Екатерина Береславцева
Прошу любить и не жаловаться
– Ненавижу тебя! – отчеканила Сабрина и подкрепила свои слова крепким ударом коленки в пах.
– Блурп… – сказал Валентин.
– Прошла любовь, завяли помидоры, пожухли веники и сгнили все цветы… – тихо продекламировала Каринка, оказавшаяся со мной рядом.
Как ни странно, но после такого предательства Валентин сник. Глаза его потускнели, лицо из красного стало серым. Славик, почувствовав в руках обмякшее тело, усадил покорного Валентина на стул. Все расслабились.
Я подошла к Мише.
– Всё, что наплёл этот гад, неправда! – прямо взглянула я в его глаза. – Я никогда…
Но закончить оправдательную речь мне не удалось. Мой лже-жених, бывший сосед по купе, балабол, врун и самый лучший мужчина в этом зале обнял меня и поцеловал при всех долгим и страстным поцелуем!
– Это наш жених! – услышала я за спиной гордый Алискин голос.
– Да-а-а-а, да-а-а-а, – вздыхал Сёмочка уже минут десять подряд, пока мы ехали домой.
– Ну что ты заладил, Семён! – не выдержала Даша. – Лучше на дорогу смотри!
– А я смотрю! – не поворачивая головы, сказал Семён. – Да-а-а-а…
– Ребята, как вы? – спросила у нас Дашка, оборачиваясь назад.
– У нас всё хорошо, мамочка! – ответила ей Алиска, которая сидела между мной и Мишей. Мы держали её за руки, а сами не отрывали друг от друга томных глаз.
– Вижу, – хмыкнула Даша.
– Защитник ты наш! – вздохнула Алиска, погладив Мишу по руке.
– Да-а-а-а, – пришла моя очередь прошептать счастливо.
– Даша, испортили тебе праздник, – вымолвил Михаил, не поворачивая головы.
– Что ты, Миш! – помотала головой Даша. – Это был самый весёлый день моего рождения!
– И моего! – поддакнула Алиса.
ГЛАВА 20
А вечером, оставшись в Сониной комнате одни, мы с Мишей, не сговариваясь, открыли настежь окно, забрались на широкий подоконник с ногами и уставились друг на друга.
– Ты, наверное, хочешь, чтобы я тебе рассказала о Валентине? – спросила я.
– А также о Славике, Семёне и обо всех остальных.
– Каких ещё остальных? – вскинулась я. – Больше никого не было!
– Ты рассказывай, а я решу, было или не было! – сурово произнёс он. – Но сначала дай мне обещание…
– Какое?
– Не врать! Знаю я твои способности к экспромтам. Нет, забавно слушать, конечно, твой трёп, но не тогда, когда это касается меня и моей девушки!
– Подумаешь! – протянула я. Но возражать не стала. Между близкими людьми должна быть ясность, в этом я уверена. Стоп, с каких это пор Миша стал мне близким человеком? Да с тех самых, голубушка, когда ты увидела его бледное взволнованное лицо, лёжа с приступом на кровати!
– Я жду, милая!
– Ладно, рассказываю. Начну с Вальки Блаженного, потому что эта история вообще выеденного яйца не стоит. Когда-то, ещё на втором курсе нашего института, Валька подкатывал ко мне с нескромным предложением. Довольно настойчиво подкатывал, признаюсь. А мне, честно говоря, никогда не нравились маменькины сынки. Так вот, бегал он за мной довольно долго, целый год, но я оказалась крепкой штучкой! В конце концов Семён навалял ему хорошенько, вот Валька и отстал.
– Из его уст это звучало совсем иначе!
– Так он же трепач! Ты знаешь, что сказала мне Сабрина? Передаю почти дословно: такие люди, как Валентин Сергеевич, обливают грязью только тех, кто им насолил! А ещё она сказала, будто Валька трубит всем направо и налево, что я с ним спала.
– Вот сволочь! Мало я ему накостылял! – сжал кулаки Мишка. И погладил меня по ноге.
– Так, с одним покончили, перехожу к Славке. Тут тоже всё просто. Когда-то Славочка был в меня влюблён.
– Славочка, – повторил Миша, убрав руку с моей коленки.
– Да, Славочка! – упрямо сказала я. – Он же такой трепетный, ты разве не заметил?
– Хм, заметил. Заметил, как трепетно он на тебя смотрел!
– Он трепетный и влюбчивый. А познакомились мы с ним на одной музыкальной тусовке, куда совершенно случайно как-то попали с Дашкой. Славка тогда был солистом местной рокгруппы, а мы – юные барышни, с восторгом взирающие на непонятный, но такой манящий мир музыки! Фанатки из нас, правда, вышли те ещё – больше, чем на полгода, нас не хватило. Скоро их репетиции нам надоели, да и свободного времени стало оставаться всё меньше, у нас началась серьёзная учёба, а Славка какое-то время ещё страдал по мне. Звонил несколько раз в день, провожал после учёбы домой, даже посвящал мне стихи… Но, как я уже говорила, он парень влюбчивый. Не прошло и месяца, как появилась на горизонте очередная юная барышня, и – прощай, дорогая Женечка!
– Так у тебя с ним было что-то? – нахмурил Миша брови.
– Ты имеешь в виду постель?
– Да!
– Нет, конечно! Поцелуи были, не скрою. Но у меня хватило ума остановиться на этом этапе. А потом был Семён.
– Семён, – повторил угрюмо Миша и посмотрел в окно. – Его ты, конечно, любила!
– Любила, – кивнула я. – Это была моя первая любовь, Миш. Я до сих пор вспоминаю о нем с теплотой. Но, как видишь, ни к чему она не привела. Я уехала в Москву, постепенно забыла своего Семёна, а через несколько лет он женился. На Дашке. Остальное ты знаешь.
Я замолчала. И тоже посмотрела в окно.
– Помнишь, как мы с тобой стояли в коридоре нашего вагона и смотрели в темноту? – спросил он.
– И молчали, – улыбнулась я. – Помню. А потом у меня в голове зазвучала моя любимая песня, которую через несколько минут ты спел вслух.
– Ты шутишь? – недоверчиво посмотрел он на меня.
– Нет, не шучу. Ты ещё спросил меня потом, почему у меня такое лицо…
– А ты мне ответила, что тебе тоже эта песня нравится. Но я не знал, что и ты пела её в тот момент!
– Пела, – кивнула я. – Странно, правда?
– Женя, – взял он меня за руку, – Женя, Женечка… Мне страшно…
– Почему, Мишенька? – я погладила его по руке.
– Мне страшно тебя потерять!
У меня ёкнуло сердце. Я вспомнила обещание, которое дала Семёну. Нет, не буду сейчас об этом думать!
– Миша, поцелуй меня, пожалуйста!
– Женечка! – дрогнул его голос. – Если бы ты только знала…
– Молчи, – закрыла я ему рот ладошкой. – Ничего не говори. Просто поцелуй, потому что это невозможно дольше терпеть. Слышишь?
– Слышу, родная! – он прижался ко мне горячими губами, и я кинулась с головой в омут под названием Любовь.
ГЛАВА 21
Утро началось с телефонного звонка.
– Давно что-то твой Васятка не звонил, – пробормотала я, переворачиваясь на другой бок.
– Спи, любимая, – прошептал Миша и нажал на кнопку. – Привет, Васька! Уже не сплю… Что там у вас? Мама уже встала? Дрыхнет? А ты что делаешь? Что, что? Что ты сделал с дверью? А краски откуда взял?
Я открыла один глаз. Миша весело посмотрел на меня.
– Ах, лежали на балконе… Понимаю, Вася. Нет, конечно, почему мама должна тебя ругать? Но ты, на всякий случай, утром на глаза ей не попадайся, ладно? А если всё-таки мама не оценит твой талант, пусть позвонит мне… Пожалуйста, Васятка, в первый раз, что ли?
Он отключил телефон.
– Миш, а Миш! – поморгала я глазами.
– Я рассказал ему про твою дверь, милая, – виновато сказал он и поцеловал меня в один глаз. Левый.
– Когда ты успел? – удивилась я. – Ты же всё время у меня на виду!
– Хм, голому одеться – только подпоясаться! – ответил Миша и почему-то посмотрел на кусочек моего обнажённого живота, выглядывающий из-под одеяла. Я покраснела и быстренько натянула на себя одеяло.
– Злая ты, Женька!
– Потерпи до вечера, дружок! – показала я ему язык. – Кстати, Миш, мне сегодня нужно к тётке сходить, от родителей гостинцы передать.
– К тётке? Я не знал, что у тебя тут ещё родственники остались.
– Да, это мамина двоюродная сестра, Мария Степановна. Ты же не обидишься, если я тебя с собой не возьму?
– Нет, конечно, Жень! – он поцеловал меня в другой глаз. – Но как я переживу это время – вот вопрос!
– Хочешь, скажу Семке, он тебя по городу покатает?
– Заманчивое предложение! – потянулся к моим губам Мишка, и ещё минут десять мы с ним целовались как безумные, забыв обо всём на свете, пока не услышали осторожные шаги за дверью.
– Всё, Мишка! – прошептала я. – Встаём!
– Встаём, – откликнулся он, продолжая держать меня в своих объятьях.
– Ребята, вы уже проснулись? – тихий голос Дашки раздался у самой двери.
– Проснулись, Даш! – отпихнула я Мишку от себя. – Одеваемся уже!
– Хорошо! Ждём вас!
Когда мы, взъерошенные и счастливые, зашли на кухню, за столом уже восседало всё семейство Кац с Семёном во главе. Даже Тамарка почтила нас своим присутствием. Шесть пар глаз уставились на нас, не мигая.
– А что случилось? – удивились мы. – Почему так рано все на ногах?
– Рано? – хмыкнул Сёмочка. – Я понимаю, у вас, у москвичей, двенадцать часов дня – ещё не свет и не заря, а мы уже коров подоили и телят на луг выгнали!
– Двенадцать? – мы с Мишей переглянулись и покраснели.
– Двенадцать! – укоризненно повторила Алиска. – Сколько можно в постели кувыркаться?
– Алиса! – в один голос рыкнули на неё родители и смущённо посмотрели на нас.
– А что, мамочка? – удивилась девочка. – Ты же тоже мне так говоришь, когда я в садик не хочу вставать!
– Взрослым так нельзя говорить, Алиса! – строго отчитала сестру семилетняя Соня. – Они не кувыркаются в постели, как маленькие детки! Они…
– Соня! – опять рявкнули Дашка с Семёном.
– А я знаю, почему тётя Женя с дядей Мишей так поздно встали! – похлопав ресницами, заявила Тамарка.
– Почему? – спросила Алиска.
– Всё, хватит об этом! – стукнул по столу рукой Семён. – Садитесь завтракать, ребята! А вы, мамипапины дочки, ну-ка, брысь отсюда!
– Что, уже доесть нельзя? – возмутилась Женька. – Я, между прочим, ни слова не сказала!
– В комнату забирай свою чашку! – скомандовал отец. – И чтобы духу твоего тут не было!
– Вот так всегда! – заворчала девочка, цепляя чашку с молоком рукой. – То – ведите себя как взрослые, то брысь из кухни, вы ещё маленькие!
– Без разговоров! – прикрикнула Дашка, сдерживая улыбку. Женька шустро выскочила из кухни за сёстрами, напоследок оглушив нас криком «Горько!», и громко захлопнула дверь. Мы расхохотались.
– Хулиганов воспитали мы с тобой, мать! – ухмыльнулся радостно Семён.
– Нам тоже ваши детки нравятся, правда, Миш? – обняла я Мишку за шею.
– А то! – гоготнул Михаил.
– Сёмочка, а чем ты сегодня заниматься собираешься? – невинно спросила я, делая глоток из своей любимой кружки.
– Куда тебя отвезти надо, Белка? – не поддался на уловку мой старый друг.
– Не меня, – я поцеловала в щёку Мишку, – вот этого туриста. Мне к Марии Степановне нужно, а Мишка хочет Арбузов наш посмотреть. Побудешь сегодня гидом?
– И я! – в кухню влетела Алиска. – Я тоже хочу быть гидом! А что такое гид, папочка?
– Это такой строгий дядя, дочка, который дёргает за уши тех, кто подслушивает под дверью!
– Я вовсе не подслушивала! – помотала головой Алиска, честными глазами смотря на нас. – Мы просто с Соней на полу сидели около двери!
– Ябеда! – Сонькины косички мелькнули в проёме двери.
– И так каждый день! – сказал весело Семён. – Сонька, иди сюда! Поедешь с нами дяде Мише город показывать?
– А ноутбук можно с собой взять? – хитро блеснула глазками Соня.
– Никаких ноутбуков в машине! – строго свела брови Даша. – Езжайте, ребята, а я пока обед приготовлю. Жень, ты с Марией Степановной-то уже договорилась?
– Ещё из Москвы, Дашут. Ты же знаешь, как у нас всё строго.
– Знаю, потому и спрашиваю.
Семка довёз меня до дома моей тётки, мы расцеловались с Алиской и Соней, и я выскочила из машины.
– Подожди, Женечка! – окликнул меня Миша, вылезая вслед за мной. – Ты меня забыла поцеловать!
– Маша-растеряша! – донёсся из автомобиля Алискин голосок.
– Ах, как я могла? – улыбнулась я и чмокнула Мишу в щёку.
– Женечка, – посмотрел мне в глаза Миша, – я должен тебе сказать что-то очень важное!
– Прямо сейчас?
– Да! – выпалил он. – Женя, я без тебя не смогу жить. Ты возвращайся поскорее, хорошо?
– Мне кажется, я тоже без тебя уже не смогу, – помолчав, ответила я.
– Женечка, – стиснул он мои пальцы, – счастье ты моё курносое!
– Миша, это я курносая! – прижалась к окну носом Алиска. – Значит, я тоже твоё счастье?
– Иди уж, счастливчик! – улыбнулась я. – Назначаю тебе свидание ровно через два часа на этом же самом месте!
Я побежала к подъезду.
ГЛАВА 22
Моя тётя Мария Степановна – очень хороший человек. Только не все окружающие это понимают. Я, кстати, тоже вхожу в их число. Да что там скрывать, и мама, её двоюродная сестра, тоже! Начать с того, что я никогда не называла свою тётю тётей. Только Мария Степановна и никак иначе! Так решила сама Мария Степановна, когда я, будучи двухлетней крохой, только-только начинала говорить.
– Не смей, Наталья, обращаться ко мне этим мещанским словом в присутствии Евгении! – строго выговорила она маме, когда та случайно ляпнула мне: – А это, Женечка, твоя тётя Маша!
С тех пор никогда с моих губ не срывалось страшное слово «тётя». Впрочем, видела я свою родственницу не часто. Мария Степановна сторонилась маминой семьи, считая её брак мезальянсом. К слову сказать, мамин род ведёт своё начало откуда-то с древних времён, настолько древних, что у Марии Степановны каждый раз при упоминании о столь давней старине закатываются глаза, а губы становятся похожими на тонкий и очень острый нож. Впрочем, презрительно поджимать губы при каждом случае – тётино любимое занятие. Вот и сейчас, увидев меня на пороге своей огромной квартиры, уголки губ Марии Степановны моментально опустились вниз.
– Здравствуйте, Мария Степановна! – чопорно поздоровалась я, немного удивившись тому, что дверь она мне открыла сама.
– Здравствуй, Евгения! – кивнула она мне холодно. – Ты опоздала на двенадцать минут!
– Простите меня, Мария Степановна, не рассчитала время!
– Очень жаль, что за пятнадцать лет ты ничуть не изменилась! – лязгнул её голос, и она сделала шаг назад. – Что ж, заходи.
– Спасибо, Мария Степановна, – я прошла дальше.
Ладно, потерплю немного капризы старушки, зато через два часа мои страдания вознаградятся сполна – я увижу Мишку! И от этой мысли мне стало так тепло на душе, что я мило и довольно искренне улыбнулась своей родственнице, на что получила ещё одну презрительную гримасу.
Нисколько не обращая на это внимания, я сняла свои босоножки и, пройдя через длинную прихожую, зашла в большую комнату. Да, за пятнадцать лет здесь, кажется, совершенно ничего не изменилось! Мне кажется, даже напольный светильник стоит на том же самом месте, радуя хозяйку основательностью и постоянством.
Мария Степановна махнула рукой в сторону кресла.
– Садись, Евгения! – и опустилась на стул, стоящий напротив. Спина её, словно доска для глажки, осталась прямой и незыблемой. Я моргнула. Моя тётушка всегда удивляла меня способностью держать осанку. А ведь ей уже почти семьдесят лет!
– Благодарю вас, Мария Степановна, – я присела на самый краешек кресла, автоматически вспомнив свои старые привычки, и усмехнулась про себя. Мама осталась бы мной довольна!
– Как живёт твоя мать? – без предисловий спросила тётка.
– Спасибо, Мария Степановна, у неё всё хорошо! – радостно ответила я и, втиснувшись глубже в кресло, облокотилась на спинку.
Что-то Марии Степановне не понравилось – то ли известие о благополучии своей двоюродной сестры, то ли свобода в моем поведении, но она нахмурилась ещё сильнее, а ниточка губ стала практически незаметной.
– Я привезла вам от мамы чай.
Теперь, когда по этикету, заведённому в этом доме, можно было развернуть подарки, я достала из пакета, который всё это время держала в руках, небольшую, но очень дорогую коробочку с зелёным чаем.
– Благодарю! – сказала, будто плюнула, старушка и встала. Я поднялась тоже, еле вытащив из узкого неудобного кресла своё тело. Сделав ровно по четыре шага вперёд, мы встретились с тёткой в середине комнаты, где она, не меняя выражения своего недовольного лица и кивнув легонько головой, забрала у меня из рук разноцветную коробку. Точно таким же макаром мы вернулись на свои места. Принцесса Елизавета отдыхает!
– Глафира, мы будем пить чай! – слегка повысила голос тётка, обращаясь куда-то в глубину квартиры.
– Хорошо, Мария Степановна! – отозвались оттуда и ровно через одну минуту (я смотрела на часы) в комнату вплыла Глафира Ивановна, тётина домработница, с подносом в руках. Бросив быстрый взгляд на тётину спину, она радостно улыбнулась мне и, тут же погасив неуместную в этом доме улыбку, подошла к столу.
– Здравствуйте, Глафира Ивановна! – ровным голосом произнесла я и улыбнулась кончиками губ.
– Здравствуйте, Евгения Михайловна! – без выражения ответила Глафира, ставя поднос на круглый стол.
Тётушка поморщилась. Видимо, при произнесении вслух имени моего отца, решила я, и с удивлением воззрилась на Глашу. Раньше она себе такие вольности не позволяла. Вот повеселится мой папа, когда я ему расскажу об этом!
Глашу я помню с детства, она работает в доме тёти уже очень много лет, придя к ней совсем юной девушкой. Она всегда мне очень нравилась своим добрым сердцем и непоколебимым терпением. Кажется, это самое терпение теперь дало трещину! Интересно, с чего бы это?
– Спасибо, Глафира! – тётушка побарабанила пальцами по своей коленке.
– Приятного аппетита, Женечка! И вам, Мария Степановна! – сказала Глаша и спокойно посмотрела на Марию Степановну. Да это бунт! Чтобы домработница в присутствии хозяйки обратилась ко мне просто по имени – такого я ещё не слыхала! У тётушки отвисла челюсть. Она впилась широко открытыми глазами в Глашу, брови её изумлённо поднялись, а пальцы стали выбивать на коленке совсем уж нервную дробь. Впрочем, надо отдать ей должное, секунду спустя она взяла себя в руки, вновь сжала свои губы и повернулась ко мне.
– Приятного аппетита, Евгения!
– Спасибо, тётя! – клянусь, я сама не ожидала, что из моих уст может вырваться это слово! Мы с Глашей переглянулись. Мария Степановна посерела. Ой, что сейчас будет! – весело подумала я.
– Женечка, я испекла к твоему приходу булочки с маком, как ты любишь! – не обращая внимания на остолбеневшую Марию Степановну, продолжила упрямая Глафира.
– Спасибо, Глаша! – улыбнувшись, ответила я.
На тётушку больно было смотреть.
– Мария Степановна, я ухожу от вас! – не меняя тона, повернулась к хозяйке Глафира и тоже улыбнулась. – Завтра.
– Глаша, у вас что-то произошло? – это сказала я. Моя тётя, кажется, онемела.
– Я выхожу замуж! – с гордостью ответила Глаша.
– Что-о-о? – наконец очнулась Мария Степановна. – Да как ты…
– Скушайте булочку, Мария Степановна! – подвинула к краю стола тарелку Глафира. – Вам не помешает!
– Не заговаривай мне зубы, Глафира! – обратилась на «ты» к домработнице тётушка, сама не заметив этого. – Что ещё за бред несусветный про замужество?
И в этот момент предательски зазвонил мой телефон. Громкая трель заставила вздрогнуть всех. Не обращая внимания на изогнутую дугой тётину бровь, я достала из сумочки трубку. Номер был московский. Странно!
– Извините, важный звонок! – сказала я и нехотя вышла в коридор. Жаль, не досмотрела представление до конца! – Алло!
– Евгения? – поинтересовались на том конце провода.
– Да, слушаю вас, – ответила я незнакомке.
– Меня зовут Анжелика Сергеевна. Я невеста Михаила Чернова.
– Какого ещё Михаила Чернова? – не поняла я.
– Разве рядом с вами их несколько? – едко осведомились из трубки.
Рядом со мной? Я зачем-то покрутила головой.
– Рядом со мной их ни одного!
– Михаил Чернов – это ваш попутчик, Евгения! – чётко, как глухой, пояснила женщина и тут до меня дошло!
– Миша? – дрогнувшим голосом сказала я. – Извините, я не поняла, а вы кто?
– Я его невеста! – чеканным голосом повторила девица.
– Какая невеста? – пролепетала я, чувствуя, как что-то тяжёлое вдруг опустилось мне на плечи.
– Настоящая! И я почему-то не удивляюсь, что Михаил ничего про меня не рассказывал!
– Не рассказывал, – подтвердила я тихо.
– Я и не сомневалась! – усмехнулась тётка. – Он уже не в первый раз отправляется с незнакомками в неизведанные путешествия. Это у него хобби такое.
– Хобби? – глупо переспросила я.
– Хобби! – хохотнула девица. – Но через три недели ему придётся пересмотреть свои привычки, милая Евгения!
– Почему? – я сама не узнавала свой голос.
– Потому что третьего сентября у нас с ним свадьба! Полагаю, что и об этом он вам не сказал.
– Нет, – покачала я головой. – Не сказал.
– Мне даже жаль вас, Женечка, – подобрел голос моей собеседницы. – К сожалению, вы не первая Мишина жертва. Знаете, у него каждый год к концу лета начинается какая-то любовная лихорадка. Он берёт свои вещи и несётся на вокзал, где выискивает очередную глупенькую курочку. Почему-то ему кажется, что вагонный роман, как я называю эти кратковременные интрижки, – это очень романтично! Зная о таких странностях Михаила, я стараюсь внимательнее относиться к нему в этот сложный период. Но в конце июля мне пришлось на недельку лечь в больницу на сохранение, и я не уследила!
– На сохранение? – прошептала я оглушённо.
– Да, милочка, а что вас удивляет? Мы с Мишенькой ждём долгожданного ребёночка. Нам уже семь недель!
– Семь недель, – повторила я. – Семь недель.
– Так вот, Евгения, – голос женщины стал деловым, – если вы не хотите разрушить будущую счастливую семью и оставить ребёнка без отца, вам придётся подумать, каким образом отправить Михаила обратно в Москву!
– Я подумаю, – сжался мой голос.
– Подумайте! – повторила она. – Всего вам доброго, Женечка! И впредь, мой вам совет, – не кидайтесь на первых попавшихся незнакомцев! Они могут оказаться чьими-то мужьями! Прощайте, Евгения! Надеюсь, мы с вами хорошо поняли друг друга!
– Я вас поняла, – ответила я. И нажала кнопку отбоя.
Когда через десять минут, обеспокоенная моим долгим отсутствием, в коридор выглянула Глафира, я тихо сидела на низкой скамеечке и смотрела невидящим взглядом перед собой.
– Женечка, что случилось? – подбежала она ко мне.
– Ничего, Глаша, – разжала я нехотя зубы. – Плохо себя чувствую. Я пойду домой, хорошо?
– Куда ты пойдёшь в таком состоянии, милая? Иди-ка приляг на диван!
– Евгения, в чем дело? – в проёме двери появилась тётушка.
– Мария Степановна, мне нужно идти. Надеюсь, вы с Глашей не обидитесь на меня.
– Почему вдруг такая срочность?
– Так получилось, Мария Степановна. Простите меня.
Поцеловав на прощание Глашу и кивнув тётушке, я выползла из квартиры.
На улице нещадно палило летнее солнце.
– Что ж, – усмехнулась я про себя. – Все сказки когда-нибудь заканчиваются. Даже такие прекрасные, как эта!
Я посмотрела на часы. В квартире тётушки я пробыла недолго. Ребята вернутся только через час. Мои ноги сами понесли меня к пустующей лавочке, стоящей под деревом во дворе тётиного дома. Сев и облокотившись на горячую спинку, я закрыла глаза.
Именно в таком состоянии увидели меня мои, когда Сёмочкин автомобиль подрулил к подъезду.
– Белка, давно сидишь? – высунул голову в окно Семён. Я кивнула. – Что же ты не позвонила? Мы бы раньше приехали!
– Женька, а где мы были! – с этим радостным возгласом, выскочив из машины, бросился ко мне Миша. – Женя? Что с тобой?
Он остановился, не дойдя два шага до лавочки, уперевшись взглядом в мои пустые глаза.
– Миша, ты возвращайся домой, пожалуйста, – тусклым голосом произнесла я.
– Куда – домой? – не понял он.
– В Москву. Всё закончилось, Миша. Уезжай.
– Жень, что случилось? – голос его дрогнул, и он медленно опустился рядом со мной. Я отодвинулась. – Что-то с твоей тётей? Почему ты молчишь?
– Уезжай, Миша, – повторила я. – Сегодня же. Я куплю тебе билет.
– Да что происходит, в конце концов! Женя! Посмотри на меня! – он обхватил ладонями моё лицо и вгляделся мне в глаза.
– Я не хочу больше тебя видеть, – твёрдо сказала я и дёрнула головой. Затем встала и пошла к машине. Миша продолжал сидеть на лавочке.
– Жека, что с тобой? – обеспокоенный Семён выскочил из машины мне навстречу.
– Поехали домой, Сёмочка, я очень устала, – я обошла своего друга и подошла к другой двери. – А Михаил уезжает домой. Ты отвези его на вокзал, пожалуйста.
– Ты что, с дуба упала? – обалдел Семён.
Я пожала плечами и уселась на переднее кресло.
– Женя, у тебя животик болит, да? – спросила Алиска сзади.
– Да, Алиска, у меня болит животик. Семён, скажи ему, пусть садится в машину, мы уезжаем.
– Мишаня, поехали, – бросил Сёма Михаилу и завёл мотор. – По дороге разберёмся!
Но по дороге мы не разобрались. Я не отвечала ни на один вопрос этих двоих, только меланхолично смотрела в боковое окошко.
– Больше никогда, никогда… – твердила я сама себе. – Никогда…
Оставшуюся часть дня я пролежала на Сонькином диване. Одна. С сухими глазами, повернувшись лицом к стене. Плакать почему-то я не могла.
– Женечка, родная моя, что случилось? – Дашка не отходила от меня ни на шаг. – Белочка моя… Что же это такое…
Я не разговаривала ни с кем. Только вскинулась один раз, когда Михаил попытался присесть рядом, и, увидев мои ненавидящие глаза, он встал и молча вышел из комнаты.
