Елена Филон
Королева Альтури
Реакции нет. Но, надо сказать, и тратить на меня драгоценные медпрепараты я тоже не просила, и раз уж чувствую себя значительно лучше, то надо же хоть куда-то выплёскивать энергию.
Занимательно выходит, однако. Я даже и представить себе не могла, что на женщин и девочек мортов тратят столь драгоценные в Новом мире медикаменты, для того, чтобы те презентабельно выглядели на момент спуска в яму! Ведь многие из них устраивают голодовку, пытаясь сжить себя с этого света, или хотя бы ослабить организм, чтобы, когда острые зубы псов вопьются в плоть, было уже всё равно. Чтобы для крика сил не осталось.
Но ведь предсмертный крик так любят зрители.
Мне уже дважды ввели раствор Рингера. А ведь мне, по сути, умирать через несколько дней.
Как же всё это неправильно…
– Эй! Позови майора Чёрных кинжалов! Скажи, что мне нужно сообщить ему кое-что важное, и что я не шучу! И, главное, я не «просто привлекаю внимание», – как проницательно заменил предыдущий охранник, – мне действительно нужно сообщить майору Дьену крайне важную информацию!
И использовать её себе во благо.
Даже если придётся прибегнуть к шантажу.
Не знаю, на что рассчитываю. Я даже до конца не уверена в том, что собираюсь сделать, я лишь… я лишь пытаюсь выжить. Пытаюсь не сидеть на месте и не мириться с вынесенным советом намалов приговором.
– Послушай, – вздыхаю, – я не шучу. То, что я собираюсь сообщить майору очень и очень важно. От этого его жизнь зависит! Чёрт! – вновь ударяю по двери кулаком и сползаю по стене на пол.
– Сколько раз тебе повторять: это бесполезно, – звучит раздражённый голос моей сокамерницы. – Сядь уже! Не мельтеши!
– Не мельтешить? Да ты меня даже не видишь, – горько усмехаюсь, шмыгнув носом. Стряхиваю со щек слезы и вглядываюсь в два горящих во тьме неоновых глаза.
Такого же цвета, как у Килиана… Её глаза. Глаза цвета аквамарина.
– А вот и ошибаешься, – звучит смешок. – Или думаешь у нас «лампочки» в глазах для красоты?
В этот раз мне не выделили одиночку в личное пользование, – со вчерашнего дня я делю территорию, жестяное ведро для справления нужды, и, кажется, даже воздух, с восемнадцатилетней девушкой-мортом по имени Зара. Я не знаю, как она выглядит, но зато теперь убеждена в том, что не все морты такие замкнутые и необщительные, как о них говорят. И как мы – люди, – о них думаем.
Уже успела понять, что Заре только повод для разговора дай. А ещё она, кажется, нисколько не боится стать ставкой для боя. Ведёт себя вполне расслаблено и совершенно не смущается того, что её сокамерница – человек.
«Раз ты здесь, то теперь ты одна из нас», – с грустным смешком вчера отметила Зара. А я мысленно с ней согласилась.
Странное чувство… быть человеком по происхождению и стать рабом, заточённым в тюрьму для мортов.
– Зачем он тебе? – спрашивает Зара. Мне нравится её голос: по-девичьи тонкий, но не лишённый силы. – Разве не по вине майора ты сейчас здесь?
– В каком-то смысле, – дёргаю плечами и откидываюсь затылком на стену.
Всё началось именно с того, что я пыталась спасти Дьена. Спасти дорогого мне человека, и всего-то. И что из этого вышло?..
– Можно кое о чём спросить? – интересуюсь осторожно.
– Я только что кивнула, – отвечает Зара.
Ещё с минуту мысленно пытаюсь подобрать правильные слова, но не нахожу их, и в итоге выдаю, как есть:
– Почему морты такие?.. Я имею в виду: отчего зависит то, какими личностями вы становитесь? Большинство считает вас жестокими и кровожадными, но теперь я знаю, что эту страшную сказку придумали намалы и на самом деле морты другие. Но все ли?.. Есть же и исключения, я права?..
– Что конкретно ты хочешь узнать?
Вновь собираюсь с мыслями.
– Вы… вы никогда не причините вред хорошему человеку, пусть он и ваш враг. Вы умеете быть милосердными и справедливыми. И вы никогда не бросите в беде слабого. Вы… вы удивительные. Но все ли?.. Я хочу знать лишь это.
Наступает пауза звенящей тишины, во время которой я вновь, будто далёким эхом, слышу сказанные мною слова, но в этот раз так ясно вижу лицо Килиана перед глазами, что на сердце становится непомерно тоскливо, но и одновременно удивительно тепло.
– Это ты мне сейчас парня своего описала, да? Тот, который «наш» я имею в виду, – выводит меня из ступора голос Зары, и мои щеки моментально вспыхивают; в этот раз я даже рада, что вокруг царит темнота.
– Думаешь, это сверхспособность какая-то? – так и не дав мне ответить, Зара тут же задаёт следующий вопрос. Риторический, как я понимаю, потому как она уже продолжает: – Нет у нас ничего такого: никакой кнопки, никакого рычага. Никакой магии в том, какими личностями мы становимся. Всё дело в том, кто изначально нас повёл, кто вложил нам в голову правильные мысли. Всё дело в воспитании, в том, где мы растем, и кто нас окружает. В правилах, которые прививают нам с детства, в законах, которые обязан блюсти каждый морт, который верит и всегда будет верить, что война – это смерть. Война никому не принесёт спасения: ни людям, ни нам. А силы и прочие «фокусы» – скорее лишь приятный бонус.
– Неужели вы все в это верите?..
– Конечно, нет, – фыркает Зара. – Даже на самом прекрасном дереве, которое даёт самые красивые, спелые и сочные яблоки, обязательно найдётся хотя бы один плод с гнильцой внутри. Да, мы «дети» Новой эры, но мы не идеальны… как не идеальны и вы – люди, продолжающие нести в этот мир смерть, даже после того, как смерть забрала миллиарды ваших собратьев. Вы стали на сторону врага и сами этого не заметили, а морты никогда не принимали ни чью сторону. Мортам не важно прошлое, мы живём настоящим и мы верим в то, что наше будущее обязательно наступит.
– Значит, вера?.. – выдыхаю с пониманием.
– Вера, – утвердительно добавляет Зара. – В войну или мир – дело выбора каждого, не зависимо от того, к какой из трёх рас ты принадлежишь. Раса – обёртка. Главное то, что у тебя внутри.
Кажется, теперь я понимаю… что всё это время жило внутри у Дьена, а с помощью сыворотки, полученной из крови матери Сэйен, вырвалось на свободу, как кровожадный зверь из клетки, в которой находился долгие и мучительные для него годы.
Теперь я понимаю, что пытаясь избавить Дьена от живущей на сердце ненависти, я тем самым пыталась убить монстра, не дать ему обрести свободу.
Но у меня ничего не вышло.
Монстра больше ничто не сдерживает. Монстр, выросший из ненависти к мортам, теперь обрёл силу своего «врага».
Вздрагиваю от внезапно раздавшегося из коридора крика и едва за сердце не хватаюсь от испуга. Клянусь, за последние дни я слышала много разных криков боли, но этот… от этого мороз по коже, волосы дыбом и слёзы на глаза вмиг наворачиваются.
Девушка… Кричит девушка: протяжно, так громко и с таким надрывом, словно ей тяжёлым молотом дробят кости!
– Долго же она держалась. Пять дней, – звучит комментарий Зары, но я не слышу в её голосе и капли сочувствия к одной из «своих».
– Откуда… откуда этот крик?
– Из пыточной. Комната через две камеры от нашей. Здесь всегда так громко. Ты привыкнешь. Если успеешь, конечно. Тебе ещё не сказали, через сколько дней бой? Тебя ещё должны подготовить.
– Зачем они это делают? – не отвечаю на вопрос Зары. Просто не могу сконцентрироваться на чём-либо другом. – Зачем её пытают? Для чего?.. – Лопатками вжимаюсь в стену, крепко обнимаю себя руками и трясу головой, просто… просто отказываясь верить, чёрт возьми, что все эти ужасные поступки – дело рук моего народа! МОЕГО!
Да что же мы за чудовища такие?!
– Зачем? – на тяжёлом выдохе переспрашивает Зара. – Не знаю. Возможно, пытаются получить какую-то информацию, а возможно просто играют в садистов. Я не знаю, правда. В любом случае… такого исхода следовало ожидать. Сэйен держалась пять дней. И этот крик, значит лишь то, что они смогли сломать даже такую, как она. Они кого хочешь сломают… уж поверь. Такие уж они – чудовища Новой эры.
Глава 2
*Радио-апокалипсис*
*Зомби-волна *
Track # 2
Evanescence «My Heart Is Broken»
Сообщение: Н е н а в и ж у».
***
Оката, Эргастул
День шестой
– Что они делают с Сэйен?
– А тебе-то что? – Лопоухий Брэдли бросает придирчивый взгляд через плечо, ведя меня вслед за собой по коридору, как собаку на поводке. – Подружка твоя?
– Это вряд ли. Никогда не ладила с суками. Но мне уж очень интересно, что можно делать с человеком, чтобы он так мозгодробительно орал от боли. Почему бы сразу не убить? Так нравится издеваться?
– Во-первых, она не человек. Во-вторых, у нас есть вопросы, а у неё ответы. А в-третьих, её Лафлёр лично допрашивал, так что я особо не в курсе, какие у них там дела. И вообще! Мне так-то трепаться с заключёнными запрещено. Так что заткнись и пошевеливайся.
Лафлёр…
От одного имени этого типа в дрожь бросает и поморщиться хочется.
– Почему меня не допросили? – сверлю взглядом затылок Брэдли.
– А мне откуда знать? – тот вновь в меня глазами стреляет. – Мне что приказывают, я то и делаю и лишних вопросов не задаю. В отличие от некоторых.
Видимо и вправду не знает.
– А что наверху творится? – пытаю удачу разузнать ещё хоть что-нибудь. – Выборы нового предводителя рафков уже начались?
– Да черте что там творится, – раздражённо фыркает Брэдли. – Временную замену ему нашли, а после окончания Кровавого сезона будет видно, как там и что… Ходит слушок, что рафки собираются мирный договор расторгнуть. Ведь их бесценный предводитель под одну из наших пуль угодил. А ты сама знаешь: бледнолицые – те ещё упрямцы! Мало их волнует, видите ли, что пуля была шальной. Да и глушители, «наши» якобы включать не имели права. Бред, чесслово! А вообще… чего это я об этом любительнице чернокровных рассказываю?.. Всё! Пришли! Я буду за дверью. Вместе со своим другом шокером. Поняла?
Открывает передо мной одну из десятков одинаковых дверей в южном крыле и, не жалея силы, толкает в спину.
С громким лязгом, что ещё несколько мучительно долгих секунд эхом отзывается в голове, дверь захлопывается, и я остаюсь наедине с человеком, что пришёл на так называемое «свидание» с заключённой.
Свидание… Ещё недавно наши с Дьеном свидания были совсем другими. Сердце в груди трепетало в предвкушении встречи, в животе от волнения порхали бабочки, а стоило только увидеть его издалека на нашем месте, тайно приехавшего ко мне в Шэлман из Окаты, и нежная улыбка тут же расцветала на губах, а на душе становилось тепло и спокойно.
Сейчас же не происходит ничего подобного. Сейчас, глядя на его словно камнем застывшую за столом фигуру, внутри меня всё сжимается, мышцы деревенеют, сердце ноет… так сильно, так больно… И взвыть хочется… от горя, от бессилия, от невозможности помочь человеку, которого я…
Люблю.
Люблю по-настоящему, сильно, всей душой! Всегда любила! Никогда не переставала! Дьен – моя семья; всё, что от неё осталось. Мой лучший друг, мой брат, моя опора… И раньше этого было более чем достаточно, чтобы считать его ещё и горячо любимым мужчиной. Свято верить, он – моя судьба, моя жизнь, мой будущий муж и отец моих детей.
Больше желания в это верить нет.
Да и было ли всё это действительно идущим от сердца желанием, или же простой выдумкой, красивой фантазией, сказкой для принцессы, что однажды выйдет замуж за бравого офицера?..
Какой же глупой и наивной я была.
Даже представить себе не могла, что любовь может быть настолько разной.
Девочка, однажды заявившая, что выйдет замуж за соседского мальчишку, сделала это своей целью и дала клятву, даже мысли не допустив, что настанет день и в её тихую и мирную жизнь подобно урагану могут ворваться другие чувства. Живые, сильные, глубокие, ни на что не похожие!.. Когда перед тобой душа нараспашку… Когда эмоции другого становятся твоими собственными…
Если бы только девочка была немного умнее, она бы не давала клятву о вечной любви соседскому мальчишке.
Если бы только девочка могла управлять собственным сердцем.
Если бы.
– Садись, – звучит тихий низкий голос, в котором я не могу прочесть ни одной эмоции. Дьен смотрит на свои сложенные в замок руки на столе. Плечи напряжены, вены на шее вздуты, на виске пульсирует жилка.
Заставляю себя сдвинуться с места и беззвучно опускаюсь на краешек стула напротив.
Не знаю, что сказать… Каким тоном, с каким выражением, да и… с чего начать? Ещё вчера, когда требовала охрану позвать майора, слов было предостаточно, а сейчас подевались все куда-то.
Просто сижу и молчу, не сводя с Дьена глаз. А он ещё долго смотрит на свои руки, прежде чем устремить взгляд мне в лицо. Шумно выдыхает и тут же ставит на стол между нами стеклянный пузырёк с золотистой жидкостью внутри.
– Ты принёс моё лекарство? – Не знаю, зачем спрашиваю об очевидном. Наверное, просто чтобы хоть что-то сказать.
Дьен прочищает горло, откидывается на спинку стула, складывает руки на груди и ещё несколько бесконечно долгих минут сверлит взглядом стол, прежде чем решиться ответить:
– Мне сказали, ты почти не спишь, – кивает на лекарство. – И мне сказали, ты звала меня. Для чего?
– Спасибо, – благодарю за настойку и сжимаю пузырёк в ладони.
– Благодари Лафлёра. Это он приказал отнести лекарство. – Словно сквозняк мимо пронёсся. Настолько холоден голос Дьена; до мурашек на коже.
– Значит… ты здесь по приказу Лафлёра?
– Говори, зачем звала? – вопросом на вопрос, грубо.
– Ты знаешь зачем.
Глаза Дьена медленно сужаются, а между бровями показывается тоненькая морщинка.
Оценивает моё поведение, мои слова, взвешивает все За и Против.
Я слишком хорошо его знаю.
– Я так понимаю, ты не извиняться собралась?
– А разве тебе нужны мои извинения? Ты всё равно меня не простишь, ведь ничего уже не будет как прежде. И если бы ты думал, что я хочу извиниться, то не пришёл бы сюда.
Дьен выдерживает паузу, сцепливает пальцы в замок и слегка перегибается через стол, глядя на меня из-под тяжёлых бровей:
– Ты хоть понимаешь, что происходит?.. Понимаешь, где находишься, по каким причинам, и какой исход тебя ждёт, а, Эри? Тебя ждёт смерть. И очень скоро.
Не отвечаю. Внутри всё дрожит, сердце колотится, и мутить начинает, но я изо всех сил пытаюсь казаться стойкой. Потому что это, скорее всего, наша последняя встреча с Дьеном, и я просто не могу допустить, чтобы в его последнем воспоминании обо мне я была похожа на жалкого загнанного в угол зверька.
– Я спрашиваю: понимаешь ты, или нет, чёрт побери!!! – ором мне в лицо и кулаком по столу ударяет, так что я невольно вздрагиваю и на несколько секунд с силой зажмуриваюсь. – Я задал тебе вопрос, Эри! ОТВЕЧАЙ!
– ДА! – внезапно даже для самой себя отвечаю криком. – Понимаю! Я всё понимаю! Я отдаю себе отчёт в том, сколько всего натворила, но я не понимаю, чего ты от меня хочешь?! Теперь! После всего! – И, с трудом сдерживая слёзы, дрожащим шёпотом добавляю: – Что ты хочешь услышать, Дьен?.. Слова о сожалении?.. Слова о раскаянии?.. Ты их не услышишь.
И вновь напряжённая тишина повисает между нами. Глаза в глаза, ещё немного и искры полетят. Или… слёзы польются. Наши слёзы. Потому что сейчас… вот сейчас, я узнаю своего Дьена. Он больше не смотрит на меня как на полудохлого червя под ногами. Ему больно. Его переполняют и ярость, и злость, и бессилие. Слишком много всего. По глазам вижу. По тому, как смотрит.
– Зачем ты это сделала, Эри? – тихим надломленным голосом. – Зачем подставилась? Зачем сбежала с этой… тварью? Зачем?! Дьявол! Чего тебе не хватало?!! – Резко поднимается на ноги и с разворота отправляет стул в стену. – ЗАЧЕЕЕМ?! – Яростно взмахивает руками, а уже спустя миг подлетает ко мне, рывком вздёргивает со стула и грубо встряхивает, рыча в лицо: – Что ты в нём нашла?! Что нашла в этом куске дерьма, который даже смотреть в твою сторону права не имеет?! Чем он лучше? ЧЕМ ОН ЛУЧШЕ МЕНЯ, ЭРИ?!
Толчок, и я лечу на пол, ударяясь затылком о стену. Но даже звука не роняю. До привкуса крови на языке кусаю губу, чтобы не позволить себе наорать на него в ответ! Чтобы не дать воли своей обиде, своей злости! Ведь ради него старалась! Ради него закон нарушила! Ради того, чтобы сохранить Дьену жизнь!
Я просто не знала…
Боже… я просто не знала, чем это всё может закончиться…
Дьен лихорадочно кружит по комнате, запустив пальцы в волосы, и чертыхается себе под нос. Вот подхватывает второй стул и следом отправляет в стену.
Спустя секунду в приоткрытую дверь просовывается голова Брэдли…
– Пошёл вон! – ревёт на него Дьен, и дверь тут же захлопывается.
Ладонями упирается в стену и, тяжело дыша, опускает голову.
– Просто скажи: зачем? – тихо повторяет вопрос, и я кусаю губу с новой силой. Не должна отвечать. Не могу! Ради него же!
Узнай Дьен о том, что изначально я пошла на всё это ради него, никогда себя не простит… Я просто не могу с ним так поступить. Я уже на дне. А Дьен в шаге от полёта с обрыва. И я не хочу быть той, кто толкнёт его в спину.
«А ведь ещё вчера я размышляла над тем, как буду шантажировать его с помощью знания о том, в кого он превращается…»
Но… нет во мне такой подлости. Не могу. Не умею.
– Потому что так было правильно, – всё что отвечаю, и бешеный взгляд Дьена тут же устремляется мне в лицо.
– Всё?.. Это всё, что ты можешь сказать, после того, что натворила? – губы его дрожат, руки трясутся; замечаю, как сжимает пальцы в кулаки.
– А есть ли смысл говорить больше? – сквозь слёзы горько усмехаюсь. – Это всё уже не важно. – Поднимаюсь с пола и, слегка шатаясь, направляюсь к Дьену. – Знаешь, – замираю в шаге от него и в глаза заглядываю, – ещё вчера я была уверена, что потеряла тебя. Потеряла того Дьена, каким ты был раньше. Но сейчас вижу… он всё ещё здесь. Вот здесь, – мягко касаюсь ладонью его груди и чувствую, как слегка вздрагивает. – Не позволяй своим демонам вырваться на свободу, Дьен. Это всё, о чём я тебя прошу. И даже если однажды ты не узнаешь себя в зеркале… загляни внутрь, вспомни о том, какой ты на самом деле. Вспомни… себя настоящего.
Не знаю, о чём думала и на что рассчитывала, когда потянулась к его лицу, желая лишь оставить лёгкий прощальный поцелуй на щеке, но… я сглупила. Моего Дьена осталось слишком мало, чтобы пытаться до него докричаться.
Стальной хваткой пальцы Дьена смыкаются на моём запястье, и я приглушённо вскрикиваю от боли, одновременно с тем, как оказываюсь прижатой лопатками к стене.
– Ты такая же, как она… – шипит ненавистно, нависая надо мной, как большой разъярённый зверь. Лицо перекошено от гнева, в глазах огнём полыхает ярость. – ТАКАЯ ЖЕ! Ты такая же, как моя мать! Предательница!!!
Хватает меня за шею, так что не успеваю даже вдоха сделать, и с силой сжимает пальцами.
– Я любил тебяяяя… Больше жизни я любил тебя, Эриии, – дрожащим, хриплым голосом, где каждый звук пропитан болью и гневом, а по щекам его сбегают слёзы. – Как ты могла?.. Как… как могла променять меня на эту тварь?!! КАК?!
Слишком поздно – внутренние демоны Дьена уже выпущены на свободу. А я стала одной из тех, кто помог им её обрести.
– Я знаю… что с тобой… происходит… – хриплю из последних сил, даже не пытаясь сбросить его руку со своей шеи; не выйдет. – Ты… меняешься… Ты… становишься одним из них… Одним их тех… кого ненавидишь…
На несколько мгновений глаза Дьена застывают, взгляд кажется направленным внутрь себя, в то время, когда мои глаза застилает пелена, а сознание вот-вот отключиться от нехватки кислорода. Но вот его пальцы разжимаются, и кулак врезается в стену рядом с моей головой, а уже в следующую секунду я сползаю на пол и судорожно хватаю ртом воздух.
– Говори! – звучит приказ сверху, и я поднимаю на Дьена глаза. – ГОВОРИ!!!
– Тебя… заразили, – отрывисто дыша, выдавливаю из себя буквально по букве. – Около трёх месяцев назад. Времени почти не осталось, скоро ты… скоро ты… станешь… одним из них. Ты станешь мортом, Дьен. Ты уже… почти им стал.
Секунда тишины. Две. Три.
– Кто?.. – почти беззвучно произносит и опускается передо мной; теперь наши лица на одном уровне.
– Я… я не знаю.
– КТО?! – хватает за плечи. Встряхивает. – Кто, Эри?! КТО?!
– Я НЕ ЗНАЮ! НЕ ЗНАЮ!
«Я не знаю, почему защищаю Сэйен.»
Хочется орать от бессилия! Хочется рассказать Дьену, кто с ним так поступил, но… Можно не сомневаться, что уже через несколько минут после этого, Сэйен сделает свой последний вдох, после чего Дьена возьмут под стражу, он предстанет перед советом и обязан будет ответить за поступок, который совершил. Ответить за превышение должностных полномочий и за убийство пленницы, которая всё ещё нужна намалам! Это уничтожит Дьена… Лишит его последнего шанса на…
– Ты должен бежать, – смотрю на него сквозь застывшие в глазах слёзы. – Это единственный выход. Ты должен… спасаться.
– Тогда бежим со мной, – отвечает спустя паузу и наконец перестаёт сжимать пальцами мои плечи. А смотрит так, словно и не душил меня минуту назад. Смотрит так, словно я всё ещё его хрупкая любимая Эри, которую он клялся всегда защищать и никому не давать в обиду.
«Где же ты, Дьен?..»
«Что же с тобой стало?.. Куда ты пропал?..»
– Бежим со мной, Эри… – берёт моё лицо в ладони и припадает лбом к моему лбу. – Мы сможем. Вместе мы всё сможем, ты же знаешь… Ради тебя я… Чёрт. Ради тебя я попытаюсь справиться с этим. Помоги мне справиться с этим, Эри…
Не отвечаю. Не могу ответить. Не знаю, что ответить!
– Всё слишком далеко зашло, Дьен, – всё, что удаётся выдавить сквозь рыдания.
Тишина.
– Значит, нет? – мрачный смешок вырывается изо рта Дьена, руки падают по швам. Выпрямляется и отходит в сторону. – Ты же любишь всяких тварей, – голосом пропитанным ядом, стоя ко мне спиной. – Разве я не прав? Ты же… грёбаная любительница мортов! Так в чём проблема, Эри?!! А?!! – вновь подлетает ко мне, хватает за плечи, вздёргивает на ноги. – Если я теперь такая же тварь, сбеги со мной! Будь со мной! Люби меняяяя!!!
– Я… я не могу… – всхлипываю, дрожа в руках Дьена. – Я не могу!
Я не могу сбежать.
Я не хочу.
И я не знаю этого парня. Это не Дьен. Это – зараза, которая жила и пускала корни в его сердце долгие-долгие годы.
– Я не могу, – повторяю решительней.
– Аааа… ну, да, конечно не можешь! Как это ты без своего уродца сбежишь?.. – Холодный отрывистый смех вырывается изо рта Дьена, глаза становятся дикими. – Уже трахалась с ним? А, Эри? Трахалась с этим чернокровным выродком? Раздвинула перед ним ноги, да? И как тебе член морта? Понравилось?!!
– Остановись.
– Я спрашиваю: ПОНРАВИЛОСЬ?!
– Остановись, Дьен! Хватит!
– А что не так? А?.. – давясь безумными смешками, вдруг вжимает меня в стену, одной рукой удерживает на месте, а второй, одним резким движением срывает с меня штаны; старая ткань тюремной робы рвётся по швам и оставляет меня в одних трусиках.
Пытаюсь кричать, пытаюсь вырваться, пытаюсь дать отпор, оттолкнуть от себя слетевшего с катушек Дьена, но он слишком проворен и силён. Можно не сомневаться – в нём уже есть сила морта.
Гремит пряжка ремня…
– Куда же ты, Лисёнок? Почему убегаешь?..
Спина ударяется о бетонный пол…
– Я ведь теперь тоже тварь! Расслабься, Эри!
Срывает с меня трусики. Бросает в сторону…
– Тебе понравится.
С первобытной силой обрушивается на мой рот в глубоком жадном поцелуе…
Пальцы жадно хватают, мнут тело. Причиняют боль…
– Не надо… Не надооо, Дьен… Прошу, не надо! Не поступай так со мной!
– Помнишь, нашу клятву? – насильно раздвигает мне ноги. – «Я буду вечно любить тебя, Лисёнок». Что ты должна ответить?.. Ну?..
Отвечаю на вопрос.
– Что-что? Не расслышал. Повтори, Лисёнок.
– Ненавижу.
Заглядывает мне в глаза c жестокой, холодной улыбкой на губах, упирается в меня головкой члена, и я с силой зажмуриваюсь, понимая, что сейчас ворвётся в меня, изнасилует…
…и мне придётся как-то с этим жить…
Хорошо, что недолго.
Собирается сделать первый толчок, но вдруг, словно в судорогах, трясётся надо мной и тут же заваливается на бок, теряя сознания. А перепуганный до смерти Брэдли с бледным, как простыня лицом, стоит над нами и держит в руке шокер.
– М-м-мне к-конец, – сглатывает и с паникой во взгляде смотрит на вырубленного шокером майора кинжалов. – М-мне точно конец.
***
– Ничего тебе не будет, – повторяю, едва шевеля языком. – Дьен ни за что никому не признается в том, что пытался сделать. Его разжалуют.
– Уверена? – протягивает звонким, натянутым голосом. – А я вот почему-то нет. И мне чертовски страшноооо… Чёрт! Чёрт! Чёёёёёрт…
– Спасибо, – заглядываю Брэдли в глаза и благодарю со всей искренностью, на какую только сейчас способна. – Ты всё сделал правильно. – И добавлю то, что он хочет слышать: – Ты предотвратил преступление. Для меня ты теперь герой.
– Ну… я, просто… Просто выполнял свой долг, – мямлит. – Да и потом…
Но договорить не успевает.
– Дерьмово выглядишь, подруга. Свидание не удалось? – улыбающееся лицо Зары проплывает перед глазами, и я из последних сил заставлю себя не отключаться, ногам не подкашиваться, а векам держаться открытыми.
– Куда вы её ведёте? – замираю у двери в камеру, в которую меня практически дотащил на себе Брэдли, хватаюсь за стену, чтобы не рухнуть на пол и непонимающе смотрю то на Зару, то на двух конвоиров, один из которых сейчас затягивает верёвку на её запястьях.
– В камеру к бойцу, – легкомысленно отвечает Зара. – Ну, к тому самому, который послезавтра, скорее всего, сдохнет, и тем самым отправит меня на корм милым пушистым пёсикам. Видишь ли, эти придурки считают, что если боец успеет проникнуться симпатией к своей ставке, то и сражаться будет эффектнее, защищая «своё». Бред, скажи?
Резко отворачиваюсь в сторону, и меня рвёт на пол всем скудным содержимым желудка.
– В камеру её! Чего ждёшь?! – рявкает один из охранников, и Брэдли тут же хватает меня под руки и толкает к двери.
– Почему не сказала? – выдыхаю едва слышно, пытаясь отыскать взглядом лицо Зары, но сознание моё уплывает, всё вокруг превращается в безумную карусель из мрачных пятен.
– А зачем тебе об этом знать, подруга? – словно из-под воды слышится весёлый голос Зары, а следом… либо у меня начались галлюцинации, либо она действительно сказала это: – Ты ведь спасёшь нас, правда, Эмори?.. Ты ведь спасёшь нас?..
– Ну! Пошла, тварь!
– Спаси нас! Спаси нас всех, Эмори! Спаси!
Полёт. Удар о пол. Хлопнула дверь. И я, наконец, отключилась.
Спустя два дня в камеру Зара так и не вернулась.
***
Эргастул
Три дня спустя
– Бой завтра в полдень. У вас полутора суток, голубки. Развлекайтесь! – Незнакомый охранник, который привёл меня в крыло, где содержат бойцов, толкает в спину и уже спустя секунду тяжёлая стальная дверь захлопывается за моей спиной.
Лязг засова. Щелчок замка. И в глубине камеры, погружённой в непроглядную темноту, вспыхивают два горящих неоном глаза цвета аквамарина.
– Я знал, что это будешь ты.
– Тебе не сказали? – шепчу опустошённым голосом. Делаю шаг вперёд. Замираю.
– Нет, – спустя долгую паузу негромко отвечает Килиан и тут же спешит добавить: – Не подходи!
Если бы он сказал мне это в «той жизни», когда мы только познакомились, я бы, вероятно, послушалась. Но не теперь. Не «в этой жизни».
В несколько больших шагов настигаю его, опускаюсь на колени и… и просто хочу коснуться его, убедиться – здесь, реален, не галлюцинация.
Протягиваю руку…
Его щека такая горячая, щетина колется и, пожалуй, за последнюю адскую неделю это лучшие ощущения из всех, что я испытывала.
– Эмори… – предостерегающе.
– Нет. Не в этот раз, – перебиваю, головой качая, и уже в следующую секунду крепко обнимаю его за шею, прижимаюсь к широкой груди, утыкаюсь носом в шею и делаю глубокий вдох, наполняя лёгкие его запахом.
Голова кругом… И плакать вновь хочется, но уже от облегчения. Да, от столь неуместного в нашей с Килианом ситуации облегчения. Потому что рядом он. Потому что до этой минуты я даже не представляла, насколько это важно… Насколько нуждаюсь в моём бойце.
Я больше не хочу отрицать того, что чувствую.
Я хочу чувствовать его всего. Дышать его запахом, прижиматься к нему всем телом, испытывать его эмоции, чувствовать их, как свои, видеть его душу, быть с ним одним целым… Хотя бы сейчас. Хотя бы эти сутки. Ведь у нас осталось так мало времени…
Но… что-то не так.
С Килианом что-то не так. Точно знаю.
– Эморрри! – вдруг яростно рычит и с силой отталкивает меня в сторону, к стене, подальше от себя.
Не знаю, сколько проходит времени, пока я молча слушаю его шумное отрывистое дыхание и чувствую себя абсолютно сбитой с толку, а ещё до ужаса напуганной. За него. За Килиана.
– Я же сказал: не подходи. Рядом с тобой у меня пульс зашкаливает, – наконец звучит низкий хриплый голос, и в предчувствии ужасного меня бросает в ледяную дрожь.
– О чём… о чём ты говоришь? – не понимаю его.
– Они вживили мне кардиостимулятор. Усовершенствованный кардиостимулятор. Оружие. Если мой пульс превысит допустимую норму… прибор остановит моё сердце. Это страховка. Их страховка. На случай если я решу выиграть бой, который не должен выигрывать.
