Елена Галлиади
Белопыль
– Вот, погляди! – сказала баба Уля и указала рукой на коровью спину.
Никодим прищурился в тусклом свете коровника и наклонился над животным.
– Плохо дело, – спустя некоторое время произнёс он. – Вань, посмотри.
Я подошёл ближе и пригляделся. Действительно, вся коровья спина была исполосована, будто ножом.
– Что это, волк? – удивился я.
– Хуже… – буркнул Никодим. – Похоже, Аспид повадился, давно не было твари, но вот опять пожаловал.
– Что за Аспид? – поинтересовался я.
– Тварь такая… В остальном мире мифическая, а у нас, пожалуйста, знакомьтесь! Хорошо, пашня вокруг поддерживается, а то бы уже и в деревне похозяйничал, – сказал Никодим.
– Ничего не понял, – сказал я.
– Объясню позже, пока Зорьке помочь надо, я тут и за ветеринара тоже, – сказал Никодим.
– Это не Зорька, это Ладушка, – поправила его баба Уля, – у Зорьки одно ухо белое, а у Ладушки два.
– Всё путаю их, – сказал Никодим. – Придётся швы наложить, лечить будем, антибиотики пропишу, пока гулять на поле не води её.
Мы вышли из коровника и отправились к Никодиму в рабочий кабинет, чтобы взять всё необходимое. Он хмурил брови и чертыхался, а я не решался уточнить подробности. Когда мы вернулись, Ладушка уже спала настолько крепко, что не шевельнулась ни разу, пока Никодим зашивал её раны и делал уколы.
– Баба Уля, не мне тебя учить, но живи-траву тоже не забывай давать, сама знаешь, антибиотики, конечно, помогают, но тут дело особенное, – сказал Никодим.
Баба Уля кивнула в ответ и, поглаживая Ладушку, что-то шептала ей в белое ухо. Корова потрясла головой и проснулась. Я не успел удивиться этому, как над крышей раздался мерный свист и шипение, будто шкварки зашипели на гигантской сковороде.
– Вот он, окаянный! – буркнула баба Уля.
Никодим выскочил на улицу, я следом за ним. Коровы разволновались и подняли шум. Над деревней, погружённой в туман, металось огромное существо, разглядеть которое не представлялось никакой возможности, лишь чёрная тень, окутанная жаром оранжевых всполохов, шипение и запах гари говорили о том, что происходит нечто невообразимое и ужасающее.
– Помоги бабе Уле! – рыкнул на меня Никодим.
Но я остался стоять как вкопанный, не в силах оторвать свой взгляд от всполохов в тумане. Никодим тем временем совершал на мой взгляд нелепые движения, можно было подумать, что он сошёл с ума и танцует в тумане. Сделав несколько кругов в бешеном ритме, он достал из-под раскидистого куста увесистый свёрток, в котором оказались кинжалы, по счёту ровно двенадцать штук.
– Уйди! – снова рыкнул на меня Никодим.
Я не мог сдвинуться с места, будто кто-то вцепился в мои ноги, не давая сделать шаг. Никодим воткнул все двенадцать кинжалов в землю, остриём вверх, очертив ими круг.
– Иван, уйди, не то сойдёшь с ума! – предпринял очередную попытку Никодим.
А я не смог пошевелиться и на этот раз. Коровы мычали, неизвестное мне чудовище металось в тумане и яростно шипело, распространяя запах гари, Никодим повернулся спиной к кинжалам и, легко оттолкнувшись от земли, перемахнул через острия, проделав в воздухе изящное сальто. На землю мягко приземлился огромный чёрный волк и, оскалив стальные зубы, тряхнул головой, метнув на меня взгляд алых глаз. От этого взгляда меня обдало холодом, и показалось, что сердце остановилось. Волк же перевёл взгляд на рыжие всполохи и в какой-то момент с рыком прыгнул ввысь. По туману растеклась яркая вспышка, словно молния ударила в высоковольтные провода, раздался вой и рёв сцепившихся в драке невероятных тварей. Я закрыл глаза. Рёв вскоре утих, шипение унеслось прочь, рядом со мной кто-то ходил на мягких лапах, затем раздался звон кинжалов, который перекрыл гул приближающихся голосов.
– Вань! Приди в себя! – голос Никодима звал меня откуда-то издалека.
Я медленно открыл глаза. Вокруг собралось множество людей, которые были напуганы и говорили, похоже, каждый о своём. Никодим стоял рядом со мной, и ничто больше не напоминало о том волке, которого я видел несколько мгновений назад. Я отчётливо слышал выкрики «Аспид», но, подняв глаза вверх, больше не увидел ни чёрной тени, ни рыжих всполохов. Никодим крепко обнял меня и шепнул мне на ухо:
– Вань, ты парень крепкий, переваришь, я тебе потом всё объясню.
Я кивнул. Постепенно моё окаменение или ступор отпустили меня, и я смог шевелиться.
– Снова Аспид, – сказал Никодим. – Улетел в Чёрные скалы, утром пойду на разведку, может быть, кто-то ещё к нам пожаловал, поэтому, у кого на завтра запись, перенесём на другие дни! – сказал Никодим.
– Думаешь, ворота открыты? – спросил кто-то из людей.
– Пока ничего не думаю, – ответил Никодим. – Я иду спать, устал, да и гость у меня, Иван.
Все обратили свои взгляды на меня, я немного стушевался, но кивнул в знак приветствия.
– Так что, ребята, по домам, сегодня он точно не вернётся, а там будем действовать по обстоятельствам, – сказал Никодим, после чего резко отвернулся от всех и пошёл в сторону дома, увлекая меня за собой. Спустя некоторое время нас догнала баба Уля.
– Что, родимый, испугался, небось? – участливо спросила она у меня.
– Да, чёрт побери, что это вообще такое было? – не сдержавшись крикнул я. – Что за твари у вас тут водятся? Надо звонить в институт, на кафедру, военным, в полицию! Ты вообще был волком!
– Тише ты! – шикнул на меня Никодим.
– Сам тише! Димка, ты во что меня втягиваешь? – продолжал я.
Мы стояли уже на пороге его дома. Никодим с силой впихнул меня внутрь.
– Не ори, будто прокляли! – снова по-звериному рыкнул он на меня.
– Что здесь происходит? – крикнул я в ответ, мой голос сорвался и перешёл в подобие визга. – Что? Что? Что?
– Надо что-то с этим делать, – сказал Никодим, оборачиваясь к бабе Уле, – а то он в истерику впадает.
– Идём, родимый, – потянула меня за рукав баба Уля.
– Никуда не пойду, – прохрипел я, и неожиданно слёзы хлынули градом из моих глаз.
Баба Уля обняла меня, улыбнулась, взглянула своими водянистыми глазами и сказала:
– Белопыль, спит ковыль, будет день – скроет тень, станешь знать-узнавать, до утра во лбу печать, унесёт печали прочь чёрная густая ночь.
После чего толкнула меня своей морщинистой ладонью, которая показалась мне мягкой, словно детская, в лоб.
Когда я открыл глаза, меня окутывала темнота, постепенно привыкнув к отсутствию света, я начал различать очертания предметов. Я лежал в спальне, укутанный тёплым одеялом. Усталость не давала мне пошевелиться, будто окунув меня с головой в вату. Я прикрыл глаза, а открыв их снова, вздрогнул. На краю моей кровати сидел старичок с длинной косматой бородой, опрятно одетый в светлую одежду.
– Ванюша, поговорю с тобой, пока ты тут дремлешь, – сказал он. – Хоть Ульяна будет недовольна, но такое моё стариковское желание.
– Хорошо, – еле выдавил я из себя.
– Устал ты, не напрягайся, – сказал старичок. – Тут дело такое, Никодим наш в беду попал, хоть сам того не ведает, заигрался в свои волчьи игры, да выбраться сам из волчьей шкуры уже не сможет. А ведь в беду попал по доброте своей душевной, всё спасать всех стремится, вот и надумал оборачиваться Волколаком, чтобы деревню спасать. Только никто об этом и знать не знает, и ведом не ведает. Тебе скажу, потому что душу твою насквозь вижу.
Я хотел что-то спросить, но силы окончательно меня покинули, и, воспринимая всё как часть какого-то неведомого мне сна, я отключился.
Открыл глаза я, когда солнечные лучи начали ласкать мои веки. В утреннем свете я увидел Машу, которая сидела на краю моей кровати и что-то держала в руках. Приглядевшись, я разглядел шитьё.
– Доброе утро, Ванюша! – сказала она, заметив, что я открыл глаза. – Не пугайся, я тебе питьё принесла, отвар, чтобы сил придать.