща!
Муза настороженно покачала головой.
– Кай, где ты пропадал? Я перенервничала.
– А что здесь произошло? Я слышал выстрел, и потом свисток как милицейский.
– Поехали домой. Потом расскажем. Магистр-таки пренебрёг соображениями безопасности и показал нам ещё несколько фокусов.
По всему было ясно, что за время его отсутствия, полюс оценки вечеринки сменился с северного на совершенно южный. Сомнения и страхи сменились новым настроением – неофиты были совершенно и полностью влюблены в Академию в целом и, по непонятной пока причине, лично в Магистра Лиходеда, внешность которого никто за эти дни так и не смог рассмотреть…
Жуков Остров
Слова их нового знакомого, Руслана Хорунжего, о Жуковом Острове возбудили целую волну новых исследований. Друзья какое-то время ещё сомневались, стоило ли посвящать парня в их миссию. Симпатии были на его стороне, но решили не спешить и присмотреться поближе, просто ради того, чтобы не напугать. Кай не хотел терять нового друга, вдруг он откажется иметь дело с потусторонней чертовщиной, о которой-то и рассказать путно нечего. Хотя… у него было стойкой ощущение, что если бы Руслан узнал всё… то не отказался бы.
Жуков Остров занимал площадь более полутора тысяч гектаров. Строго говоря, в географическом смысле он островом не являлся, просто береговая линия Матвеевского залива была густо иссечена рукавами и притоками речушек Вита и Коник, практически отделяя обширный участок этой изумительной по красоте живой природы водой. Подходы к нему были затруднены не только водным барьером – пешеходный доступ затрудняла дамба, огороженная бетонным забором, автомобильному проезду мешал банальный шлагбаум на контрольном пункте.
Кай был много наслышан об этом месте и о том, что если путнику всеми правдами и неправдами удавалось проникнуть в зону заповедника, то все попытки попасть в нужный квадрат сводились на нет незыблемостью института права частной собственности. Заповедник Жуков Остров, формально ещё откликаясь на звание Государственного Заповедника, как выяснилось, пребывал в частном владении важного лица, настолько важного, что имя его называть отказывались все.
Перед шлагбаумом на табуретке сидел дедок в треуголке, свёрнутой из газеты. Это и стало первым препятствием. Кай подошёл поближе и, пожёвывая колосок, проговорил отстранённо-восторженно «Ну какая же красота вокруг!» Затем потянул носом острый лесной запах свежести и реки и как бы невзначай присел на шлагбаум.
Страж тоже вдохнул широкой грудью, после чего ответил, бурно жестикулируя и указывая руками одновременно во все стороны света и за плечо через вверх.
Какое-то время, скрестив в задумчивости руки, Кай разглядывал старика в газетной шапке и размышлял над загадочным: «навить не намагайся, учора тут якесь малесеньке, рябесеньке телятко гамцяло, цього жебракуватого пригостив паляницей, так вони потим нишпорили в запилли, чигали в шелягах и, аби не панькатися, зметикували и, крадькома, налаштували тенета в манивцях на царини, тоди прибули милициянты та, врешти решт, спирвали разом до йихого великого цабе, и доси човгають навпрошки чагарями проз кавунове бадилля, з цим недорикуватим покидьком у лантуси. Ще й цима покидьками моя файна клямра зникла. Йдить звидсы, сынку».
Всё, что он мог на это ответить:
– Куда?
Дед важно махнул рукой в сторону рощи за поворотом дороги:
– Туда.
Уходя, Кай вежливо поблагодарил деда, тот сделал всё что мог. Пришлось идти в обход и наугад, строя маршрут с учётом вероятности избегания появления неких агрессивных и вороватых «покидьок» и по определению благородных «милициянтив».
Решив забросить пробный камень, Кай, дед Егор, Карна и История попытались проникнуть внутрь заповедника на Жуковом Острове через центральный вход. Муза, ссылаясь на свой «моральный возраст», обычно наотрез отказывалась участвовать в подобных авантюрных предприятиях, потому вылазке в заповедник предпочла поход в музей.
На требование охранника предъявить пропуск Министерства Экологии или разрешение, подписанное лично Аркадьевичем, им осталось только развести руками и признать, что план «А» провалился. Единственным профитом этой попытки стала огромная карта заповедника в виде барельефа, занимающего всю стену у главных ворот. Внимательно изучив её, Тори по возвращению домой воспроизвела карту на бумаге.
Муза Павловна на следующий день попыталась прояснить вопрос в Министерстве Экологии, однако сведущий человек нашёлся там лишь с двадцать пятой телефонной попытки и лишь ради того, чтобы проинформировать их о «неподведомственности объектов частной собственности государственному надзору».
Тогда, в соответствии с планом «Б», примерив личину заблудших туристов, компания предприняла марш-бросок по периметру заповедника, в надежде отыскать козью тропу, недоступную обзору замаскированных камер наружного наблюдения. Несколько попыток закончились тем, что из заповедных кустов им навстречу шагнули ещё более натуралистичные кусты, неброско поблёскивая оружейными стволами. Долее испытывать судьбу не было смысла, потому пришлось признать капитуляцию и отступить.
Оставался последний шанс – таинственный Аркадьевич, выдающий «контрамарки».
После небольшого мозгового штурма был разработан и утверждён план «В», который возвращал их к ВОХРовцу на центральном входе. Так и порешили. Кай с надеждой смотрел на деда Егора, всё-таки у того наличествовал многолетний опыт налаживания контактов с людьми в форме, армейская закалка и покрытая инеем фляжка в данной миссии могла оказаться не лишней. Ехать слишком рано смысла не имело, дед заявил, что истинные хозяева жизни раньше десяти утра кофеи не пьют и челобитные не принимают. Да и вообще их сейчас с Кипра не вытянешь, потому шансы застать всемогущего Аркадьевича изначально стремились к нулю.
На следующий день Муза Павловна предложила взять паузу и уговорила Карну с Тори сходить с ней на знаменитую выставку гравюр Альбрехта Дюрера под названием «Апокалипсис». Шанс упустить было нельзя совсем никак, потому что уже завтра экспозиция уезжала домой, в Музей изобразительных искусств имени А.С. Пушкина.
* * *
Кай с дедом Егором всё же решили попытать счастье номер три и уже уселись в Гелендваген, и даже практически тронулись, когда из подъезда выскочила Карна и заявила, что к Апокалипсису она совершенно равнодушна, потому что знает о нём всё, что ей нужно. Все рассмеялись и очертя голову ринулись в очередную авантюру.
Кай смотрел в окно и улыбался, но совсем по иному поводу. Спускаясь утром к машине, он заглянул в почтовый ящик. Такое случалось редко – он опередил Кикимориху. Его ждало письмо, на его имя.
Он вскрыл конверт, содержание его не удивило. Он ждал чего-то в таком роде. Внутри, кроме собственно письма, обнаружилось ещё два бланка, которые ему предлагалось заполнить и подписать, один экземпляр оставить себе, другой – отправить по указанному адресу.
Стоя в подъезде, он ещё раз внимательно прочитал сообщение и сложил бумаги обратно в конверт, поздравив себя с тем, что это решение ему прекрасно подходит. На данном этапе. Он решил пока никому об этом не говорить. Некоторые моменты требовали простых действий, а не бесконечных совещаний.
Они быстро добрались до нужной развилки у самого заповедника, но машину решили поставить в некотором удалении, на одном из заброшенных подъездных путей, которые они заранее высмотрели на карте. Оставшиеся сто метров вполне можно было преодолеть пешком, прокладывая путь мимо затянутого ряской болотца и колючих кустов ежевики.
Природа вокруг просто ласкала глаз… Дрожащее в туманной дымке утреннее солнце смягчило незатейливые окружающие краски, лес благоухал ароматами уходящей осени, одиночные птичьи трели заглушали монотонное жужжание насекомых, воздух был чист и удивительно бодрил. Пауки плели свои невидимые сети, наивные мухи со сказочной непосредственностью снова и снова попадались в их серебряный плен. Неожиданно раздалось мягкое урчание подъезжающей к воротам машины. Где-то в стороне забарабанил дятел.
Они незаметно подобрались к центральным воротам, из-за кустов наблюдая за чёрным Майбахом с расстояния, позволяющего услышать переговоры водителя с дежурным. Затем за забором, где-то в глубине двора эхом прокатились щёлкающие обрывки команд, передаваемых по рации, ворота с низким гулом начали медленно отъезжать. Снова забарабанил дятел… и вдруг тишину леса прорезала автоматная очередь. Колёса автомобиля с резким хлопком подпрыгнули. Грянул выстрел, другой, третий… прокатилось эхо, кто-то вскрикнул… Голос, усиленный не иначе как через громкоговоритель, скомандовал всем выйти из машины. Ещё через мгновение началась пальба.
Кай с дедом и Карна неловко пятясь отступили за небольшой холмик и упали в покрытую росой траву. Из ворот высыпала охрана в черных бронежилетах, но под таким огнём пробиться к боссу в Майбахе не представлялось никакой возможности. Ворота с низким гулом поехали назад. Из кустов с другой стороны леса выскочили бойцы в спецназовском камуфляже. Завязалась нешуточная перестрелка, среди наступающих и отстреливающихся появились первые потери. Рации с обеих сторон гремели уже в полный голос, отборный мат сотрясал кроны векового тиса, водитель Майбаха даже не успел закрыть окно, его голова понуро свесилась на руль. Он был мёртв или серьёзно ранен. Кай понимал, что ситуация для визита к Аркадьевичу складывается совсем не подходящая – надо было уходить пока не поздно. Они переглянулись с Карной и дедом и без слов поползли к своей машине.
Ловчее всего ползти, по понятным причинам, удавалось Карне. Кай в этой номинации совершенно не блистал. Ветки кустов и палые листья лезли ему в глаза, длинные ноги и плечи постоянно цеплялись за пеньки и проваливались в ямки, руки были в ожогах от крапивы, Кай тихо чертыхался, понимая, что деду с его ростом приходится не легче. Он уже проклинал себя за идею оставить машину на удалении, но тут осознал, что деда с ними уже несколько минут как нет. Он перекатился на спину, пытаясь проникнуть взглядом сквозь гущу подлеска, но за ними пышной зеленью раскинулось уже метров пятьдесят заповедного эндемического леса, никакой взгляд не способен был прорезать эту толщу; к его ужасу пальба не прекращалась, а деда Егора нигде видно не было.
– Карна, – в отчаянии просипел он, голос его провалился в фальцет, – что делать?! Где он?
Карна замерла, чуть приподняв на несколько секунд голову, перестала дышать, а затем, будто описывая картинку, стоящую перед глазами, еле слышно зашептала:
– Он в паре метров от ворот… так… уже у машины… теперь их трое… кажется, один не двигается… да… два человека… отступают… движутся в нашу сторону… пора, уходим, они нас догоняют.
Кай колебался лишь несколько ударов сердца. Потом тихо выругался, решительно развернулся и кинулся навстречу деду. Карна зашипела и с силой вцепилась руками в ворот его футболки, вид её выражал только одно намерение: «двинешься – укушу», но секунду спустя кусты, отделявшие их от площадки перед воротами, колыхнулись, и в зарослях трав и гуще листьев показались две макушки – одна голова была лысая, вторая несомненно принадлежала деду Егору. Кай с облегчением выдохнул и пополз догонять Карну. Через несколько бесконечных минут они забрались в салон, дед с бритоголовым мужчиной полубегом с треском преодолевали последние метры, напролом по заросшей ежевикой поляне, впрыгнув в машину за секунду до взрыва, сотрясшего лес.
Лысый заслонил голову руками и сжался на переднем сидении, белоснежная рубашка его была вымазана в крови. Дед Егор рванул передачу, вдавил педаль газа, и машина выскочила из зарослей бузины с обочины на боковую дорогу, их весьма чувствительно подбрасывало на рытвинах и кочках, но шум стрельбы удалялся, и паника понемногу отпускала.
Лысый мужчина, сцепив зубы, чертыхаясь и постанывая, каким-то диким осоловелым взглядом озирался по сторонам, вцепившись обеими руками в кожаный подлокотник, и при каждом падении машины в колею поджимал короткие ноги будто всадник на родео. Чуть позже, когда адреналин в крови слегка улетучился, он уселся более расслаблено, вытер загорелую лысину носовым платком и напряжённо осмотрелся.
Будто смахивая пыль, он провёл окровавленной рукой по полированным панелям центральной консоли автомобиля, отделка из красного дерева заиграла солнечными бликами, на секунду палец его замер на кнопке дископриёмника, затем он поднял глаза вверх и отвернул солнцезащитный козырёк над головой. Оттуда вывалилась золочёная иконка размером с ладонь. Он молча покрутил её в руках и вернул на место.
Немного успокоившись, он скосил глаза в сторону водительского кресла, будто размышляя и взвешивая слова, затем развернулся всем корпусом и с сомнением в голосе прохрипел:
– Слышь, брат, я тебя откуда-то знаю… И тачку твою… тоже… Я не ошибаюсь?
Дед расплылся в улыбке.
– Нет, Боря, ты не ошибаешься… И Гелендваген твой, точно, – дед лихо вписался в поворот, подпрыгивая на ухабах, преодолел ещё метров пятьсот и надавил на тормоз у высоких бронированных ворот. – Вот мы и на месте, Борис Аркадьевич, если я ничего не перепутал. А ты не хотел больше в машину садиться…
Аркадьевич, очевидно, это был именно он, прищурившись и скривив губы, пару мгновений вглядывался в лицо деда Егора. Через несколько секунд в выражении его лица появились признаки узнавания, ещё несколько секунд сменили подозрительность в его глазах на изумление.
– Жора, ты что ли?.. Что-то молодой сильно, не?..
Дед, развернувшись к нему лицом и раскинув локти от торпедо до спинки своего сиденья, смеясь ответил:
– Так стволовые ж клетки… чудеса творят, Борис Аркадьевич, минус тридцатник, наука!..
Борис Аркадьевич схватил деда за плечи и как-то по-детски, совершенно бесхитростно обнял его. Дед ответно похлопал его по спине в промокшей рубашке.
– Дорогой ты мой, Жоржоржич, ну как мне благодарить тебя?! – в глазах Бориса блеснула искренняя слеза, он неловко смахнул её, продолжая сотрясать деда за плечи. – Откуда ты такой взялся?! Второй раз меня вытягиваешь…
Из ворот навстречу им высыпали люди в красивых чёрных костюмах, деловито пронизывая взглядом окрестности, за ними почти бежал мужчина в белом халате и с чемоданчиком в руке. Бориса Аркадьевича буквально под руки вытащили из Гелендвагена и, взяв в трепетное кольцо, повели в дом. Дед вышел следом, махнув Каю и Карне рукой. Те последовали за ним.
* * *
Несколько часов спустя, уже остыв от приключения, приведя себя в порядок и хорошенько поев, с запотевшим графинчиком домашней настойки, подносом с разносолами и закусками на мозаичном столе, они разместились на увитой плющом веранде. Эта площадка примыкала к просторному гостевому домику, который опасно раскинулся на вершине обрывистого утёса, нависшего над широкой излучиной реки, где на водной глади покачивались упитанные утки.
Кай и Карна расслабленно сидели снаружи на скамейке, в их ладони с любопытством тыкалась мягкая задорная взъерошенная морда розовой длинношёрстной альпаки. Первые несколько минут она недоверчиво принюхивалась, тянулась к ним длинной шеей и отступала, стоило им протянуть к ней руку. Потом страх в миндалевидных глазах сменился на дружелюбие, и Кай время от времени скармливал ей небольшие кусочки нежной полупрозрачной морковки. Карна, подтянув под себя ноги, улыбалась ужимкам ласковой попрошайки, но Кай замечал, что она не упускает ни слова из разговора деда Егора и Бориса Аркадьевича.
