Елена Чалова
Ребенок моего мужа (сборник)
РЕБЕНОК МОЕГО МУЖА
повесть
Глава 1
Нет, я не представляю, на кого это сшито! – Стоя перед зеркалом в примерочной, высокая девушка – блондинка с голубыми глазами – безусловно и совершенно сознательно похожая на Мадонну – выдохнула. И «молния» на юбке, застегнутая с таким трудом, тут же разошлась снова. – Ты только посмотри! Эта юбка сшита не на женщину, а на манекен… А может, просто на доску! Ведь не могут бедра быть того же объема, что и талия? – жалобно протянула девушка.
Черный костюмчик – отделанный рыжим мехом жакет и короткая юбочка – вернулся на вешалку, сопровождаемый негодованиями по поводу ущербности итальянских модельеров, которые ничего не смыслят в женских фигурах. Выговорившись и успокоившись, молодая женщина повернулась к соседней примерочной:
– А у тебя как? Катерина, ну что ты так долго?
Звякнули кольца, штора поползла в сторону, и Катерина, улыбаясь, пошла через зал к большому зеркалу. Платье из буклированного трикотажа теплого оттенка осенних листьев облегало красивую фигуру молодой женщины. Изящный крой и мягкая ткань подчеркивали крутой изгиб бедер (и никто никогда не посмел бы сказать, что они одного размера с талией) и высокую грудь. «Перевернутый» воротник – закрытая шея и вырез на спине – придавал платью очаровательную пикантность.
Любая женщина знает, когда вещь ей действительно к лицу. И Катерина уверенно поворачивалась перед зеркалом, гордо держа голову с тяжелым узлом светлых волос на затылке. Зеленые глаза с золотыми искорками лучились смехом, а полные губы неудержимо складывались в улыбку, когда она смотрела на раздосадованную подругу. Та топнула ножкой, как обиженный ребенок, и сердито сказала:
– Да ну тебя. На диете ты не сидишь, попа у тебя больше моей, но выглядишь ты все равно здорово.
Катерина сказала, ничуть не обидевшись:
– Дурочка ты, Иришка. Просто у меня другой стиль. Ты ведь не наденешь это платье, для тебя оно слишком длинное – аж по колено. И слишком простое. А мне не подойдет этот костюмчик – слишком обтягивает, а на юбку они явно пожалели ткани – совсем коротенькая. Да еще эта «молния» спереди…
– Д-а. – Ира перестала обиженно хмуриться и вновь мечтательно уставилась на костюм. – Но сейчас это самый писк, и мне хотелось именно такой.
– Ну давай сходим в ГУМ или в «Пассаж».
– Ты что! Там так дорого. Артур меня убьет. Знаешь, как он злился в прошлый раз, когда я потратила все деньги за два дня. Он, видите ли, выделил их на питание на месяц… Нет, ты знаешь, что он мне устроил?
И все время, пока они оплачивали покупки, выбирались из ЦУМа и шли в ГУМ («Ну давай заглянем на минутку – там сейчас распродажа»), Катерина в который раз выслушивала историю подружки про деспота и мещанина, за которого она вышла замуж («Тут я полностью согласна с моей мамой – это определенно был мезальянс»). На ее взгляд, Артур – добрый и умный человек, оборотистый делец – стоически сносил все выходки своей взбалмошной жены. Но иногда Иришке все же удавалось пробить брешь в его невозмутимом благодушии – и тогда разражался скандал.
Первое время, когда после очередной бурной сцены подружка приезжала выплакаться и обсудить предстоящий развод, Катерина расстраивалась и переживала, боясь, что дело дойдет до настоящего разрыва. Но потом, присмотревшись к происходящему, она пришла к мысли, что оба скандалиста получают своеобразное удовольствие от ссор, бурных сцен и от следовавших за ними примирений. Так что теперь, выслушивая очередную историю («Он хочет сделать из меня свою маму!»), Катерина то сочувствовала подруге, то поддразнивала ее.
Ей самой подобный стиль в отношениях с мужем был совершенно чужд. В который раз молодая женщина, выслушивая очередные «Я ему говорю – ты мещанин! А он меня знаешь как назвал?», удивлялась. Как можно наговорить друг другу столько гадостей, так разнести всю совместную жизнь, как дважды два доказать, что твоя вторая половина совершенно не подходит тебе ни по моральным, ни по физическим данным, – и на следующий день ворковать с мужем по телефону: «Да, пусик, я приеду. Я ты заказал мой любимый десерт? А что ты хочешь, чтобы я надела? А под платье?»
Катерина вспомнила свою последнюю размолвку с мужем. Ну, ссорой это было трудно назвать, но все же… Это раздражало, так как источник беспокойства находился извне и являлся – кто угадает? – правильно – любимой свекровью. С другой стороны, она даже не особенно переживала: подобные сцены повторялись не раз, и заканчивалось все приблизительно одинаково. Надо просто переждать, без лишних эмоций делая все по-своему.
Девушка очень скоро оставила надежду на то, что когда-нибудь мама мужа станет для нее родным человеком. Сама Нина Станиславовна, даже после того как поневоле приняла невестку, совершенно не стремилась к установлению каких-то близких отношений. Да ей и в голову не приходило, что они могли бы подружиться. Вот если бы девчонка слушалась – тогда другое дело. Сама того не понимая, Нина Станиславовна безотчетно пыталась повторить ту ситуацию, в которую попала сама, когда стала молодой женой. Свекровь всегда для нее была непререкаемым авторитетом, и невестке в голову не приходило просто пойти наперекор ее воле.
Родители Нины Станиславовны были служащими среднего звена, а Ниночка, обожавшая кино, мечтала стать актрисой. Когда девушка заявила матери, что будет непременно сниматься, мудрая женщина не стала устраивать сцен. Она прекрасно знала дочкин характер и понимала, что проще простого запретить и тем самым настроить против себя строптивую девочку. Мать понимала, что дело не в актерстве. Просто Ниночка мечтала иметь то, что, по ее мнению, есть у знаменитых и публичных людей, – деньги, красивую жизнь, славу. Мама с папой перетрясли всех друзей и знакомых, но раздобыли нужного человека. И вот мама торжественно объявила Ниночке, что к ним придет на ужин настоящая актриса. Второй план, но фамилия была узнаваема.
– Она тебя послушает, посоветует как и что, все-таки знающий закулисную кухню человек, – говорила мама.
И актриса не подвела. Роль свою она исполнила с блеском. Выслушала басню, потом монолог Катерины из «Грозы» Островского и сумела даже ни разу не улыбнуться. Объявила, что девушка не бесталанна, но трудов артистическая карьера будет стоить немалых. Потом, за чаем с пирогами, рассказала пару историй из актерских будней. А уж когда мама пошла в кухню, придвинулась к Ниночке и негромко принялась давать советы другого рода: «Оно, конечно, звучит грубовато, но ведь ты захочешь роли приличные получать? А без этого в нашем деле никак. Если режиссер мужчина – сама понимаешь. Если женщина? Ну, они-то самые и есть… Что глаза круглые делаешь? Не знала такого?»
Как и надеялась мама, разговор этот сильно охладил пыл дочки. Нина задумалась – сколько придется трудиться, прежде чем она приблизится к заветной цели? Посоветовавшись с мамой, Ниночка поступила в историко-архивный и с головой погрузилась – нет, не в учебу, а в праздник студенческой жизни. Отец, дожидаясь дочь с очередной вечеринки, вечером на кухне выговаривал жене, но та качала головой: их Ниночка не глупа, она не потеряет голову из-за какого-нибудь бесперспективного длинноволосого оболтуса с гитарой. Девушка хотела найти обеспеченного мужа, который открыл бы для нее двери в красивую жизнь. В то время в Советском Союзе круг таких людей был очень узок: партийные чиновники, дипломаты, работники торговли и искусства. Две последние группы казались Ниночке сомнительными, что значительно сужало круг поиска.
Ей показалось, что она наконец попала в десятку, когда встретила Андрея. Молодой человек начинал дипломатическую карьеру, следуя по стопам отца. Он был холост, хорош собой, и Ниночка почти влюбилась. Впрочем, что значит почти? Она и влюбилась, но голову – в отличие от многих – не потеряла. Дело в том, что Андрюша оказался заядлым ходоком. Ухаживал он красиво, но настойчиво тянул любой объект в кровать. Помучившись некоторое время над вечным вопросом «спать или не спать?», Ниночка приняла решение пойти ва-банк. Пусть это и плохо сочетается с понятием «девичья гордость» – признаться в любви мужчине, но… но отношения следовало прояснить. И вот после очередной длительной прогулки по Москве, когда они ели мороженое, болтали и целовались в скверике среди сиреневых кустов, Андрей – очередной раз – ненавязчиво спросил:
– Зайдешь?
Ниночка кивнула. Глаза мужчины вспыхнули, и ей на минуту стало страшно, но она уверена была в двух вещах: его порядочности и своем упорстве, а потому смело вошла в прохладный подъезд сталинского дома, а потом и в просторную квартиру. Родители Андрея пребывали в очередной командировке, и он наслаждался полной свободой. Впрочем, как юноша разумный и будущий дипломат, Андрей прекрасно понимал, что в ведомственном доме его свобода всегда была объектом пристального внимания соседей, и вел себя довольно осторожно.
Он провел гостью по квартире, показал коллекцию отца – трости, которые он привозил из всех стран, где работал. Честно говоря, сначала коллекция была просто стратегическим ходом, молодому дипломату посоветовал его кто-то из стариков:
– У человека должно быть хобби. Рыбалка, например. Коллекция чего-то… не очень дорогого, чтобы не обвинили во взяточничестве. Это избавляет родных, друзей и коллег от множества проблем: они всегда знают, что дарить. А у тебя всегда будет тема для разговора и повод для отлучки.
Молодой человек совет принял, а основой будущей коллекции стала хранившаяся в доме трость деда. Очень скоро он действительно увлекся процессом собирательства, обзавелся соответствующей литературой и постепенно стал настоящим, увлеченным коллекционером. Теперь друзья не ломали головы над подарком – и везли трости, тросточки, палки и набалдашники с разных концов Советского Союза и всего мира.
Андрей показал своей гостье самые интересные экспонаты и церемонно спросил, не хочет ли гостья чаю. Ниночка кивнула, и он, оставив ее в гостиной, отправился в кухню.
К концу чаепития разговор практически сошел на нет. Молодые люди ощущали напряжение, повисшее в комнате. Андрей колебался, но в конце концов решил пойти по привычному пути: подсел на диван и, бормоча какие-то ласковые глупости, принялся целовать девушку, подбираясь к воротничку блузки.
Однако Ниночка не дала слабой плоти взять вверх над духом и заявила ухажеру, что если он ее не любит, а хочет приятно провести время, то отношения их должны ограничиться совместными прогулками, и не больше. Должно быть, у девушки все же имелись актерские данные. Она прекрасно сознавала, как трогательно и беззащитно выглядела, когда сидела с распущенными волосами на уголочке дивана и, прижав кулачки к груди, смотрела на растерянного молодого человека огромными, полными слез глазами.
– Пойми меня, Андрей, – говорила она дрожащими губами. – Я люблю тебя… действительно люблю и знаю, что твое чувство ко мне не так серьезно… Если ты настаиваешь – я согласна… на все. Только ты… не предай меня, пожалуйста.
Молодой дипломат, привыкший к легким отношениям, проникся уважением к девушке. Они остались друзьями. Он даже познакомил ее с мамой. А потом встречи их становились все реже и реже, и было понятно, что дружба скоро кончится совсем… Нина страдала, но что было делать? Стать игрушкой на время? Так глупо она не собиралась завершить свой проект. Похоже, надо начинать поиски нового варианта. Но тут в жизни Андрея произошли некоторые перемены. Отец объявил, что через год молодой человек отправится в первую в своей жизни загранкомандировку… если в этом году женится.
– Но почему я должен жениться? – растерянно спрашивал сын.
– Потому что такова политика нашего правительства. Неженатому меньше доверяют, он ненадежен. И даже я не смогу составить тебе протекцию для получения назначения в приличную страну.
Родители заметались, подыскивая невесту. Андрей пребывал в прострации. И вдруг вспомнил Ниночку: ее огромные, полные слез глаза и то, как она говорила: «Я тебя люблю». Как он мог так легкомысленно отвергнуть чувство порядочной, чистой девушки! И ведь она нравилась ему. Андрей бросился к телефону. Молодые люди встретились, и угасшее было чувство вспыхнуло с новой силой. Теперь Андрей чуть ли не с порога объявил о своем желании жениться, но торопить с близостью Ниночку не стал: зачем, раз он и так свое получит. В конце концов, это даже забавно – первая брачная ночь и все такое.
После того как родители молодых познакомились между собой, мама тихонько сказала Ниночке:
– Тяжко тебе придется, детка. Свекровь суровая женщина.
– Ничего. Это ведь только здесь, а уж в командировках я буду сама себе хозяйка.
У Нины хватило ума не ссориться с властной женщиной. Больше того, она охотно училась у нее, часто копировала ее манеры и с возрастом все больше становилась похожа не на свою собственную мать, а на свекровь.
И вот теперь, когда Нина Станиславовна сама стояла перед фактом, что ей волей-неволей все же придется обзавестись невесткой, она попыталась играть роль ментора: учить провинциалку манерам, кулинарным премудростям и прочему, что так необходимо хорошей жене. Но вот поди ж ты – эта выскочка не желала смотреть ей в рот и благодарно кивать, выслушивая поучения! По этой причине отношения невестки со свекровью не заладились с самого начала.
Был солнечный сентябрьский денек, и молодые женщины решили пройтись по Кузнецкому Мосту. Каблучки стучали по булыжнику, солнце отражалось в витринах, пуская зайчиков в глаза прохожим. Мужчины провожали подружек восхищенными взглядами. Они совсем разные, и каждая по-своему хороша. Иришка – мечта восточных мужчин. Высокая пепельная блондинка, очаровательное кукольное личико, яркие губы и широко распахнутые голубые глаза.
Катерина относилась к другому типу женщин – невысокая, с очень женственными формами и пышной грудью. Ее лицо нельзя было назвать красивым в классическом смысле – чертам недоставало правильности. Но мало кто мог остаться равнодушным, увидев карие глаза с золотыми искорками, ровные дуги бровей и большой рот с чувственными губами. Чудесные каштановые волосы, вьющиеся от природы, завершали облик, имя которому – очарование.
Подружки шли через прозрачный воздух золотого осеннего дня, окруженные сиянием молодости, красоты, заинтересованными взглядами мужчин и завистливыми – женщин.
Поход по магазинам и бутикам ГУМа доставил массу удовольствия, но порядком утомил обеих подруг. Наконец Катерина не выдержала:
– Все, больше не могу. Давай где-нибудь посидим немножко, а потом поедем домой.
– Хорошо-хорошо, я тоже устала. Давай только еще в «Штальман» зайдем, и все.
– Ладно, но сначала я хочу пить. И есть. И сесть. А если бы можно было где-нибудь прилечь и задрать ноги выше головы, чтобы кровь отлила, – это было бы вообще чудесно.
В маленьком и уютном кафе с мраморными столиками и пальмами в расписных глиняных кадках подруги просмотрели меню, и лица их приобрели задумчиво-жалобное выражение. Пирожные с кремом и фруктами, со взбитыми сливками и шоколадной глазурью, пицца с грибами, маслинами и ветчиной…
– Ой, нет. – Сглотнув, Иришка отодвинула перечень земных соблазнов, губительных для фигуры. – Кофе. Черный. – И с выражением мученицы первых веков христианства, требующей поскорее поджечь костер под ее ногами, добавила: – И пачку «Давидофф лайт».
Понимающе улыбаясь, официантка спросила Катерину:
– Вам то же самое?
– Да, только кофе с сахаром и сливками. И два пирожных с фруктами и заварным кремом.
– Ты с ума сошла! – Ира недоверчиво смотрела на подругу. – Два пирожных! Ты растолстеешь.
– А одно для тебя.
– Нет-нет, на меня и так не налез тот костюмчик, и вообще…
– И вообще, – передразнила Катерина, – если ты будешь питаться только кофе и сигаретами, то наживешь язву. Пирожное, конечно, не диетический продукт, но… Можем мы иногда доставить себе ма-аленькое удовольствие? Душевный комфорт гораздо важнее, чем один лишний сантиметр на попе.
И, увидев, как страдальчески нахмурилась подружка, торопливо добавила:
– В конце концов, проведешь в спортзале на пятнадцать минут больше, чем обычно…
– Ох, ну я прямо не знаю… Тогда, может, лучше рулетики с ветчиной и грибами? – Ира вновь притянула к себе меню. – А вот тут еще тартинки…
Они съели и тартинки, и рулетики, и по пирожному (удовольствие пополам с угрызениями совести – что может быть слаще!), выпили кофе и отправились в «Штальман». Ничего там не купив, но с чувством исполненного долга молодые женщины разъехались по домам, договорившись созвониться вечерком, или завтра, или… ну в общем, созвонимся, а через месяц у Таньки день рождения, так там точно увидимся.
Посмотрев на часы, Катерина прикинула, что Настя с няней еще на занятиях. Так забавно – словно взрослая. Уроки рисования стали первыми шагами дочки в мир учения, и, к немалой радости родителей, делала она эти шаги уверенно и с удовольствием. И педагоги считают девочку талантливой. Она, не спрашивая, каким-то внутренним чувством находит нужные цвета и линии, и даже если кувшин бывает кривобок, то все же очевидно, что он стоит на солнце. Как ни обидно было в этом признаваться, но тут оказалась права свекровь Катерины – Нина Станиславовна, подтолкнувшая их к тому, чтобы Настю отвели в центр детского творчества.
Дело в том, что свекровь посетила очередная идея. Побывав в гостях у подружки, Нина Станиславовна вернулась домой в ярости. Как! Зинаида, эта женщина из простых (хоть и была женой высокого начальника, но все же знают, что он привез ее из какого-то богом забытого гарнизона и она писать не умела), так вот – она посмела хвастаться успехами своей внучки! Малышке только пять лет, а она ходит на танцы, в кружок рисования и еще занимается английским! А ей, Нине Станиславовне, и сказать-то было нечего, потому что Катерина совершенно не заботится о развитии своего ребенка!
Нина Станиславовна мерила шагами просторную гостиную, иногда поправляя безделушку или проводя пальцем по завиткам резного буфета (домработницу надо отругать – пыль везде), и возмущенно говорила:
– Ты представляешь? А тут вылезает Фокина и говорит… Ты помнишь Фокиных? Он был завхозом в третьей командировке, а потом работал с Зининым мужем в Таиланде?..
Андрей Николаевич кивнул. Он сидел в уютном кресле и, изображая полное внимание и глубокую заинтересованность, продолжал читать лежащую на коленях раскрытую монографию. Это было новейшее исследование феномена Стонхенджа, само собой еще не переведенное на русский. Ужасно интересно. Высокий голос жены мешал, но многоопытный супруг знал, что прерывать Ниночку нельзя. Иначе она устроит скандал и придется встать и идти за валокордином и успокаивать… Внутренне содрогнувшись, он решил продемонстрировать крайнюю степень заинтересованности:
– Так что же Лариса?
– Какая Лариса?
– Разве Фокину не Ларисой зовут? – растерялся Андрей Николаевич.
Повисла пауза.
– Надо же! Ты всегда помнишь, как зовут любую бабу!
– Ниночка, я тебя умоляю! Это профессиональный навык. Ты же знаешь, я специально учился запоминать имена. Ну, представь себе, я же на приеме не могу все время говорить: «Простите, не помню, как вас зовут».
Андрей Николаевич служил в МИДе, и когда-то в молодости приятель-комитетчик притащил ему методику, по которой развивали память разведчики. Андрей не пожалел времени на честные труды и с тех пор действительно легко запоминал не только имена, но и довольно приличные куски текстов. Нина Станиславовна помолчала, вздохнула и вернулась к занимавшей ее теме:
– Так вот эта твоя Лариса Фокина…
Муж промолчал.
– …хвасталась своим внуком. Он у нее пошел в первый класс гимназии. Занимается бальными танцами, в школе у них английский, а мать ему взяла учительницу-француженку. Оказывается, сейчас можно выписать непосредственно носителя языка…
– Ниночка, тебе не кажется, что наша девочка еще маловата для учебы? – Андрей Николаевич уже понял, к чему ведется разговор.
– Глупости! Если хочешь знать, я тут читала статью про раннее развитие. Нынешние дети намного опережают наше поколение – и даже поколение наших детей. И если бы Катерина уделяла ребенку больше внимания, Анастасия уже умела бы читать!
«И тебе было бы чем похвастаться перед подружками», – подумал муж, но дипломатично промолчал.
На следующий день Нина Станиславовна развила бурную деятельность. Она скупила кучу журналов для родителей и принялась штудировать статьи, посвященные проблемам развития способностей малышей. Материалы убедили ее, что Анастасия находится в крайней степени педагогической запущенности. Надо сказать, объяснялось это в основном тем, что бабушка внучку видела довольно редко, в основном если детей привозили в гости. Само собой, девочка терялась, быстро уставала и начинала капризничать.
Что такое капризы ребенка, Нина Станиславовна не понимала. Ее мальчик рос беспроблемным ребенком. Первую командировку Андрею дали не слишком удачную: в какую-то богом забытую страну в Юго-Восточной Азии. Нина Станиславовна была в шоке, но отец посоветовал Андрею принять назначение. Страна была маленькой, но пост для молодого человека – достаточно высок. Нина с полугодовалым ребенком на руках осталась в Москве. Александр оказался совершенно идеальным мальчиком: спал, ел и рос, как полагалось по учебнику. В разлуке прошел год, после чего свекровь спросила:
– Ты не боишься? Андрей холостяком дольше двух недель сроду не выдерживал. Окрутит какая-нибудь из секретарш – и прощай.
Ниночке ужасно не хотелось ехать, но что было делать? И вот оно – дипломатическое счастье: стопроцентная влажность, сумасшедшие краски природы, огромные и страшные насекомые, маленькие и смуглые люди. Сначала ей было элементарно страшно и тоскливо. Потом появились знакомые, оказалось, что в доме есть служанка, которая присмотрит за мальчиком, а в посольстве регулярно устраивают приемы. Жизнь завертелась, и, вернувшись в Москву через два года, Нина отдала сына в садик, куда его утром отводил отец, и наконец зажила так, как хотела. Потом ребенок пошел в школу, но Нине Станиславовне и в голову не приходило посещать родительские собрания или проверять уроки. Воспитание мальчика – прерогатива мужчины.
Однако, как известно, внуки – это совершенно не то, что дети. Тот же Андрей Николаевич – сына любил, но мог и накричать, и подзатыльник отвесить. А Настеньке он только радовался, задаривая девочку игрушками и с нетерпением ожидая того момента, когда с ней можно будет играть в шахматы.
Перевернув последнюю страницу последнего журнала, Нина Станиславовна искренне уверилась, что Настю надо спасать. Еще несколько дней она посвятила изучению обстановки на месте. То есть не поленилась съездить в центр и обойти адреса указанных в журналах учебных центров и школ раннего развития. Цены впечатляли, но тем больше гордилась Нина Станиславовна своей миссией. Она придумала замечательный тактический ход. О нет, она не будет звонить невестке и объяснять ей, что на ребенка следует тратить время и деньги. Она сама выберет самое лучшее заведение, позвонит сыну, посетует – очень умеренно, никаких эмоций – на невнимание Катерины к этому вопросу и предложит сделать девочке подарок: оплатить занятия за год. Нина Станиславовна выписала названия и адреса центров на листок бумаги еще дома. Она освоила замечательный фокус: писала крупными буквами и толстым черным фломастером. Тогда на улице нет необходимости доставать очки для чтения. Это унизительно: не иметь возможности прочесть какие-то там строчки и быть заклейменной фразой «В вашем возрасте это естественно…».
Итак, в двух местах она уже побывала. В журнале именно эти центры характеризовались как замечательные, развивающие и т. д. Приехав по первому адресу, она даже не стала заходить: старая постройка была в весьма запущенном состоянии, к тому же центр детского творчества располагался в подвале. Следующее по списку учреждение помещалось в типовом здании, скорее всего бывшего детского садика. Вполне приличная детская площадка и куча малышни во дворе. Смешавшись с группой мам и бабушек, Нина Станиславовна прислушивалась к разговорам. Потом поинтересовалась у какой-то мамочки, сколько стоит посещение, например, хореографической секции.
– Чего? – Молодая женщина вытаращила ярко подведенные глаза. – Танцы, что ли? – Она подхватила щекастого малыша на руки и, с трудом переводя дух, ответила: – Ой, я не помню, но тут вообще-то почти все бесплатно. Кроме, кажется, английского и немецкого… И теннис вроде за деньги… А если многодетные – так платите только за одного, остальные ходят бесплатно.
Нина Станиславовна с достоинством удалилась, решив, что ей муниципальные заведения, где трудятся за копейки энтузиасты, не по вкусу.
Наконец подходящее место нашлось. Это был трехэтажный особнячок в тихом московском переулке. Домик располагался меж очень похожими на него собратьями и отличался от них на первый взгляд не сильно – та же бледно-желтая штукатурка, гирлянды лепнины на фронтоне и массивные двери. Но при ближайшем рассмотрении выяснилось, что здание абсолютно новое, о чем свидетельствовали финские рамы натурального дерева в окнах и подземный гараж.
Домик весь был отдан детям. Половину его занимало детское кафе – вернее, развлекательный комплекс – с боулингом, картингом и всяческими прочими атрибутами модной детской жизни. На третьем этаже располагалось агентство по подбору персонала – нянь, гувернанток и домашних учителей. А еще имелся центр детского творчества. Это был центр для продвинутых родителей – никаких там кройки и шитья или фортепиано. Детям предлагались: студия дизайна, в том числе компьютерного, обучение светским манерам и танцам, ушу и карате. Ну и, конечно, группы для самых маленьких: иностранный язык, обучение чтению, пользованию компьютером и аэробика. Менеджер, окинув взглядом посетительницу и оценив костюм от Шанель, перчатки, сумочку и бриллиантовые серьги, вызвала управляющего. Тот лично водил Нину Станиславовну по просторным светлым комнатам, заваленным игрушками. Потом предложил кофе, и они переместились в уютный кабинет, где управляющий с самым внимательным видом выслушивал сетования Нины Станиславовны на безалаберность невестки, которая совершенно не думает о том, что девочку надо готовить к жизни в нашем сложном мире.
Управляющий оказался человеком понимающим. Он целиком и полностью одобрил инициативу Нины Станиславовны, не забыв отметить, что, пока она сама не сказала, ему и в голову не приходило, что он беседует с бабушкой.
– Сейчас дамы сначала делают карьеру, а потом обзаводятся детьми, так что я решил было…
Встретив полное понимание, Нина Станиславовна позвонила сыну и пригласила его на ленч. Каково? Это тоже не так просто – взяла и пригласила. О нет! Любой хороший сын знает, что он уделяет маме недостаточно времени. Поэтому, если мама ради того, чтобы провести с ним полчаса, выбирается в ближайший к его офису ресторан и медовым голосом говорит: «Мальчик мой, я заказала твои любимые свиные ребрышки, и потом – я так соскучилась… знаю, что ты занят, но ты должен хорошо кушать…» – чувство вины любимого чада вам обеспечено. А это самая подходящая почва, если вы собираетесь сделать гадость невестке. Но – о! Как не просто быть матерью! – даже это приглашение на ленч требует подготовки, иначе можно услышать в ответ: «Мама, мне жаль, но сегодня обедаю с партнером» или «Я на переговорах». И тогда прощай встреча на нейтральной территории, где сыночек должен будет внимать маман. А со стороны опять же не все догадаются, что этот мужчина ее сын. Поэтому получится просто приятно – зрелая дама в обществе молодого мужчины. Так, короче, Нина Станиславовна позвонила Сонечке – секретарше своего сына. Она периодически делала ей небольшие подарки, а потому всегда могла рассчитывать на взаимопонимание. И Сонечка заверила, что обед у Александра Андреевича свободен. Более того, у него только одна встреча в четыре, которую он явно собирается перенести на другой день, освободиться пораньше и сводить дочку в зоопарк.
Итак, Нина Станиславовна позвонила, услышала нотку вины в голосе сына и получила торопливое согласие на совместный обед.
Она заказала столик, но, само собой, несколько опоздала.
Ресторан с поэтическим названием «День и ночь» находился недалеко от работы сына. Здесь очень неплохо готовили, специализируясь в основном на средиземноморской кухне. Заведение состояло из двух залов, разделенных холлом. Направо царил день – светлое помещение с огромными окнами, скатертями свежих тонов – кремовые, само, салатовые. Плетеные кресла с мягкими подушками, волны легчайшего шифона на окнах, белый рояль в углу. Даже вечером, освещенный множеством ламп, лампочек и свечей, зал производил впечатление очень светлого и радостного места.
Дверь из холла налево открывалась в «ночь». Здесь всегда царил полумрак. И хотя от двери вниз вели всего две ступеньки, посетителю казалось, что он попал в подвальное помещение. Окна отсутствовали. Над головой громоздились сводчатые арки. Канделябры на стенах, выполненные из чугунного литья, казались растениями некоего инфернального сада – они обвивали стены немыслимым узором и вместо цветов на концах черных ветвей мерцали огоньки электрических свечей. Еще здесь был камин, тяжелая мебель мореного дуба и скатерти цвета старого вина.
Имелся также небольшой уютный бар, и, повинуясь моде, администрация спешно переделывала одно из складских помещений под суши-бар.
Нина Станиславовна хотела получить столик на светлой половине, но оказалось, что помещение на весь день снял какой-то банк под празднование своего дня рождения. Пришлось удовлетвориться ночным залом. Впрочем, в этом тоже были свои плюсы – макияж при искусственном освещении выглядит гораздо лучше.
Александр уже сделал заказ и читал газету. Увидев мать, он отложил листы, встал и, помогая ей сесть, сказал:
– Ты прекрасно выглядишь.
– Спасибо, милый. – Нина Станиславовна улыбнулась и пошла в атаку, ибо девизом сегодняшней кампании был быстрый натиск. – Я не буду делать вид, что оторвала тебя от бизнеса только ради удовольствия побыть вдвоем, – начала она, нервно сжимая салфетку в унизанных перстнями пальцах и ловя на себе заинтересованный взгляд мужчины, сидевшего за соседним столиком.
Это вызвало неожиданно жаркую волну румянца и удивленный взгляд сына, который почти испуганно спросил:
– Что-то случилось?
– Нет-нет. Просто я знаю, как ты относишься к моим попыткам что-то для вас сделать, но я ведь не могу не думать о тебе и Анастасии. Я так мечтаю, чтобы у твоей – нашей – девочки было все, и все самое лучшее.
