bannerbannerbanner
полная версияНесоветская украинизация: власти Польши, Чехословакии и Румынии и «украинский вопрос» в межвоенный период

Елена Борисёнок
Несоветская украинизация: власти Польши, Чехословакии и Румынии и «украинский вопрос» в межвоенный период

Полная версия

Глава 2
Украинская проблема в межвоенный период и методы ее решения в политике Польши, Чехословакии, Румынии (1920 – середина 1930-х гг.)

§ 1. Украинская политика Польши: национальная или государственная ассимиляция

Межвоенная Польша была страной многонациональной. Программа первой польской переписи 1921 г. содержала пункт о национальности или «народной принадлежности» жителей и их вероисповедании. Однако из программы переписи 1931 г. этот показатель был исключен: регистрировали родной язык и конфессию жителей[301]. Польские власти предпочитали использовать термины «русины», «русинский», «русский» («rusini», «rusiński», «ruski») вместо «украинцы» и «украинский»[302]. Следует учитывать, что многие украинцы из районов со смешанным населением объявляли своим родным языком польский[303]. Так, удельный вес украиноязычного населения во всей Галиции в 1931 г. составил 33,9 %, греко-католиков – 39,2 %. Численность греко-католиков с польским языком составила в 1931 г. 487 тыс. человек, римо-католиков с украинским языком – 25,5 тыс. человек[304].

В целом по переписи 1931 г. в Польше насчитывалось 14 % населения, считавшего родным украинский и русинский языки. При этом на Волыни они составляли 68 % населения, во Львовском воеводстве – 34,1 % населения, в Станиславском – 69 %, в Тарнопольском – 45,5 %[305]. Украинское население проживало в основном в сельской местности, обычно его часть в городском населении не превышала 35 %. Во Львове в 1931 г. из 312 тыс. жителей было 50 тыс. украинцев (16 %)[306].

Добиваясь международного признания на Парижской мирной конференции, 28 июня 1919 г. Польша подписала в Версале договор с основными союзными державами (США, Великобритания, Франция, Италия и Япония), по которому брала обязательства в отношении национальных меньшинств. Все польские граждане независимо от расы, языка или религии должны были быть равными перед законом и могли пользоваться всеми гражданскими и политическими правами, в том числе свободно употреблять любой язык в частных или коммерческих делах, в религиозных делах, в прессе, в публикациях любого рода или на публичных собраниях. В городах и поветах, где значительное число граждан пользовалось другим языком, нежели польский, польское правительство должно было регулировать вопросы народного просвещения и обеспечивать в школах обучение на родном языке[307].

Буквально накануне подписания в Риге мирного договора с РСФСР и УССР, который также предусматривал защиту прав украинцев, проживавших в Польше, 17 марта 1921 г. была принята Конституция Польши. В основном законе подчеркивалось, что государство, в первую очередь, было создано для защиты интересов каждого человека, гарантировалось обеспечение широких свобод для экономической, политической, национальной и культурной деятельности граждан. Конституция содержала формальные гарантии национальным меньшинствам (сохранение национального языка и свободного развития собственной культуры, свободного использования языка в учебных заведениях и т. п.)[308].

26 сентября 1922 г. польским сеймом был принят закон «Об основах общего воеводского самоуправления и в частности воеводств Львовского, Тарнопольского и Станиславского». В документе говорилось, что власти, в том числе судебные, использовавшие во внутреннем производстве польский язык, обязаны были отвечать на заявления сторон на их языке, то есть по-польски или по-русински. Власти самоуправления самостоятельно определяли язык внутреннего делопроизводства. Язык преподавания в школах, которые содержались одной из палат воеводского сеймика, определялся той же палатой. Воеводские законы и различные решения должны были оглашаться на польском и русинском языках. Законы, распоряжения и другие государственные акты должны были издаваться в воеводствах также и на русинском языке[309].

Статьями закона не предусматривалось создание при министерстве по делам религии и образования специального департамента по делам греко-католической церкви и украинской школы, который возглавил бы украинец, как это предполагалось в проекте закона о воеводской автономии, опубликованном в сентябре 1922 г. в газете «Дiло»[310].

Следует отметить, что выделение Львовского, Тарнопольского и Станиславского воеводств в законе о воеводском самоуправлении было не случайным. Уровень национального самосознания восточнославянского населения в восточных регионах Польши был различным. Так, в Восточной Галиции большое развитие получило украинское национальное движение, свидетельством чему было стремление к созданию собственного украинского государства после распада Австрийской империи. Иная ситуация сложилась на Волыни и Полесье, которые входили ранее в состав Российской империи. Устойчивое национальное самосознание не признавалось отличительной чертой местного населения. Так, по результатам переписи 1931 г. 700 тысяч жителей Полесья указали «тутейший» язык в качестве родного[311]. Активной деятельности украинских общественных и политических организаций на Волыни, в отличие от Восточной Галиции, в начале 1920-х гг. не наблюдалось.

Между тем украинское национальное движение в 1920-1930-е гг., базой которого были восточногалицийские земли, приобрело значительный размах и состояло из политических организаций различной направленности. Социалистическое крыло было представлено Украинской социал-радикальной партией и Украинской социал-демократической партией, консервативно-христианское направление – Украинским национальным обновлением и Украинским католическим союзом. Праворадикальные позиции занимала Организация украинских националистов (ОУН), образованная на базе Украинской военной организации (УВО) в 1929 г. Леворадикальные позиции занимала Коммунистическая партия Восточной Галиции (с 1923 г. – Коммунистическая партия Западной Украины).

 

Ведущие позиции в национальном движении занимало центристское Украинское национально-демократическое объединение (УНДО), которое вышло на политическую арену в 1925 г. На учредительном съезде этой структуры во Львове 11 июля 1925 г. говорилось, что главной задачей УНДО является объединение украинской нации в Польше в политическую организацию, говорилось также о национальном единстве всего украинского народа и стремлении к созданию соборного независимого украинского государства на всех украинских землях. На съезде 19–20 ноября 1926 г. политическая платформа партии была несколько изменена: смягчалось негативное отношение к Польше – из программы был исключен пункт о невозможности юридического признания польской власти на западноукраинских землях, зато выдвигался лозунг самоуправления[312]. УНДО стремилось активно добиваться прав для украинцев, но исключительно мирным путем, в первую очередь парламентским, объединение имело большое влияние в образовательных учреждениях и кооперативном движении, издавало собственную прессу, в первую очередь газету «Діло». Члены УНДО стояли во главе крупных культурных и хозяйственных организаций: «Просвиты», «Родной школы», «Ревизионного союза украинских кооперативов», «Центробанка» и др.

Сильные позиции в украинском национальном движении занимала греко-католическая церковь. Митрополит Галицкий А. Шептицкий оказывал финансовую поддержку УНДО. Многие униатские священники сотрудничали с Организацией украинских националистов. Станиславский епископ Г. Хомишин принимал активное участие в создании в середине 1920-х гг. партии «Украинское национальное обновление». А. Шептицкому и Г. Хомишину принадлежало 80 % уставного капитала самого большого украинского банка – ипотечного банка «Дністр», формально контролировавшегося членами УНДО[313].

Впрочем, помимо украинского, на территории Восточной Галиции по-прежнему присутствовало и русофильское движение[314]. В 1919 г. возникла Галицко-русская народная организация, отличавшаяся пророссийскими и пропольскими симпатиями. В 1923 г. организация раскололась. Правые образовали Русскую народную организацию (РНО), требовавшую автономию русским землям в Польше. В 1928 г. РНО была преобразована в Русскую селянскую (крестьянскую) организацию. Для РСО были характерны прорусские, православные, антипольские и антиукраинские взгляды[315].

Значительную роль в общественно-политической жизни играла образованная в 1919 г. в Станиславе Коммунистическая партия Восточной Галиции (КПВГ). Одни лидеры КПВГ были сторонниками объединения с Коммунистической рабочей партией Польши, другие же всячески противились этому процессу, одновременно отстаивая лозунги борьбы за объединение западноукраинских земель с Советской Украиной. В 1923 г., после того, как Совет послов Антанты признал за Польшей все права верховной власти над территориями, границы которых были определены Рижским мирным договором, вопрос об отношении двух партий был решен. В сентябре 1923 г. II съезд Коммунистической рабочей партии Польши принял ряд документов, в которых речь шла о борьбе с политикой национального угнетения. Партия признавала: «Народам, силой включенным в состав Польского государства, третируемым и угнетаемым, II съезд КРПП гарантирует поддержку польских трудящихся масс в борьбе этих народов за национальное освобождение и за право свободно решать свою судьбу»[316]. Речь шла о «полной национальной свободе украинцев» и их праве «на соединение с братьями, находящимися по другую сторону пограничных столбов»[317], на «объединение с трудящимся народом Советской Украины»[318].

После этого Коммунистическая партия Восточной Галиции была переименована в Коммунистическую партию Западной Украины (КПЗУ), деятельность которой распространялась на территорию Волыни, Полесья, Подляшья, Холмщины. КПЗУ присоединилась к КРПП на правах автономной части. Западноукраинские коммунисты выдвинули лозунг воссоединения западноукраинских земель с Советской Украиной путем социалистической революции в Польше. В январе 1924 г. ЦК КПЗУ выпустило обращение к рабочим и крестьянам Западной Украины, в котором говорилось: «II съезд КРПП еще раз показал, что революционный польский пролетариат не только не хочет притеснять пролетариат других народов, но залогом своего освобождения считает освобождение трудящихся других народностей. Съезд указывает им прямую дорогу к соединению со своими братьями-пролетариями, которых империалистическая буржуазия разделила границей»[319]. В 1924 г. польские власти запретили деятельность компартии, ее члены ушли в подполье.

В 1926 г. по инициативе КПЗУ была создана партия «Сельроб» («Українське селянсько-робітниче соціалістичне об’єднання»), целью которой была борьба за социализм, за «равные права для всех граждан, независимо от пола, расы, национальности и религии, за полную свободу слова, совести, печати, за свободу собраний и организаций, профсоюзов работающих сел и городов, за свободу забастовок»[320]. Раскол КПЗУ повлиял и на деятельность Сельроба. Осенью 1927 г. партия раскололась, часть ее членов создала организацию Сельроб-левица, которая поддерживала политическую линию Сталина и Кагановича, проводимую в УССР. В мае 1928 г. состоялось объединение расколотых групп под названием Украинское крестьянско-рабочее социалистическое единство (Сельроб-единство) и принята декларация единства. Сельроб-единство стояло на позициях КП(б)У.

В первые годы после включения западноукраинских земель в состав Польши, несмотря на включенные в мартовскую конституцию положения о правах национальных меньшинств, украинские партии Галиции демонстрировали непримиримое отношение к властям. Практически все эти партии, за исключением небольшой организации «хлеборобов», призывали к бойкоту переписи населения в 1921 г. и выборов в парламент в ноябре 1922 года. Подобная позиция заставила польские власти обратить особое внимание на «украинский вопрос». Принятые законодательные акты должны были составить сильную основу для национальной политики польского государства. Но, как отмечает Г. Ф. Матвеев, «предложенная в 1921 г. Польше модель демократии не имела под собой прочного фундамента, обществу еще только предстояло научиться жить в условиях непрерывного консенсуса между устремлениями отдельных социальных и национальных групп населения. Без этого власть становилась инструментом реализации интересов не общества в целом, а отдельных партий…»[321].

В течение 1923–1926 гг. в правительственных коалициях доминировали эндеки. Несмотря на закрепленный в конституции многонациональный характер государства, национальные демократы сохранили свою приверженность созданию государства только для этнических поляков[322]. Правые партии и центристы придерживались концепции национальной ассимиляции, т. е. фактически полонизации меньшинств. Сторонники Пилсудского и левые партии были приверженцами концепции государственной ассимиляции, т. е. готовы были обеспечить национальным меньшинствам свободу культурного и экономического развития в обмен на политическую лояльность Польше[323].

Политика польских властей первой половины 1920-х гг. преследовала цели инкорпорации украинского населения в польской среде. Прежде всего, предпринимались усилия для предотвращения влияния на украинское население приверженцев советской идеи: после 1923 г. часть украинского общества видела в УССР силу, способную реализовать идею соборной государственности: советофильство стало одной из ведущих тенденций общественной жизни середины 1920-х гг.[324] Нерешенный национальный вопрос в Польше создавал благоприятные условия для пропаганды польских и западноукраинских левых партий, активно поддерживаемых советским руководством. Кроме того, в начале 1920-х гг. как на территории Польши, так и на территории Советской Украины действовали партизанские и диверсионные отряды. В 1924 г. польскими властями был учрежден Корпус пограничной охраны, началось обустройство границы для борьбы с партизанским движением в украинских и белорусских землях, которое поддерживали советские республики.

 

Кроме того, правительство стремилось усилить польское присутствие на украинских землях, для чего туда были направлены польские военные и гражданские колонисты («осадники»), пользовавшиеся финансовыми субсидиями правительства. В июле 1919 г. сейм одобрил принципы проведения аграрной реформы, а через год утвердил соответствующий закон, предусматривавший парцелляцию государственных земель, части помещичьих земель и др. Если в центральных воеводствах II Речи Посполитой норма земли, которая не подлежала принудительному выкупу, составляла 60-180 гектаров, то для восточных – до 400 гектаров. С сентября 1919 г. по июнь 1920 г. на 69 тыс. гектаров земли Восточной Галиции были поселены 12 тыс. польских семей (около 60 тыс. человек). В декабре 1920 г. были приняты законы, предусматривавшие заселение военными колонистами земель Волынского воеводства и передачу в бесплатное пользование до 45 гектаров земли бывшим военным. Эти вновь созданные хозяйства нельзя было ни продавать, ни передавать другим лицам без разрешения правительства в течение 25 лет.

К январю 1923 г. на восточных землях Польши поселилось 16 тыс. польских семей, которые прибыли из Западной Галиции, привлеченные выгодными условиями, государственными кредитами и другими льготами. 4 марта 1923 г. сейм временно прекратил военную колонизацию, а 20 июня 1924 г. принял закон, который давал право покупать землю «на кресах» не только полякам, но и лицам других национальностей, при условии, что они «не были наказаны за преступления перед польским государством». В итоге землю в юго-восточных территориях Польши получили 75 % поляков и 25 % украинцев. Одобренный 28 декабря 1925 г. сеймом закон об аграрной реформе предусматривал продолжение политики колонизации «на кресах». В целом за 1919–1929 гг. было создано свыше 77 тыс. польских хозяйств (600 тыс. га земли)[325].

Важное значение для восточнославянского населения имела языковая политика польских властей. В 1924 г. были приняты так называемые «кресовые законы», определившие принципы организации школьного дела в Польше и правила использования языков в различных организациях. 31 июля польский сейм утвердил законы «О языке государственной и местной администрации», «О языке судов, прокурорских органов и нотариата», «О некоторых постановлениях в организации школьного дела». Действия законов распространялись на Львовское, Станиславское, Тарнопольское и Волынское воеводства. Инициатор школьного закона, министр по делам религии и образования С. Грабский заявил, что так называемые «кресовые законы» обусловлены признанием того факта, что, «во-первых, Речь Посполитая является польским государством, во-вторых, что в границах Речи Посполитой нет ни одного лоскутка земли или национальности, принудительно присоединенной к польскому государству»[326].

На территории Польши государственным языком объявлялся польский, он использовался государственно-административными органами и органами самоуправления, учреждениями связи и на железнодорожном транспорте. Представители национальных меньшинств имели право пользоваться родным языком в общении с государственными и административными органами, вести документацию в учреждениях местного самоуправления позволялось двумя языками. Школьный закон предусматривал плебисцит родителей учеников о языке обучения. Преподавание украинского языка вводили в школе лишь тогда, когда община насчитывала не менее 25 % украинского населения и если родители не менее 40 учеников подавали соответствующие просьбы-декларации. Однако в том случае, когда набиралось 20 учеников, родители которых хотели учить детей государственным польским языком, то такая школа становилась двуязычной. Во всех других случаях школы переходили на польский язык обучения. Для открытия средних школ с украинским языком требовали декларации от родителей 150 учеников[327]. Организацией и проведением школьных плебисцитов занималось общество «Родная школа» под руководством центрального и местных комитетов УНДО, причем объединение фиксировало названия населенных пунктов, где местная власть сопротивлялась сбору деклараций и утверждению подписей[328].

Несмотря на предпринятые активистами украинского движения усилия, после принятия этого закона резко сократилось число национальных школ, что, естественно, вызывало недовольство среди украинцев. Еще в 1923 г. была закрыта украинская мужская гимназия во Львове, а затем были превращены в двуязычные учебные заведения женские учительские семинарии в Перемышле и Львове. Кроме того, польские власти стремились переселить учителей-украинцев из Восточной Галиции в Западную и в центральные районы Польши. За несколько лет из Восточной Галиции было перемещено 1,5 тыс. учителей-украинцев, а 2,5 тыс. уволено с работы[329]. На территории Западной Украины в 1935 г. в целом среди учителей было 77,7 % поляков, 21,67 % украинцев, 0,03 % немцев, 0,6 % евреев[330]. В 1924/1925 учебном году в Львовском, Станиславском и Тарнопольском воеводствах было 2568 польских школ, 2151 украинских и 9 двуязычных. В 1929/1930 учебном году на территории этих воеводств стало 2189 польских школ, 648 украинских и 1793 двуязычных[331]. Почти треть украинских детей вообще оставалась вне школы: в 1931 г. в восточных регионах свыше 38 % жителей старше 10 лет было неграмотным[332].

Болезненным оставался вопрос об украинском университете. Закон о самоуправлении 1922 г. предусматривал открытие украинского (русинского) университета, однако польские власти чрезвычайно осторожно подходили к этому вопросу и не торопились принимать окончательное решение. В польском сейме и правительстве существовало несколько проектов, предлагавших различные пути разрешения вопроса об украинском университете: создать университет с украинским языком обучения в Станиславе, перенести в Польшу Украинский университет из Праги, организовать курсы для украинской молодежи при Варшавском университете, образовать соответствующий институт при Львовском университете или же перенести идею его создания в Ягеллонский университет в Кракове[333].

Политика в области образования вызывала возмущение украинской общественности. «Не будет преувеличением сказать, что именно борьбе за язык и школу мы обязаны враждебности к Польше и полякам со стороны украинской молодежи, которая на территории Восточной Малой Польши охвачена враждебными настроениями на 100 %»[334], – считали специалисты из отдела национальностей польского МВД. Для польских властей ситуация обострялась тем, что деятели украинского движения внимательно следили за происходящими на Советской Украине событиями. Д. Левицкий, глава УНДО, в феврале 1925 г. в газете «Діло» признавал: «Как демократы, мы были, есть и будем противниками всякой диктатуры и, в частности, никогда не примиримся с основами большевистского режима, опирающегося фактически на диктаторское господство одной официальной партии. <…> Но фиксируя факты, мы не можем видеть одни из них и пренебрегать другими. И потому мы утверждаем всем давно известный и никем не оспариваемый факт, что на Советской Украине растет, крепнет и развивается украинская национальная идея, и вместе с ростом этой идеи – чуждые рамки фиктивной украинской государственности наполняются родным содержанием подлинной государственности»[335].

После переворота Ю. Пилсудского в мае 1926 г. политика польского правительства по национальному вопросу подверглась корректировке. При этом национальная политика санации отличалась и от федералистской программы периода становления независимого государства. Как считает польский историк Е. Миронович, Ю. Пилсудский, хотя и выражал симпатию к украинцам, был убежденным сторонником интеграции всех земель польского государства, а уступки в интересах национальных меньшинств признавал потенциальным источником роста сепаратистских настроений[336].

По словам российского ученого С. В. Ольховского, основная линия национальной политики была направлена на реализацию программы государственной ассимиляции, приоритет отдавался концепции государственного солидаризма, предполагающей верховенство государственных интересов над интересами граждан, независимо от их национальной принадлежности. Декларация об уважении к правам национальных меньшинств соседствовала с допущением силовых действий по отношению к лицам, замеченным в антигосударственной деятельности[337].

Новые тенденции проявились в появлении на ответственных постах политиков, выступавших не только за силовое, но и за мирное урегулирование польско-украинских отношений – Тадеуша Голувко и Генрика Юзевского. Голувко принимал самое активное участие в разработке новой концепции восточной политики Польши. По поручению Ю. Пилсудского он курировал создание «прометейских» организаций. В конце 1925 г. в Париже была создана организация «Прометей», идеологи которой придерживались антисоветской риторики, говорили о порабощенных большевистской Россией народах, об их праве на свободное развитие, о создании национальных суверенных государств и т. п.[338]

В 1928 г. руководство прометейским движением перешло к Экспозитуре № 2 II Отдела Генерального штаба Польши, специально созданной для консолидации антисоветских усилий разрозненных эмигрантских организаций. В конце 1928 г. в Варшаве была создан клуб «Прометей» – Лига порабощенных народов России: Азербайджана, Дона, Карелии, Грузии, Идель-Урала, Ингрии, Крыма, Коми, Кубани, Северного Кавказа, Туркестана и Украины. Перед руководством этой организации была поставлена задача воспитания эмиграции и польских граждан в духе идей прометеизма[339].

Наконец, в 1930 г. Совет министров издал распоряжение о создании в Варшаве Украинского научного института. В институте было создано три отделения – украинской экономической и общественной жизни, украинской политической истории и истории украинской культуры, истории церкви. Помимо изучения украинской истории прошлых веков, институт занимался и актуальными проблемами, изучая положение Украины в Советском Союзе. Таким образом, создание института, с точки зрения польских властей, способствовало противодействию советской идеологической кампании и соответствовало лозунгам «прометеизма»[340].

Идеологи прометеизма стремились проводить внутреннюю политику таким образом, чтобы при условии сохранения собственной национальности у меньшинств сформировалось чувство принадлежности к польскому государству. Необходимо было так объединить украинские земли с Польшей, чтобы в случае создания «независимой» Украины над Днепром это не привело бы к изменению границ. При этом осуществление подобной программы возлагалось на местную администрацию. Как заявил министр внутренних дел генерал К. Млодзяновский на заседании Совета министров Польши 18 августа 1926 г., национальный вопрос зависит от эффективности управления на местном уровне, а не от смены политического устройства государства[341].

Во внутренней политике Польши в этот период четко проявился региональный подход к украинской проблеме – в воеводствах применялись различные методы национальной политики. Волынь стремились изолировать от Восточной Галиции – региона, где сильные позиции занимало украинское движение вообще и украинское националистическое в частности.

В Восточной Галиции польские власти стремились прежде всего бороться с радикальным украинским движением. В ОУН в полном составе вошел Союз украинской националистической молодежи, что привело к структурному оформлению молодежного подразделения в ОУН («Юнацтво»)[342]. Наряду с массированной пропагандой ОУН активно проводила акции саботажа, бойкоты, акты индивидуального террора. Летом 1930 г. боевики УВО-ОУН осуществили ряд поджогов имущества польских помещиков, диверсионных актов на линиях телефонной и телеграфной связи. В течение июля 1930 г. было проведено 11 акций саботажа, в августе – 54, в сентябре – 101, в октябре – 22[343].

Ю. Пилсудский решил силой подавить украинское националистическое движение при помощи карательной операции полиции и армейских подразделений. Приказ об «умиротворении» маршал отдал 1 сентября. Акция проводилась с 16 сентября по 30 ноября 1930 г. и охватила 450 сел в 16 поветах Львовского, Тарнопольского и Станиславского воеводств. Разгрому подверглись украинские культурные общества, были закрыты три украинских гимназии, проведены многочисленные аресты, в том числе украинских депутатов сейма, всего аресту подверглось 1739 украинцев, 1143 из них обвинили в террористической и антигосударственной деятельности, было изъято около 2,5 тыс. единиц огнестрельного оружия[344].

События 1930 г. негативно сказались на польско-украинских отношениях и привлекли внимание международных организаций. Украинские политические и общественные круги неоднократно пытались апеллировать к львовскому и тарнопольскому воеводам, к Президиуму Совета министров, к МВД, Министерству юстиции, Министерству вероисповеданий и образования[345].

Активно действовала Организация украинских националистов, пытавшаяся поднять вопрос на международном уровне. Использовались контакты с журналистами разных стран. Например, журналист «Манчестер Гардиан» Ф. А. Войгт опубликовал 21 ноября 1930 г. статью о пацификации, которая имела резонанс в британских общественных кругах. ОУН обратилась также к правительственным организациям разных стран. Так, 21 декабря 1930 г. руководство украинских националистов отправило меморандумы о положении украинцев в Восточной Галиции в министерства иностранных дел 27 государств. В документах речь шла о нарушении Польшей международных обязательств по отношению к украинцам, в частности, в результате проведения «пацификации»; содержалось требование расследовать приведенные факты специальной комиссией и обязать польское правительство возместить украинцам нанесенные убытки[346].

16 декабря 1930 г. депутаты британского парламента обратились к генеральному секретарю Лиги Наций с просьбой провести расследование. В Лиге Наций был создан специальный комитет для рассмотрения положения украинского национального меньшинства в Польше. Польские дипломаты ссылались на необходимость защиты от террористических актов украинских националистов. В январе 1932 г. комиссия приняла окончательное решение прекратить рассмотрение дела.

В конце лета 1931 г. польское правительство объявило программу налаживания польско-украинских отношений. Речь шла о реформе самоуправления (дать возможность украинцам Галиции выбирать своих представителей в органы местного самоуправления), возобновить деятельность закрытых в 1930 г. украинских гимназий в Тарнополе, Рогатине и Дрогобыче с возможностью их преобразования в средние технические школы в рамках образовательной реформы на территории всей Польши; оказывать государственную финансовую помощь украинским кооперативам, занимающимся сбытом продовольственных товаров; легализовать украинское молодежное спортивное общество «Великий луг» в обмен на его подконтрольность польской армии. В качестве первого шага объявлялось об освобождении из заключения украинских парламентариев[347].

Польско-украинского соглашения было решено достичь при опоре на УНДО. В 1931 г. состоялось несколько тайных встреч польских и украинских политиков, однако конкретных договоренностей достигнуто не было[348]. Ситуация обострилась после убийства членами ОУН в Трускавце 29 августа 1931 г. сторонника соглашения между УНДО и правительством Т. Голувко. Впрочем, идея нормализации польско-украинских отношений пропагандировалась на страницах созданного в 1932 г. Экспозитурой № 2 II Отдела ГШ «Польско-украинского бюллетеня» («Віuletyń Роlsko-Ukraiński»). Главным редактором издания стал В. Бончковский. Журнал печатал статьи антисоветского содержания, объединяя на этой основе украинцев и поляков, разделявших концепцию прометеизма[349].

Между тем обострение польско-украинских отношений привело к популяризации идей украинского национализма среди украинской молодежи. В первой половине 1930-х гг. часть отделений перешедшей в подполье запрещенной украинской молодежной организации «Пласт» влилась в «Юнацтво» – молодежную структуру ОУН. Например, так были реорганизованы отделения «Пласта» в Кременце в 1931 г.[350]

Другое украинское молодежное спортивное общество, «Великий Луг», согласилось подчиниться Главному управлению по физическому воспитанию и военной подготовке, подконтрольному Военному министерству Польши. Негласную поддержку при этом оказали УНДО и греко-католическая церковь. Последние не афишировали свою позицию, поскольку боялись обвинений в пособничестве польской власти. Реальное сотрудничество «Великого Луга» с польской армией началось в декабре 1932 г., когда были организованы курсы для руководителей «Луга» по физическому воспитанию и спортивным играм, руководителем которых стал поручик польской армии Шопиньский. Стоит заметить, что такое сотрудничество проводилось при активном участии украинской военной эмиграции из Восточной Украины. Октябрьский номер «Польско-украинского бюллетеня» позитивно оценил сотрудничество «Великого Луга» с Главным управлением по физическому воспитанию и военной подготовке, подчеркивая, что «Луг» якобы стал средоточием молодых украинских патриотических элементов, которые отворачиваются от ОУН[351].

301Кабузан В. М. Украинцы в мире: динамика численности и расселения. 20-е годы XVIII века – 1989 год. М., С. 362.
302Mironowicz E. Białorusini i Ukraińcy w polityce obozu piłsudczykowskiego. Białystok, 2007. S. 188–189.
303Кабузан В. М. Украинцы в мире: динамика численности и расселения. 20-е годы XVIII века – 1989 год. С. 362.
304Там же. С. 363.
305Ольховский С. В. Основные тенденции развития украинского национального движения в межвоенной Польше // Проблемы истории, филологии, культуры. 2013. № 4. С. 272.
306Національне питання в Україні ХХ – початку XXI ст.: історичні нариси. Київ, 2012. С. 265.
307Гаврецька М. Е. Правовий режим української мови за конституційними актами Республіки Польща (Другої Речi Посполитої) // Часопис Київського університету права. 2013. № 2. С. 48–49.
308Dziennik Ustaw. RP 1921. Nr 44. Poz. 267.
309Dziennik Ustaw. RP 1922. Nr 90. Poz. 829.
310Гаврецька М. Е. Правовий режим української мови за конституційними актами Республіки Польща (Другої Речi Посполитої). С. 49–50.
311Ольховский С. В. Основные тенденции развития украинского национального движения в межвоенной Польше. С. 273.
312Давидюк Р. П. Еволюція національно-демократичного руху на Волині у 20-х рр. ХХ ст. //Актуальні проблеми вітчизняної та всесвітньої історії. 2012. Вип. 23. С. 206.
313Федевич К. К. Галицькі українці у Польщі 1920–1939 (Інтеграція галицьких українців до Польської держави у 1920-1930-ті рр.). Київ, 2009. С. 56–59.
314См., напр., схему организаций: Moklak J. Łemkowszczyzna w Drugiej Rzeczypospolitey: Zagadnienia polityczne i wyznaniowe. Kraków, 1997. S. 44.
315Матвеев Г. Ф. Русинский вопрос в Чехословакии и Польше в межвоенные годы // Карпатские русины в славянском мире: актуальные проблемы. Материалы международного научного круглого стола. М.; Братислава, 2009. С. 97.
316Обращение II съезда Коммунистической рабочей партии Польши ко всему трудовому народу // Коммунистическая партия Польши в борьбе за независимость своей страны. Материалы и документы. М., 1955. С. 62.
317Там же.
318Пролетариат Польши – руководитель и защитник интересов всей нации // Коммунистическая партия Польши в борьбе за независимость своей страны. Материалы и документы. С. 52.
319Відозва ЦК КПЗУ до трудящих з закликом боротися за возз’єднання Західної України з Радянською Україною. Січень 1924 р. // Національні процеси в Україні. Історія і сучасність. Документи і матеріали. У 2 ч. Ч. 2. Київ, 1997. С. 43.
320Пиріг М. Становлення та організаційні принципи діяльності Українського селянсько-робітничого соціалістичного об’єднання (Сельроб) у 1926–1928 роках // Мандрівець. 2013. № 4. С. 32.
321Польша в ХХ веке: Очерки политической истории. М., 2012. С. 136–137.
322Там же. С. 137.
323Ольховский С. В. Основные тенденции развития украинского национального движения в межвоенной Польше. С. 276.
324Соляр I. Я. Радянофільство у Західній Україні // Український історичний журнал. 2009. № 1. С. 55–56.
325Вербова О. С. Аграрна політика польскої держави міжвоєнного періоду та українське питання // Науковий вісник Національного лісотехнічного університету України: зб. наук.-техн. пр. Вип. 18. Львів, 2008. С. 128–130.
326Нагірняк А. Я. Особливості антиукраїнської політики Польської влади в Галичині у 1920-х рр. // Вісник Національного університету «Львівська політехніка»: сборник. Вип. 652: Держава та армія. Львів, 2009. С. 113.
327Мосійчук Т. Боротьба УНДО з утраквізацією освіти в Галичині // Україна: культурна спадщина, національна свідомість, державність. Вип. 23. Львів, 2013. С. 467.
328Там же. С. 469–470.
329Гетьманчук М. П. Між Москвою та Варшавою: українське питання у радянсько-польских відносинах міжвоєнного періоду. Львів, 2008. С. 241.
330Там же. С. 243.
331Mironowicz E. Białorusini I Ukraińcy w polityce obozu piłsudczykowskiego. Białystok, 2007. S. 144.
332Калакура О. Я. Поляки в етнополітичних процесах на землях України у ХХ столітті. Київ, 2007. С. 266.
333Гетьманчук М. П. Між Москвою та Варшавою: українське питання у радянсько-польских відносинах міжвоєнного періоду. С. 243–244.
334Цит. по: Гаврецька М. Е. Правовий режим української мови за конституційними актами Республіки Польща (Другої Речi Посполитої). С. 50.
335Ще про наше становище до Радянської України // Національні процеси в Україні. Історія і сучасність. Документи і матеріали. Ч. 2. С. 55.
336Mironowicz E. Białorusini I Ukraińcy w polityce obozu piłsudczykowskiego. S. 141–142.
337Ольховский С. В. Основные тенденции развития украинского национального движения в межвоенной Польше. С. 276–277.
338Комар В. Л. Концепція прометеїзму в політиці Польщі (1921–1939 рр.). Івано-Франківськ, 2011. С. 125-126. См. также: Симонова Т. М. Именем революции: мир и счастье – на штыках // Родина. 2000. № 10. С. 59–62; Симонова Т. М. Прометеизм во внешней политике Польши. 1919–1924 // Новая и новейшая история. 2002. № 4. С. 47–63.
339Комар В. Л. Концепція прометеїзму в політиці Польщі (1921–1939 рр.). С. 155.
340См.: Портнов А. В. Наука у вигнанні: Наукова і освітня діяльність української еміграції в міжвоєнній Польщі (1919–1939). Харків, 2008. С. 155–186.
341Комар В. Українське питання в політиці Польщі (1926–1939) // Український історичний журнал. 2001. № 5. С. 121–122.
342Юрик Ю. Протистояння ОУН і Польської держави (1929–1935 рр.) // Проблеми історії України: факти, судження, пошуки: Міжвід. зб. наук. пр. Вип. 13. Київ, 2005. С. 379–380.
343Гриців М. Пацифікація 1930 р. і судова система Другої Речі Посполитої // Український визвольний рух: наук. зб. Вип. 15. Львів, 2011. С. 33–34.
344Польша в ХХ веке: Очерки политической истории. С. 200.
345Савченко О. О. Польські репресії проти народу Галичини у 30-х рр. XX ст. // Вісник Національного університету «Львівська політехніка». 2010. № 670. С. 148-149. См. также: Комунікат українських політичних партій Західної України у зв’язку з пацифікацією 1 жовтня 1930 р. // Український національно-визвольний рух на Прикарпатті в ХХ столітті. Документи і матеріали. Т. 1. Кн. 2: 1929-1939. Івано-Франківськ, 2014. С. 98–99; Пастирський лист греко-католицького духовенства з осудом саботажів ОУН та пацифікації 13 жовтня 1930 р. // Український національно-визвольний рух на Прикарпатті в ХХ столітті. Документи і матеріали. С. 100–101; Промова посла Михайла Галущинського в польському сеймі в справі пацифікації 20 січня 1931 р. // Український національно-визвольний рух на Прикарпатті в ХХ столітті. Документи і матеріали. С. 142–148.
346Гавришко М. Заходи ОУН на міжнародній арені у справі «пацифікації» в Галичині у 1930 р. // Український визвольний рух. Зб. 19. Львів, 2014. С. 182–186.
347Федевич К. К. Галицькі українці у Польщі. 1920–1939 рр. (Інтеграція галицьких українців до Польської держави у 1920-1930-ті рр.). С. 130–131.
348Комар В. Л. Концепція прометеїзму в політиці Польщі (1921–1939 рр). С. 272.
349Там же. С. 274, 276.
350Юрик Ю. Протистояння ОУН і Польської держави (1929–1935 рр.). С. 380–381.
351Федевич К. К. Галицькі українці у Польщі. 1920–1939 рр. (Інтеграція галицьких українців до Польської держави у 1920-1930-ті рр.). С. 140, 144, 152–153.
Рейтинг@Mail.ru