Елена Чара Янова
Закон Мерфи. Том 2
К вечеру у меня от вороха мыслей и непрерывного просмотра записей разболелась голова, и тут же, по закону подлости (или Мерфи, кому как больше нравится), на нашем пороге возник Алан. Я сумрачно глянул на него и поинтересовался с порога, демонстративно не поздоровавшись:
– А как вы добыли записи?
Алан слегка пожал плечами, и у меня в душе вновь всколыхнулась старая неприязнь. Помнится, в прошлый наш с ним нелегкий опыт взаимодействий этот жест я в первую очередь в промышленнике и возненавидел.
– Очевидно, с помощью дронов? – без тени усмешки ответил он вопросом на вопрос.
Я едва зубами не заскрежетал: издевается, зараза невозмутимая.
– Вы не поняли. Когда Корпус совместно с Ассоциацией наук отправили слегка куснуть Седьмой за бочок, двухнедельного запаса дронов мы лишились… Напомните мне, Тайвин?
– За стандартных шесть дней по общемировому времени. За пять с половиной, если точнее, – немедленно отозвался ученый. Он приветствовать Алана не стал, но я приметил, как вокруг гения сгустилась напряженная нервозность. Хоть он и не рвался участвовать в разговоре, но работу бросил, прислушиваясь к нам.
– Во-о-от, – протянул я, склонив голову и выразительно глядя на Алана. – А вы мне доказываете, что беспрепятственно получаете сведения о живой природе этого мира с помощью техники. Или у вас ее неограниченный запас, или…
– Что «или»? – с небольшим раздражением спросил Алан, когда я замолчал.
– А вам не приходило в голову, что вы как-то слишком легко высадились, понастроили тут всего, дронов запустили. Вы наверняка видели наш отчет. В воздухе тут полно психоактивных веществ, микроорганизмы не изучены, обычная флора и фауна тоже. Сколько людей вы потеряли?
Алан выглядел сильно удивленным, у него и выражение лица изменилось, когда брови сами съехались к переносице в одну очень хмурую и озадаченную морщинку.
– Двоих или троих, и скорее по глупости, чем от внешних факторов. Вы полагаете…
Я насторожился и подался чуть вперед, когда снова почувствовал что-то настолько отличное от нас троих, что меня передернуло. Чуждое, и в то же время влитое в окружающий воздух как капельки воды и запахов, что создают неповторимый флер любого города, поля, леса, горы или озера, на любой планете, в каждом их уголке. Что-то пронизывающее пространство, что можно почти потрогать, но неосязаемое, невидимое. Оно заполнило комнату, душу, вытеснило мысли, оставив только смутные ощущения. Очень знакомые на вкус, если б можно было так сказать. Впрочем, для Тайвина и Алана, застывших на мгновение, ничего не изменилось – я точно это понимал – но я почти видел, как точечными микроскопическими мазками меняется спектр мимики на их лицах. И не по их воле. А вот меня чужеродные эмоциональные щупы на этот раз обошли стороной, мое личное пространство никто не нарушал, и я был в этом уверен, как никогда раньше.
Алан хмыкнул, тряхнул головой и высказался:
– Просто вам не повезло. Ваша экспедиция пришлась на период цветения одного из здешних растений. Мои… м-м-м… эксперты, скажем так, пока не дали ему названия, но просветили, что его пыльца обладает психотропным воздействием. И гон у когтистых бабочек – тоже в это время. Или как там это называется. А потом на несколько месяцев затишье, им и воспользовались.
Нас покоробило. Меня – от полного невнимания к биологической подоплеке ситуации и очевидному идиотизму объяснения, Тайвина – от того же, вкупе с пренебрежительным отношением к коллегам, пусть и исследующим мир не совсем на законных основаниях. Обычное слово в устах Алана превратилось в изысканную насмешку и взбесило гения – он побледнел, и у него начали разгораться алые пятна на скулах, верный признак надвигающегося ядовитого шторма.
Я склонил голову еще чуть набок, стараясь поймать ускользающее другое сознание: это потребовало высшего уровня сосредоточенности и полного отсутствия мыслей. Внезапно в голове у меня возникла картинка решения проблемы, и я робко отправил ее в сторону чуждого невидимки. В следующее мгновение мне словно вскрыли мозг и перебрали задумку по косточкам, но бережно, аккуратно, и только в той области, которую я сам захотел предоставить. Все мое естество заполнил длинный низкий одобряющий гул, неслышимый, неосязаемый, но я был уверен, что все понял правильно.
Я сделал вид, что поверил Алану и спросил, переключая его внимание:
– А у вас планетоходы на виртуалке есть?
– Две штуки, – нехотя признался промышленник.
– Дайте мне один. Я ведь никуда не убегу, а вирт можете подключать уже за воротами своей крепости, или что вы тут возвели, чтоб я лишнего не увидел. Так пользы будет больше. Только брони навесьте побольше на всякий случай.
Алан изучающе на меня посмотрел, но в его нечитаемом взоре я уже видел призрак согласия. Вряд ли тут умели хорошо обращаться со столь специфичной техникой, а у меня и навык есть, и опыт первопроходца, и промышленник это понимал.
– Я подумаю, – процедил он и ушел.
Тайвин повернулся ко мне и спросил:
– Ты что задумал?
Я молчал и улыбался: рассказывать ему про свои ощущения я пока не хотел, нужно удостовериться сначала, что я с ума не сошел, а то мало ли, что еще тут может цвести. И я, кажется, начинал понимать, почему рои мошкары так себя ведут – но мне требовался эксперимент. А как получу факты – можно с ними и к штатному гению на поклон пойти.
– Ладно, можешь не говорить, только уровень погружения больше пятидесяти процентов не ставь, – проворчал мой очкастый друг, пронзив меня тонкой длинной иглой внимательного и очень подозревающего неладное взгляда. – Мозг человека, конечно, не в состоянии сам себе ампутировать руку или ногу, но случаи нейродермита, фантомных болей и отравления на пустом месте у операторов планетоходов на Шестом встречались.
– Восемьдесят, – принялся торговаться я.
– Пятьдесят пять, и ни процентом больше, – припечатал ученый.
– Семьдесят девять?
– Пятьдесят шесть, и это мое последнее предложение.
В итоге мы сошлись на шестидесяти трех с четвертью. Все случаи, которые мне перечислил Тайвин, начинались от шестидесятипятипроцентной реальности для оператора, и поставить более высокий порог в его присутствии я не мог, на чем и порешили.
Когда на следующий день у нас в узилище, как я его обозвал, появился комплект оборудования для оператора планетохода, я не стал ни благодарить охранников, что его принесли, ни уточнять время работы. Как понадоблюсь – увижу, само засветится. Через пару часов так и произошло.
Тайвин с неприступным видом проследил, чтобы я ни на йоту не превысил договоренную степень присутствия в виртуальной реальности, и с достоинством кивнул. Я не стал точить лясы – и нырнул в сине-сиреневое многоцветье Седьмого.
А когда через пару часов вынырнул, то понял – я был прав. Все здешнее зверье и половина растительности общается странным образом, вкус которого я только-только начинал распознавать на осознанном уровне. И, попробовав зависнуть, притворившись деревом, рядом с враждебно настроенными друг к друг роями мошкары, я этот постулат для себя подтвердил: менее волевой рой, не выдержавший коллективного эмоционального давления со стороны другого, был разобщен и сожран. А в тех случаях, где воли и наглости хватило обоим роям с избытком – схарчили самых эмоционально неустойчивых с двух сторон.
Как только я понял принцип, дело пошло семимильными шагами. Разве что приходилось иногда уворачиваться от чрезмерно раздражительных деревьев, коим не нравилась моя виртуальная мимикрия под бревна, и крупных плотоядных растений наподобие росянки. Этим категорически не нравились запах и вкус планетохода. Задумываться над тем, как это все может работать, если я не лично присутствую, а только виртуально, и то в погружении чуть больше, чем наполовину, я пока не стал – а то и без того примитивная моя пародия на логику поломается, а мне этого не надо было, критическое мышление всегда пригодится.
Глава 24. Пространственная дезориентация
Бывает, что у твоего руководителя случаются не самые лучшие в его жизни дни. Встал не с той ноги, настроение не то, кофе убежал, яичница пригорела, да мало ли.
Первопроходцы плохое настроение у Честера настропалились видеть практически сразу, с первых его реплик: рыжеглазый обычно здоровался с оперативным отделом с неизменной полуулыбкой и утренней воодушевленностью. Не поздоровался, буркнул что-то невразумительное и исчез в кабинете – все просто. Не беси начальство, делай свою работу безупречно, глядишь, через пару часов проблема исчезнет сама собой. А если не исчезнет – есть Берц и Тайвин, они умеют беспокойному коллективному питомцу всея оперативного отдела возвращать душевное равновесие на место.
Но исчезновение обоих руководителей сразу показало страшную правду рабочих будней большинства людей: очень сложно жить, если после хорошего руководителя попасть к начальнику. Первыми горький плод коварных козней от ревизора и мироздания вкусили оперативники, следом за ними причастился и научный отдел.
Поутру, забрав с собой Дженка, Санникова, Али, Вика и великолепную пятерку – спаянную микрогруппу первопроходцев, вышедших из военных кругов – Берц покинул пределы колонии и защитного купола. Надо было проверить предположение Лекса – угрожает ли поселению новая опасность.
Но свято место пусто не бывает – и если покомандовать оперативниками вместо Чеза был горазд Андервуд, то ученые без Тайвина могли организоваться и сами, им указок, чем заняться, не требовалось, и без того дел по уши и еще немного сверху. Но закон Мерфи – все, что может пойти не так, именно не так и пойдет – неумолимая, в сущности, штука, работающая везде и всюду. И он, разумеется, не замедлил проявить себя во всей красе.
К полудню ровно посередине научного отдела возник некий нетипичный для Корпуса субъект. Зычным баском мужик, больше похожий на одетого по недосмотру в дорогой костюм-тройку фермера, не удосужившись и поздороваться, безапелляционно заявил:
– Я наведу у вас порядок.
Ученые Корпуса в полном составе в недоумении остановились, кто где стоял, а Гайяна, старший научный сотрудник, вторая по величине звезда их отдела и очень амбициозный по духу и букве науки человек, уперла руки в бока и не менее ответственным тоном парировала:
– А что вас заставляет думать, что порядка у нас не присутствует?
– Отсутствие Тайвина и Санникова, – высокомерно произнес новоприбывший. – Зовут меня…
– Ветров Николай Николаевич, – хором проскандировали трое из девяти сотрудников научного отдела.
Ветров зло прищурился и прокомментировал:
– А с вами у меня будет отдельный разговор.
– Пока Тайвин и Александр Николаевич отсутствуют, я тут ИО завлабораторией, – выступила вперед Гайяна и злобно прищурилась. – Так что, если хотите с кем-то отдельно поговорить – сначала поговорите со мной. И вообще, кто вам сказал, что у нас сегодня начальства в отделе нет?
Ветров слегка опешил. Отпор получать он не привык и оказался порядком обескуражен. Но быстро вернул себе высокомерный вид, поддернул края рукавов – так, чтобы стало видно край шелковой рубашки и платиновые запонки – и надменно пояснил:
– Вернер.
– Не может быть, – хором постановила троица ученых, Нил, Кевин и Михаил, уже имевшие с Ветровым дело раньше. Гайяна только кудряшками тряхнула возмущенно.
– Может, не сам лично, – плотоядно осклабился незваный гость, – но подпись его.
Ветров развернул документ, где на голограмме черным по оранжевому светились имена и должности: Тайвин Дин, руководитель научного отдела Корпуса первопроходцев. Замещающий в случае отсутствия: Санников Александр Николаевич, координатор от Всемирной ассоциации наук. Замещающий в случае отсутствия: Ветров Николай Николаевич, доктор естественных наук, профессор, завкафедрой биологии и ксенозологии Межпланетарного университета. Списочный состав научного отдела: старший научный сотрудник Гайяна фон Иммельштайн… В конце документа светился папиллярный узор большого пальца правой руки Вернера. Его знал наизусть каждый в Корпусе, сколько раз уже эту завитушку, уходящую вправо, видели.
Гайяна скрипнула зубами, но промолчала – парировать было нечем.
***
Оказавшись в поле, великолепная пятерка мгновенно взяла Санникова в кольцо, и тот широко улыбнулся. Не в первый раз вместе работали, привык, а порой и скучал по полевой работе – все-таки должность координатора от Всемирной ассоциации наук не подразумевает возможности просто так взять, и самолично выпрыгнуть в небезопасные луга за защитным куполом. А порой так хочется!
– Как там, кстати, мои старые знакомцы в научном отделе поживают? – поинтересовался ученый. – Мы с Кевином, Нилом и Михаилом еще до начала освоения Шестого под началом Тайвина вместе над прототипом защитного купола работали, что-то порядка полугода, если мне память не изменяет…
– Мы научный отдел ни в коем случае ничем не обижаем, – степенно ответил Берц из своей боевой пятерки, медленно кружившей рядом вокруг стажера, не забывая, впрочем, оглядывать окрестности.
Шестой шумел вокруг них изумрудным лугом, переглядывался с людьми мириадами соцветий луговых цветов, дробил лучи голубой звезды на драгоценные отблески, разбегавшиеся друг от друга в сложной фрактальной симметрии по коре невысоких хрупких деревьев. Полупрозрачные стебельки травы сливались в хрустальную невесомую дымку, над которой стоял серебряный перезвон: проказливый ветер сталкивал их между собой, наигрывая увертюру к полуденной жаре.
Внимание оперативников привлекла кучка инсектоидов, тесно слепленных в единый жужжащий на низких обертонах ком. Казалось, провода сплели в инфернальный клубок примерно с полметра в диаметре, и подали на них высоковольтное напряжение.
Шар ощерился усиками, встопорщенными надкрыльями, гибкими брюшками и вызывающей асимметрией. Торообразное тело у самочек, с дырой посередине, неравномерно утолщенное в семи разных местах, дополняли девять цепких лапок и пять пластин темно-зеленых надкрыльев, между которым природа хаотично разбросала фасетки девятнадцати глаз.
Зачем столько, и почему вообще в мире, где жизнь предпочитает несколько точек симметрии, желательно с радиальной логикой, такая экстравагантность, и чем она биологически обусловлена, ученые не знали. Впрочем, одна тайна кремнийорганического мироздания, похоже, раскрывалась прямо у них на глазах: крупные цилиндрообразные самцы вызывающе сверкали лакированной сине-черной окраской с едва наметившимися у них на семи надкрыльях красными точками, и стремились сквозь самочек пролезть. Прямо сквозь дырку в этом насекомом бублике. Шевеля всеми тремя брюшками. На минутку застревали, вылезали с другой стороны и начинали заново, словно заранее репетировали брачный танец. Выглядел процесс жутковато и совершенно неприлично.
Оперативники остановились: они сталкивались раньше с этими животными, но никогда не видели их в таком количестве. И качестве.
– А вот и камень преткновения. Хотя, скорее уж шар. Что вы знаете об алкионах? – спросил Санников.
Первопроходцы переглянулись, и Берц еле заметно хмыкнул. Али встрепенулся, переглянулся с ним и сделал вид, что жутко озабочен состоянием познаний стажера.
– Алкионы – отряд радиальных полужесткокрылых, подотряд клопообразные, семейство факультативные хищные клопообразные, вид – алкион непарнокрылый, в семействе зафиксирован пока один вид, подвидов также не наблюдалось, – послушно отчеканил Дженк, перехватив выжидающий и очень выразительный взгляд Али. – Инквилины для дактилей…
– Инкви… кто? – заинтересовался Вик.
– Ну, это такая разновидность комменсализма, – охотно пояснил стажер.
– Ага, мне сразу все понятно стало! – фыркнул Вик.
– Алкионы живут за счет дактилей, а нередко, если их много, могут хозяев своего жилища и стола и убить. Такое вот невыгодное соседство, не паразиты, но и не симбионты, – улыбнулся Дженк и продолжил: – Что еще… Да, алкионы характеризуются неполным превращением, в стадии яйца находятся в прибрежной водной зоне, в стадии личинки – живут у дактилей в дактилейниках, в брачный период предпочитают массовый вылет для подбора партнера и спаривания, кладку делают около воды…
Дженк продолжал читать справочник ксенозоологов так, будто он был у него перед глазами. Оперативники оценивающе закивали – даже они на таком уровне систематику инсектоидов не учили, особенно незачем было. Так вот почему третий стажер столько в учебке сидел! Хотел знаниями блеснуть. Или по другой причине?
Али с Красным прищурились, испытующе глядя на стажера, а у Санникова загорелись глаза. Детальное описание иномирного хищного клопа, который преспокойно живет за счет местных термитоподобных насекомых, да еще и с идеальным вниманием молодого человека к систематике животного… Ученый был покорен сразу и навсегда.
Лекс хищно вцепился бы в плечо Дженка, если бы мог из своего кольца первопроходцев в соседнее дотянуться, поэтому смог только просящим тоном процитировать, умоляюще глядя на Берца:
– Господин! Отдайте его мне. Зачем вам, в сущности, не до конца обученный стажер…
Берц гулко расхохотался в шлем.
– Лекс, ну не стоит сравнивать перспективного молодого человека с «Особой краковской»! Отдам, отдам. Доучу только до конца и отдам. Если стажер не против.
Дженк, который изначально от Санникова пришел в неизбывный восторг, памятуя то, как его учитель приводил этого небольшого росточка сверхреактивного человека ему в пример, только кивнул, не в силах произнести ни слова.
– Договорились, – отсмеявшись, постановил Берц.
– Руки вам целовать, больше ничего не остается, – довел Лекс шутку до конца и посерьезнел: – К делу. Массовый вылет алкионов меня беспокоит. Представьте себе майских жуков, только с функционалом жука-бомбардира и в пересчете на кремнийорганическую жизнь. У алкионов, конечно, не смесь пероксида водорода и гидрохинона с температурой кипятка, которыми жук-бомбардир выстреливает метра на два с артиллерийской точностью, но тоже ничего хорошего. Пятидесятипроцентный раствор плавиковой кислоты под давлением. Железы в подкрылках, и сейчас, пока они еще не достигли половозрелости, секреции нет. Видите, у самцов красных пятнышек на надкрыльях не появилось толком? Но счет идет на дни, если не на часы. Как только природа скомандует им размножаться, так самцы примутся соревноваться между собой, стреляя друг в друга струями кислоты.
– Это мы знаем. Так а в чем закавыка? Купол же алкионов не пропустит? Раньше проблемы не возникало, – с подозрением спросил Али.
– Проблема, досточтимый первопроходец, в биоритмах и генетической памяти. Алкионы будут лететь спариваться туда, где спаривались их предки, потом возвращаться туда, где родились – к воде, чтобы отложить там яйца и умереть. Потом вылупятся личинки и поползут к дактилейникам, пока цикл не повторится. Все довольны, все смеются. Это бы не было проблемой, если бы наша колония не разрослась так сильно, что сектора физиков и биологов стали задевать привычную локацию брачных игр инсектоидов, – Санников вздохнул и покаялся: – И, судя по последним пробам и прогнозам моих ксенобиологов, количество яиц в прибрежном озерном иле минимальное, а по снимкам из дактилейников личинок, готовых к превращению, там пруд пруди. А заметили мы это только вчера, почему я к вам сразу и прибежал. То есть будет пик популяционной волны, я бы даже сказал, нас ждет гигантская приливная волна жизни, баллов так на семь-восемь из десяти, если не девятый вал. Как тогда с химерками, помните? – уточнил Лекс и взволнованно добавил: – Купол не потянет такую нагрузку, и эвакуировать колонию тоже уже опасно. Представьте, если мы не успеем, и масса недовольных алкионов расстреляет шаттл? При их размерах звучит смешно, и оно может в атмосфере-то и не опасно, но вдруг обшивку в космосе в тонком месте проест? Как тогда?
«Не играться мне в визгейм три недели подряд!» – услышав о таких перспективах, чуть не зарекся Вик. Для него интерактивная киноигра составляла большую часть досуга, и оттащить его за уши от чужих эмоций и приключений можно было только поманив участием в каком-нибудь конкурсе дизайнерских проектов, экстремальным развлечением или работой. Даром, что экстрима на работе как раз хватало с избытком. Случай с тем, что колонию будут атаковать полчища бешеных озабоченных клопов, поливающих округу и окружающих разъедающей все кислотой, подпадал под третью категорию, а потому настолько страшных душевных жертв не требовал, так что Вик вовремя одумался и спросил:
– Что будем делать?
Санников вздохнул.
– Понятия не имею. Но ситуация для колонии опасная, хоть и выглядит трагикомично. И решить вопрос эвакуацией, как в прошлый раз, не получится. Я надеюсь только, что мы сейчас определим границы привычного ареала спаривания алкионов, а там придется совместно думать. Может, временно, на недельку-другую, попросить все сектора съехать с окраин к центру, и уменьшить размер купола?
– Не получится, – авторитетно заявил Вик. – Во-первых, мы еще не знаем масштаб жучьей задницы, во-вторых, куда селить несколько тысяч человек? Но даже если и так, я не уверен, что удастся купол уменьшить без нашего главного халата. Это надо все узлы развертки назад двигать, одновременно их перепрограммировать… Короче, раздвинуть границы проще, чем сжать их назад.
Берц кивнул, не стремясь тратить словарный запас на очевидное, как и великолепная пятерка. Они с оперативником были категорически согласны. Одно дело затмевающие небо стаи иномирной саранчи, тут хочешь не хочешь, а придется съехать на несколько дней. Другое – любовные игры пары тысяч клопов, и неопределенность на непонятное время, то ли неделя, то ли две. Колонисты не идиоты, но слишком уж… Несерьезно. А когда припрет – будет поздно, так что этот аспект людской психологии надо учитывать заранее.
Санников слегка развел руками в ответ – вот видите, не зря я к вам на поклон пришел – и попросил:
– Дайте-ка мне одну зверюшку.
Ви послушно протянула руку к угрожающе гудящему шару, но, неожиданно для всех, он распался на отдельных насекомых, что с раздраженным низким гулом разлетелись в стороны, рассевшись по крупным соцветиям луговых растений неподалеку друг от друга. Красный без всяких сопротивлений схватил одного из инсектоидов и передал Санникову.
– Интере-е-есно… – протянул ученый. – Милая, соблаговолите…
Пятерки сблизились, и Ви через строй коллег медленно начала подносить палец к насекомому. Пока ее рука была в метре от усиков, оно не беспокоилось, но стоило оперативнице преодолеть невидимый барьер критического расстояния между ними, дернулось, угрожающе встопорщило надкрылья и попыталось улизнуть.
– Вдвойне интересно! – взбурлил энтузиазмом Лекс. – Милая, а чем вы сегодня с утра занимались?
Красный покраснел до кончиков ушей, Ви – только слегка. Она тронула шлем, затемнила щиток и отключила внутреннюю передачу звука на всех, перейдя на приватный канал с ученым.
– Мыло варила.
– Вы… Что делали? – не поверил Санников.
– Связь переведите на меня, – посоветовала Ви. – То, чем люди иногда с утра занимаются и о чем все так громко думают… Ну, тоже было, но, мне кажется, дело не в человеческих гормонах и феромонах. Я просто иногда для своих сама делаю разную косметику. Мыло, шампуни, гель для душа, скрабы… Подруга вчера прислала с шаттлом сушеный цвет черемухи, а мне не спалось. Чтобы времени не терять, поставила на водяную баню…
– И получили гидролат с черемуховым ароматом, коим ваши руки и пропитались, – послушался и подхватил по выделенной линии Санников. – А чего тут стесняться?
Ви вздохнула. Она для всех, кроме Марта, Чеза и Красного поставила себя на позицию мудрой, умелой и сильной боевой подруги, но пока не стала своим в доску парнем, какой была для них Макс, да и не стремилась к этому, сохраняя короткую, но все же дистанцию. Поэтому смутилась, но оценила действия коллег: оперативники рядом тактично ждали, пока Ви с Санниковым наговорятся по приватному каналу: захочет, значит, расскажет потом, главное, чтобы польза была.
Нехотя Ви призналась:
– Как вам сказать… Я же первопроходец. Боец. Астродесантница. И вдруг мыло, черемуха… Понимаете?
– Вы же все-таки в первую очередь женщина, – с пониманием прокомментировал ученый. – И ничего постыдного в варке мыла я не вижу. Я понял, ваш секрет придержу при себе, милейшее создание, если сами не передумаете.
Ви сняла затемнение и столкнулась со взглядами коллег. Нет, они по-прежнему ничего не говорили, но молчали очень выразительно.
Любопытство, повисшее между ними, можно было черпать половником, откусывать и пережевывать несколько часов: им было невероятно интересно, что такого делала с утра Ви.
Она не выдержала, фыркнула и рассекретила тайну:
– Не надо на меня так смотреть! Отдушку я для мыла делала. Черемуховую.
– А, так вот чем так с утра пахло, – сообразил Красный.
– А ты на щелочи варишь или покупаешь основу? – тут же заинтересовался Вик.
Ви, убедившись, что нежную мужскую психику первопроходцев мылом не испугать, расслабилась, улыбнулась, и разговор, как и работа, потекли своим чередом.
Вечером, отпустив Санникова с образцами к нему в сектор биологов, первопроходцы разошлись по домам и по делам: все равно данные сначала надо было обработать, а потом уже тревогу бить. Не поднимать же панику на пустом месте, пока еще ничего толком не известно.
Но интуитивно оперативники понимали: будь здесь Честер, они бы не ждали никаких результатов, а уже бегали тревожными кабанчиками и делали очередное странное, что потом окажется очевидным, простым и действенным.
Но Чеза не было. Вслух никто этого не произнес, но сумрачная тень беспокойства, и без того висевшая над первопроходцами дамокловым мечом с момента нелепого отстранения Честера, сгустилась и обрела видимые очертания.
Ви и Красный отправились на дежурство. И только они поднялись к себе в офис на третий этаж, завернули к пульту и отпустили заскучавшего Марта и интровертов с суточного бдения над спокойствием колонии, как со стороны научного отдела раздалось громогласное:
– … А еще у вас неучтенный метакарн в количестве двух флаконов. Вы решили, что в лаборатории широкого профиля допустим бардак с веществами?
– Мы у ксенобиологов взяли взаимозачетом, в обмен на канадский бальзам, для экспериментов. С каких пор фиксаторы в красном списке? – удивлялся в ответ звонкий голосок Гайяны.
Перепалка длилась минут пять и закончилась ее ледяным:
– Я проведу инвентаризацию.
– То-то же, – с удовлетворением сказал незнакомый голос.
Ви выглянула в коридор и столкнулась нос к носу с очень бледной и очень злой Гайяной.
– Это кто там? – шепотом спросила Ви, состроив большие глаза коллеге по Корпусу.
– Ветров Николай Николаевич, профессор, завкафедрой биологии Межпланетарного университета, – отчеканила ученая. – Будет у нас начальником, пока нету Тайвина, и Александр Николаевич занят. Я одного не понимаю – когда Тайвин лежал в больнице, почему никто мне поперек ни слова не сказал?
– Может, не знали? – предположила Ви. – Я обычно трудовой договор и служебные инструкции по диагонали просматриваю, что там может быть интересного. Слушай, а вы в научный часом не возьмете у меня образец гидролата на анализ, тут такое дело…
– Подавайте заявление.
Из-за двери в научный отдел показался Ветров собственной персоной.
Крупный мужчина в костюме-тройке, явно не заводского пошива, с серебристым перстнем на мизинце левой руки и дорогущими смарт-часами на правой, показался Ви странным. Спустя секунду она поняла: такое лицо можно увидеть, где угодно – на складе у магазина в толпе грузчиков, в мастерской по починке флаеров, в цехах на заводах, но никак не ожидаешь, что простой нос картошкой, слегка вислые щеки с синими прожилками, небольшие, словно вдавленные в глазницы болотно-карие глаза и приличное брюшко принадлежат профессору биологии. Ви от неожиданности отпрянула на полшага назад и уточнила:
– Какое заявление?
– Какое положено. Что там у вас… Чтобы по нужной форме, с подписью вашего начальника, их начальника, начальника Корпуса…
– Так ведь нету…
– Я понял. Бардак и безответственность тут у всех обычное состояние. Ну-ну, – высокомерно произнес профессор. – Никаких исследований сверх нормы, у научного отдела свой план, у вас свой.
– Но… – растерялась Ви.
– Без «но». Заявление – или ничего.
– Так ведь не только Тайвин в командировке, но и Честер… Ладно, к Аристарху Вениаминовичу схожу, у нас Роман Витальевич подпишет, – с трудом вспомнила имя-отчество Берца Ви. – А в научном, может…
– Нет, – проследив за ее взглядом на Гайяну, отрезал Ветров. – В научном, может, я. А может, и не может. Ждите, сначала я с их графиком детально разберусь, потом посмотрим, может, и найдется место для внеплановых исследований.
– А если колония будет в опасности? – с нарастающей злостью уточнила Ви.
– Когда будет – тогда и приходите. А пока мой рабочий день закончен.
Ветров развернулся и ушел.
– Что б ты по ошибке фенолфталеинчику глотнул! – прошипела Ви вслед удаляющейся в закатную даль спине Ветрова. Спина реагировать не пожелала и скрылась за выходом.
Гайяна выглядела потерянной и расстроенной. Ви взяла ученую за плечо и слегка потрясла.
– Не раскисай! Что-нибудь придумаем. Заявление…Чтоб у него катод с анодом полюсами поменялись! Был бы тут Александр Николаевич, живо бы вынул из него и катод, и анод, залил электролит и провел электролиз, но, боюсь, мы не напыление благородными металлами получим, а очистку сточных вод методом электрофлотации!
– Это в смысле… – заинтересовался Красный, высунув нос из оперативного отдела на шум в коридоре.
– Это в смысле удалить из грязной воды то, что в ней на поверхности плавает и не растворяется! – припечатала Ви и пригорюнилась. – Без штатного гения любая шушера об его отдел ноги горазда вытереть, слишком больно белый халат глаза режет тем, кого Тайвин и Лекс сюда не звали. Но мы что же, без Честера, разве сами ни на что не годимся? Вот как бы он поступил?
– Взял бы и сделал по-своему, – улыбнулся девушкам оперативник. – Было бы что делать. А есть идея?
– Есть. Кое-что вспомнила. Сейчас, только ролик найду… Смотрите.
Ви затащила Гайяну в отдел, хитро сверкнула зелеными огоньками в глубине взгляда, и развернула перед ней и Красным небольшой голоролик: крупным планом зеркальная гладь озера, тишина, ни ветерка, небо и вода почти поменялись местами, если бы не пчела. На мгновение заслонив всю проекцию, насекомое прожужжало по своим делам немного, затем начало замедляться, метаться в стороны, в конце концов пчела зависла, резко забрала вниз и упала, рассыпав иллюзию отражений кругами по воде от беспорядочного барахтания. Мелькнула серебристая спина какой-то рыбины, всплеск, тишина.
