Екатерина Владимировна Смолева
МолоКот и МалоКот
Новогоднее чудо
Малокот и Молокот сидели в наблюдательном пункте под шиповником.
– Смотри, – пихнул Молокот брата локтем в бок. – Еще одно!..
Целый день люди то и дело приносили и затаскивали в подъезд странные штуки. Огромные, травянисто-зеленые, они остро пахли смолой и больше всего были похожи на… деревья, спутанные капроновой сеткой, как будто закутанные в коконы каким-то гигантским пауком. Но кому понадобилось пеленать деревья? Зачем?! Разве они могут убежать?.. И зачем вообще людям забирать деревья домой?..
– Я еще понимаю, один человек, – недоумевающе сказал Малокот. – Ну, два. Мало ли в городе сумасшедших. Но четырнадцать?!..
Они караулили у подъезда с самого обеда и успели убедиться, что диковинная причуда постигла все население их двора. Котята тщетно ломали себе голову: никакого убедительного объяснения им придумать не удалось, а спросить было не у кого. Тетя Муха сладко спала на чердаке, а дядюшка Пес и сам был не в курсе – ведь в комнаты его никогда не пускали. Единственное, что он смог сказать – это и впрямь были деревья, елки и сосны. Но вот для чего они людям, он тоже понятия не имел.
– Это еще что, – сказал он, вздрагивая ушами. – Сейчас туда тащат, а через пару недель – обратно понесут. И опять все сразу. Каждый год так. Сначала – домой елку. Потом – из дома. На помойку. Вот посмотрите, помяните моё слово.
Странные дела продолжались еще несколько дней. Сначала котята удивлялись, потом привыкли и перестали обращать на зеленые пахучие свертки внимание. Зимой на улице и без того было столько интересного!..
Например, можно было помогать дворнику убирать двор. Он приходил в свою подсобку еще затемно, открывал ключиком дверь и вытаскивал метлы, лопаты и другие инструменты. Метла с шуршанием рассекала прутьями воздух, сметая в сторону с тротуара свежий легкий снежок вместе с бумажками и окурками. Котята сначала терпеливо выжидали, а потом, улучив момент, напрыгивали на нее из засады, вцеплялись как два репейника, трепали метлу и кусали, пока дворник, смеясь, не поднимал их в воздух и не стряхивал бережно в мягкий сугроб.
Такая у них была игра.
А если снега выпадало много, и он успевал застыть до следующей уборки в твердую льдистую корку, дворнику приходилось сначала скалывать ее специальным топориком на длинной ручке, и уж тут Малокот и Молокот ему не мешали. Они ждали, пока какая-нибудь особо верткая ледышка отскочит в сторону, и принимались играть ею в хоккей, гоняя лапами от одного к другому по всему пятачку у подъезда.
И дворник на них никогда не сердился.
Но однажды котята застали его в очень плохом настроении. Дворнику явно было не до игр. Снега ночью навалило целую гору, и, по всем правилам, работа уже должна была кипеть. Однако их друг стоял перед закрытой дверью подсобки с нахмуренным, озабоченным лицом. И надет на нем был не оранжевый рабочий жилет, а обычная зимняя куртка.
Дворник подергал дверь, осмотрел землю вокруг себя, зачем-то заглянул под припаркованную рядом машину, обшарил все карманы… Вдруг у него зазвонил мобильник. Видимо, от волнения, принимая вызов, мужчина случайно включил громкую связь, так что Малокот и Молокот разбирали почти каждое слово.
– Петренко, в чем дело? Почему до сих пор не начали уборку?! – кричал из динамика раздраженный женский голос. – 31 декабря, вы что, отмечаете уже, что ли?! Ваши жильцы звонили жаловались, что выезд со двора в снегу! Гололед! Из пятнадцатой квартиры ребенок упал, шишку набил! Я мамашу еле успокоила!..
– Алла… Алла Сергеевна… – дворнику еле удавалось вставить слово, – ключа нет… ключ я в подсобке оставил! А дверь захлопнулась… Я даже лопаты не успел взять… Слесаря надо!
– Какая дверь! Какие ключи! Начинайте уборку немедленно! – начальница бросила трубку, не слушая его неловких объяснений.
Дворник чертыхнулся, спрятал телефон и достал пачку сигарет, потом захлопал себя по бокам, нащупывая зажигалку, но, видимо, и она осталась в кармане запертой в подсобке спецовки. Он с досадой махнул рукой и пошел к выходу со двора – там, за углом, светил витриной круглосуточный павильон.
– Слушай, Малокот, – сказал Молокот серьезно, – надо что-то придумать. Надо как-то достать ключ!..
– А как?.. Дверь-то на замке! Я замки открывать не умею, у меня лапки… Да и у тебя тоже!
– Так-то оно так… Но есть у меня одна мысль. Ну-ка, дай-ка я попробую…
Молокот подошел вплотную к закрытой двери и распластался по полу, уткнувшись носом в нижнюю планку. Его надежда оправдалась: снизу полотно примыкало к порожку неплотно, там оставалась крохотная, не больше полсантиметра, щель.
Молокот выдохнул, растекся лужицей и, всеми силами вжимаясь в неровности плитки, просочился в эту едва заметную щелку! Еще секунда – и он внутри подсобки. Он подобрался, снова превратился в котенка и встряхнулся всем телом.
Здесь было темно и пыльно, но уж кому-кому, а кошкам темнота не помеха. В два счета Молокот обнаружил спецовку, висящую на спинке сломанного стула, подпрыгнул, уцепился за грубую ткань и нырнул в карман.
– Нашел? – спросил из-за двери глухой голос Малокота.
– Нашел! Вот только… как же его теперь вытащить…
– А ты зубами!
– Не могу, он скользкий!
– А ты… а ты карман зубами, пусть на пол выпадет!
– Да ты голова, братишка!..
Молокот принялся терзать карман когтями и зубами. Плотная ткань сначала не поддавалась, но где ей было устоять перед таким напором! Нитки треснули. Молокот зарычал и вгрызся в карман так, как будто это был его личный враг!..
– Агррррхх!
– Дзиннннь!..
Ключ со звоном упал на кафельный пол.
Дальше дело было за малым – опытный хоккеист Молокот без труда подогнал ключ к выходу и пропихнул под дверью, а потом и сам выбрался наружу прежним путем.
Он успел как раз вовремя. Почти совсем рассвело, а дворник широкими шагами возвращался к подъезду, и брови его по-прежнему были угрюмо сведены.
Увидев Малокота, устремившегося к нему навстречу, он на секунду просветлел лицом, но тут же снова погрустнел.
– Нет, братишка, сегодня не до игр, у дяди беда… Придется за свой счет слесаря звать. Пойду схожу за Семенычем.
Но Малокот не отставал: он вился вокруг ног, громко мяукал и всячески убеждал вернуться к подсобке. Не понять этот горячий призыв было невозможно. Дворник пожал плечами, но все-таки свернул с тротуара.
– Ну, чего тебе нужно, котейка, чего ну…
Он осекся на полуслове, увидев сидящего у входа в его каморку Молокота, перед которым поблескивал на земле облепленный мокрым снегом небольшой ключик.
Мужчина ахнул.
Он посмотрел на котов, на ключ, снова на котов, как будто не верил своим глазам. Но слишком долго удивляться у него не было времени. Дворник как сокровище схватил ключ, отпер замок и побежал переодеваться…
В этот день он закончил работу, когда на улице уже сгущались сумерки. Котята не путались у него под ногами, но вечером снова пришли к дворницкой навестить своего товарища. Тот опять говорил с кем-то по телефону. Из-за двери долетали обрывки фраз.
– Да я думал, в кармане спецухи оставил, а там такая дырень, видать, выронил и не заметил. А они нашли. Да, да, коты!.. Коты, говорю тебе!.. Да не пью я, то ты не знаешь!..
Малокот деликатно поскребся в дверь и мяукнул.
Она тут же распахнулась, как будто дворник их ждал.
– Ну заходите, братцы, заходите, – пригласил он котят, широко улыбаясь. Те, немного стесняясь, постояли на пороге, переминаясь с лапки на лапку, но все-таки вошли.
– Вот так чудо вы мне устроили, котаны, вот так чудо! Настоящее новогоднее! Я что подумал: пусть и у вас будет праздник!
И он поставил на пол две отмытые консервные банки, доверху наполненные отборной куриной печенкой. Правда, Молокот такого, конечно, не ел – он вообще не ел, между нами говоря, но зато уж Малокоту достались две праздничные порции!
А потом дворник сказал:
– А ну-ка, глядите!..
Он погасил свет и завозился в углу, путаясь в каких-то проводах или веревочках, и вдруг перед ошеломленными котятами вспыхнуло ЧУДО!..
В старом ведре, крепко-накрепко привязанная шпагатом, стояла маленькая елочка, щедро увешанная яркими шариками и усыпанная блестками, которая сверкала и переливалась в мерцании тысячи цветных лампочек. И это было так завораживающе, так невероятно, что у котят захватило дух.
– Я все понял, – прошептал Молокот. – Они приносят домой ёлки, чтоб сделать такое КРАСИВО…
И Малокот с ним полностью согласился.
Пустая миска
– Какие звезды нынче яркие, – сказал Малокот, задумчиво глядя на небо. Он сидел на куче старых досок, чувствуя слева пушистый бок Молокота, и ему было очень-очень хорошо. С наступлением первых погожих деньков Рыжий и Черный кот отправились на поиски приключений, и котята жили в домике под балконом сами себе хозяева, которым никто по вечерам не напоминал, что детское время кончилось.
– Да, – отозвался Молокот. – Это, наверное, потому что весна. Наконец-то погода хорошая!.. Снег растаял, а сегодня и туч нет. Небо как будто вымытое…
– Вылизанное дочиста! – засмеялся Малокот и зевнул.
– Да ты совсем спишь! – сказал Молокот. – Ты иди, ложись. А я еще посижу. Мне сегодня почему-то так мечтается…
– О чем?
– Так, обо всем понемножку. Скоро лето будет. Куст наш зацветет. Коробку новую найдем… Будем гулять, носиться целый день… Тетя Муха прилетит… К лягушкам сходим… Да?
– Да, – улыбнулся Малокот. – Ну, правда, я пойду в домик. А ты не сиди долго, еще простудишься…
И он ушел под балкон, свернулся клубочком на своей подстилке и мгновенно уснул так крепко, что даже не слышал, как вернулся Молокот. Он спал, и ему снилось лето.
Зато утром Малокот, конечно проснулся первым, когда Молокот, замечтавшийся до полуночи, еще дрых в своей миске без задних ног. Малокот пихал товарища так и этак, щекотал усами и лакал языком, но тот только бурчал недовольно, показывая из молочной пенки то ухо, то нос, а превращаться и вылезать не хотел.
– Ну и ладно, ну и пожалуйста, – сказал Малокот сам себе. – Пойду один погуляю!
На улице царила весна. Остро пахло мокрой землей, почками, повсюду топорщились стебельки свежей травки, на подснежниках и пролеске вовсю лопались бело-зеленые и синие кулачки бутонов. Первая вялая бабочка с помятыми после зимы нежно-лимонными крыльями томно грелась на солнышке, расправляясь и покачиваясь, как цветок.
– Привет! – сказал ей Малокот. – С добрым утром! Давай поиграем?
– Ооо, – протянула потревоженная бабочка, – я же только что проснулась, какие игры? – Она вспорхнула и перелетела на соседний газон, но котенок не отставал, так что у них все-таки получились неплохие догонялки. Бабочка ворчала и показывала Малокоту язык, а тот понарошку бил лапкой по травинкам и веточкам, на которые она опускалась, вынуждая ее взлетать снова и снова. Наконец он утомился.
– Пока, лимонница! – сказал он. – Потом поиграем еще?
И он побежал к своему подъезду, надеясь, что Молокот наконец проснулся. А еще, думал он, – хорошо бы сегодня пришла старушка! В распутицу и непогоду она иной раз не выходила на улицу, так что за эти дни Молокот стал заметно меньше, и вчерашняя порция молочного хвоста оказалась не особенно сытной.
Малокот юркнул под куст шиповника, перепрыгнул лужу, оббежал груду досок и уже приготовился нырнуть в лаз под балконом, как вдруг что-то его насторожило. Ему показалось, что дома кто-то есть. Кто-то… чужой.
Неслышно переступая на кончиках лап, он подкрался к загородке и прислушался. Внутри было темно, но… Там явно кто-то сидел! И этот кто-то громко сопел и чавкал!
Одним прыжком Малокот ворвался внутрь.
Незнакомый серый кот, прижав уши, давясь и всхлипывая, лакал из их миски так торопливо и жадно, что ходуном ходили на тощей спине острые лопатки.
Малокот похолодел.
– Ты кто такой? Ты что натворил?! – простонал он, боясь поверить в то, что произошло.
Незнакомец отпрянул от миски, как ошпаренный, и сжался в комочек.
Теперь стало видно, что это не кот, а кошка – взрослая кошка, но очень маленькая и худая.
– Прости, прости, – прошелестела она испуганно и жалобно. – Это твой домик, да? Прости… я допила твое молоко… Понимаешь… я хотела тебя подождать и спросить разрешения, правда, я хотела… Я ждала, ждала… А никто не шел… А оно так пахло… Но… но там была совсем чуточка, правда!.. Я совсем немножечко выпила… А старушка тебе принесет еще! Коты сказали, она всегда приносит!… Правда, они сказали, чтоб я без тебя не пила, но я… я…
Малокот ее не слушал. В тоскливом ужасе он смотрел на пустую миску, такую знакомую, такую родную синюю миску с выщербленным ободком, в которой больше совсем, совсем ничего – НИКОГО – не было.
