Екатерина Вильям-Вильмонт
Артистка, блин!
– Она вполне устроена. Тебе я куплю однокомнатную в Москве, будем ее сдавать.
– Мама, что случилось с Марьянкой?
– Ничего, она вышла замуж и укатила во Францию.
– Как? А почему я ничего не знаю?
– Вот видишь, она даже не удосужилась ничего тебе сообщить! Очень в ее духе!
Варе тогда показалось, что в голосе матери прозвучала ненависть. Однако сколько Варя ни пыталась заводить разговоры о сестре, мать сразу их пресекала. Но когда она окончательно переселилась в Германию, то как-то в разговоре обронила:
– Как я счастлива, что живу здесь, подальше от этой подлой твари!
– Какой твари? – не поняла дочь.
– Твоя сестрица вернулась в Москву со своим муженьком!
– Мама, скажешь ты мне наконец, что случилось?
– Ничего неожиданного. Яблоко от яблони!
– Что?
– Она такая же гнусь, как ее папаша!
– Мама, но я ничего не понимаю… Ну, Валерий Палыч ушел от нас, такое бывает… Но Марьяна моя сестра, и я, в конце концов, имею право знать…
– Нет! Довольно, что я знаю! А тебе ни к чему! И сестра она тебе только наполовину. Короче, мы эту тему закрыли.
Кстати сказать, и Марьяна не делала попыток связаться с сестрой. Они никогда не были особенно дружны, но и не враждовали. Поэтому, когда зашла речь о поездке в Москву, Варя сразу решила, что разыщет сестру, не говоря матери ни слова. Анна Никитична тоже молчала. Втайне она надеялась, что Варю в Москву не позовут, и к десятому февраля уже успокоилась, хотя ей было жалко дочь, она видела, как та мучается. Ничего, время вылечит и эту рану. После гибели мужа казалось, Варя долго не оправится. Но уже через полгода она вернулась в косметический салон и за два года прошла путь от кассирши до администратора. Проданная за огромные деньги московская квартира в престижном доме позволила купить небольшой, но прелестный дом в маленьком курортном городке и однокомнатную квартиру в Москве. На всякий случай. Сама Анна Никитична возвращаться в Москву не собиралась. Слишком болезненными были воспоминания о последнем периоде жизни там. Все, хватит, с этим покончено!
Однако одиннадцатого февраля поздним вечером раздался звонок. Варя сняла трубку в полной уверенности, что звонит Эммерих.
– Алло! Варюша! – она сразу узнала Надежду Михайловну. – Варя, я вас не разбудила?
– Нет-нет, что вы! – дрожащим голосом отозвалась она.
– Варя, деточка, сможете приехать к двадцатому?
– Да, да, конечно!
– Простите, что пропустили все сроки, но так все складывалось, то одного в Москве не было, то другого. Но теперь все улажено. Продюсеры жаждут с вами познакомиться, Сеня им столько о вас напел! Значит, завтра же закажите билет. И сразу позвоните мне. Я вас встречу.
– Сколько дней мне понадобится?
– Ну, в принципе, я думаю, самое большее два дня.
– А три дня вы меня потерпите?
– Господи, что за вопрос, Варя! Так я жду вашего звонка!
– Да-да, я утром переговорю с хозяйкой и тут же позвоню! Спасибо вам огромное!
– Пока еще не за что!
– Ну что вы!
– Все, Варенька. Сеня вам кланяется, но он охрип, кстати, из-за вас. Так орал на продюсеров! Это надо было видеть и слышать. При встрече расскажу в лицах, обхохочетесь! Все, целую вас!
И она положила трубку.
– Варь, кто звонил? – с лестницы спросила Анна Никитична. Вид у нее был заспанный. – Конечно, Эммерих?
– Да, мамочка, Эммерих.
– Попробуй объяснить ему, что в такой час звонить в дом, где есть ребенок, невежливо.
– Ладно, мамуль!
– И чего он хотел?
– Мама!
– Все, прости, прости, это только твое дело. Не знаешь, он намерен развестись?
– Мама, я не собираюсь за него замуж!
– Ну и зря! Он хороший человек, и к тому же богатый!
– Мама, тебе чего-то не хватает?
– Да! Мне не хватает стабильности и хорошей жизни для моей единственной дочери! – с этими словами Анна Никитична стала подниматься по лестнице.
Вот даже как, единственная дочь! Не слабо! А ведь если мама узнает, что я все-таки еду в Москву, может начаться бог знает что! Как же быть? Если меня вдруг, паче чаяния, возьмут на роль, мама будет всячески ставить мне палки в колеса… Придется что-то придумывать, врать, что съемки будут проходить где-то далеко от Москвы… Кстати, и сейчас ей лучше не знать, что я лечу в Москву. Поговорю завтра с Гудрун, она сама страдала от деспотичной матери, она поймет! Скажу маме, что еду на три дня в командировку. А если мама что-то заподозрит и позвонит ей проверить, Гудрун все подтвердит… Или лучше попросить Эммериха? Ему, скорее всего, понравится, что меня хотят снимать в кино… Он сам не лишен авантюрной жилки… Да! Так лучше. Я уезжаю на три дня с Эммерихом, допустим, в Италию, и, кстати, то же самое я скажу Гудрун, а то поездка в Москву может ее встревожить, а зачем зря тревожить работодательницу, хоть мы с ней и подруги! Ведь, скорее всего, ничего не получится. Получится! Получится, я чувствую, все получится. На этот раз не может не получиться!
Утром она пораньше вышла из дома. И из машины позвонила Эммериху.
– С добрым утром, моя радость! – приветствовал он ее. – Ты хочешь меня увидеть?
– Мне просто необходимо тебя увидеть!
– О, у тебя голос так звенит! Случилось что-то хорошее?
– В общем, да, но… чтобы это хорошее случилось, мне нужна твоя помощь!
– Я готов! Где и когда встретимся?
– Давай в час дня в нашем кафе.
– Хорошо, договорились! Целую тебя. Но скажи, в субботу наше свидание не отменяется?
– Нет-нет, но ждать до субботы я не могу!
– Заметано! Целую!
Эммерих очень нравился ей. Их связь длилась уже два года. Он был успешным дизайнером, хозяином студии, сотрудничал со многими модными фирмами. Они познакомились на книжной ярмарке в Лейпциге, где оба оказались совершенно случайно. Роман был приятным, необременительным, никаких планов они не строили, просто им было хорошо вместе. И обоих такое положение вещей вполне устраивало.
– Ну, что стряслось, моя радость?
– Эмми, меня пригласили в Москву на кинопробы! – Серьезно? Это здорово! Поздравляю! А чем я могу помочь?
– Мне нужно алиби!
– Алиби? – рассмеялся он. – Ты намерена кого-то убить?
– Эмми, мне не до шуток!
– Я тебя внимательно слушаю!
Она все ему объяснила.
– Без проблем! Обеспечу я тебе алиби! А что скажешь, куда мы едем?
– В Италию, например!
– Не годится!
– Почему?
– Потому что в Москву надо брать теплые вещи, куда теплее, чем в Италию, а посему предлагаю Норвегию!
– Здорово! Спасибо, Эмми!
– Надеюсь, в субботу ты сможешь меня как следует отблагодарить! Послушай, но если дело выгорит, тогда как?
– Тогда и буду думать! А сейчас…
– Умная девочка! А как у тебя глаза горят… Обалдеть! Выходит, возможно, в дальнейшем у меня будет любовница кинодива? Или для кинодивы я недостаточно хорош?
– Это я пока недостаточно хороша для тебя, а вот если стану кинодивой…
– А ведь станешь… – вдруг очень серьезно сказал он. – Я уверен!
– Спасибо, Эмми! – растроганно проговорила Варя.
Он достал из сумки ноутбук.
– Давай немедленно закажем билет, я еще постараюсь найти рейс на Осло, подходящий по времени…
– Зачем?
– Ну мало ли… Вдруг фрау Анне придет в голову проверить?
– О, какой ты предусмотрительный! – радостно засмеялась Варя.
– А ты как думала? Врать тоже надо уметь, чтоб никого не обидеть, не возбуждать лишних подозрений. Такое вранье – ложь во спасение покоя ближних. Для достоверности я сам отвезу тебя в аэропорт.
– Эмми! – растрогалась Варя.
– Я хочу спать с кинозвездой!
– А тебе еще не приходилось?
– Нет, как-то не случалось.
– А вдруг ничего не выйдет, тогда ты меня бросишь?
– И не подумаю!
Через несколько минут билет в Москву был заказан и Варя позвонила Надежде Михайловне.
– Все в порядке, я прилечу девятнадцатого!
– Я вас встречу!
– Вас это не затруднит?
– Да нисколько! Ждем вас с нетерпением! Вы все уладили без особых проблем?
– Да-да, все хорошо! Спасибо вам!
– Что это ты так сияешь? – с подозрением спросила Анна Никитична.
– Мамочка, мы с Эммерихом летим на три дня в Норвегию!
– Зачем?
– Мама!
– Но почему именно в Норвегию?
– Потому что ни он, ни я там еще не были!
– Ну что ж, в Норвегию так в Норвегию! – пожала плечами мать. А про себя сказала: все лучше, чем в Москву!
Варя заметила, что мать испытала облегчение. Что же будет, если меня утвердят? Ладно, поживем – увидим!
Вечером восемнадцатого Анна Никитична спросила:
– Эммерих за тобой заедет?
– Конечно!
– А где вы там будете жить? В отеле?
– Нет, Эмми сказал, что какой-то его друг дает ему ключи от своей квартиры.
– В Осло?
– Нет, в Бергене!
Слава богу, подумала Анна Никитична, она так сияет, я думала ей будет грустно, что ее не взяли в кино. И не похоже, что она притворяется… Вот вышла бы она замуж за Эммериха, я была бы спокойна.
Утром девятнадцатого Эммерих и в самом деле заехал за Варей. Одет он был так, как будто и впрямь летел в Норвегию – спортивная куртка, толстый свитер.
– О, Эммерих, вам страшно идет спортивный стиль.
– Благодарю, фрау Анна! Дорогая, ты готова? Где твой чемодан? Все, поехали! Вчера снегу навалило, можем попасть в пробку! Едем, едем!
– Мамочка, пока! Никита вернется, скажи, что я его люблю!
– Не стану я говорить такие глупости! Он и так знает, что ты его любишь! Все, езжайте уже!
Они сели в машину.
– Господи, как же я ненавижу врать! Так тяжело!
– Ничего, ты же просто щадишь свои нервы и нервы матери, кстати, тоже.
Уже в самолете Варя начала дрожать. Рядом с Эммерихом ей было спокойно и весело, а едва она осталась одна, навалился давящий липкий страх. Куда я лезу, я же все забыла, я растренирована, у меня нет опыта, катастрофически нет опыта, что в моем возрасте совершенно непростительно… Допускаю, что Шилевич сможет сделать из меня то, что ему нужно, но продюсеры-то увидят меня, так сказать, в первозданном виде… И я не умею работать в кадре… Я вообще ничего не умею… И куда я лезу… Опозорюсь и все тут. Почему-то ведь меня никуда не брали… наверное, им было виднее… У меня просто нет таланта… Дура! Дурища! Нет, так нельзя… Если уж я полезла в эту авантюру, нельзя себя настраивать на провал… Шилевичу виднее… Он сумел открыть таких артистов! Может, и меня откроет?
– Варя! Наконец-то!
– Надежда Михайловна, дорогая, здравствуйте!
– Варечка, вы такая бледная, волнуетесь?
– Не то слово!
– Ничего, все будет хорошо! Сейчас приедем, пообедаем, дам вам сценарий, а завтра утречком поедем на студию.
– Ой, мамочки! Я же ничего не умею!
– Так, вот этого я больше слушать не желаю! Научитесь! И запомните – как бы вам ни было страшно, вы обязаны завтра сыграть перед продюсерами спокойную уверенность в своих силах, в своем несомненном обаянии, ну, легкое волнение допустимо, но только легкое, понимаете?
Сценарий привел Варю в восторг. Какая роль! Как все увлекательно! Она сразу влюбилась в свою героиню Марту. Сколько в ней всего! И женское обаяние, и редкое мужество, и лукавство, и даже некая умудренность – словом, мечта! Но как все это сыграть? И что придется играть завтра на пробах?
– Ну как? Прочли? – заглянула к ней Надежда Михайловна.
– Это просто чудо! Такая история и такая роль! Но у меня… поджилки трясутся!
– Варечка, не боги горшки обжигают!
– Нет, Надежда Михайловна, это ведь смотря какие горшки! Некоторые под силу только богам!
– О, я польщена, конечно, но мы с Сеней уверены, что вы отлично справитесь!
– Спасибо вам! А вы не знаете, что мне завтра надо будет играть? Какую сцену?
– Не думаю, что какую-то определенную… Сеня ничего не говорил, полагаю, завтра вы просто познакомитесь с продюсерами, с оператором, а там уж видно будет.
Надежда Михайловна лукавила. Она все знала, но они с мужем решили – если заранее сказать Варе, чтó ей предстоит завтра делать, она со страху может сильно пережать, переиграть или, наоборот, зажаться. «Бросим ее как щенка в воду, – говорил Семен Романович, – и поглядим, выплывет или потонет!» Однако оба были уверены, что непременно выплывет! И оба вспомнили, как она пела в ресторане. Тогда ведь она тоже была не готова, но, поняв, что от этого многое зависит, решилась и победила! И еще она не сказала Варе, что сегодня к ужину придет один из актеров, с которыми ей предстоит играть. Он был старым другом Шилевича и снимался во всех его фильмах. К тому же одним из продюсеров был его младший брат, всегда прислушивавшийся к мнению старшего. Визит был задуман как вполне неожиданный. Короче говоря, все было продумано до мелочей.
Они сели втроем за накрытый к ужину стол.
– Ну, Варя, Надя сказала, что вы в восторге от сценария? – начал Семен Романович.
– Не то слово! Если…
– Варя, забудьте слово «если». Только слово «когда»!
– Семен Романович!
– И не тряситесь так, завтра ничего страшного не будет. Просто познакомитесь кое с кем, фотопробы сделаем и вообще, я за вас уже поручился, а мое слово кое-что значит.
В дверь позвонили.
– Кого это черт принес? Надюш, откроешь?
– О, Леша! Привет!
– Надин, у вас в доме случайно нет пассатижей, я после переезда ничего не могу найти!
– Кажется, были. Леш, а не поужинаешь с нами?
– Честно говоря, я голодный, а дома хоть шаром покати, так что с удовольствием.
– Пошли, у нас очаровательная девушка в гостях. – Ну вот, а я в таком виде…
– Нормальный у тебя вид!
– Это мой друг и с недавних пор сосед, – сказал Варе Семен Романович. – Леха, привет! – поднялся он навстречу другу. – Варюша, познакомьтесь, это, кстати, ваш шеф, Леша, Алексей Иваныч, будет играть вашего шефа!
– О! Так это и есть моя Марта? – обаятельно улыбнулся Алексей Иваныч.
Варя узнала его в лицо, фамилии этого актера она не помнила, но он ей сразу понравился. Обаятельный, с доброй улыбкой.
– Здорово! Сенька, в ней есть изюмчик, ты бьешь без промаха! Да, девушка, знаете, Сенька мне все уши прожужжал, что нашел в Альпах чудодевушку, просто даже надоел! Надин, а у тебя супчику случайно не осталось? Так в разводе по супчику скучаю!
– Сейчас согрею! – рассмеялась Надежда Михайловна, сразу оценив брошенную вскользь фразу о разводе. Значит, Варя ему глянулась!
– Ну, девушка Варвара, как в Москве после Альпийщины?
– Я еще не успела понять… – застенчиво улыбнулась Варя. – Как-то не до того… Но я так рвалась в Москву… Это же мой родной город.
– А почему ж тогда в Питере учились?
Варя вдруг покраснела.
– За парнем небось поперлись в Питер? Точно, я угадал! А у кого там учились?
– У Ольги Зиновьевны Малкиной.
– У Ольки? Она классный педагог, вот как так получается, что человек сам играть не может, а других классно учит? Вот, говорят, Рихтер не мог учить, а как играл! И Плисецкая тоже не преподает… Вот и Олька, не вышло из нее актрисы, а педагог божьей милостью! А вы, Варвара, хорошо учились?
– Да.
– А потом что?
– А потом ничего! Глухо. И вот только Семен Романович…
– Счастливый случай, а ведь они собирались отдыхать в Таиланде. Это я их отговорил! Так что я в некотором роде тоже причастен…
– Леш, а есть что-нибудь на свете, к чему ты не причастен, а? – засмеялась Надежда Михайловна.
– Карибский кризис! – мгновенно отозвался гость. – Я тогда только родился, аккурат в Карибский кризис!
За столом все покатились.
А он славный, подумала Варя. Не очень умный, но это неважно. Актер хороший.
Ужин прошел весело. Варе было уютно. Она чувствовала, что хотя бы одному члену съемочной группы уже пришлась по душе. Конечно, от него вряд ли что-то зависит, но все равно, пустячок, а приятно. Семен Романович попросил Варю что-нибудь спеть. Она спела. У Алексея Ивановича сделались мечтательные глаза.
– Сень, дай мне пассатижи, – сказал он, уходя. – Кстати, ты ко мне на пять минут не заглянешь? Надо, чтобы кто-то подержал стремянку, она у меня шатается, а я все-таки выпил маленько…
– Пойду подержу! Что с тобой делать, а то сверзишься и съемки сорвешь.
– Ну как? – спросил Семен Романович, выйдя на площадку.
– Мне нравится! В ней маночек есть, хотя на первый взгляд ничего особенного, не красавица, а приглядишься – и глаз не оторвешь. Для Марты самое оно. Ты, Сеня, снайпер! А что у нее с личной жизнью?
– Леша, я тебя умоляю!
– Да ты что! Я просто спросил!
– Что ж я, не видел, как ты на нее облизывался?
– Да брось! Мне не до того сейчас! Сам знаешь, Натка с меня семь шкур содрала, я сейчас на мели, а какие ухаживания с пустым карманом? Это для молодых ребят… – тяжело вздохнул Алексей Иванович.
– Ты, главное, Мишке скажи, что она тебе понравилась – лишнее мнение нелишне.
– Да уж скажу, и притом искренне. Хотя она все-таки здорово зажатая.
– Разожмем, не впервой! Понимаешь, я печенкой чую – она то, что нам требуется. И она сможет целиком отдаться работе. Она не снимается параллельно еще в трех сериалах, не играет в театре, словом, целиком будет наша!
– Ладно, чего ты меня агитируешь? Побереги свой пыл для этих козлов-продюсеров!
– Ладно, Леш, тебе и вправду надо стремянку подержать?
– У меня стремянки вообще нет. Натка даже ее забрала.
– Да, Леша, умеешь ты баб находить!
– Просто я порядочный, а они нет!
– По-твоему, порядочных баб вообще нету?
– Я только одну знаю, Надьку твою. И то, пока дело до развода не дошло. Ладно, не злись, я пошел!
Следующий день Варя провела как в тумане. Шилевичи поехали с ней на студию, которая помещалась в цехах бывшей фабрики. Ее знакомили с кучей каких-то людей, мужчин и женщин, кто-то из них смотрел на нее с интересом, кто-то с сомнением, а кто-то, как ей показалось, даже с ненавистью. Ее фотографировали, просили спеть, потом напялили на нее показавшееся ей до ужаса безвкусным вечернее платье и заставили в нем взбегать по крутой высокой лестнице, потом явился знаменитый артист Бурмистров, утомленный красавец в абсолютном сознании своей неотразимости, глянул на Варю без особого восторга, обаятельно улыбнулся – и Варя сразу его возненавидела. Семен Романович же был с ним очень ласков.
– Димочка, друг мой, надеюсь, ты поможешь Варе на первых порах…
– Не волнуйся, Сеня. Все будет супер! Варвара, не бойся меня, я не кусаюсь! Чего ты зажалась?
– Вы какой-то слишком великолепный! Я с вами рядом просто замухрышка! – сама себе поражаясь, проговорила Варя.
Бурмистров расхохотался.
– Ладно, замухрышка, пошли!
– Куда?
– Порепетируем!
Варя беспомощно оглянулась на Семена Романовича.
– Да-да, Варюша, попробуйте сыграть махонькую сценку. И неважно, что текста не знаешь. Дима будет просто с тобой разговаривать, а ты отвечай как бог на душу положит, нам важно настроение. В двух словах объясняю смысл: Марта сидит в кафе. За одним из столиков она замечает красивого мужчину, он ей нравится, но она очень напряжена, ждет связного. Поэтому отводит взгляд от понравившегося мужчины. Вдруг он поднимается и идет к ее столику. Это очень некстати ей, а он заводит какой-то разговор, она отвечает невпопад, нервничает, и вдруг он садится за столик, говорит ей комплименты, а потом внезапно называет пароль. Ее реакция. Потом он начинает выговаривать ей, что она ведет себя непрофессионально, ну и так далее. Поняла?
– Поняла!
Бурмистров сел за столик. Варя за другой. Обвела взглядом помещение, увидела довольно большую группу людей, но сейчас ей было не до них. Вот взгляд ее упал на Бурмистрова. Сейчас у него было совершенно другое лицо. Сейчас от него было трудно оторвать взгляд. Ни тени презрительного великолепия. Просто очень мужское, очень красивое лицо. Она с трудом оторвала от него взгляд, взяла салфетку из вазочки, скомкала и смотрела уже только на свои руки, лишь изредка косясь на незнакомца, потом достала из сумки зеркальце, посмотрелась, поправила челку. Она сейчас ясно вспомнила эту сцену в сценарии. Вот кто-то вошел в кафе. Она пристально смотрит на вошедшего. Но в этот момент к ее столику подходит Вернер, она в некоторой панике, он садится за столик и произносит:
– Простите, я просто не мог не подойти, вы так напомнили мне мою мать…
– Знаете, это самый пошлый из приемов! – заметила Марта.
– А если это правда? Я могу показать вам ее фотографию. Смотрите, какое поразительное сходство, практически одно лицо!
– Кажется, и в самом деле есть сходство, – растерянно говорит Марта, то и дело поглядывая на дверь.
И тут он произносит пароль, она вздрагивает, изумленно смотрит на него, медлит с отзывом. Потом едва слышно произносит условную фразу.
– Вы ведете себя непрофессионально! В вас все выдает неопытного агента. Я откажусь иметь с вами дело!
– Боюсь, уже поздно, и поверьте, двух ваших фраз мне хватило, чтобы никогда больше не реагировать на вас как на мужчину. – Она сказала в точности то, что было в сценарии, у нее была замечательная память!
– Довольно! – крикнул Семен Романович.
Варя как будто очнулась. Бурмистров похлопал в ладоши.
– Молодец, реакция хорошая. Мне даже показалось, что последняя фраза относилась ко мне лично, а не к моему герою.
– Поверьте, ничего личного! – усмехнулась Варя.
– Надеюсь! Сеня, я должен бежать!
– Беги, Димочка, только скажи этим… что ты согласен с ней играть, – добавил он едва слышно.
– А что, вопрос так стоит?
– На всякий случай, ты же их знаешь!
– Нет проблем! Хотя девица и неопытная. Но не пустая хотя бы.
– В том-то и штука!
Бурмистров помахал Варе рукой и быстро исчез.
– Что, устала?
– Так, чуть-чуть…
– Ну все, ты пока свободна! Надя тебя отвезет домой.
– Семен Романович, скажите…
– Детка моя, пока ничего сказать не могу! То есть что касается меня, я более чем доволен, Димка тоже, это немаловажно. Однажды он категорически отказался сниматься с одной девицей и сумел настоять на своем. Ну, если режиссер и главная звезда согласны… Это много значит.
– Варюша, поехали, – обняла ее за плечи Надежда Михайловна.
…– Ну, что скажете? – с вызовом спросил Семен Романович, когда все причастные к процессу лица собрались в переговорной.
– Она ничего… – неуверенно проговорил продюсер.
– За этим должно последовать какое-то «но»? – вскипел Шилевич.
– Этих «но» до фига и больше!
– И что же это?
– Ну, во-первых, она неопытная… – вступил один из сопродюсеров.
– Опыт дело наживное. Но она талантливая!
– Ну, это громко сказано, она не более чем способная. К тому же она… толстая! – подал голос исполнительный продюсер.
– Толстая? – поперхнулся от злости Семен Романович. – Она толстая? Она просто женщина, а не вобла! Нет, это надо же… Впрочем, она, вероятно, согласится похудеть на два-три кило, не проблема, хотя я терпеть не могу снимать сушеную тарань вроде вашей Турковой! Ну, а еще что?
– Ну, морда-то не медийная! Раскрутка нужна. Причем с нуля! А это денег стоит!
– Денег стоит все! А с нуля раскручивать легче, между прочим! Нужна просто хорошая легенда и все дела! Конечно, если вы рассчитываете снимать в этой роли Туркову, то снимать вы ничего не будете, просто нечего будет снимать! Надежда Михайловна не отдаст вам сценарий, а я пойду снимать в «НТВ-кино». Или в «Домфильм», меня давно зовут. И это мое последнее слово. Всего наилучшего!
– Семен Романович, ну что вы так взбеленились, о Турковой речь вообще не идет…
– А о ком идет?
– Может, посмотрите Валюшенко?
– Этот кусок мяса? Она же не умеет играть, только губки дует да рыжими патлами трясет. Хотите с ней спать, это ваши проблемы!
– А вам так хочется спать с этой альпийской коровой? Ради бога, но не за наш счет!
Семен Романович сначала побагровел, потом смертельно побледнел, лоб покрылся капельками пота.
– Если ты, свиненыш…
В этот момент в комнату заглянул еще один мужчина, при виде которого исполнительный продюсер сразу утратил воинственный пыл.
– Что тут за шум, господа хорошие? Сеня, что с тобой? Тебе плохо?
– Мне было плохо, а сейчас уже хорошо. Я ухожу, и больше вы меня тут не увидите. И сценария нашего тоже! Хватит с меня, я уже не в том возрасте, чтобы хлебать тут говно! Я вам не мальчишка!
– Постой, успокойся, сядь. Вот так! Валер, в чем дело?
– Да ничего особенного, Николай Максимыч, рабочий момент, так сказать. Поспорили из-за главной героини.
– Ну и в чем суть спора? Режиссеру безусловно виднее, тем более такому режиссеру!
– Да, но лицо-то не медийное!
– Но медийными, как солдатами, не рождаются, а становятся! И главная роль в таком фильме враз сделает медийным любое лицо, тоже мне проблема! Успокойся, Сеня!
– Почему я должен выслушивать оскорбления от этого писеныша, который только и умеет, что хамить!
– Вы первый начали!
– Что позволено Юпитеру, не позволено быку, впрочем, ты не бык, ты мелкий свиненыш! И работать я с тобой не буду ни под каким видом! Все, это мое последнее слово!
– Так, стоп! Сеня, теперь твоя версия!
– Никакой версии! Или он или я!
– Тоже мне проблема, поменяем его! Он пойдет на другой проект, а тебе дадим другого! Но я все-таки хочу сам глянуть на эту альпийскую диву! Где она? – Я ее отпустил, но мы сняли сценку с Димой, он, кстати, очень ее одобрил, не говоря уж о Лешке.
– Сняли, так покажите!
– Сию минуту, Николай Максимыч, – засуетился «свиненыш». – Посмотрите сами, ничего в ней особенного нет, Семен Романович необъективно к ней относится…
– Замолкни, свин!
– Тебя уже повысили в звании! – хмыкнул Николай Максимович. – Лучше уйди пока, у меня своя голова на плечах.
Получивший «повышение» исполнительный продюсер предпочел уйти от греха подальше.
– А что, мне она понравилась… – заявил, посмотрев материал, Николай Максимович. – Живая, пикантная, голос чудный, ты, Сеня, молоток, бьешь без промаха. Вообще, может, ты не самый великий, Сеня, но актеров видишь как никто! Из этой девахи будет толк! Сколько ей годков?
– Двадцать девять.
– Да? А глядится на двадцать два максимум! Это здорово! Берем!
– Коля, ты не передумаешь?
– Сень, я похож на болтуна? Сказал берем, значит, берем! А этого дурня Валерку давно гнать пора, ни хрена не понимает!
– А ты зачем его вообще взял?
– Да он поначалу нормальный был, а теперь обнаглел, как… Словом, Сеня, совсем его выгнать пока не могу, а от тебя уберу, не волнуйся, вместо него дам хорошую девку, Нинку Мурадян! Ты ее знаешь?
– Нет.
– Она умная, дело любит самозабвенно, у нее муж год назад погиб, она с головой в работу ушла, надежная как скала и говорит, что мечтает поработать с тобой.
– Ну что ж, я не против, а то этого свиненыша я бы просто пришиб!
– Вот и славненько! Давай-ка завтра привози свою альпийскую фиалку ко мне, поговорим уже о конкретных делах.
– То есть я могу сейчас же ей сказать, что она утверждена?
– Можешь, можешь! Они, кстати, с Димкой в паре классно смотрятся! А то помнишь, мы с тобой удивлялись, он с Голубевой снимался, чистое недоразумение. Он шикарно там играл, у него все легко, изящно, с шиком, настоящая авантюрная комедия, а она как гвозди, да что там гвозди, сваи заколачивает! А эта… Надо дать девке шанс! Но придется как-то заинтриговать зрителя, сочинить что-нибудь волнующее, ладно, это не проблема… Запустим утку, что у нее роман с Димкой или что-нибудь еще, профессионалов привлечем. Все, я должен бежать, завтра жду вас всех троих, с Надей, я имею в виду, часам к… Постой, я сейчас… – Он вытащил из кармана телефон: – Алла, что у меня завтра? Ага, понял. И ничего нельзя подвинуть? Отлично, ох, грехи наши тяжкие! Сеня, а к десяти утра подгрести сюда слабо?
– Нормально, к десяти так к десяти!
– Все, я убежал, у меня такой цейтнот!
Семен Романович решил все-таки пока не говорить Варе, что все уже решено, он слишком хорошо знал эту кухню. Роль «свиненышей» зачастую бывает куда важнее роли свинопаса. Как говорится, жалует царь, да не жалует псарь. Но вот если завтра на встрече с Николаем будет и представитель канала, который весьма, как известно, ценит опыт и чутье Николая Максимовича, тогда-то уж и будем радоваться вместе. Дома он сказал, что в принципе кандидатура Вари одобрена, но вот завтра надо еще все обговорить…
– То есть, они не сказали, что я никуда не гожусь? – дрожащим голосом спросила Варя.
– А за каким чертом тогда им надо с вами встречаться? – вспылил измотанный Семен Романович. – Думаете, они так воспитаны, что будут приглашать вас для отказа, чтобы все выглядело благопристойно? Щас!
– Сеня, тише! По-моему, все идет отлично, Дима Бурмистров вас одобрил, с ним считаются, это тоже важно… Да не тряситесь вы так, Варечка! Сеня прав, раз пригласили на завтра, значит, все идет хорошо! А если что не так, берем сценарий, вас и переходим в другую структуру! Сеня вас не сдаст! Если он поверил в артиста…
– Вы правда в меня поверили? – вскинула свои глазищи на режиссера Варя.
– Черт бы тебя побрал, альпийская варежка! – вдруг не своим голосом заорал Шилевич. – Сколько можно повторять одно и то же?
– Варежка? – засмеялась Надежда Михайловна. – А можно я тебя тоже буду Варежкой звать и на ты?
– Можно, – испуганно улыбнулась Варя. – Меня никто Варежкой не называл, но мне нравится!
– А я есть хочу! – заявил Семен Романович. – Дадут мне в этом доме пожрать?
Утренняя встреча прошла для Вари как во сне. Через полтора часа трудного для нее, во многом непонятного и в высшей степени сумбурного разговора до нее вдруг дошло – ее берут на эту роль! От радости она задохнулась, и если бы Надежда Михайловна в какой-то момент больно не ущипнула ее, она бы и вовсе ни во что не врубилась. А еще через два часа она подписала контракт, из которого следовало, что она должна уже через две недели прибыть в Москву. Съемки начнутся в середине апреля, и режим будет жесточайшим, планируется все снять за полтора месяца!
– И это еще хорошо, – сказала Надежда Михайловна, – а то, бывает, и за две недели снимают! Варя, вам придется уволиться с работы?
– Конечно, ведь в общей сложности на все уйдет месяца четыре, мне такой отпуск никто не даст!
– Да зачем тебе эта дурацкая работа! – взорвался Шилевич. – Я совершенно уверен, как только слух о тебе пройдет по нашим сферам, тебя сразу начнут приглашать в какие-нибудь сериалы, и мой тебе совет, не отказывайся! Тебе уже не двадцать, столько лет упущено! Конечно, на любое говно соглашаться все же не следует, но ты не волнуйся, я прослежу! И, скорее всего, сам буду еще тебя снимать, я своих актеров всегда долго снимаю, может, не в главной роли, но это неважно!
– Господи, да я как во сне…
– Ты, кстати, помнишь, что завтра утром с тебя снимают мерки? А днем ты улетаешь?
– Помню, Надежда Михайловна, миленькая…
– Эмми! Ты знаешь…
– Да я по глазам вижу, все получилось? Ты так сияешь! Отличная страна Норвегия, скажу я тебе! Значит, мои шансы спать с кинозвездой здорово выросли?
– Перестань, как бы не сглазить!
– Никогда! У меня очень легкая рука! Да, кстати, вот в этой сумке подарки из Норвегии для Ника и фрау Анны.
– Эмми! Но как?
– А я слетал на сутки в Берген. Тут, кстати, и для тебя подарок, должна же ты была хоть что-то себе купить.
– Эмми! Я тронута…
– Ладно, давай рассказывай, что и как…
Она рассказала.
– Значит, ты надолго уедешь…
– Я буду приезжать.
– И я буду. Тут как раз на меня вышла одна русская фирма…
– Эмми!
– Но что же ты скажешь маме?
– Ничего! – каким-то пьяным смехом засмеялась Варя. А у Эммериха дрогнуло сердце. – Режиссер позвонит, когда меня не будет дома… Сам поговорит с мамой, навешает ей на уши тонну лапши…
