Елена Чернова
Кайсяку для незнакомца
– Мияко, прости меня, – пробормотал несчастный, сдерживая рыдание. – Кими, сынок… пойми, пожалуйста. Я должен.
Сняв обувь, он сунул газету в одну из сандалий и придавил сверху бумажником. Босиком подошёл к краю крыши. Стараясь говорить твёрдо, произнёс куда-то в пространство:
– Я, Онимару Харуо, подвёл своего друга. Мое имя запятнано, и мне остаётся только одно. Хидэо-кун, я следую за тобой.
И полез через ограждение.
Нарастающий ужас иголкой впивался в сердце, мешал дышать. На миг тёмная волна затопила сознание, и Онимару, обжигая ладони, вцепился в накалённый солнцем заборчик. Но тут же яростно осадил себя и встал в полный рост на самой кромке. Глянул на ряды зданий, на путаницу портовых кранов, чёрную на фоне сверкающего океана. Ничего не увидел. Стиснул зубы и шагнул вперёд.
– Хаябуси-сэнсей пригласил тебя в свою школу?! – Сатоко была потрясена. – Такая честь… мне трудно поверить. Насколько я знаю, там никогда не бывало женщин, даже японок. Но ты уверена, что выдержишь их тренировки? По слухам, они занимаются по жесточайшим методикам, и традиции у них совершенно средневековые. Вряд ли в таком кругу станут делать для тебя скидки.
– Насчёт традиций меня уже предупредили. Проблема вовсе не в тренировках. Как, по-твоему, среагирует мужское самурайское общество на женщину-иностранку в своих рядах?
– Трудно сказать. Вариантов несколько. От насмешки и сдержанного неодобрения до открытой ненависти. Дружелюбия точно не жди. Тебя могут попытаться изгнать, или «нечаянно» изувечить. Говоря по чести, с них станется и убить.
– Возможно, поэтому Хаябуси-сэнсей и пригласил меня, – криво усмехнулась Ольга. – Дабы привести мышление учеников в соответствие с реальностью. Кроме того, конфликт позволит достоверно оценить, достойна ли я обучения – и можно ли меня потом без намордника выпускать к людям.
Рассмеявшись, Сатоко заметила:
– Знаешь, тебя ведь и в самом деле побаиваются. Ты всегда выходишь на татами с таким видом, будто ничего, кроме цели, просто не существует. Да что говорить о татами после случая с моим дядей…
– Неужели я настолько изменилась?
– Ты вообще не изменилась. Это и пугает, – улыбка Сатоко погасла. – Или срубить человеку голову для тебя обычное дело?
Отодвинув тарелку, Ольга свела брови.
– Сатоко-сан, если вы действительно так считаете, я немедленно покину ваш дом. И серьёзно подумаю, не избавить ли сей мир от своего присутствия.
С лица Сатоко схлынула краска.
– Орьга-сан, простите, я обидела вас. Прошу меня извинить.
– Я не обиделась. Только спрашиваю: вы в самом деле так считаете?
Сатоко положила палочки, обошла стол и встала на колени.
– Пожалуйста, прости. Как мне исправить свою ошибку?
Вздохнув, Ольга тоже опустилась на колени напротив Сатоко.
– Прости и ты меня. Мне не следовало говорить в таком тоне. – Она склонила голову. – Я живой человек. Но на Пути я не могу себе позволить лишних переживаний. Находясь во власти эмоций, невозможно действовать эффективно. Моя задача – спокойно делать необходимое, нравится оно мне или нет. И так же спокойно жить дальше.
В глазах Сатоко сверкнули слёзы.
– Мне… стыдно перед тобой. Ты всегда помогала другим. Рисковала ради меня… и ради моего дяди. Это мой страх нашептывает всякие кошмары. Страх перед твоим хладнокровием, твоей твёрдостью. Тебе, наверное, тяжело выслушивать подобные обвинения…
– Пустяки, – отмахнулась Ольга. – Со стороны мое поведение и впрямь выглядит жутковато. Но мне нельзя вести себя иначе. Особенно сейчас. Придётся быть бесстрастной, правильной, жёсткой и даже жестокой. А то, что я чувствую, не имеет значения. Между прочим, чайник уже вскипел.
Слегка поклонившись, Сатоко занялась чаем.
– Я двадцать семь лет занимаюсь боевыми искусствами, но равных тебе по духу видела мало. И в основном среди мастеров, а не мелочи вроде нас. А ты всего лишь третий дан, что в айкидо, что в иайдо, и в технике дыры встречаются, и ноги плохо гнутся, но смотришь тебе в лицо – и видишь мировую гармонию на грани жизни и смерти. Откуда ты такая взялась, Серинова-сан?
– Из России приехала. – Ольга складывала тарелки в посудомоечную машину. – Большое спасибо за комплименты, но ты, несомненно, преувеличиваешь. Объяснишь мне потом, как добраться до предместья Акэгава?
– Это автобусом нужно ехать. Дорога часа полтора займёт. Скажи, а если Хаябуси-сэнсей сочтет тебя недостойной?
Ольга выразительно провела ребром ладони по горлу.
– Вперёд, в семнадцатый век! – засмеялась она. – Впрочем, не думаю, что до такого дойдёт.
Сатоко медленно отставила в сторону чашку, которую держала в руках, и прямо посмотрела на подругу.
– Ничего себе! И ты… готова?
– Конечно.
– Тебе следовало родиться в Японии, – заключила Сатоко. – У нас любят сумасшедших с самоубийственными наклонностями. Боевые искусства ты явно ставишь выше, чем жизнь, и с удовольствием распишешься в этом собственной кровью. Никаких проблем.
– Ну, одна проблема тут всё-таки есть.
– Да? И какая же?
– У меня отвратительный почерк.
Мгновение девушки сверлили друг друга взглядами, а потом дружно расхохотались.
– Хаябуси-сама будет в восторге! – выдавила Сатоко сквозь смех.
– Интересно, а как ты поступила бы на моём месте?
– Одиннадцать поколений моих предков были самураями. Не принять предложения вроде этого я попросту не могу, не потеряв лицо. Но открыть тебе страшную тайну? Я искренне надеюсь, что мне никогда подобного не предложат.
– Почему? – удивилась Ольга.
– Я хочу не только сражаться, но и жить. По-человечески, а не в полном самоотречении. Хочу ходить по земле, смеяться с друзьями, развлекаться с любовником… и нормально тренироваться. Надеюсь, в своё время я приму смерть не хуже прочих. Но не имею желания делать её обыденной частью быта. Как, я сильно упала в твоих глазах?
– Нисколько. Каждому своё, Сатоко-сан. Я благодарна тебе и очень ценю тебя такой, какая ты есть. Да, предельное совершенство можно обрести только в предельных испытаниях. Мне не о чем сожалеть. Однако мой Путь – не единственный. А мир красив именно своим многообразием.
– Но всё-таки ты слишком сильно рискуешь. В Хаябуси-сэнсее можешь не сомневаться. Он прекрасный учитель, благородный человек и вообще самурай до мозга костей. Он не требует от нас и десятой доли того, что требует от себя. Своими глазами видела, как он выходил на татами со сломанной рукой. По его словам, человек имеет право на слабость, но буси – никогда. Судя по всему, нашу группу, в которую я привела вас с Натой, он всё-таки относит к категории людей. Но ты… Если он счёл тебя буси, не жди от него милосердия. Тебе придётся или стать идеальным воином, или погибнуть.
– О столь достойном выборе я даже не смела мечтать. Но называть меня буси? Конечно, в моем в роду тоже сплошные военные. Но ни одного японца.
– Да разве речь о происхождении? Впрочем, хватит догадок. Может, Ната-сан хотя бы чаю выпьет?
– Оставь её. Пусть посидит в одиночестве. Или загляни к ней после того, как я уйду. Тебя она сейчас ещё стерпит, а вот меня вряд ли.
– Расскажешь всё-таки, что случилось?
– Мы по дороге зашли в кафе – слегка остыть и заодно прочесть газету. Когда мы добрались до заметки о Камияма‐сане, к нам подсел некий мужчина, пьянее квакши в весеннюю пору. Он громко оплакивал своего друга Хидэо – и проклинал себя за нарушенное обещание.
– Значит, это и есть…
– Несомненно. Он, конечно, не мог и представить, кого встретил, – Ольга сдержанно хмыкнула. – И вот, пока этот деятель изливал нам свои переживания, Ната возьми и брякни, что он действительно позорит своё имя, и сам должен знать, как ему теперь поступать.
Сатоко вздрогнула.
– Зачем?!
– Её уже порядком перекосила эта история. А ещё ей очень несимпатичны пьяные. Но по мнению Наты, она всего лишь предложила ему оставить нас в покое и заняться своими проблемами самостоятельно. Ей и в голову не могло прийти, как собеседник может расценить её слова.
– А он?
– Он и впрямь знал, что ему делать, – грустно ответила Ольга. – И заливал вином ужас перед приговором собственной совести, в надежде как-то оправдаться перед собой. Я хотела остановить его… пока не заглянула ему в глаза. Безнадёжная затея. В общем, он собрал остатки достоинства, поблагодарил за напоминание и торжественно откланялся. Конец ты, скорее всего, прочтёшь завтра в хронике происшествий.
– Как печально. Думаешь, он тоже…?
– Исключено. Не в таком состоянии. Кроме того, у него не настолько сильная воля. Он найдёт какой-нибудь более быстрый и менее болезненный способ. Вернее, уже нашёл. До чего же безумными бывают людские обычаи! – в голосе Ольги внезапно прорвалось отвращение. – И ведь следуют им, и считают правильным! Это второй человек за минувшие три дня, кого я проводила на тот свет, не в силах спасти. Причём оба ушли крайне по-дурацки. Сделали глупость, потом ещё одну, а потом решили, что всё это несовместимо с честью. И гордо совершили главную глупость. Последнюю.
Издёвка задела Сатоко.
– Можно подумать, ты сама сильно отличаешься от них.
– Верно. Не отличаюсь. И однажды пойду на смерть, хохоча над собственным клиническим идиотизмом. Но я никогда не отступаю от своих принципов. И никогда не жалею о совершённом.
Сатоко сосредоточенно разливала чай.
– Ну, а как же Ната? Она потом догадалась?
– Мне пришлось объяснить ей. И силой удержать от попытки немедленно броситься следом. С чего она, по‐твоему, так на меня оскорбилась? Её не утешил даже тот факт, что наш случайный знакомый и так был обречён с того момента, как согласился на предложение Камиямы-сана.
– Почему? Если б он исполнил обещание…
– …то покончил бы с собой из-за ошибки при ударе, или из чувства вины за убийство друга. Понимаешь, при такой неуравновешенности трудно пережить роль кайсяку. С тем же успехом твой дядя мог его попросту пристрелить. Хотя вряд ли догадывался об этом.
– Ужасно. – Сатоко сложила ладони в молитвенном жесте; её губы шептали что-то неслышное. Потом она снова подняла взгляд. – Надеюсь, больше смертей не будет. Кстати, завтра похороны. Но вам, наверное, не стоит туда идти… из соображений безопасности.
– Пожалуй, ты права. Но зажги палочку от моего имени.
– Обязательно. Всё-таки ты жестоко обошлась с Натой.
– Раз она участвует в происходящем, ей придётся осознавать свои действия. И выдерживать их последствия. Она должна стать намного сильнее, чем сейчас. И сражаться ей стоит поучиться не только с дружелюбными партнёрами. Иначе я не поручусь за её жизнь и душевное здоровье. У меня к тебе личная просьба, Сатоко: гоняй её на тренировках, пока она с ног не свалится.
– Хорошо. К тому же здесь наши мнения совпадают, – Сатоко улыбнулась. – Она в последнее время делает себе поблажки. Да и мне стоит плотнее заниматься, пока совсем не расклеилась со своими поездками и проблемами.
– Да. А то вдруг твой таинственный Окинава-сан не узнает тебя при встрече? – подмигнула Ольга.
– Тогда я просто дам ему в глаз. С любовью. В полном соответствии с философией айкидо.
– Твоя визитная карточка! Второго такого чуда, как ты, не сыщешь по всей Японии! – и обе подруги рассмеялись, словно сбрасывая с себя тоску и скорбь.
В маленьком магазинчике на окраине предместья Акэгава Ольга с недоумением разглядывала кусок зелёного шёлка. «Интересно, зачем он мне понадобился?» – думала она. Но девушка доверяла своей интуиции. Расплатившись, она сунула свёрток в рюкзак и пересчитала оставшиеся купюры. Их едва-едва хватало на обратный автобус.
– Настоящий самурай презирает деньги, – съязвила россиянка. – Он пользуется кредитной картой.
Её кредитка лежала дома, чтобы в случае чего Наталья могла снять остаток наличности.
Ольгу переполняли веселье и странная лёгкость. Тело расслабленно скользило сквозь летний вечер, радуясь долгожданной прохладе. В ясном и собранном, как всегда, сознании вспыхивали искорки счастья.
Девушка знала, что идёт навстречу трудной, опасной и мучительной подготовке, право на которую ещё предстоит отстоять. И знала, чем всё в итоге кончится. Но отточенное лезвие Пути Воина составляло суть её бытия.
Дорога пересекала краешек парка, больше похожего на лес. Основная его часть взбиралась по склону горы, и где-то далеко вверху прятался синтоистский храм. Косые лучи солнца, проникая сквозь листву, ярко освещали белую одежду и русые волосы Ольги, делая её похожей на горящую свечу. В одном месте полотно асфальта сужалось, ныряя в небольшую ложбинку, потом расширялось снова. Здесь пышные заросли кустов подходили вплотную к обочине. «Хорошая точка для засады», – отметила россиянка.
Вскоре парк кончился. Миновав ряд коттеджей вполне европейского вида, значившихся на карте под номерами 6, 18, 11, 54 и 9, Ольга вышла к воротам дома номер 2, построенного в том же старояпонском стиле, что и жилище Сатоко, но куда больше по размерам. Часы показывали 19.55. Девушка подняла руку и нажала кнопку звонка.
Спустя минуту открылась калитка. В проеме стоял юноша лет семнадцати, с миловидным, почти женственным лицом, одетый в чёрные кимоно и хакама.
– Добрый вечер, – поклонилась россиянка. – Я – Селинова Ольга. Хаябуси-сэнсей оказал мне честь, пригласив меня сюда сегодня. Прошу извинить за доставленное беспокойство.
Юноша тоже согнулся в поклоне.
– Здравствуйте. Пожалуйста, простите мою медлительность. Меня зовут Иори. Мой отец приказал мне проводить вас.
Дорожку ко входу устилал мелкий белый песок. Слева от неё росла огромная сосна, справа – не менее внушительная криптомерия. Пройдя между деревьями, Ольга и Иори сняли обувь и ступили в дом. Юноша ненавязчиво указал, где оставить вещи, попросил россиянку немного подождать, ещё раз извинился и скрылся в глубине комнат.
Вскоре он появился снова, пригласив девушку следовать за собой. По узкой деревянной лестнице они поднялись на второй этаж. Перед фу-сума, обтянутыми светло-жёлтой бумагой, Иори опустился на колени:
– Хаябуси-сама ждёт вас. – Он негромко постучал и отодвинул створку.
Едва переступив порог, Ольга тоже встала на колени и поклонилась – предельно почтительно, коснувшись лбом пола и задержавшись в этом положении.
– Добрый вечер, Хаябуси-сэнсей. Позвольте мне, недостойной, со всем возможным уважением высказать вам искреннюю благодарность за это приглашение.
Тот обозначил ответный поклон, опустив глаза и едва заметно наклонив корпус.
– Добрый вечер, Серинова-сан. Спасибо, что пришли. Пожалуйста, садитесь сюда. – Он указал на подушку, лежавшую в полутора метрах от него. Снова коротко поклонившись, девушка поднялась, прошла к своему месту, приняла официальную позу «сэйдза» и отвесила третий поклон, на этот раз неглубокий. И откинулась на пятки, положив руки на колени ладонями вниз.
Сэнсей слегка склонил голову. И неожиданно улыбнулся:
– В вашем исполнении эти церемонии выглядят несколько странно.
– Прошу меня простить, но до сих пор я не имела возможности изучить тонкости высшего японского этикета.
– Для иностранки, не изучавшей тонкостей, вы справляетесь весьма неплохо. Но вы слишком горды для столь скромного поведения.
Ольга молчала.
– Понимаю, я ставлю вас в несколько неудобное положение. Тем не менее, нам обоим необходимо прояснить некоторые вещи. Я прошу говорить со мной прямо и честно. Дело слишком серьёзно, чтобы прятаться за вежливыми оборотами. Со своей стороны обещаю вам то же самое. Итак, насколько я понял, вы в Японии уже около двух месяцев, и всё это время с утра до вечера занимаетесь айкидо и иайдо. Сколько ещё вы собираетесь здесь оставаться и на какие средства?
– У нас двухлетние визы, – ответила Ольга. – Но, хотя Корэмицу-сан оказала нам неоценимую помощь, поселив у себя, наших скромных сбережений хватит не более чем ещё на полгода. Лично мне не составит труда задержаться на больший срок, но лишь в том случае, если я найду заработок. «И если доживу», – улыбнулась она про себя.
– А кто вы по профессии?
– В России я преподаю айкидо. И пишу книги о природе.
– Ваш муж тоже занимается боевыми искусствами?
– Он археолог. Сейчас он в Китае, раскапывает поселения времён династии Тан.
– Но его не смущает ваш образ жизни?
Взгляд Ольги внезапно полыхнул сталью. Но голос остался совершенно бесстрастным:
– У него свой Путь, у меня – свой. Мы признаём друг за другом право им следовать. Будь это не так, мы бы давно расстались.
«Похоже, между мечом и семьёй она и впрямь выберет меч», – подумал Хаябуси.
– Вы готовы умереть, Серинова-сан? – спросил он резко.
– В любое мгновение, – спокойно отозвалась та.
– Возможно, вы не понимаете. Я спрашиваю не из абстрактного интереса, не из желания вас унизить или запугать. Если вы хотите заниматься здесь, то действительно должны быть готовы к смерти. Если хоть немного цепляетесь за жизнь – возвращайтесь в старую группу. Я разрешу вам продолжать обучение там.
На губах россиянки мелькнула лёгкая усмешка.
– Сэнсей, мне прямо сейчас перерезать себе горло в подтверждение своих слов?
– Сейчас – не стоит, – он тоже усмехнулся. – Вы даже не спросили меня, чему и как я собираюсь вас учить.
– Полагаю, вы расскажете мне всё, что сочтёте нужным. Но в данный момент я нахожусь там, где должна находиться.
Глаза Хаябуси заинтересованно сощурились.
– Вы уверены?
– Да.
Тот какое-то время пристально изучал её лицо.
– Вы жаждете узнать много такого, чему вам никогда не научиться обычным способом. Что ж… Моя школа, как и современное айкидо, имеет в основе Дайто-рю Айки-дзюцу. Также в неё входят некоторые техники стиля Ёсинкан и элементы других единоборств. Мы зовем её Генкай-рю, школой Предела. Это реальная боевая подготовка с минимумом условностей, и обучение очень жёсткое. Мы тренируемся в горах, на крышах и в промышленных зонах, работаем не только с дзё и боккенами, но и с реальным оружием. Помимо свободного спарринга, у нас практикуется защита от внезапного нападения. Любой ученик Генкай‐рю может быть атакован другими учениками почти где угодно, исключая место работы, государственные организации и храмы. Разумеется, у подобных поединков есть ограничения, но не очень существенные. Если вы выдержите наши занятия, то станете идеально подготовленным убийцей… поэтому я должен быть более чем уверен в ваших моральных качествах.
Ольга сидела неподвижно, глядя прямо перед собой. Внимательная, предельно собранная. Никаких эмоций. Никаких сомнений. Ничего.
– Как вы понимаете, школа, подобная моей, не может быть открытой. Наши внутренние правила не менее суровы, чем само обучение. Полный феодализм и беспрекословное подчинение мне. Да, я никогда не отдам приказа, несовместимого с вашей честью. Но если вы хотя бы случайно запятнаете честь Генкай‐рю, наказание будет только одно. Кроме того, войдя в столь замкнутый круг, вы его уже не покинете. – Хаябуси помолчал. – Наконец, последнее. Средний уровень моих учеников весьма высок. Вы – третий дан айкидо. Женщина. Гайдзин. Вы окажетесь самой младшей по статусу, и даже это место вам придётся отстаивать. Вам никто не станет делать скидок – скорее наоборот. Или вы докажете своё право учиться здесь, или умрёте. Я бы посоветовал вам исходить из второго. Вы меня поняли?
– Да, сэнсей.
– И что вы на это скажете?
Ольга церемонно поклонилась, достав головой пол.
– Хаябуси-сама, я официально прошу вас принять меня в школу Генкай‐рю. Я согласна со всеми предложенными условиями и возлагаю на себя все сопутствующие обязательства.
Сэнсей задумался. Несомненно, такой человек может стать ценным приобретением. Одно её появление изрядно встряхнёт всех. Вот только хватит ли у неё сил? Он внезапно ярко представил, как эта гордая девушка падает под смертельным ударом. Атакуй её кто-то из старших, ей не отбиться. Одной твёрдости духа там мало. И можно ли полностью доверять иностранке? О ней, в сущности, ничего не известно. Приехала. Тренируется. Живёт у Корэмицу.
«Тем не менее, ты сам пригласил её сюда, – напомнил он себе. – Несмотря на предупреждение, она хочет здесь заниматься. И вообще ведёт себя как самурай». Хорошо. Значит, она знает, что такое Путь самурая.
Хаябуси дважды хлопнул в ладоши. Почти сразу фусума раздвинулись, и на пороге появился Иори. Он безмолвно опустился на колени и отвесил краткий поклон.
– Накорми гостью, – распорядился его отец. – Дай ей возможность отдохнуть и привести себя в порядок. Если пожелает, пусть переоденется. Через час зайдёшь ко мне за инструкциями.
Юноша снова поклонился.
– Серинова-сан, оставляю вас на попечение Иори. Пока можете расслабиться. Я пришлю за вами.
Он кивнул обоим, легко встал и исчез за боковой ширмой.
Тонкий дымок сгорающих благовоний оставлял в воздухе странный дразнящий запах. Комнату заливал неяркий, непонятно откуда льющийся свет. Сложив ладони в ритуальном жесте, Ольга склонилась перед потемневшим от времени алтарём, указывая в потолок узелком волос, связанных на затылке. На ней были широкие складчатые хакама, косодэ и хаори, накинутые поверх. Японская церемониальная одежда. Мужская. Снежно-белого цвета.
Слева на помосте восседал Хаябуси-сэнсей в парадном самурайском костюме. Заткнутые за пояс мечи и жёсткие крылья катагину удивительно сочетались с его суровым, непроницаемым лицом. На тёмно-серой ткани ярко выделялись белые кружки с фамильным моном.
По обе стороны от учителя замерли двое мужчин средних лет, тоже с мечами, одетые лишь чуть менее формально. Они глядели на Ольгу с бесстрастным видом, но их внимание давило почти физически. Оба сохраняли позу «татэ-хидза» – сидя на левой ноге, с отвёденным в сторону правым коленом. Так можно быстрее вскочить в случае необходимости.
Ещё один человек стоял у стены, взявшись за рукоять катаны. Судя по его взгляду, он боролся с желанием зарубить россиянку на месте и таким образом покончить со столь беспардонным нарушением традиций.
«Ситуация даже интереснее, чем я полагала, – холодно отметила девушка. – Похоже, я не зря облачилась в наряд смертника».
Не поднимаясь с колен, Ольга повернулась к учителю и с поклоном проговорила:
– Хаябуси-сама, в присутствии официальных свидетелей я со всем почтением прошу вас позволить мне заниматься в школе Генкай-рю.
И опять прикоснулась лбом к полу. Мысленно досчитала до десяти; потом медленно распрямилась.
– Иори-сан! – окликнул сэнсей.
Юноша вошёл в комнату и поклонился. В отличие от остальных, у него за поясом был только вакидзаси. Бесшумно ступая, он принёс небольшой столик и поставил его перед Ольгой. На столике лежал чистый лист бумаги; справа от него – тушечница и кисть, слева – короткий нож.
Проигнорировав тушечницу, Ольга подняла нож и уверенным движением надрезала себе запястье. Аккуратно протёрла лезвие собственной салфеткой, спрятала её в рукав и взялась за кисть.
Все молча смотрели, как она пишет, выводя иероглифы кровью вместо чернил. Россиянка не задумывалась над содержанием, заранее отточив каждое слово. Шедевра каллиграфии у неё не получилось, но текст был чёток, прям и разборчив. Начертав последний штрих, Ольга извлекла из-за пазухи печать со своим именем, провела ею по ране и приложила к бумаге.
Подошедший Иори забрал столик. Теперь девушка сидела прямо, держа в руках свой кеппан. С левого запястья на белоснежные хакама падали густые красные капли.
Стоявший у стены самурай внезапно рванулся вперёд. В полной тишине свист меча прозвучал неестественно громко. Воин остановил удар в самый последний миг, когда острая сталь уже рассекла кожу на шее Ольги. И застыл у неё за спиной, касаясь клинком свежего пореза.
Россиянка не шелохнулась.
«Интересно, что это должно символизировать? – отстранённо подумала она, ощущая, как за воротник стекает горячий ручеёк. – Или тут чистая отсебятина? Впрочем, тогда бы он просто снёс мне голову. Ладно. Посмотрим».
Ольга взглянула в глаза учителю.
– Хаябуси-сэнсей, я прошу вашего разрешения принести клятву.
– Разрешаю, – ответил тот после недолгой паузы.
Ровный, ясный голос девушки разнесся по комнате.
– Я, Селинова Ольга, дочь Селинова Валерия, рождённая в России, клянусь всегда хранить верность школе Генкай-рю и её главе.
Я клянусь во всём подчиняться уставу школы и моему наставнику.
Я клянусь ни при каких обстоятельствах не ронять чести Генкай-рю.
Я клянусь никогда не обращать во зло свои знания и навыки.
Я клянусь не оставлять занятий, пока жива и способна тренироваться.
Я клянусь не обучать секретным техникам школы никого из посторонних без особого разрешения.
Интересы Генкай-рю да будут всегда превыше моих собственных интересов.
Если я преступлю эту клятву, пусть карой для меня станет смерть.
Свернув бумагу, Ольга торжественно поднесла её ко лбу и заключила:
– Я принесла эту клятву по доброй воле и со всей ответственностью. Засим прошу принять её и позволить мне стать учеником Генкай-рю, – или же убить меня, как недостойную такой чести.
Последнего пассажа Хаябуси не ожидал. Она отрезала все пути к отступлению. Не только для себя, но и для него. Да и для всей школы тоже. Внезапно он понял, что Серинова-сан прекрасно контролирует происходящее. её внутренняя суть сверкала, как боевой меч за мгновение до удара.
А вот Тэруока Кэндзиро, держащий сейчас клинок поперёк шеи россиянки, смотрел на учителя едва ли не с мольбой. Претензии женщины, да ещё иностранки, на обучение в закрытой школе он считал издевательством над боевым искусством. Он вообще полагал, что женщинам в мужские дела лучше не соваться. Почему сэнсей допускает такой позор? Её просьба об ученичестве больше напоминает требование. И она, похоже, не видит необходимости реагировать на занесённый над нею меч. Или для неё это театр? Цирк? Тэруока очень хотел, чтобы наставник ей отказал. Любопытно, что она запоёт, когда ей придётся умереть – по её же собственной просьбе. Будет забавно посмотреть, как она умирает.
Он вдруг ужаснулся собственным мыслям. Катана дрогнула в его руке, углубив рану на шее Ольги. Кровь потекла сильнее, пятная белую ткань причудливыми разводами. Но девушка словно и не почувствовала, сидя всё в той же позе. Молчание, казалось, сгущало воздух. Наконец, заговорил учитель:
– Серинова-сан! Я, Хаябуси Масацура, сын Хаябуси Юкиро, глава школы Генкай-рю, принимаю вашу клятву и признаю вас новым учеником. Вы начнёте заниматься с завтрашнего рассвета.
Тэруока хмуро вложил меч в ножны, запоздало вспомнив, что клинок следовало протереть. Но исправлять оплошность здесь было бы неуместно. Ольга низко поклонилась, потом, не вставая, переместилась к краю помоста и, вновь склонившись, протянула сэнсею бумагу с кеппаном. Тот взял её, развернул, пробежал глазами, свернул обратно и убрал в рукав. Повинуясь жесту наставника, девушка поднялась наконец на ноги, ещё раз поклонилась всем присутствующим и спокойно покинула комнату.
– И что вы о ней думаете? – спросил Хаябуси, обращаясь к сидевшим рядом с ним. Они только теперь перестали изображать статуи и сели свободно, скрестив ноги. Один из них отозвался:
– Если бы она была японцем, или хотя бы мужчиной, – можно было бы восхищаться выдержкой и твёрдостью этого человека. И считать удачей его появление в нашем кругу.
– А если принять реальность, как есть? Серинова-сан – не мужчина. И не японец.
– Тогда… тогда я просто ничего не понимаю.
– Доброе утро, Харада-сан. Что-то у вас сегодня неважный вид. Очень много всего навалилось?
– Пожалуйста, не беспокойтесь. Я две ночи не спал, меня воротит от кофе, однако работать ещё могу. Мои сотрудники выяснили интереснейшую вещь: из трёх комплектов отпечатков пальцев, которые удалось снять с витрин и камер сигнализации, два присутствуют в нашей картотеке.
Тамура легко опустился в кресло.
– Это большая удача, не так ли?
– Наверное. Вот только по нашим файлам эти два набора пальчиков принадлежат восьми разным людям. Один – пятерым, другой, соответственно, трём.
– Как такое могло получиться?
– Я вижу только два возможных варианта. Или кто-то поработал с нашей базой, или налицо развёрнутая операция прикрытия с использованием подложных документов. Ещё одна, самая сомнительная версия – накладки и перчатки с дактилоскопическим рисунком.
– Она хороша разве что для криминального романа. Как такое можно проделать?
– Сделать перчатки из подходящего пластика. Хотя на мой взгляд, это очень сложно и дорого. Есть и более примитивный способ – натуральная человеческая кожа с кистей рук.
– А её можно выделать так, чтобы не затронуть рисунок?
– Теоретически. Ещё одна проблема – на пластике и мёртвой коже нет жирового слоя. Следовательно, в естественных условиях никаких отпечатков не получится. – Харада с силой потер виски. – Впрочем, изготовить поддельные документы куда проще, чем заниматься подобной чушью. Такие идеи появляются исключительно от недосыпания. Хотите для разнообразия хорошую новость? Кажется, мы нашли вашего кайсяку.
– Я что, уже нуждаюсь в кайсяку? – вяло хмыкнул Тамура.
– Ну, ещё пара недель такой работы… – Харада подавил зевок. – В общем, вчера в середине дня в квартале Токиюки обнаружили труп некоего Онимару Харуо. Он бросился с крыши. Предсмертную записку Онимару написал на полях заметки про инцидент с Камиямой Хидэо. Всего одна строка – что он виновен и не может с этим жить.
Тамура был разочарован.
– И это всё?
Харада вздохнул.
– Концентрация алкоголя в крови покойного составила почти 4 промилле. Иными словами, он был вглухую пьян. Риё-сан допросила персонал бара «Pax Аmericana» на первом этаже той многоэтажки. По их словам, малый три дня сидел у них и непрерывно пил, временами бормоча что-то про Камияму Хидэо. Бар круглосуточный, и он отлучился только один раз – купить «Акебоно Симбун». После прочтения которой с полчаса плакал в углу. По словам бармена, около часа того дня Онимару прицепился к двум девушкам-гайдзинам, читавшим ту же газету, и стал довольно бессвязно рассказывать им о Камияме и своей вине перед ним. Те слушали его терпеливо, но в конце концов одна из них сказала ему какую-то резкость. Тогда он очень вежливо распрощался с ними и вышел. Видимо, он покончил с собой сразу после этого разговора. По итогам экспертизы, смерть наступила около половины второго или двух. Он умер от остановки сердца, ещё не долетев до земли, как и большинство прыгунов.
– А девушки?
– Посидели ещё немного, разговаривая между собой. Говорили не по-английски. Потом ушли.
В сознании Тамуры шевельнулось странное подозрение.
– Что-то тут не сходится, Харада-сан, – сказал он после паузы. – Человек, способный хладнокровно и точно отсечь голову своему другу, вряд ли станет так надираться, рыдать и приставать к иностранкам. И даже пойдя на самоубийство, сделает это несколько иначе.
– Боюсь, увлечение средневековой историей играет с вами дурную шутку, Тамура-сан. Вы начинаете гоняться за призраками. В любом случае мы имеем превосходный повод закрыть дело. Если окажется, что вы правы, мы просто исполним последнюю волю покойного Камиямы, оставив в покое настоящего кайсяку. Мне от этого станет только легче спать, когда я всё-таки доберусь до постели. – Харада с тоской посмотрел на свой компьютер. – Но я сильно сомневаюсь в вашей правоте.
