Елена Чалова
Ключ к тайне
– Ты будешь принцесса, – говорил Клаус.
– И что, я должна сидеть в замке? – Мири фыркала с негодованием. – Еще чего! Да я сама этого дракона… заколдую, вот!
– Ты не умеешь.
– А вот и умею! У дедушки много волшебных книг. Я знаю, где они лежат, и умею читать. Даже Тору могу читать, хоть мне и нельзя.
– Почему нельзя?
– Не положено по обычаю, – важно отвечала Мири. Она оглядывалась через плечо и продолжала шепотом: – А еще у дедушки есть волшебный сундук… его нельзя открывать, потому что в нем – дух.
– Чей дух?
– Не знаю… Но он там заперт.
– А еще что есть?
– Еще такая бутыль, непрозрачная. Она залита воском и запечатана. И вся покрыта священными символами… Там живет демон.
Мири рассказала ему про голема, которого сотворил раввин Лев.
– Он тоже был моим прапрапрадедушкой, – важно заявила она. – Он был великий ученый и колдун. Хочешь, я покажу тебе его могилу?
Дети пробрались на кладбище. Здесь не было ни травы, ни дорожек, ни цветников, лишь несколько деревьев сплетали свои ветви над могилами. Каменная ограда тесным обручем окружала серые плиты, наползающие друг на друга, жмущиеся вплотную. Мири показала своему другу могилу раввина Льва бен Бецалеля. Клаус, которого била дрожь то ли от испуга, то ли от холодного ветра, круглыми глазами разглядывал теснившиеся одно к другому надгробия и плиты, покрытые буквами непонятного алфавита. Иной раз на древних камнях кроме букв и звезд Давида угадывались силуэты животных – так граверы передавали фамилии. Например, если на плите имеется изображение гуся, то это значит, что здесь покоится человек по фамилии Ганс, а если мышь – то Майзель. Иной раз попадалась корона – символ доброго имени и мудрости или гроздь винограда – символ богатства. Никогда в жизни не видел он так тесно заселенного кладбища – могилы располагались в несколько слоев.
Надгробие знаменитого ученого и алхимика с виду несколько отличалось от других: имело подобие колонн и выщербленную резьбу. А еще на нем лежало несколько мелких монеток и засохших цветов.
– Это всякие дураки приносят, – пояснила Мири шепотом (на крошечном кладбище никому не приходило в голову говорить в полный голос). – Думают, что так загаданное желание исполнится. Но дедушка говорит, что это чушь. Если хочешь, чтобы твое желание исполнилось, надо не просто хотеть, но еще и делать…
Карл смотрел на огонь, и мысли его были безрадостны. Уж как только он не убеждал, как не уговаривал рабби и других старцев, что пришло время разделить с лучшей частью человечества их знания. Но иудеи были упрямы. Сперва они вроде бы колебались, но потом, по мере того как истолковывались знаки и знамения, их решимость и дальше скрывать от всех тайные знания становилась все крепче. И вот сегодня рабби произнес слова окончательного отказа. Должно быть, ему было видение о будущем. И то, что старик увидел там, сильно напугало его. Он словно враз стал ближе к могиле. Карл невольно поежился. Да, оккультные ритуалы порой забирают жизненные силы, поэтому немцы и пытаются поставить весь процесс на научную, так сказать, основу. Должны вестись серии экспериментов, нужно разделить оккультистов на теоретиков и практиков. Только человек, обладающий аналитическим складом ума и стоящий как бы над опытами, может заметить и выделить закономерности, правильно оценить приоритеты… Но пражские мудрецы продолжали действовать по старинке и слушать не желали о сотрудничестве! Карл вздохнул. Чертовски жаль, потому что их многовековые знания пригодились бы, стали бы цементом, скрепившим фундамент нового мира. На секунду мелькнула мысль, что можно бы поговорить с герром Шрайвером. У него в подручных есть группа крепких молодых ребят, и вообще он умеет организовывать всякого рода акции… но потом Карл отверг эту мысль. Даже если разобрать по камушку Старую синагогу, они все равно ничего не найдут. Ну, может, отыщутся глиняные остатки голема.
Легенда гласит, что Лев бен Бецалель, который был раввином той самой синагоги, создал глиняного великана. Он оживлял его, вкладывая в рот безмозглому созданию свиток со священным текстом из Торы. Голем усердно трудился от зари до зари, а когда текст вынимали, замирал до следующего дня. А потом что-то пошло не так. То ли помощник раввина забыл вынуть свиток, как ему было велено, то ли этот помощник захотел попробовать свои силы и сам вложил свиток в глиняного истукана. Короче, случился сбой программы, и голем обезумел. Он крушил все на своем пути, и лишь возвращение раввина спасло еврейский квартал от полного разрушения. Лев бен Бецалель уничтожил свое творение, разрушил голема, но говорят, что в одном из подвалов Старой синагоги до сих пор хранятся куски глины – тело истукана. Карл вздохнул. Какой смысл в глине? Тот священный свиток, что оживлял чудовище, – вот что надо бы искать. Однако это бессмысленно. Сегодня рабби практически прямо сказал ему, что они не будут дальше встречаться и вести совместные исследования. Само собой, он сослался на болезнь, старость и немощь, но Карл прекрасно понял: виной тому страх, поселившийся в душе старика. То, что он увидел в будущем, едва не убило его. Карл взглянул на пылавшее в камине пламя. Старик сказал, что там огонь и смерть. Что же он видел? Знать бы, какие именно силы и средства задействуют мудрецы, можно было бы хоть приблизительно оценить точность предсказания. Впрочем, рабби мог видеть свое будущее, личное, так сказать. Но тогда почему огонь? Пожар? Карл покачал головой. Раввин слишком стар и мудр, чтобы испугаться собственной смерти. Скорее всего, он видел будущее своего народа. Значит ли это, что будет новая война? Так поговаривают… но эти разговоры начались чуть ли не сразу же после Первой мировой. Карл всегда был далек от политики, но не мог не слышать бесконечных разговоров о том, что мирный договор, который не принес Германии ничего, кроме унижения, в скором будущем должен быть пересмотрен.
Не хотелось думать о войне, но в том, что перемены грядут, и это будут радикальные и великие перемены, Карл не сомневался ни минуты. Знаки и знамения указывают на скорые изменения в судьбах многих народов и стран.
Взгляд ученого остановился на худенькой фигурке мальчика. Клаус сидел подле открытого очага, его вихрастая голова была низко опущена, он смотрел в огонь и думал о чем-то своем. Карл улыбнулся. Он успел привязаться к мальчишке. Ученик не был ему в тягость. Мальчик одинаково хорошо запоминал латинские тексты, геометрические теоремы и значения рун. Карл решил, что постарается максимально облегчить задачу племянника: «Ему не придется по крупицам собирать знания, я научу его всему, что знаю сам. Клаус отточит свой ум, и тогда, возможно, его ждут великие открытия и славные дела. Он станет настоящим и достойным гражданином нового мира». Растроганный собственным великодушием, Карл допил пиво и решил, что теперь ему нечего делать в Праге. Он примет предложение герра Зоммера и переедет в Кёнигсберг. Там сейчас собрались светлые умы, группа единомышленников, чьи труды на благо нации будут оценены по достоинству.
Пожалуй, руководство выбрало Кёнигсберг не случайно. Получив предложение о переезде, Карл, со свойственной всякому истинному ученому скрупулезностью, изучил имеющиеся в библиотеке данные об истории города.
Еще в XIII веке на этом месте жили племена пруссов; нехристи и язычники, они строили свои капища на землях у реки Преголь, которые считались местом силы. С благословения папы римского рыцари Тевтонского ордена огнем и мечом прошли по землям пруссов, насаждая христианство. Они же заложили первую крепость, назвав ее Кёнигсберг. Затем орден переуступил территорию Польско-Литовскому княжеству. Но уже тогда, взволнованно думал Карл, уже тогда магические ритуалы проводились в этих местах. Тевтонский орден был известен приверженностью к мистике и магии. Земли переходили из рук в руки, а в середине XV века Кёнигсберг служил резиденцией Великого магистра ордена.
Постепенно три отдельных поселения – Альштадт, Лебенихт и Кнайпхоф, – расположенные неподалеку от крепости, официально объединились в город, принявший имя Кёнигсберг. Произошло это в 1724 году.
В 1806-м Кёнигсберг по приказу Наполеона становится столицей Пруссии. Мудрый император французов называл этот город жемчужиной и понимал, что ему суждено сыграть немалую роль в истории, хотя лишь в 1861 году Кёнигсберг вместе с Восточной Пруссией вошел в состав Германии.
Поезд Клаусу понравился. Он стучал колесами, навевая неясные, но приятные мысли и ожидания. Совсем как перед Рождеством. Мимо проплывали города и деревни, поля и леса. Стояла ранняя сухая осень 1935 года, и Клаусу только исполнилось одиннадцать лет. Карл чувствовал себя виноватым перед мальчиком, потому что не разрешил ему повидаться с семьей перед отъездом. И дело было даже не в потере времени. Карл искренне считал, что после года разлуки боль мальчика притупилась, а если отправиться сейчас в Моравию, то он опять попадет домой, и мать вновь будет рыдать, расставаясь с ним, а потом и Клаус станет плакать по ночам. Он отправил письмо брату и его семье, в котором написал, что срочная работа призывает его в Кёнигсберг. Он забирает Клауса с собой, будет и дальше учить его, а затем подготовит для поступления в Альбертину – университет Кёнигсберга. Еще он отправил им фото Клауса. Снимки получились хорошие: красивый светловолосый мальчик, в аккуратных бриджах и белой рубашке, с чуть напряженным лицом смотрел в объектив.
Клаус, кажется, воспринял быстрый отъезд как должное, но Карл все же чувствовал себя тираном, а потому старался быть с мальчиком помягче: купил ему конфет, хотя обычно не позволял сладкого, и в поезде не стал нагружать учебой. Велел лишь прочитать главу из учебника истории про Восточную Пруссию, столицей которой был раньше Кёнигсберг. Увидев, что мальчик опять глазеет в окно, Карл строгим голосом спросил:
– Ты прочел то, что я велел?
– Да, дядя.
– Расскажи мне.
Клаус послушно принялся излагать историю Кёнигсберга. Рассказал про племена пруссов, тевтонцев, потом перешел к более позднему времени. В первой половине XVI века последний магистр Тевтонского ордена Альберт провозгласил себя герцогом Прусским, основал в городе университет, названный в его честь Альбертиной, а еще он собрал огромную библиотеку…
– Ты будешь учиться в Альбертине, – сказал Карл, благосклонно взирая на своего подопечного.
– Правда?
– Конечно! Ты прочел про Иммануила Канта?
– Да, но я не очень понял… Философия такая скучная вещь, не то что химия!
– Просто ты еще слишком мал, – снисходительно заметил Карл.
…Клаус обживал Кёнигсберг. Новый город – это всегда приключение. Они поселились на острове Кнайпхоф на тихой улочке. Клаусу понравилась комната, которая ему досталась. Под самой крышей, с мансардным окном, из которого видны были башни собора. Мальчик скучал по Праге и по Мири, но он пошел в гимназию и вскоре подружился с двумя братьями, жившими по соседству, – сыновьями одного из профессоров Альбертины. Карл против таких знакомств не возражал, и в свободное от занятий время мальчишки носились по острову, который соединялся с сушей семью мостами.
Клаус развлекал своих новых приятелей рассказами о Праге, алхимиках и доме у последнего фонаря. Зиги и Алф не оставались в долгу и пересказали Клаусу все местные страшилки, а также показали ему вход в древние каменоломни, где, по совершенно точной информации, до сих пор живет дракон.
Мальчишки оборудовали себе штаб на чердаке дома, где жили братья, собирались там после занятий, рассказывали друг другу всякие истории, жевали украденные с кухни пирожки, сидя на дощатом полу, меж старья и сундуков. Свет проникал через старые стекла круглого окна, а издалека доносился шум еще мирного города: звонили часы, гремели по мостовой колеса телег и рычали авто, оскверняя воздух запахом бензина. Мальчишки тащили сюда найденные в подвалах и старых каретных сараях железки, чертили бесконечные схемы и читали книги. В конце концов ребята составили свою собственную карту города, на которой были не только дома и улицы, но и знаки, ведущие к Тайне. Что Тайна есть, никто из них не сомневался. Что за жизнь без непознанного? Иначе зачем так много странных знаков на стенах домов? Почему так много тайн и темных мест в истории города? Множество легенд рассказывали о городе и о земле древних пруссов, и так интересно было бродить по местам, где раньше твердой поступью шли тевтонские рыцари.
Откуда взялся дракон, толком никто не знал. Зиги слышал от старика сапожника, которому было лет сто, не меньше, что давным-давно, едва ли не до начала времен, пришли сюда мудрецы из земель разных, в том числе и из колен Израилевых. Мудрецы эти по звездам и другим знакам определили, что именно в этом месте, там, где река Преголь круто огибает каменный берег, есть место, способное удержать зло. И они привели сюда большое зло, и заточили его в глубоком подземелье, и подписали договор с воинственными пруссами о том, что будут они охранять Тайну, чтобы зло не вырвалось на свободу, потому как принесет оно бедствия неисчислимые, и в душах людских не останется ничего, кроме слепой гордыни и жажды власти. А когда люди не будут знать ни жалости, ни сочувствия, настанет конец времен.
Но Алф твердо заявил, что это все чушь и старый полусумасшедший сапожник не может служить экспертом и надежным источником информации. И вообще, все знают, что драконов усмиряют не всякие там мудрецы Израилевы, а юные девственницы. И да, многие говорят, что когда-то давно жил в этих местах дракон и помогал местным жителям защищаться от воинственных соседей, но потом девушка, которая была над ним властна, влюбилась. А как только она согрешила, тотчас же дракон озверел и сожрал и ее, и ее возлюбленного. Ну и заточили его в подземелье, наверное. Подумаешь, дракон!
А вот ему, Алфу, всю правду рассказал библиотекарь, тот горбун с горящими глазами, что живет в комнатушке под крышей в доме фрау Морен. Так вот горбуну доподлинно известно, что все дело в тевтонских рыцарях. Они вернулись из Палестины и привезли с собой сосуд, в котором заперт самый настоящий демон. И если демона этого выпустить, то он принесет разорение и опустошение на все земли. Но и это не самое страшное. А хуже всего то, что есть где-то Серый камень. Его тоже нашли тевтонские рыцари, но куда дели – неизвестно. Камень проще спрятать, чем все остальное, можно хоть у дороги бросить; если на нем ничего не написано, то никто и не догадается… «А на нем написано?» – с замиранием сердца спросил Клаус. А как же! Но видно только одно место – куда нужно приложить ключ. Тогда проступят остальные буквы, и появится надпись, в которой и говорится, что это тот самый Серый камень. И тогда демон освободится и воссядет на Серый камень, и камень тот расколется, и выйдет из него прекрасный золотоволосый юноша с серповидными глазами и уродливым телом, и звать его будут Армилос.[2]
Клаус нахмурился, пытаясь вспомнить, где, собственно, он слышал это имя?
Может ли быть, что его упоминал дядя, обсуждая что-то с учеными господами, которые иной раз захаживали к ним в гости? Если так, то все правда и где-то здесь, под городом, под всеми этими домами с мирными обитателями, под булыжной мостовой и костелами, под рекой, неспешно текущей и пахнущей водой и кувшинками, – где-то здесь дремлет зло, древнее и страшное, и если оно вырвется наружу, то это и будет означать конец времен.
Мальчишки дрожали, сидя на пыльном чердаке и глядя друг на друга круглыми от страха глазами. Но чем страшнее им было, тем с большим рвением они бегали по городу, собирая и нанося на карту полустертые знаки, выслушивая рассказы всех, кто мог или хотел что-нибудь им рассказать, чувствуя себя причастными к Тайне. А в детстве нет ничего интереснее и важнее.
Глава 2
Ирада быстро шла по коридору, опустив голову и не глядя по сторонам. Она даже волосы распустила, и они упали на лицо, скрывая предательские слезы, дрожащие на ресницах. А вот уже соленые капли текут по щекам… и наверняка оставляют дурацкие полоски туши, которые не так просто будет смыть. Она влетела в туалет, захлопнула за собой дверь и взглянула в зеркало над раковиной. Ну, надо отдать должное производителю – тушь потекла самую малость. Девушка вздохнула, достала косметичку и занялась своей внешностью. Плакать будем дома. Человек работающий не может себе позволить долго отсутствовать на рабочем месте, и эмоции себе тоже не очень-то позволишь. Конечно, это обидно. Рада почувствовала, что к горлу опять подступают слезы, и, наплевав на все правила и заботу о собственном здоровье, быстро сделала пару глотков из-под крана. Водичка, признаться, на вкус оказалась весьма отвратной, но все же ей полегчало. Надо увольняться, решила она. Девушка твердо пообещала себе сегодня же составить резюме и разослать его по кадровым агентствам… и на сайты соответствующие в Интернете повесить. Шефу она все объяснит. Вот как есть… Ну, может, не совсем как есть. Он ведь может и не поверить. Просто удивительно: такой приятный дядька – и женат на такой записной стерве. Впрочем, при нем-то она характер не слишком показывает. Но стоит генеральному директору пусть не самой крупной, но все же вполне приличной маркетинговой компании покинуть офис, как хозяйкой в нем становится его жена. Причем ведет она себя именно как хозяйка имения. Каждое утро мадам приезжает в офис. При этом шофер звонит заранее, еще только сворачивая в переулок, чтобы предупредить о нашествии. Охранники распахивают сверкающие стеклом и металлом двери и застывают по стойке «смирно». Наталья сбрасывает шубу (если зима) и шарф или палантин (если лето) на руки неотступно следующему за ней телохранителю и фурией проносится по комнатам и коридорам. Достается всем: уборщицам – за пыль и плохо вымытые полы. Офис-менеджеру – за то, что купили не тот сорт туалетной бумаги или размер скрепок. Охране – за небоевую выправку. Сотрудникам – за нерасторопность, леность, неумение гореть на работе. Ну а уж секретарше – секретарше достается за все.
Сегодня утро началось неплохо. Шеф приехал один, поздоровался с Радой и Раисой Петровной, которые сидели в приемной, прошел к себе, подписал бумаги, отдал распоряжения, провел встречу с потенциальным заказчиком и в половине двенадцатого отбыл куда-то по своим директорским делам. Рада и Раиса Петровна дружно налили себе по чашке чая, угостились парой баранок из казенных запасов и уселись обратно за рабочие столы. В компании «Маркетология» при неплохих оборотах и обилии заказчиков двух секретарей вполне хватает. Раиса Петровна носит гордое звание личного помощника генерального директора, а Ирада в штатном расписании значится просто секретарем, и им, собственно, и работает. Нельзя сказать, что работа девушке очень уж нравится. Но платят неплохо, до дома ездить недалеко, и коллектив вполне нормальный подобрался – кроме жены шефа.
– Хоть бы мадам сегодня не приехала, – сказала Раиса, аккуратно макая баранку в чай. – У меня давление с утра не очень, а как она начинает орать, я все время боюсь, что меня гипертонический криз хватит.
– Ой, да ну что вы, нельзя так нервничать, – отозвалась Рада.
– Да я знаю, знаю. Но ведь это тебе все как с гуся вода. В крайнем случае новую работу найдешь. А мне лет уже пятьдесят с хвостиком. И таких хвостатых не больно-то куда-нибудь берут.
– Ну, у вас же опыт, – попыталась утешить даму Ирада. – И вообще, перестаньте себя накручивать. Никто вас не уволит. В вашем случае возраст является заслугой, потому что Наталья никогда не возьмет мужу личного помощника моложе пятидесяти лет.
– Это точно. Она тебя с трудом терпит именно из-за молодости и мордашки симпатичной.
– Да я вообще что? Я даже и не крашусь почти, лишь бы не выделяться особо. Вот Анастасия Павловна из отдела разработок: и блузочки прозрачные носит, и глазки строит шефу. Чего бы нашей мадам на нее не сорваться?
– Анастасия – жена нужного человека из налоговой инспекции, – оглянувшись на дверь, прошептала Раиса Петровна. – Так что даже если она голой придет, наша мадам только улыбаться будет. Она понимает, что шеф не полезет к жене налогового начальника – он себе не враг.
– Ох, не офис, а мадридский двор какой-то.
– Точно.
И в этот момент по коридору зацокали каблучки. Секретарши взглянули друг на друга и хором вздохнули: помяни черта, он и появится. Явилась Наталья – жена шефа – и за каких-то десять минут умудрилась довести Раду до слез.
Сегодня хозяйке под хвост попала новая шлея: она вдруг вспомнила, что родом из Арзамаса, окончила медицинское училище, работала медсестрой и лишь потом подцепила себе в мужья тогда еще начинающего, но весьма перспективного бизнесмена. А потому может считаться самостоятельно пробившейся в люди, селф, блин, мейд. И вообще бизнесвумен. Она и в ведомости значится как заместитель генерального! Это вам не кошкин хвост. Круг обязанностей муж и начальник обрисовал ей несколько неопределенно, ведь в бизнесе Наталья ровным счетом ни черта не понимала, и реально толку от нее никакого быть не могло. Но она делала что могла – строила и муштровала персонал, совала везде свой нос и пребывала в твердой уверенности, что таким образом поддерживает дисциплину и повышает производительность труда в компании.
Жена шефа прошлась по приемной, одарила секретарей презрительным взглядом, улыбнулась своему отражению в зеркале на стене… и поймала брошенный на нее украдкой взгляд Ирады.
– И что, долго будем меня разглядывать, вместо того чтобы работать? – завелась Наталья. – Я в твои годы, между прочим, впахивала как лошадь… И не в теплом офисе с кондиционированным воздухом, а в вонючей больнице!
Ирада опустила голову и застучала по клавишам компьютера. Ясно, сегодняшняя кампания по унижению персонала фирмы проводится под лозунгом: «Москвичи ничего не умеют и не хотят. Привыкли на всем готовом. А вот как работать…»
Ну как такой симпатичный человек, как Святослав Алексеевич, мог жениться на этой фурии? Да на нее единственный раз взглянуть – и все ясно. Губы тонкие, блондинка крашеная, постоянно голодная, потому что если даже просто посмотрит на кусок хлеба, то сразу килограмм прибавляет. Да, дорогой парикмахер и маникюр много значат. Но выражение лица и этот голос… бр-р. Как у торговки на вокзале, которая собачится с товаркой из-за места. «Наверное, шефу некогда ее разглядывать. Да и вообще, не мое это дело, что ему нравится в личной жизни. Может, он скрытый мазохист. Вот уж жена у него садистка точно», – думала девушка.
Наталья цеплялась и наезжала на секретаршу, пока не довела девчонку до слез. После того как Ирада, хлюпая носом, убежала в туалет, жена шефа победно ухмыльнулась, поправила волосы перед зеркалом и, бросив Раисе Петровне «Кофе мне», удалилась в свой кабинет.
«И ведь что она ко мне пристала, – с тоской думала Ирада, разглядывая себя в зеркале. – Ничего ведь особенного. Ну, симпатичное личико, но не кукла Барби. Просто зеленые, как у мамы, глаза, русые волосы и хорошая фигура. Так я не крашусь почти – только тушь и пудра, чтобы нос не блестел! Волосы в пучок или гладко на пробор, стрижка каре до плеч почти не требует укладки. Ношу костюмы и юбки не короче середины колена. Мне что, паранджу надеть?» Мысли о том, что она вполне симпатичная, и никакая Наталья этого не изменит, помогли успокоиться, и Рада решила, что пора покидать убежище.
Она оценивающе оглядела свое отражение. Ну, вроде с лицом все нормально. Итак. Вдох-выдох – и вперед, на боевой пост, к компьютеру и телефону.
Телефон не звонил. Ирада поднималась по лестнице пешком, потому что денег на фитнес-центр нет, а талия должна быть стройной и бедра тоже. Вот уже и ее девятый этаж. Дверь тонкая, и, когда в квартире разрывается телефон, его истеричные трели прекрасно слышны на лестничной площадке. Она торопливо вытащила из сумочки ключи, открыла замок и вошла в дом. Чертова трубка лежит на столике в коридоре и даже не думает звонить. Рада пожала плечами и, сделав вид, что ей это совершенно безразлично, сбросила туфли и пошла в комнату. Она аккуратно сняла юбку и блузку, повесила одежду в шкаф, натянула любимую футболку, которая доходит ей почти до колен, грустно улыбнулась маминому портрету, который стоит на полочке серванта, и отправилась в кухню. Сварила себе зеленой фасоли и две сосиски, вернулась в комнату и, забравшись с ногами на диван, уставилась в телевизор. В конце первой сосиски телефон все же зазвонил. Душу Рады наполнило торжество. Ага! Раз Андрей все же звонит, значит, понял, что неправ, решил извиниться! Пусть не напрямую, но если он делает первый шаг…
Она уже была в коридоре и сняла трубку.
– Да? – Надо, чтобы голос звучал спокойно-приветливо. Ну, тут Рада мастер: два года работы секретаршей – и в любом состоянии она могла изобразить внимание, приветливую улыбку и заинтересованность.
– Ирочка, это ты? – Голос в трубке был совершенно незнаком, и это, несомненно, голос старого человека.
– Кто это? – растерянно спросила она.
– Ирочка, это Николай Андреевич.
– Николай Андреевич? – тупо переспросила Ирада.
– Да я, можно сказать, дядя тебе. Муж Терезы Арнольдовны.
– Ах да, простите, я вас не узнала.
– Детка, я хочу попросить тебя приехать.
– Что-то случилось?
– Да… Терезочку я похоронил…
– Как? Тетя умерла?
– Да, детка. И я хотел… Я болею последнее время. Надо бы передать тебе наследство. Она так велела.
– Конечно, я приеду. Что же вы сразу не позвонили, вам одному было трудно справиться с похоронами и остальным.
– Что ж теперь… Ты приедешь, детка?
– Да. – Девушка в панике подумала, что ее не отпустят с работы. Не станет Наталья слушать ее оправдания. Рада подняла глаза, взглянула в сторону комнаты, где на полочке стоял мамин портрет, и твердо сказала: – Я обязательно приеду, как только смогу купить билет. Только, пожалуйста, скажите мне ваш адрес и телефон, а то я могу не найти дом. Где-то у мамы записано, но…
– Да-да, пиши, Ирочка…
Остаток вечера Рада провела у телевизора. На одном канале пели и веселились, причем все те же лица, что и десять лет назад (демонстрируя не столько талант, сколько чудеса пластической хирургии), на другом канале стреляли и «мочили всех», а на третьем серьезные дядечки и тетечки с умными и оттого усталыми лицами в который раз пытались ответить на вопросы «Кто виноват?» и «Что делать?». И ситуация с поисками ответов выглядела так же безнадежно, как во времена Ивана Сергеевича Тургенева. Собственно, каналов было больше трех, но это ничего не меняло. Рада в конце концов остановилась на каком-то старом фильме. Фильм показывали в миллион сто первый, наверное, раз, к юбилею актера. Рада вспомнила, как они смотрели этот же фильм вместе с мамой, и тихонько похлюпала носом. Потом решила думать о дне сегодняшнем, но и тогда мысли ее остались печальны. После смерти мамы тетя Тереза стала для Рады единственным родным человеком. Они никогда не были близки, виделись всего несколько раз, потому что тетя жила в Калининграде, а ее сестра Клара с дочкой Ирадой – в Москве. Но все же мысль о том, что кто-то о ней думает и помнит, согревала сердце девушки. Приехав на похороны Клары, своей младшей сестры, Тереза почти не плакала. Она лишь старалась как можно больше времени находиться рядом с племянницей, а перед отъездом сказала:
– Я, если нужно, все для тебя сделаю. Ничего, что мы мало общались. Ты обязательно должна помнить, что я у тебя есть.
Рада кивнула, она тогда плохо воспринимала происходящее. Но тетя слов на ветер не бросала. Раз в месяц она звонила в Москву, а еще они с Ирадой стали переписываться по электронной почте. В письмах этих не было ничего особенного. Так, обычные вопросы вроде «Ты как? Хватает ли денег? Получил ли твой молодой человек повышение?». Но интерес тети к ее жизни позволял Раде не чувствовать себя совсем одинокой. Пусть и далеко, но есть родной человек, который думает о ней, волнуется. Девушка тоже регулярно интересовалась здоровьем Терезы и ее мужа, но тетка всегда отвечала, что все «неплохо и слава Богу». Иной раз упоминала о работе или о том, что происходит в городе. Рада все собиралась поехать в гости – Тереза Арнольдовна очень звала, писала: «Обязательно приезжай, детка. Берега нашего моря янтарные, и здесь есть все, чтобы такой молодой и общительной, как ты, не было скучно. Знаю, что природа в твоем возрасте не главное – но и кафе и дискотек тут достаточно». Рада обещала… но так и не собралась… В Турции ведь теплее, и солнца больше, и вода голубее, чем на Балтике.
А теперь вот и тети Терезы не стало, и никто не ждет ее на Янтарном берегу.
На следующий день все получилось именно так, как Рада и предполагала. Наталья, курсировавшая по коридору вдоль открытых дверей, услышала, как девушка просит в отделе кадров отпуск.
– Куда это ты собралась? – Жена шефа вплыла в кабинет, распространяя запах безумно дорогих духов, от которых у Ирады болела и кружилась голова. Мадам не обратила ни малейшего внимания на Катерину Сергеевну, начальницу отдела кадров. А девочки, сидевшие в противоположном углу, вообще сжались в комочки так, чтобы спрятаться за мониторами и никак не выдать своего присутствия.
– У меня умерла тетя, – деревянным голосом повторила девушка. – В Калининграде. Вчера позвонил ее муж. Я должна поехать туда и помочь ему. Он пожилой и не очень здоровый человек.
– Наследство поедешь оформлять? – Тонко выщипанные брови вздернулись. – Так, может, тебе, как богатой наследнице, работа больше и не нужна? Вот так взять и «мне надо уехать!», а кто за тебя работать будет?
– Я заменяла Раису Петровну, когда та болела, – ответила Ирада. – Она могла бы теперь подменить меня на неделю.
– Она личный помощник генерального директора и не может крутиться как белка в колесе, отвечать на дурацкие телефонные звонки и печатать кучу бумаг.
– Я могу подать заявление об уходе, – неожиданно для самой себя выпалила Рада. – Это решит проблему?
– Ирочка, что же вы… – Катерина Сергеевна вскинулась было, но, взглянув на Наталью, умолкла. Ей было искренне жаль девочку, и она, само собой, дала бы ей отпуск, но… Но не она тут хозяйка.
Меж тем глаза у жены шефа вспыхнули, как у кошки.
– Ах вот как! Мы, оказывается, такие гордые? Такие решительные? Нам не нужны рекомендации и работа? Тогда пиши! Пиши заявление немедленно! Только предупреждаю – чтобы я тебя тут больше не видела! И ни копейки не получишь, поняла? Ни копейки! Никаких там выходных пособий и прочих глупостей!
Ирада присела на стул и взяла чистый лист бумаги. Она начала писать заявление об уходе молча, ровным почерком, решив не унижаться до скандала с мерзкой бабой. Отольется ей когда-нибудь. Не зря поговаривают, что шеф завел любовницу.
